С пяти вечера за Фредом Липтоном следил Коттон Хоуз. Расположившись в седане напротив фирмы по продаже недвижимости, он увидел, как Липтон вышел на улицу, запер дверь и двинулся к своему "форду", припаркованному в квартале от здания. Соблюдая все меры предосторожности, Хоуз прокатился за Липтоном до его дома в полутора милях от Ашмид-авеню. Там он провел в унылом ожидании еще четыре часа, после чего его усилия были вознаграждены появлением объекта на улице. Липтон снова сел в "форд" и покатил в бар под странным названием "Эй! Эй! Веселей!". Поскольку Липтон не знал Хоуза в лицо, не догадывался о его намерениях, а кроме того, вывеска у входа обещала танцовщиц "топлесс", Хоуз решил, что есть смысл продолжить наблюдение в помещении. Когда он вошел, то его ждало запланированное разочарование. В этом городе девочки выступали не совсем "топлесс", а с легким довеском в виде прозрачного лифчика или звездочек на сосках. При том, что улицы кишмя кишели проститутками, Боже сохрани танцовщице продемонстрировать свои обнаженные грудные железы какому-нибудь разине из Сиу-Сити. Правда, танцовщицы, обычно были молоденькие и хорошенькие, старательно виляли попками под фонограмму на радость джентльменам на табуретах у стойки бара. Но "Эй! Эй! Веселей!" являл собой грустное исключение из правил. Девочкам было сильно за тридцать и они трудились в поте лица, но не вызывали того эротического отклика в аудитории, который предполагало подобное шоу. Коттон Хоуз сидел и скучал, мужественно выдерживая волны обрушивающегося на него электронного грохота. Он угрюмо косился на четырех танцовщиц, выделывавших положенные коленца. Время от времени он посматривал и на Фреда Липтона. Хоуз мрачно отметил про себя, что скорее всего, стереосистема обошлась хозяевам этого заведения дороже, чем исполнительницы, но в конце концов это был Калмспойнт, а не Айзола, и привередничать не следовало.
Липтон, похоже, был на короткой ноге с одной из танцовщиц, тридцатипятилетней крашеной блондинкой с силиконовыми грудями, увенчанными звездочками, и полными ягодицами. Закончив номер, она присела у стойки бара и, перекинувшись с Фредом несколькими фразами, проследовала к его столику в углу. Липтон заказал для нее выпивку, и они проговорили с полчаса, после чего блондинка снова выбралась на эстраду, чтобы продемонстрировать свои пышные формы гостям бара, которые следили за ней выпучив глаза, словно увидели великую балетную актрису, прогремевшую на весь мир в "Лебедином озере". Липтон заплатил по счету и удалился. Хоуз двинулся за ним следом, не испытывая никакого сожаления, что не может досмотреть представление. Липтон вернулся к себе домой, поставил "форд" в гараж и поднялся наверх. Решив, что теперь его объект завалится на боковую, Хоуз поехал обратно в "Эй! Эй! Веселей!", где заказал виски с содовой, надеясь вступить в контакт с толстозадой блондинкой.
Он сумел это сделать после того, как она закончила свой номер, как две капли воды похожий на предыдущие три, пять или пятьдесят пять номеров, исполненных ею в этих стенах. Когда она направилась то ли в уборную, то ли в артистическую, Хоуз загородил ей дорогу, чарующе улыбнулся и сказал:
- Вы прекрасно танцуете. Позвольте мне заказать вам что-нибудь выпить.
- Пожалуйста, - тотчас же ответила девица, подтвердив тем самым справедливость гипотезы Хоуза насчет того, что в ее служебные обязанности входило раскалывать клиентов на дополнительные порции разбавленного виски или имбирного пива, замаскированного под шампанское. Она отвела его к тому самому столику, где ранее сидела с Липтоном, и тотчас же, словно из-под земли, вырос официант с блокнотом и карандашом наготове. Девица заказала двойной бурбон с содовой. Возможно, фокус с шампанским не проходил по причине того, что местные предпочитали что-то попроще. Так или иначе Хоуз быстро заказал себе скотч с содовой, улыбнулся и сказал:
- Вы действительно здорово пляшете. Давно тут работаете?
- Ты полицейский? - вдруг спросила его собеседница.
- Нет, - отозвался Хоуз, сбитый с толку ее проницательностью.
- Тогда жулик?
- Нет.
- Тогда зачем ты носишь пушку?
- Кто это сказал? - пробормотал Хоуз.
- Я тебе говорю! Справа, на бедре. Я сразу заметила, как она топорщится, когда мы говорили в проходе. А потом, когда мы шли к столику, я прижалась к тебе и поняла, что это точно железка.
- Ты не ошиблась, - признался Хоуз.
- Значит, ты из полиции?
- Не совсем. Я охранник. Ночной сторож. Фабрика на углу Клайна и Шестой.
- Врешь. Если ты ночной сторож, то почему не дежуришь на своей фабрике?
- Я заступаю в полночь.
- А до этого напиваешься?
- Только изредка.
- А куда ты уходил - ты ведь уже здесь появлялся? - продолжала допрос девица.
- Значит, ты обратила на меня внимание? Очень приятно, - Хоуз сделал отчаянную попытку перевести разговор в традиционную плоскость трепа между мужчиной и женщиной, подальше от опасных глубин.
- Обратила, - равнодушно пожала плечами блондинка. - А что? Ты такой рослый и волосы у тебя рыжие. Как не заметить? Тебя небось зовут Ред?
- Меня зовут Хэмп.
- Это еще что такое?
- Уменьшительное от Хэмптон.
- Это имя или фамилия?
- Фамилия. Я Оливер Хэмптон. А тебя как зовут?
- Мое имя на афише. Не заметил?
- Увы.
- Меня зовут Ронда Спир.
- Настоящее имя?
- Сценическое.
- А настоящее как?
- А зачем тебе? Чтобы позвонить ночью и дышать в трубку?
- Позвонить я могу, но дышать не стану.
- Если не дышать, можно отдать концы, - заметила Ронда и рассмеялась. Потом залпом осушила стакан и сказала: - Можно мне еще один двойной бурбон?
- Запросто, - сказал Хоуз и, жестом позвав официанта, заказал по второй. - И сколько же ты выпиваешь за вечер? - поинтересовался он.
- Штук десять-двенадцать, - ответила блондинка. - Это же кока-кола. Раз ты из полиции, то должен знать.
- Я не из полиции и первый раз слышу про кока-колу, - отозвался Хоуз.
- Я разбираюсь в полицейских, - сказала Ронда. - А ты знаешь про кока-колу. - Она посмотрела на него в упор и спросила: - Что тебе от меня надо, начальник?
- Небольшая беседа.
- О чем?
- Ну хотя бы о том, почему ты рассказываешь полицейскому, если я, по-твоему, полицейский, что он платит за бурбон, а получает кока-колу.
Ронда пожала плечами:
- А что такого? Если бы эту дыру решили прикрыть, это сделали бы давным-давно. Но в участке все на подкорме - от лейтенанта до последнего патрульного. Мы даже иногда танцуем совсем с голыми сиськами. Нам не мешают. Так ты для чего пришел, начальник - получить свой кусок пирога?
- Я не полицейский, - тупо сказал Хоуз. - По мне, можешь выпить ящик кока-колы и танцевать с голой попой.
Ронда вдруг рассмеялась совсем по-девчоночьи. Искреннее веселье сильно изменило ее внешность - она вдруг на мгновение стала такой, какой, наверное, была, когда еще не успела очерстветь душой. Смех стих, милый образ растаял.
- Спасибо, солнышко, - сказала она официанту, подняла стакан и обратилась к Хоузу: - Ну ладно, пусть ты не из полиции. Какая разница?
- Салют! - сказал Хоуз, поднимая свой стакан.
- Салют! - сказала Ронда, и они оба выпили. - Ну а если ты не из полиции, то чего тебе нужно?
- Ты хороша собой! - сказал Хоуз.
- Так ты за мной следишь?
- Конечно. Так вот он, наверное, не обсуждал с тобой, почем тут кока-кола.
- Откуда тебе известно, о чем мы с ним толковали?
- Я ничего не знаю, просто я хотел сказать, что красивая женщина…
- Угу…
- Пользуется вниманием мужчин. Так что чего удивляться, если я проявил к тебе интерес? Вот, собственно, все, что я хотел сказать, - закончил Хоуз и пожал плечами.
- А ты не глуп, - заметила Ронда. - Прямо обидно…
- Что?
- Что ты работаешь в полиции.
- Слушай, сколько раз я тебе должен повторять? Я…
- Ты полицейский, - равнодушно перебила его Ронда. - Не знаю, что тебя интересует, но внутренний голос подсказывает мне, что нам лучше попрощаться. На всякий случай.
- Я ночной сторож, - уныло сказал Хоуз.
- Конечно. А я Лилиан Гиш. Ладно, разберись с официантом, а я пошла.
Она двинулась к стойке. Красные трусики, казалось, вот-вот лопнут, выпуская на свободу ее ягодицы. Хоуз вздохнул, расплатился и ушел.
9
В субботу утром в ожидании результатов анализа правой теннисной туфли, обнаруженной в картонном ящике у дома Эллиота, Карелла решил позвонить в три местные больницы, чтобы выяснить, не обращался ли случайно за медицинской помощью Сэнфорд Эллиот, растянувший сухожилие. Разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы названивать местным частным врачам. Карелла решил, что если ему не повезет с больницами, то он забудет о дальнейших расспросах. Но в тот день счастье оказалось на его стороне. Уже второй звонок оказался удачным.
В отделе скорой помощи больницы Буэнависта в тот день дежурил японец доктор Юкио Ватанабе. Он сказал, что, поскольку сейчас они не перегружены работой, он может проверить по журналу эту фамилию. Он добавил, что если бы Карелла позвонил час назад, то ему бы дали от ворот поворот, поскольку они разбирались с пострадавшими при дорожно-транспортном происшествии, где столкнулись три машины.
- В жизни не видел столько крови, - произнес японец с каким-то, как показалось Карелле, воодушевлением. - Ну да ладно, какой период вас интересует? Журнал передо мной.
- Между восьмым и пятнадцатым, - сказал Карелла.
- Этого месяца?
- Да.
- Как фамилия?
- Сэнфорд Эллиот.
- Говорите, растяжение?
- Да.
- Смотрю…
Воцарилось долгое молчание. Потом Карелла услышал:
- Пока ничего.
- Где вы?
- В районе одиннадцатого, - сказал Ватанабе и снова замолчал.
- Такого нет, - наконец возвестил доктор.
- Может, вы посмотрите и позже, - попросил Карелла. - Если у вас еще есть время.
- Какой период?
- Еще недельку.
- У нас всегда есть время, пока не привезут кого-то с пробитой головой… Так, так. Говорите, Сэнфорд Эллиот?
- Да.
Было слышно, как Ватанабе листает страницы.
- Есть такой, - вдруг провозгласил он.
- Когда он к вам обращался?
- В понедельник девятнадцатого. С утра.
- В котором часу?
- Десять минут восьмого. Им занимался доктор Голдстейн. - Ватанабе помолчал, потом спросил: - Вы сказали, у него растяжение?
- Да. На самом деле что-то другое?
- Тут записано не то. Он обратился за помощью от ожогов. Ожоги третьей степени. Ступни, лодыжка и икра на левой ноге.
- Спасибо, - сказал Карелла.
- Ну что, это прояснило ситуацию?
- Скорее, запутало. Но все равно большое спасибо.
- Не за что, - сказал доктор Ватанабе и положил трубку.
Карелла уставился на телефонный аппарат. Это было лучшим вариантом поведения, когда у вас нет никаких соображений. Очевидно, утешение состояло в том, что телефон был решительно бессмысленным предметом, пока не начинал звонить. Карелла ждал, когда же он зазвонит, но тут в отдел вошел Мисколо. Он принес утреннюю почту.
Женщина была просто очаровательна. Правда, никто не знал, как ее зовут. Впрочем, было ясно, чем она занималась. Она снималась в немом кино. У звезд кино той эпохи во взгляде есть нечто, позволяющее безошибочно угадать их профессию даже тем, кто никогда не видел немых фильмов с их участием. Детективы, разглядывавшие портрет, были слишком молоды, чтобы видеть фильм с участием этой актрисы, но когда они поняли, что это звезда немого кино, они принялись рыться в памяти, перебирая имена знаменитостей.
Они стали наперебой называть фамилии и припоминать, не видели ли этот портрет в статьях, посвященных соответствующей звезде.
- Глория Свенсон? - вопрошал Коттон Хоуз.
- Нет, я помню, как выглядела Глория Свенсон, - говорил Мейер. - Это точно не она.
- Долорес дель Рио? - продолжал Хоуз.
- Нет. Долорес дель Рио очень сексуальна, - сказал Карелла. - Кстати, я недавно видел картину с ее участием. Нет, это не она.
- А чем вам не нравится эта красотка? - спросил Мейер. - По-моему, она выглядит очень сексуально.
- Норма Талмадж? - говорил Хоуз.
- А кто такая Норма Талмадж? - поинтересовался Клинг.
- Уберите отсюда малолетних, - сказал Мейер.
- Нет, серьезно, кто такая Норма Талмадж?
- Может, Марион Девис?
- Нет, вряд ли, - пробормотал Карелла.
- А кто такая Марион Девис? - не унимался Клинг, и Мейер неодобрительно покачал головой.
- Джанет Грейнор? - продолжал свой перечень Хоуз.
- Нет.
- Пола Негри?
- Я знаю Полу Негри, - встрял Клинг. - Женщина-вамп.
- Нет, это была Теда Бара, - поправил его Мейер.
- Правда? - удивился Клинг.
- Долорес Костелло?
- Нет.
- Мей Марри?
- Вряд ли.
Зазвонил телефон. Хоуз снял трубку.
- Восемьдесят седьмой участок, детектив Хоуз. Так, так. Минуточку. Наверное, вам надо поговорить с Кареллой. - Он протянул трубку Стиву со словами: - Лаборатория. У них появилось заключение по твоей туфле.
Через витрину магазина Эллиота Карелла увидел его в обществе двух мотоциклистов. Один из байкеров был Янк, здоровенный детина, с которым он потолковал накануне. Тогда Янк восседал на стуле и курил сигару, а теперь расхаживал по магазину, разглядывая статуэтки и не обращая на Эллиота никакого внимания. Зато его приятель грозил пальцем хозяину, словно прокурор из третьеразрядного детективного фильма. Эллиот, опершись на костыли и подавшись вперед, с серьезным видом, слушал, что ему говорит молодой человек, и время от времени кивал. Затем второй мотоциклист оставил Эллиота в покое, похлопал по плечу Янка и двинулся к выходу. Карелла поспешил укрыться в соседнем подъезде. Когда они проходили мимо, Карелла смог рассмотреть приятеля Янка - это был коренастый невысокий парень с изрытым оспой лицом и шаткой походкой матроса. На его куртке белело имя Окс. Он что-то сказал Янку, и тот расхохотался.
Карелла выждал еще минуту и затем вошел в магазин Эллиота.
- У вас тут побывали двое ценителей искусства, - заметил он. - Они что-нибудь приобрели?
- Нет.
- Что они хотели?
- Что вы-то от меня хотите? - спросил Эллиот.
- Кое-какие ответы.
- Я и так вам на все ответил.
- Но я задал не все вопросы.
- Может, вам стоит напомнить мне о моих правах?
- Это стандартное оперативное мероприятие, и я пока не собираюсь вас задерживать, поэтому ваши права тут ни причем. На них никто не посягает. У меня есть несколько простых вопросов, и я хотел бы услышать несколько простых ответов. Я расследую убийство.
- Мне про убийство ничего не известно.
- На месте преступления найден ваш башмак.
- Кто это сказал?
- Я. И криминалисты. Как он там очутился?
- Понятия не имею. Я выбросил старые теннисные туфли на помойку недели две назад. Наверное, кто-то ими воспользовался.
- Когда я выудил один башмак из вашей помойки, вы сказали, что видите его первый раз в жизни. Нет, Эллиот, либо одно, либо другое. Кстати, вы не могли выбросить их на помойку две недели назад, потому что два дня назад я видел на вашей правой ноге один из них. Что вы на это скажете? Будем говорить по-хорошему или вам хочется прокатиться в наш участок?
- За что? Вы собираетесь обвинить меня в убийстве?
- Это не исключено.
- У вас ничего не выйдет, - сказал с жаром Эллиот. - Я, конечно, не юрист, но сильно сомневаюсь, что вы сумеете построить дело на рваном башмаке, который нашли в пустом доме, где кого-то убили.
- Откуда вам известно, что мы нашли там башмак?
- Я прочитал про убийство в газетах.
- Откуда вы знаете, какое именно убийство мы расследуем?
- Вы же показывали мне снимок. Не надо быть гением, чтобы связать его и убийство в…
- Одевайтесь, Эллиот. Мы едем в участок.
- Вы не можете меня арестовать! Кто вы, собственно, такой? Вы надо мной издеваетесь, да? У вас нет ничего, на чем можно построить обвинение!
- Вы так думаете? - осведомился Карелла. - Лучше послушайте статью из уголовно-процессуального кодекса: "Сотрудник службы охраны порядка имеет право арестовать лицо, которое он подозревает в совершении того или иного преступления, причем без предъявления последнему ордера на арест, если у него имеются достаточные основания подозревать, что преступление имело место, во-первых, и данное лицо могло совершить его, во-вторых…"
- Теннисная туфля - это достаточное основание? - пробормотал Эллиот.
"…Даже если впоследствии будет установлено что данное преступление не было совершено, или, если и было совершено, то не лицом, подвергшимся аресту", - закончил Карелла. - В общем так, Эллиот, мне доподлинно известно, что преступление было совершено вечером восемнадцатого апреля и что на месте преступления был найден башмак, принадлежащий вам. Это дает мне основание предположить, что вы были там до или после совершения убийства. В любом случае у меня есть все основания для ареста. Может, вы мне расскажете, как растянули лодыжку? Или это разрыв ахиллова сухожилия?
- Это растяжение.
- Расскажете здесь? Или припасете историю для нашего детективного отдела? Чтобы послушали и мои коллеги?
- Ничего я вам не стану рассказывать! А если вы притащите меня в ваш отдел, то вам придется напомнить мне о моих правах. А когда вы напомните, я откажусь отвечать на ваши вопросы…
- Сначала приедем, а потом уже и будем думать, как быть.
- Вы только зря тратите время, Карелла, и сами прекрасно это понимаете.
Они уставились друг на друга. На лице Эллиота появилась высокомерная усмешка, в глазах читался вызов. Карелла решил принять его, хотя внутренний голос подсказывал, что это вовсе не обязательно.
- У вас нет никакого растяжения, - бросил он. - В больнице Буэнависта мне сообщили о том, что вы обращались к ним по поводу ожогов третьей степени в понедельник девятнадцатого апреля.
- В жизни не бывал в этой больнице.
- В таком случае, кто-то прикрывается вашим именем, дружище Эллиот.
- Возможно.
- Не хотите разбинтовать ногу и показать, что у вас там?
- Нет.
- Для этого мне нужно предъявить вам еще один ордер?
- Да. Почему, бы вам не запастись им?
- В одной из комнат того дома мы обнаружили остатки костра…
- Езжайте за новым ордером. Наш разговор окончен, детектив Карелла. Мне больше вам нечего сказать.
- Значит, там и произошел этот ваш несчастный случай? Значит, там вы и получили ожоги?
- Больше я вам ничего не скажу.
- Ну ладно, как вам будет угодно, - усмехнулся Карелла, не пытаясь подавить раздражения, и открыл дверь! - Я скоро вернусь.
Он хлопнул дверью и вышел на улицу. Сейчас он был столь же далек от разгадки, как и когда входил в магазин.
У него имелись три неопровержимых факта, которые ясно свидетельствовали о причастности Эллиота к случившемуся, но в то же время они не служили достаточным основанием для ареста.