Повинуясь выкрикам заместители начальника отдела, энкаведисты послушно потянулись в конец коридора. Дуся взяла под руку Холмина и они пошли вслед за другими.
Зал заседаний отдела НКВД был таким, каких в Советском Союзе тысячи. На деревянном возвышении - в четверть метра над полом - стол с кумачевой скатертью и графином воды и несколько кресел. Перед ними ряды стульев. На стенах портреты Сталина, Молотова, Ежова и других вождей и вождят в золоченых рамках. Слева от стола деревянное сооружение, стоявшее в захудалых лавченках. И называвшееся конторкой до революции, а после нее перекочевавшее в залы заседаний, где и получило пышное название трибуны. Окна, как и во всех комнатах отдела, - с решетками.
Едва энкаведисты успели рассесться по стульям, как в зал Вошло начальство и проследовало к столу на возвышении. Впереди, лихо раскачиваясь, будто по палубе корабля, шагал полковник Гундосов. За ним, сутуло горбясь, шел длинный субъект, на воротнике мундира которого краснели знаки различия старшего лейтенанта, а над воротником хмурилась чрезвычайно озабоченная физиономия. Шествие замыкал майор Бадмаев, а вокруг этой тройки суетливо вертелся Шелудяк.
Начальство стало за столом навытяжку и длинный субъект объявил:
- Есть предложение, товарищи, избрать в почетный президиум нашего внеочередного собрания политбюро ЦК во главе с товарищем Сталиным.
В зале раздались довольно сдержанные, вернее даже жидкие аплодисменты и почетный президиум был избран единогласно. Длинный субъект спросил собравшихся: - Кто имеет предложения по части делового президиума?
- Я имею, - послышался из зала чей-то явно активистский голос.
- Вонмем, товарищи, вонмем, - пронзительно пискнул Шелудяк.
- Предлагаю избрать в президиум, - продолжал некто с голосом активиста, - особого, начальника отдела товарища Бадмаева, его уполномоченного по чистке, товарища Гундосова, секретаря партбюро, товарища Кислицкого, заместителя товарища Шелудяка и нашего нового агента товарища, Холмина, Думаю, что возражений не будет?
Насмешливо подмигнув Холмину, Дуся толкнула его локтем в бок.
- Шура! Вы лезете в начальство.
Он развел руками.
- И рад бы, Дуся, не лезть, да заставляют…
Собрание проводилось по всем правилам советской демократии. Президиум уселся в кресла, а все остальные приготовились скучать на стульях. Гундосов, избранный председателем, предоставил слово для доклада Бадмаеву.
Из этого доклада, выяснилось, что собрание траурное и посвящается памяти убитого прошедшей ночью коменданта. О нем Бадмаев говорил коротко, охарактеризовав его, как светлую личность, выдержанного чекиста и верного сына ленинско-сталинской партии. Значительно подробнее остановился он на преступных действиях "руки майора Громова", призывая всех присутствующих к борьбе с него. Когда начальник отдела кончил доклад, председатель обратился к собранию:
- Может, у кого есть вопросы, братиш… то-есть, товарищи?
Вопросов не оказалось ни у кого, кроме Дуси-буфетчицы. Она, видимо из озорства, задала докладчику вопрос, совершенно неуместный на подобном собрании:
- За что товарищ комендант получил ордена?
В зале послышались смешки. Бадмаев свирепо уперся в девушку своими узенькими глазками и, запнувшись, прогудел в ответ:
- За… выполнение особых правительственных заданий.
Смешки в зале раздались громче. Всем было известно, что никаких особых заданий, за исключением расстрелов, комендант никогда но выполнял.
- Товарищ докладчик! Какие правительственные задания выполнил наш комендант? - не унималась Дуся.
Бледный цвет физиономии Бадмаева сразу сменился бурачным. Он широко раскрыл рот и зал замер в ожидании потока ругательств, готовых извергнуться из начальственной глотки. Но Шелудяк опередил их. Вытянув физиономию в сторону Дуси, он пропищал сладеньким фальцетом:
- Товарищ Дуся! Оный вопрос мы обсудим с вами в-индивидуальном порядке. А покудова замнем для ясности.
Щекотливый вопрос был "замят" и начались "прения" по докладу. Первым выступил уполномоченный Ежова. В своей речи он упирал на то, что в борьбе против "руки майора Громова" необходимо ежедневно "свистать всех наверх" и вообще действовать по-флотски. Выступивший вслед за ним длинный субъект - секретарь партийного бюро Кислицкий - долго и уныло талдычил о повышении классовой бдительности, самоотверженной чекистской работы и политической учебе. Шелудяк визгливо ругал врагов народа, в том числе и "руку", и грозил им тягчайшими карами, а трое активистов из зала давали, "стахановские обязательства по-развертыванию соцсоревнования". Собрание было по-советски бестолковым и никому из его участников ненужным.
Сидя за столом президиума, Холмин еле удерживался от зевоты. Вдруг он, над самым своим ухом, услышал, шепот наклонявшегося к нему сбоку Гундосова:
- Ты, браток, тоже должен чего-нибудь такое сказануть.
Холмин ответил ему также шепотом:
- Да мне и говорить-то нечего. Без меня сказали достаточно. Мне, как иногда выражаются на собраниях, остается только присоединиться к мнению предыдущих товарищей ораторов.
- Нет, браток, выступить нужно, - повелительно произнес энкаведист и, не дожидаясь согласия Холмина, крикнул в зал:
- Слово имеет наш спецагент, товарищ Холмин!
Шелудяк тихо и насмешливо взвизгнул:
- Вонмем, об чем нам трепанется сей уголовощный вьюноша.
Холмин был принужден встать из-за стола и подойти к деревянному сооружению с пышным названием. Он не любил выступать на собраниях и свою вынужденную речь начал весьма неохотно:
- До меня здесь говорили много, но никаких конкретных предложений по расследованию дела, так называемой "руки майора Громова" я, к сожалению, не слышал. Между тем, для некоторых из вас и для меня это сейчас очень важно. Начальник отдела НКВД приказал мне, - во что бы то ни стало, найти преступную "руку", поставив при этом весьма жесткие условия. Я прошу вас всех помочь мне. Не только факты о "руке", но даже ваши подозрения и предположения могут быть ценны и, возможно, ускорят расследование дела. Давайте вместе, сообща искать преступника или преступников. Ведь опасность грозит каждому из вас…
- И вам, Дуся, тоже. Так что, не очень смейтесь, - мотнул подбородком Бадмаев на девушку, слушавшую Холмина улыбаясь и с видимым удовольствием.
- Мне? - громко удивилась буфетчица. - А я причем тут? Я майора Громова не убивала.
Зал хором ахнул. Начальник отдела многоэтажно выругался и, ударив кулаком по столу, яростно загудел:
- Дуська! Если ты еще раз пикнешь, если вздохнешь даже, знаешь куда я тебя отправлю? На конвейер!
- Ой, мама! - вскрикнула перепуганная девушка.
Это у нее получилось так комично, что зал грохнул хохотом. Всеобщий смех окончательно вывел из себя Бадмаева. Колотя кулаками по столу, он гудел что-то неразборчивое. Шелудяк панически тонко взвизгивал. Секретарь партийного бюро Кислицкий, отчаянно размахивая длинными руками, тщетно взывал:
- К порядку, товарищи! К порядку!..
Начавшийся скандал прекратил Гундосов.
Он крикнул зычно и властно, заглушив шум и смех в зале:
- Ша, братва! Полундра! Заткните глотки! Слушай мою команду!
Зал сразу утих. Гундосов продолжал:
- Есть предложение прекратить прения. Кто против? Никого? Принято единогласно, братишечки. Резолюцию выработаем после. Собрание считаю закрытым. Все - на свою вахту!
Энкаведисты стали расходиться по своим кабинетам. Холмин поспешно подошел к Дусе.
- Что вы наделали, Дуся? Ведь вам за это попадет. Разве так можно?
Она беззаботно махнула рукой.
- Не попадет. За меня Дондеже заступится. Все это ерунда. А вот другая штука мне не нравится.
- Какая штука?
- Что и вы меня тоже ругаете.
Холмин попытался заговорить с нею нравоучительно-строгим тоном:
- Дуся! Вас нужно не ругать, а просто… постегать розгой. Как шалунов дошкольного возраста. Если б я был вашим мужем…
Она прервала его с улыбкой:
- А вы попробуйте.
- Что? Постегать вас розгой? - спросил он.
- Нет. Стать моим мужем.
- С вами… Дуся, невозможно разговаривать серьезно.
Девушка полуобиженно, полушутливо надула губы.
- Ну и не надо. Не разговаривайте. Вот с вами кое-кто другой сейчас разговаривать будет. К нам направляется и с вас глаз не спускает.
- Кто? - спросил Холмин.
Дуся кивнула головой в сторону.
- Палач один, вроде Дондеже. Сегодня утром из служебной командировки вернулся, Следователь по громовскому делу, капитан Якубович. Он самый майора под пулю и подвел.
Холмин посмотрел по направлению ее кивка. К ним действительно шел незнакомый ему энкаведист, внешность которого представляла собой сплошной испуг. Его рыжая, стриженая ежиком голова была втянута в сутулые, часто вздрагивающие плечи, худое, испитое лицо - бледно и встревожено, глаза беспокойно бегали по сторонам, руки и колени тряслись.
- Так, я не буду вам мешать. А вы с ним недолго болтайте. Жду вас обедать. Пока, - сказала девушка, уходя.
- Всего хорошего, Дуся, - крикнул ей вслед Холмив.
Энкаведист подошел к нему и тихо произнес дрожащим голосом:
- Товарищ агент. У меня к вам дело. Очень серьезное. Нужно поговорить наедине.
- Пожалуйста. Отойдем в сторону и поговорим, - предложил Холмин.
Отрицательно замотав головой, энкаведист снизил голос до шепота:
- Здесь много народу. Подслушать могут. Нельзя здесь.
- А где же?
- В моем кабинете. Второй этаж, слева от лестницы первая дверь. Там у меня один подследственник сидит, но я его отпущу в камеру. Приходите, скажем, через полчаса, когда все разойдутся на обед.
- Хорошо. Но в чем дело, все таки?
- Складывается очень опасная ситуация. В общем, я знаю, кто - "рука майора Громова". Я сразу догадался.
- Что?!. - вскрякнул пораженный Холмин.
- Тише, товарищ агент. И никому ничего не говорите. Особенно им, - тревожно зашептал капитан Якубович, глазами показывая на стол президиума.
Там, возле него, стояли, разговаривая, четверо; Гундосов, Бадмаев, Кислицкий и Шелудяк. Их глаза были устремлены на Холмина и его собеседника. Под взглядом кого-то из них, Якубович, вдруг лихорадочно задрожав, поспешно отошел от Холмина.
Глава 15
"Это не человек…"
Торопливо вбежав в буфет, Холмин поискал: глазами Дусю. Она, хотя и была очень занята, вместе с двумя подавальщицами разнося еду и напитки переполнившим буфетную комнату энкаведистам, но сейчас же подошла к нему.
- Шура! Как только место за столиком освободится, сейчас же занимайте его… А когда обедающие немного схлынут, я к вам присоединюсь. И мы вместе пировать будем.
Холмин развел руками.
- К сожалению, Дуся, не могу! У меня только полчаса времени. Предстоит неотложное дело.
- Опять? - недовольно нахмурила брови буфетчица.
Он умоляюще сложил руки на груди.
- Дусенька! Не могу. Мне бы за прилавком перекусить на скорую руку. Пожалейте голодающего.
Девушка улыбнулась.
- Ладно. Что с вами поделаешь. Закусить я вам сейчас подам. Но вы хоть к ужину-то не забудьте придти.
- Приду, приду…
Наскоро закусив и выпив стакан вина, Холмин отправился к следователю Якубовичу, хотя до назначенного времени встречи с ним и оставалось еще около пяти минут. Холмину хотелось поскорее узнать у энкаведиста подробности того, о чем последний боязливо ему сообщил.
В отделе НКВД было безлюдно. Только на площадке лестницы второго этажа, за поворотом которой начинался коридор, стоял одинокий часовой с винтовкой. Поднявшись по лестнице во второй этаж, Холмин завернул за угол коридора и постучал в дверь, указанную ему Якубовичем. На его стук никто не ответил. Он постучал сильнее, Но за обитой толстым войлоком дверью было тихо; ни один звук не доносился оттуда. Тогда Холмин, нажав на ручку двери, толкнул ее… Она оказалась незапертой и распахнулась от толчка.
Холмин шагнул в кабинет следователя и ошеломленный замер на пороге. Его глазам представилось неожиданное и жуткое зрелище… На "подследственном стуле" у двери сидел потерявший сознание человек с окровавленным лицом. Руки у него были заложены за спину и прикованы к стулу наручниками.
Через решетчатое окно на пол косо падали лучи заходящего солнца, образуя светлые прямоугольники. Под этими прямоугольниками лежала на полу человеческая фигура, раскинув руки в стороны. Ноги человека были согнуты в коленях, загораживая его лицо от взгляда Холмина, остановившегося на пороге. Лежащий был одет в мундир энкаведиста. Взволнованный этим зрелищем и предчувствием непоправимого, Холмин подбежал к нему, напряженно всматриваясь в его лицо.
Предчувствие не обмануло Холмина. Перед ним лежал мертвый следователь Якубович, с которым он разговаривал всего лишь-полчаса тому назад. Энкаведист был убит, видимо, совсем недавно, может быть, за несколько минут до того, как Холмин вошел к его кабинет. На лицо трупа, ярко освещенное одним из солнечных квадратов, медленно наползала желтизна смерти, а его запрокинутую назад голову окружал кровавый венчик, с каждой секундой растекавшийся все шире. Холмин дотронулся до руки мертвого - она была еще теплая.
Капитана Якубовича убили точно так же, как до него коменданта отдела НКВД, выстрелом в затылок. К груди убитого, английской булавкой сквозь сукно мундира, была пришпилена уже знакомая Холмину записка: тот же мужской энергичный почерк и те же слова о "руке майора Громова", которые он читал в трех предыдущих записках. Она отличалась от них только бумагой. Те были написаны на серых полулистках из школьной тетради, а эта - на плотном белом квадрате. По качеству бумаги этого листка и по тому, что одна сторона его была слегка косая и волокнисто-зубчатая, можно было предположить, что он вырван из какого-то служебного блокнота.
На лице убитого застыло выражение не ужаса, как у коменданта или Карнаухова, а торжествующего злорадства и ярости. Рот его был раскрыт предсмертным криком.
Наскоро осмотрев труп, Холмин выбежал в коридор и крикнул:
- Эй, кто нибудь! Скорее сюда!
Из-за угла лестничной площадки высунулся часовой и спросил:
- Что там такое?
- Идите сюда! - крикнул Холмин.
- Не имею нравов сойтить с поста! - ответил часовой.
Холмин подошел к нему.
- Сколько времени вы стоите здесь на посту?
- Да, пожалуй, с полчаса. Заступил на дежурство сразу посля собрания.
- Кого за эти полчаса видели в коридоре?
- Окромя вас, товарищ агент, никого. Потому, как все работники отдела, сразу посля собрания, пошедши обедать.
- А выстрел вы слышали?
- Слыхал.
- И что же? Не обратили внимания?
- Чего на них внимание обращать? У нас, товарищ агент, стрельба не в диковину. Бывает, что и днем в комендантской подрасстрельных ликвидируют.
- Выстрел был не в комендантской.
- A где же?
- В кабинете следователя Якубовича. Он убит…
Винтовка в руке часового дрогнула, лицо его побелело и он боязливо спросил:
- Опять "рука майора Громова"?
- Кажется, - ответил Холмин. - Надо кого-нибудь из комендатуры позвать.
- Не могу я пост покинуть, хотя мне и страшно тут теперь, - плачущим голосом сказал часовой. - Зовите сами, товарищ агент.
Холмин поспешно спустился по лестнице и, вбежав в комендатуру, крикнул дежурному:
- Капитан Якубович только что убит в своем кабинете!
- Не может быть, - не поверил дежурный.
- Идите и посмотрите сами.
- А ну, пошли!..
Войдя в кабинет Якубовича, дежурный осмотрел труп и сказал, покачивая головой:
- Действительно. И этого, значит, "рука" прикончила. Что же дальше будет, товарищ агент?
- Не знаю, - ответил Холмин, пожав плечами, - а пока следует вызвать кого-нибудь из начальства.
- Это я в момент. Сейчас сяду за телефон, - сказал энкаведист.
Он ушел. Холмин остался в кабинете и занялся приведением в чувство потерявшего сознание подследственного. Он тряс его, хлопал по щекам, обмахивал ему лицо первой попавшейся под руку папкой со следственным "делом". Все эти усилия были тщетны; неподвижное тело не шевелилось. Тогда Холмин выплеснул ему в лицо стакан воды из графина, ставшего на следовательском столе. Человек вздрогнул и застонал, не раскрывая глаз.
- Вы меня слышите? - спросил Холмин.
- Да, - прошептал подследственник.
- Откройте глаза! - приказал Холмин.
Подследственный повиновался. Его веки дрогнули и в лицо Холмина уперлись глаза, полные страха.
- Слушайте меня внимательно и отвечайте на мои вопросы, - продолжал Холмин. - Что здесь произошло? - обвел он кабинет рукой.
- Ужас… это такой… ужас… Кошмар, - прерывисто зашептал человек. Его глаза испуганно глянули вправо и влево и остановились на трупе Якубовича.
- Он убит? - спросил подследственный шепотом.
- Да, - подтвердил Холмин. Кто его убил?
- Не знаю… не знаю. - простонал подследственный.
- Но ведь вы же были здесь. Вы видели. Расскажите мне все, что вы видели. Спокойно и не торопясь.
Сдавленным голосом, прерываемым стонами я долгими паузами, подследственный начал рассказывать:
- Следователь Якубович допрашивал меня и бил по лицу. Закончив допрос, хотел отправить в камеру. Но, в это время, пришел некто в шинели… - У него было жуткое лицо… мертвое лицо. И весь затылок - в крови. Он был мертвым больше, чем теперь вот этот… труп. Но он ходил… Я очень испугался, а Якубович нисколько. Он вскочил из-за стола, и, расстегивая кобуру нагана, кинулся к тому, кто был в шинели. И крикнул ему: - "Ты меня не проведешь! Я тебя знаю!" Тогда лицо того - в шинели - сделалось таким страшным, что я закрыл глаза. Потом я услышал выстрел и потерял сознание.
- Раньше вы никогда, не видели лица того, кто был в шинели? - спросил Холмин.
Подследственный не успел ответить. В кабинет быстро, вошли встревоженные Гундосов и Бадмаев в сопровождении секретаря последнего. Начальник отдела, с посеревшим расстроенным лицом, подойдя к трупу, молча уставился на него неподвижным взглядом. Гундосов, мельком взглянув на убитого, обратился к Холмину:
- Ты уже тут, браток? Быстро. Прямо по-флотски. Ну-ка, расскажи, как тут из живого человека труп сотворили.
Холмин коротко рассказал о том, как он обнаружил труп и что ему сообщил подследственный. Во время его рассказа комната, наполнилась людьми. Пришли Шелудяк, Кислицкий, новый комендант и еще десятка полтора энкаведистов. Слушая Холмина, они плотным кольцом окружили труп; лица некоторых из них были бледны и испуганы.
Когда Холмин закончил свой рассказ, Гундосов, покачав головой, выразил сомнение в правдивости его слов:
- Ты, браток, наговорил нам таких разных разностей, которые ни в какое ухо не лезут. На басни подвыпившего боцмана похоже. Не верится мне.
- Можете не верить, но я говорю то, что видел и слышал. - обиженно возразил Холмин.
Капитан Шелудяк, потянувшись к нему своей физиономией, ехидно подмигнул и пропищал:
- Рановато на дыбы встаете. Вы бы нам, допрежь того, пояснили всю подноготную без трепни.
- Мне объяснить больше нечего.
- А может, вы сами его того-с? - кивнул на труп Шелудяк.
- Что? - не понял Холмин.
- Ликвиднули-с.