С той ночи, когда Холмин впервые увидел "руку майора Громова", прошла неделя. За это время, кроме исчезновения документов, никаких особенных происшествий в отделе НКВД не произошло. "Рука" больше не появлялась и ничем не напоминала терроризованному его отделу о своем существовании.
Постепенно энкаведисты успокоились и, наверстывая упущенное время, с удвоенной энергией взялись за "выкорчевывание врагов народа". Чистка в городе и прилегающем к нему районе развернулась вовсю; количество арестов, осуждений и расстрелов увеличилось в несколько раз. Энкаведисты "по-стахановски выполняли важнейшие государственные задания".
Коснулась чистка и самого отдела НКВД. По распоряжению Гундосова там было объявлено врагами народа и арестовано несколько следователей и теломехаников. Их коллеги на допросах предъявляли им странные обвинения в том, что до этого никак не считалось преступным в энкаведистской среде: превышение следовательской власти и применение методов физического воздействия к подследственным.
Дважды Гундосов "свистал, всех наверх" - приказывал созывать общие собрания работников отдела, Холмин был на этих собраниях, хотя и мог уклониться от посещения их. Собрания его не интересовали, но он надеялся, что на них, может быть, узнает что-либо новое о майоре Громове и его "руке". Ничего нового узнать ему не удалось: собрания были заполнены обычной болтовней о повышении чекистской бдительности, развертывании чистки, борьбе с врагами народа и тому подобном, давно известном и надоевшем всем собравшимся.
Отдельский буфет Холмин посещал теперь аккуратно. Дуся кокетничала с ним больше, чем с другими, - видимо он ей нравился, - но ничего интересного о "руке" сообщить ему не могла.
- Такое получается, Шура, что все молчат, как рыбы, - отвечала она на его расспросы.
- Не хотят говорить? - спрашивал он.
- Мне сказали бы. Но не знают ничегошеньки. Такого секретного дела тут еще не было…
Дважды Холмин навестил Ольгу Громову. В первый раз она встретила, его по-прежнему холодно и неприязненно, но во второй - несколько приветливее. Он был этим несказанно обрадован и в мыслях начал называть ее Оленькой…
Увлечься по-настоящему "делом руки майора Громова" Холмину первое время мешали сомнения.
- Правильно ли я поступаю? Следует ли помогать энкаведистам? - спрашивал он сам себя.
К этим вопросам он старался подойти с разных точек зрения. Однако, результат таких подходов был одинаковым. Со всех точек зрения получалось, что заключенный, помогающий энкаведистам, поступает более, чем неправильно, поступает предательски по отношению ко всем ущемленным и угнетаемым советской властью.
- Но ведь я же не по своей воле. Меня заставили, - пытался он найти оправдание.
И сейчас же возражал сам себе:
- А зачем в чекистские дела влез? Надо было отказаться.
- Но тогда бы меня расстреляли.
- В конце концов и расстреляют. Без этого не обойдется.
- Бежать нужно, пока есть возможность.
- Но ведь "дело руки майора Громова" очень уж интересное. Хотелось бы его расследовать до конца.
- "Руку" найдешь, а голову потеряешь. Вот и будет тебе расследование…
У героев произведений некоторых писателей иногда происходит этакое внутреннее раздвоение личности. Внутри одного человека вдруг начинают разговаривать двое разных людей: один что-нибудь утверждает, другой не соглашается и возражает. В некоторых случаях это тянется долго, на протяжении нескольких глав, нестерпимо надоедая читателю.
У Холмина, в отличие от вышеприведенного литературного шаблона, произошло "рязпятерение личности". В нем разговаривали сразу пятеро: один утверждал, другой отрицал, третий обвинял, четвертый оправдывался, пятый ехидничал и называл остальных дураками. После долгих разговоров, на которых автор не рискует останавливать внимание нетерпеливого читателя, все пятеро пришли к такому компромиссному решению:
- Искать "руку майора Громова" не для энкаведистов, а для себя. В случае ее нахождения бежать немедленно…
* * *
На телеграмму Бадмаева, из карагандинского концлагеря был получен неожиданный короткий ответ:
"Заключенный Беларский к месту заключения не прибыл".
По настоянию Холмина, начальник отдела сделал несколько телеграфных запросов в разные инстанции НКВД. В результате выяснилось, что по пути в концлагерь, Беларскому удалось бежать и он не разыскан.
- Как же это вы до сих пор не знали о бегстве вашего заключенного? - не без удивления осведомился у Бадмаева Холмин.
Отмахнувшись от него подбородком, начальник отдела ответил спокойно и равнодушно:
- Не знали просто потому, что не интересовались. С момента отправки на этап он перестал быть нашим заключенным. Так что пускай его разыскивают начальник этапа и уполномоченный НКВД соседнего с нами района, где сбежал Беларский. Хотя уполномоченному заниматься поисками беглеца, тоже не интересно. Беларский и для него - чужой заключенный…
К концу недели городской отдел НКВД опять охватила паника. Вызванные Бадмаевым из санатория телемеханики Птахин и Черных, были убиты в купэ спального вагона. Их трупы обнаружили кондукторы, проверявшие билеты на последнем перегоне до степного города.
Узнав об этом, Бадмаев и Гундосов, вместе с Холминым, сейчас же отправились на место происшествия. В залитом кровью купэ вагона они увидели трупы двух энкаведистов с простреленными головами: оба были убиты выстрелами в Затылок.
- А где же… записка? - дрожащими губами прошептал начальник отдела, вглядываясь в трупы.
Знакомых записок, которые ожидал увидеть и Холмин, на трупах не было.
- Может, их убил кто-то другой. - предположил Гундосов, с полуслова поняв вопрос Бадмаева.
- Кто же? - спросил Бадмаев.
- Кто-нибудь из ихних бывших подследственников.
Глаза обоих энкаведистов обратились на Холмина, как бы ожидая от него ответа. Он подумал и сказал:
- Мое мнение несколько иное. По-моему они убиты тоже "рукой майора Громова".
- Почему так думаешь? - спросил Гундосов.
- Во-первых, они убиты тем же способом, что и предшествующие жертвы "руки", во-вторых, убийца, - как вы сами видите, - не оставил никаких следов. Наконец, в-третьих, телемеханики были вне опасности до тех пор, пока вы, гражданин начальник, не вызвали их из санатория в отдел. Есть все основания предполагать, что они видели преступника раньше, и он боялся повторения случая со следователем Якубовичем, боялся быть ими узнанным при встрече.
- Но где же записки? - повторил свой вопрос Бадмаев.
- Сейчас я подумал об этом и вспомнил ваши слова, сказанные мне в самом начале моей сыскной работы у вас, - ответил Холмин, - Вы мне сказали тогда, что Громова телемеханики "не катали на конвейере". Так?
- Так, - подтвердил начальник отдела.
- Следовательно, "рука" не считает их убийцами майора Громова. Но кого из громовцев допрашивали теломеханики Черных и Птахин?
Бадмаев наморщил лоб, припоминая.
- Кажется… Да, конечно, Беларского.
- А еще кого?
- Фамилию другого не помню.
- За последнее время фамилия Беларского стала повторяться слишком часто. Я бы очень хотел его найти, - произнес Холмин в раздумье…
* * *
В тот же вечер, выйдя из отдела, НКВД, Холмин встретил на улице Сержа Вовушева. "Доктор магических наук" был неузнаваем. Костюм из светло-фиолетового коверкота, ядовито желтые остроносые туфли, очень пестрые, и еще более пестрый, небывало крупных размеров, галстук бантиком, красовались на нем. Только его лицо было по-прежнему мятое, хотя и гладко выбритое.
На приветствие Холмина он ответил высокомерно-снисходительным кивком. Холмин бесцеремонно окликнул его:
- Эй, вы! Подите сюда! Есть дело.
- Попрошу вас быть повежливее, - надменно произнес "доктор", подходя в нему. - Какое дело?
- Прежде всего, не пылите и не лезьте в бутылку, - оборвал его Холмин, намеренно выражаясь на воровском жаргоне.
- Как вы смеете?! - возмутился Серж.
- Смею в ваших интересах. Вам грозит шлепка.
Серж, сразу увял, побледнел и пролепетал, шепотом:
- Да что вы?
- Скажите, вы знали такого капитана Шелудяка? - спросил Холмин.
- К сожалению, нет, - ответил Серж.
- Не к сожалению, а к счастью, - поправил его Холмин. Затем он вкратце рассказал ему историю гибели Шелудяка, попутно сообщив о плачевной судьбе людей, рискнувших вызвать недовольство Бадмаева. Свое повествование он закончил советом:
- Постарайтесь, пока вас не разоблачили, отсюда смыться. До вас доходит такое выражение?
- Вполне, - ответил Серж. - Я слышал его в тюрьмах.
- Ах, в тюрьмах? Значит, вы уже побывали в нескольких? Так не лезьте еще в одну…
На, следующий день от "доктора магических наук" в городе тоже не осталось никаких следов.
Глава 8
Сгоревшее лицо
Бадмаев был взбешен. Секретарь только что доложил ему об исчезновении Сержа Вовушева, высказав предположение, что "доктор магических наук", по-видимому, сбежал.
Ожесточенно мотая подбородком и ругаясь, начальник отдела просматривал и подписывал лежавшие перед ним на столе бумаги. По другую сторону стола сидел и молчал Холмин, по обыкновению погруженный в раздумье о "руке Майора Громова".
Под руки начальника отдела попалась ежедневная сводка из Уголовного розыска. Он пробежал ее глазами и раздраженно отбросил в сторону.
- Вот тоже работнички. Присылают мне всякую чепуху. Обнаружен труп с обгорелым лицом. Кому это нужно? Вместо того, чтобы помочь нам в борьбе с врагами народа, они занимаются исключительно уголовщиной.
Холмин протянул руку к сводке.
- Разрешите взглянуть?
- Пожалуйста, если вас интересует эта галиматья…
В сводке, среди сообщений об арестах, кражах, драках и случаях хулиганства, было и краткое описание не совсем обычного убийства, вызвавшее недовольство Бадмаева. Колхозный пастух, разыскивая отбившуюся от стада корову, обнаружил труп человека в лесу, близ железной дороги, в шести километрах от города. Труп лежал вытянувшись вниз лицом, причем его голова и прижатые к подбородку руки были вдавлены в золу давно погасшего костра. Об этом колхозник заявил милиции и был ею арестован "впредь до выяснения".
Прибывшие к месту нахождения трупа, агент. Уголовного розыска Ковалев и судебно-медицинский эксперт, установили следующее: Человек, в карманах одежды которого не оказалось никаких документов, удостоверяющих его личность, был задушен, а затем положен лицом в костер. Его лицо обгорело до неузнаваемости; сильно обгорели и кисти рук. Верхняя одежда на трупе старая, потрепанная и грязная, но белье дорогое и ни разу не стиранное. С момента убийства прошло не меньше двух недель, что определяется степенью разложения тела.
- Интересное дело, - сказал Холмин, возвращая сводку Бадмаеву. - Следовало бы осмотреть этот труп.
Начальник отдела с досадой отмахнулся от него.
- У меня и без этой уголовщины дел хватает. Да и вам не советую в нее впутываться… Ищите мне "руку"! И не вздумайте сбежать, как этот растреклятый Вовушев.
- Не беспокойтесь. Пока по вашему отделу бродят призраки, я только за ними стараюсь бегать. Не дальше. - заверил его Холмин…
* * *
Полковник Гундосов, которому Холмин сообщил о страшной находке в лесу, заинтересовался ею. Даже глаза его на миг стали менее холодными, загоревшись, - как показалось Холмину, - каким-то напряженным и беспокойным любопытством.
- Обгорелое лицо, говоришь? - переспросил энкаведист. - С чего бы это оно, а? Надо поглядеть, браток. Поедем-ка в Угро…
В автомобиле Бадмаева они приехали в Уголовный розыск. Его начальник, - плечистый рыжий и веснушчатый детина средних лет из бывших уголовников, одетый в милицейский мундир, - был неприятно поражен их появлением. Полковник из НКВД мог явиться к нему только с ордером на арест; для таких предположений основания были - недавно в Уголовном розыске началась чистка.
Узнав о цели визита Гундосова и Холмина, начальник облегченно вздохнул, повеселел и, вызвав одного из своих работников, представил его им:
- Это наш агент Ковалев. Он как раз занимается интересующим вас делом.
Агент поклонился молча и как-то лениво и неохотно. Такой поклон вполне соответствовал его наружности, главными чертами которой были небрежность, лень, равнодушие и безразличие ко всему окружающему. Новый, но мятый штатский костюм сидел на нем мешковато, плечи сутулились, длинный щетинистый подбородок упирался в грудь, над ним уныло свисая нос алкоголического цвета, бледное лицо полусонно хмурилось, глаза смотрели под ноги; при этом его правый глаз был почти прикрыт веком, как будто ему слишком тяжело смотреть сразу обоими глазами. Ковалеву, как потом выяснил Холмин, было около тридцати лет, но на вид он казался старше.
- Проводи товарищей из отдела НКВД в мертвецкую. Все, что они пожелают видеть, покажи и дай необходимые объяснения, - приказал ему начальник Уголовного Розыска.
- Слушаюсь, - ответил тот и, с поклоном пропуская их вперед, бросил коротко, но вежливо:
- Прошу!
Прихрамывая на левую ногу, он повел Гундосова и Холмина, через двор, к глинобитному сараю и, открыв его дверь, предложил:
- Пожалуйте.
Холмин и Гундосов вошли и попятились назад от ударившего в нос острого и тяжелого трупного запаха.
- Закурите махорки. Отбивает запах, - посоветовал Ковалев, доставал из кармана кисет с табаком.
Закурили все трое. Затягиваясь толстой самокруткой Гундосов спросил агента:
- Кто у вас тут?
- Разные, - ответил тот. - Отравленный. Утопленник. Зарезанный. Этот обгорелый. Выясняем.
Ковалев оказался удивительно несловоохотливым и говорил очень коротко. Он как бы экономил слова, которые ему лень и жаль было тратить.
Холмин обвел глазами мертвецкую. В грязной глинобитном сарае без потолка и с облупившимися, давно нештукатуренными стенами, стояли полтора десятка деревянных, узких и длинных столов, сверху обитых оцинкованной жестью. Четыре из них были накрыты распоротыми мешками; из под серой мешковины торчали грязные босые ноги с посиневшими ногтями.
- Покажите нам того, что с обгоревшим лицом, - попросил Холмин.
Ковалев молча стянул мешок с одного трупа на столе. Гундосов приглушенно вскрикнул. Веко приподнялось на правом глазу агента и он удивленно спросил:
- Не привыкли? Разве не видели?
- Много видал. После расстрелов и вообще. Но такого видеть не приходилось, - ответил энкаведист, тяжело переводя дыхание.
При первом взгляде на лежащие перед ним человеческие останки, Холмин еле удержался от крика изумления и ужаса. Даже для него, в прошлом часто осматривавшего трупы убитых, вид этих останков был слишком жутким. Они казались такими потому, что у них не было лица: кожа и мясо на нем обгорели до костей. Лицо представляло собой сплошную черную маску с дырами на месте глаз и носа. Из под этой страшной черноты желтоватыми, пятнами выпирали кости подбородка, скул и лба. Зубы скалились в мертвой улыбке безгубого обгорелого рта. Полосы на черепе были сожжены от лба до самой макушки. До костей сгорели и скрюченные пальцы его прижатых к подбородку рук.
Одет он был в гимнастерку и брюки армейского образца, в нескольких местах заштопанные и заплатанные разноцветными, нитками различной толщины, а обут в давно нечищеные и порыжевшие хромовые сапоги.
- Напрасно мы приехали на такое глядеть. Ну и видик. После этого никакая еда долго в глотку не полезет, - хрипло выдавил из себя Гундосов.
Не в силах оторвать глаз от трупа, Холмин ничего не ответил. Промолчал и Ковалев. С полминуты потоптавшись на месте, энкаведист тронул Холмина за руку.
- Поедем, браток, обратно.
Тот ответил, не оборачиваясь:
- Мне еще нужно посмотреть. И спросить кое о чем.
- Ну, гляди, а я поехал. Машину, если хочешь, за тобой пришлю.
- Да-да, пришлите, - бросил Холмин через плечо.
Кивнув головой Ковалеву, Гундосов поспешно вышел из мертвецкой. Агент Уголовного Розыска, посмотрев ему вслед, сказав отрывисто:
- Полковник. А выдержки мало. У вас больше.
Занятый осмотром трупа, Холмин пропустил мимо ушей этот комплимент. Ковалев, вдруг протяжно с повизгиванием зевнув, сказал:
- Извиняюсь. Не выспался. Работы много.
Холмин бросил на него быстрый косой взгляд.
- Ваш намек я понимаю. Хотите от меня поскорее отделаться. Но вы достаточно спали в эту ночь.
Правое веко на глазу агента удивленно приподнялось и вид его стал менее ленивым и сонным.
- Спал? - переспросил он. - Откуда знаете?
- Но глазам вижу, - ответил Холмин.
- Ага. Спал, - подтвердил Ковалев и добавил:
- Но скучно.
- То-есть?
- Стоять. Так. Здесь.
- Я вас долго не задержу. Скажите, кто этот убитый?
- Заключенный.
- Как узнали?
- Нитки.
Холмин наклонился над трупом.
- Да, конечно. Тюремное шитье.
- И грязь, - добавил агент.
- Какая? - спросил Холмин.
- Камерная.
- Грязь на нем, положим, разная. Хотя вот здесь и здесь несомненно камерная.
- Вам знакомая. Очень.
- Почему?! - воскликнул Холмин с удивлением.
- Были в тюрьме.
- Кто вам сказал?
- Никто. По глазам вижу.
Холмин улыбнулся.
- Кажется мы понимаем друг друга без слов.
- Точно, - ухмыльнувшись подтвердил. Ковалев. - Оба агенты. По уголовным делам.
- Знаете меня?
- Догадался. Вы - Холмин. "Руку" ищете. Здесь не найдете?
- Я здесь и не ищу. Просто захотелось временно отвлечься от ее поисков. И познакомиться с этим незаурядным преступлением… Скажите, почему сожгли лицо и руки трупа?
- Ясно. Хотели скрыть.
- Что?
- Лицо. Отпечатки пальцев.
- Убитого?
- Да. И следы.
- Чьи?
- Убийцы. Это бывает. Часто.
- Вы, конечно, правы, - сказал Холмин. - Иных объяснений быть не может. А следов убийцы не нашли?
- Пока нет.
- Можете показать мне место, где был обнаружен труп? Это не займет много времени… Мы поедем туда в автомобиле.
- Пожалуйста. С удовольствием. Вы - мой коллега. Только…
- Что?
- Если начальник разрешит…