Теперь, наверное, немногие жители Южноморска и других городов помнят блестящих наездников Вольских-Валуа. Тому минуло уже более тридцати лет.
Отчаянный, не знающий страха на манеже Курочкин был мягким и робким в семейной жизни. Полина Семеновна, что называется, крепко держала его в своей узде.
Век циркового артиста на арене, тем более в их жанре,– довольно короткий. Да еще неизбежные травмы – вывихи, переломы.
Когда Полина Семеновна при неудачном выступлении лишилась нескольких передних зубов, она поняла, что надо менять амплуа, пока не пришлось обзаводиться полностью вставной челюстью. К тому же к ней был весьма неравнодушен главный администратор труппы. Он не рисковал каждый день под куполом, ему не грозило быть съеденным хищными зверями. Это было желанное пристанище для еще вполне молодой привлекательной женщины.
В один прекрасный день в очередном городе появились афиши, на которых Вольский-Валуа анонсировался уже в единственном числе.
Полина Семеновна с первых минут совместной жизни с новым мужем надежно взнуздала и его. Кочевать по всей стране ей теперь не улыбалось. Под ее нажимом и при непосредственном участии супруг Полины Семеновны вскоре добился должности заместителя директора в стационарном цирке в одном из южных городов.
Но это положение недолго устраивало бывшую наездницу. Она решила взять очередной барьер. Развернув бурную деятельность, перессорив всю администрацию цирка, она чуть не довела до инфаркта директора. Муж покорно дал вовлечь себя в ее интриги. Полина Семеновна успокоилась лишь тогда, когда директором стал ее супруг. Но на самом деле руководила цирком она. Без разрешения Полины Семеновны ее муж не мог выдать даже одну контрамарку.
Особой заботой пользовалось у нее родное гнездышко – уютный домик, который они выстроили на окраине города. Полина Семеновна требовала, чтобы у них было все лучшее, мебель – только с базы, посуда – по звонку, одежда – с черного хода магазинов.
Как уже выкручивался ее супруг, Полину Семеновну не интересовало. В цирке пошли недовольные разговоры, что он проворачивает махинации с билетами, тигры и львы недополучают мяса, а обезьяны – фруктов…
Гром грянул неожиданно. Казалось, стоять и стоять их оплоту семейного счастья в веках. Ан нет. Налетел ураган в лице работников ОБХСС, унес домик, собственную "Волгу" и все, что с таким трудом, перышко к перышку, собиралось много лет.
Мужа Полины Семеновны определили к принудительному труду на долгие годы.
Перед бывшей наездницей встала неразрешимая дилемма: если ждать его возвращения, то уплывут остатки красоты, а если исчезнет ее основное богатство, так сказать, единственный капитал, то зачем ждать? И вообще, цирковое искусство принесло ей в конечном счете лишь разочарование. Полина Семеновна решила навсегда порвать с этим жанром.
Третий человек, на которого Полина Семеновна сделала ставку, был строитель. Вдовец. Она вышла за него, когда он занимал скромный пост прораба.
Работящий, лишенный честолюбия, не очень обласканный в жизни, прораб был очарован деятельной, огненной натурой Вольской-Валуа. Она разбудила в нем самолюбие, заставила поверить, что он достоин более высокого положения в своей организации.
Новый муж Полины Семеновны стал рваться вверх по служебной лестнице. Начальник участка. Заместитель начальника отдела в строительном тресте. Затем – начальник.
Помня крах, которым кончил незадачливый директор цирка, Полина Семеновна строго следила, чтобы этот ее избранник ни в коем случае не преступал закон.
Все шло так, как задумала настойчивая и решительная женщина. Однако рок преследовал ее. Не те мужчины сопутствовали ей в жизни. Первые два оказались некрепкие духом. Третий, как выяснилось, не отличался здоровым телом. Забег, который предначертала ему Полина Семеновна, был не под силу прирожденному прорабу. Он не вынес бремени начальствования и сгорел в одночасье. От сердечного приступа.
"Все мужчины – слабаки",– решила Вольская-Валуа.
Отныне она зареклась связываться с кем-нибудь из представителей сильного пола. А вернее, поняла: ей, увы, уже нечем завлечь хотя бы одного из них.
Нужно отдать должное Полине Семеновне: она никогда не забывала о черном дне и не бросала работу, подвизаясь на небольших, но престижных, по ее мнению, должностях.
Похоронив последнего супруга, она доработала до пенсии и тихо-мирно зажила в своей комнатке в Южноморске. Детей ей бог не послал. На старости лет появилась новая привязанность и объект опеки – Нина. Племянница. Которая, не в пример тете, еще ни разу не побывала замужем за свои тридцать лет.
Беспокойная натура Вольской-Валуа не могла смириться с этим. Она была готова отдать Нине весь свой богатейший опыт по приручению мужчин.
И вот теперь, застав ее раскрасневшейся, с горящими глазами, Полина Семеновна поинтересовалась, что происходит в племянницей. Нина рассказала о Виленском, о его приглашении.
– Знаем мы этих командированных,– попыталась охладить пыл своей родственницы Вольская-Валуа.– Кавалеры на неделю…
– Да что вы, тетя Поля! – воскликнула Нина.– Сергей Николаевич не такой… Серьезный, внимательный…
– Ты, голубушка, не обольщайся… Поиграет с тобой, а придет время – помашет на прощанье ручкой, только его и видели. Даже имя твое забудет в своей Москве…;
– А если у него серьезные намерения?– не сдавалась Нина.– Он мне говорил, что такой одинокий…
– Все они так начинают,– вздохнула бывшая жена трех мужей.– А вот как заканчивают…
– Выходит, мне следовало отказаться от прогулки?– с отчаянием произнесла Нина.
Тетка помолчала, подумала.
– Отказываться не надо,– вынесла она свое решение.– Только воли ему не давай. Приглядись хорошенько.
Нина надела лучшее платье, при помощи тети Поли сделала модную прическу, поколдовала с косметикой и в условленный час отправилась на место свидания.
Все было как в сказке – изумительное море, великолепный катер, цветы, фрукты, шампанское. Сергей Николаевич не сводил с Нины влюбленных глаз. Ухаживал не так, как современные молодые люди. Осторожно держал ее за руку и даже… читал стихи. Ахматовой, Вознесенского и современных зарубежных поэтов.
Нина вернулась домой с букетом пунцовых гладиолусов, очарованная встречей и опьяненная не то шампанским, не то легкой качкой, не то своим чувством к этому необыкновенному человеку. Она поведала обо всем Полине Семеновне в самых восторженных выражениях.
– Ну вот что,– выслушав племянницу, сказала тетка.– Пригласи-ка ты его к нам. Хочу сама посмотреть, каков твой Сергей Николаевич. У меня глаз – алмаз, ты сама знаешь…
– К нам? – испугалась Нина.– Его же надо принять как полагается!…
– Примем,– твердо заверила Полина Семеновна.– Я в свое время умела встретить гостей. И еще как!
– Боже мой! А где достать деликатесы? Не кормить же его котлетами…
– Ты говорила, что у тебя знакомый парень поет в ресторане…
– Антон? Это идея! В "Прибое" все есть!…
Виленский был приглашен в воскресный день.
Хлопоты начались с утра. Полина Семеновна сбегала на рынок, купила овощи, фрукты, свежую рыбу и птицу. Нина через Антона купила в ресторане красной икры, крабов, семги.
Вольская-Валуа, вспомнив приемы, которые она закатывала, будучи женой директора цирка, решила тряхнуть стариной. Из кухни доносились умопомрачительные запахи.
Нина штудировала книгу "О вкусной и здоровой пище", чтобы поизысканней сервировать стол.
Посоветовавшись, тетка и племянница решились на кощунственный шаг – выставили коллекционный фарфор и хрусталь. Столовое серебро было тоже извлечено из сафьяновых футляров.
Чем ближе подходил намеченный час, тем сильнее волновалась Нина.
– Бог ты мой! – сокрушалась она, примеряя платья и не зная, на каком остановиться.– Одеть нечего!…
– Это, сиреневое, ничего, по-моему,– сказала Вольская-Валуа.– Молодит тебя…
– Но линии, силуэт…– вздохнула Нина.– Сергей Николаевич, наверное, насмотрелся за границей… Нет, надо подновить гардероб! Только не так-то просто это сделать – достать самые модные вещи…
– Ты уж постарайся,– советовала тетка.– Ничего не жалей! На хорошего коня надо ставить все! Зато потом сорвешь куш – ого!
– Ну что вы, тетя Поля,– смутилась племянница.– Главное – чувства…
– Было бы у него тут,– Вольская-Валуа хлопнула себя по карману,– будет и у тебя тут,– положила она руку на сердце…
Перед самым появлением Виленского раздался звонок в дверь.
Думая, что это Сергей Николаевич, Полина Семеновна, сняв фартук, пошла открывать дверь сама.
На пороге стоял здоровенный детина с огромной корзиной цветов.
– Мажарова тут проживает? – строго спросил он.
Нина выскочила из комнаты в коридор.
– Я Мажарова…
– Мы из фирмы услуг "Заря",– сказал парень.
Но прежде чем вручить цветы, он потребовал паспорт, потом попросил расписаться в получении.
– Какая прелесть! – восхищалась Нина, определяя розы в хрустальную вазу.
– Интересно от кого?– спросила Полина Семеновна.
– Я уверена, что это Сергей Николаевич…
Тут Нина увидела небольшой квадратик картона между стеблями. На нем было четыре строки:
Если нас восхищает роза
И птица, что гнездышко вьет,
Если нас восхищает роза,
Значит, древний не высох мед…
Подписи не было.
– Ну конечно же это он! – воскликнула девушка.– Читал эти стихи на катере… Сергей Николаевич влюблен в испанскую поэзию…
– Неужели же есть еще такие мужчины? – покачала головой Полина Семеновна.– Мне никто никогда не читал стихов…
Она с завистью посмотрела на племянницу.
Снова позвонили в дверь. На этот раз появился Антон. Он был приглашен, потому что Виленский обмолвился, что не любит поп– и рок-музыку. Ему милей мелодии и песни, которые были в моде в пору его юности.
Полина Семеновна, познакомившись с гостем, уплыла на кухню. Нина провела Антона в гостиную. Он осмотрел стол и присвистнул:
– Полный финиш!
Затем сел в кресло и просидел в нем безмолвно, пока не появился Виленский.
Приезд Сергея Николаевича не остался незамеченным соседями: еще бы, возле дома остановился большой черный "лимузин", из которого вышел элегантный мужчина в великолепном светло-сером костюме. Правда, по случаю жары пиджак Сергей Николаевич перекинул через руку.
Из открытых окон глазело на это событие несколько десятков пар глаз.
Московский гость отпустил шофера и прошествовал в подъезд.
Он поцеловал руку Нине, вежливо кивнул Полине Семеновне, которая приняла у него пиджак и повесила в прихожей в шкаф на деревянную вешалку. С Антоном поздоровался, как со старым знакомым.
– Ну и ну,– улыбнулся Сергей Николаевич, увидя великолепие стола.– Подобное встретишь разве что на самых званых приемах… По-моему, Ниночка, зря вы уделяете столько внимания моей персоне…
– А как же иначе, Сергей Николаевич! – вспыхнула та.– Вспомните угощение на катере, а?
– Понимаю, русский размах,– усмехнулся Виленский.– Между прочим, на Западе встречают гостей очень скромно. Особенно в последнее время. Конечно, инфляция, все дорожает… Был я у одного англичанина-бизнесмена… Прямо скажем, не нищий. Фамильный особняк, "ролс-ройс"… А подали несколько сандвичей… Вот так…
В дверях появилась Полина Семеновна с серебряным ведерком, в котором изо льда торчала бутылка шампанского.
– Прошу за стол,– пригласила Нина.
Видя, что Полина Семеновна не садится, Виленский спросил у нее:
– А вы?
– Спасибо… Дела на кухне,– ответила она и вышла.
Сергей Николаевич вопросительно посмотрел на Мажарову.
– Тетя Поля у нас по хозяйству…
– Я так и подумал,– кивнул Виленский.– Простите, а где ваши родители?
– Они не любят быть летом в Южноморске,– ответила Нина.– Шум, суета…
Антон откупорил шампанское.
– Сергей Николаевич, за вами тост,– сказал он, наполнив бокалы.
– Нет-нет,– отмахнулся Виленский.– Не мастак.
– Вы гость,– сказала Мажарова,– и по законам гостеприимства…
– Ну разве можно отказать такой очаровательной хозяйке? – поднял руки Виленский.
Он встал, подумал и прочувственно продекламировал:
Ранним утром, о нежная, чарку налей,
Пей вино и на чанге играй веселей,
Ибо жизнь коротка, ибо нету возврата
Для ушедших отсюда… Поэтому – пей.
– Здорово сказано! – воскликнул Антон.
– Да,– улыбнулся Сергей Николаевич,– хоть и восемь веков назад, но истинная поэзия не стареет…
– Тоже испанский поэт? – спросила Нина.
– Хайям… Персия…
Мажарова смутилась и, чтобы сгладить неловкость, поспешила выпить. Все дружно поддержали. Чокнулись. Нина подкладывала на тарелку Сергея Николаевича то одно, то другое, но он протестовал:
– Не беспокойтесь, Ниночка, я сам.
– И вообще чувствуйте себя как дома.
– Вот за это, за домашний уют, спасибо,– с чувством произнес московский гость.– Я даже стал забывать, что это такое. Гостиницы, рестораны, крылья… Калейдоскоп лиц, стран…
– Но это же здорово! – не выдержал Антон.– Так хочется помотаться по свету!
– Когда ото эпизодически,– произнес Виленский.– Кстати, не думайте, что там молочные реки и кисельные берега. Тысячи проблем. Возьмите хотя бы экологический кризис. В городах нечем дышать – смог. Дожили до того, что простая питьевая вода продается в бутылках в магазине, как у нас минеральная.– Сергей Николаевич махнул рукой.– Впрочем, вы это сами прекрасно знаете из газет и программ телевидения.
– Конечно,– кивнула Нина.– Но когда очевидец…
– Уверяю вас, это скучно…
– Расскажите,– попросила Мажарова,– интересно…
– Ну о чем? Как мадридский миллионер Льуч поселился в пещере? Охотится с первобытным луком и носит вместо одежды шкуру?
– Чокнутый, что ли? – вырвалось у Антона.
– Вероятно, не без этого,– улыбнулся Сергей Николаевич.
– А кто же ведет его дела? – поинтересовалась Нина.– Или забросил?
– Представьте себе, нет. Раз в месяц возвращается в город, в свой офис, дает нужные указания и снова в пещеру… Или вот еще. Один лондонский бармен пролежал под землей в гробу шестьдесят один день…
– Неужели?! – ужаснулась Мажарова.– Для чего же?
– Реклама,– пожал плечами Виленский.– Двигатель бизнеса…
Полина Семеновна, которая стояла возле чуть приоткрытой двери, чтобы не пропустить ни слова из разговора за столом, вошла в комнату.
– Рыбу подавать? – обратилась она к Нине.
– Несите,– ответила та.
Выпили еще шампанского. Потом воздали должное кулинарному искусству тети Поли – форель была выше всяких похвал, о чем Виленский не преминул сказать бывшей наезднице.
Антон снова заговорил о загранице. Сергей Николаевич признался, что там его охватывает ностальгия и он каждый раз с радостью возвращается домой.
После рыбы была подана жареная курица. Потом– кофе. Сергей Николаевич попросил Антона спеть.
– Хорошо бы что-нибудь ваше, южноморское,– прибавил он.
– Сделаем! – весело откликнулся Ремизов.
Настроив гитару, он запел:
Закройте саквояж, раскройте лучше уши.
Я вам спою за морс и любовь…
Мелодия была игривая, да еще Ремизов исполнил песню так колоритно, что Виленский развеселился.
– Недурно,– смеялся он.– Очень недурно.
В прихожей раздался звонок. Затем послышался женский голос и голос Полины Семеновны. Хлопнула входная дверь, и в комнату зашла тетка Нины. Мажарова спросила, кто приходил.
– Крюкова, соседка,– буркнула Полина Семеновна.– Странные люди, все им нужно знать… Кофе еще сварить?
Не успела Нина ответить, как зазвонил телефон. Мажарова сняла трубку, потом благоговейно протянула ее Виленскому:
– Сергей Николаевич, вас…
– И тут нашли,– вздохнул Виленский.
Он некоторое время отвечал по телефону "да" или "нет", затем несколько раздраженно сказал:
– Замминистра не министр, может подождать… А машину пришлите к гостинице.
И положил трубку.
– Покидаете нас? – огорчилась Мажарова.
Сергей Николаевич посмотрел на ручные часы и спокойно произнес:
– Четверть часика еще побуду.– Его взгляд упал на "Стейнвей".– Это наша милая хозяйка музицирует?
– Так, любительски,– ответила Нина.
– Мне было бы очень приятно послушать. На прощание…
Мажарова, чуть поколебавшись, села за рояль, откинула крышку.
– Только прошу не судить строго,– попросила она.
Взяв несколько аккордов для разминки пальцев, Нина заиграла вальс Шопена. Исполнение было не ахти какое, но Виленский слушал, облокотившись на рояль и закрыв глаза. Когда Нина кончила играть, он поцеловал ей руку.
– Откуда вы узнали, что Шопен – мой кумир? Вы, Ниночка, просто клад,– сказал Сергей Николаевич прочувствованно.– Я завидую тому, кому он достанется…
Девушка покраснела от смущения.
Уходя, Виленский со всеми сердечно попрощался, нашел теплые слова даже для Полины Семеновны, сказав, что так вкусно готовила лишь его мать.
Вольская-Валуа была покорена.
– Вот это мужчина! – сказала она, оставшись вдвоем с племянницей (Ремизов ушел вслед за Виленским).– Манеры; культура, обхождение – все, как в прежние времена!
– Я же вам говорила, говорила! – радовалась Нина.
– Да, на современных вертопрахов он не похож,– подтвердила Полина Семеновна, любившая иногда вставлять словечки, вычитанные из книг.
– Скажите, а как он ко мне, а? – допытывалась Нина.– Любит ли?
– С одной стороны, цветы, ваша прогулка на катере…– Тетя Поля задумалась.– А с другой…
– Что с другой? – насторожилась Нина.
– Влюбиться в таком возрасте…– Вольская-Валуа покачала головой.– Тем паче в наше время. У девиц теперь нет никаких задвижек. Если у нас в Южноморске такое творится, представляю, что в Москве! – Она помолчала.– Впрочем, в жизни все бывает. Не надо торопить события, милая. И действуй с умом. Не вздумай первая бросаться на шею. Дай надежду, обласкай…
– Ах, тетя Поля! Легко вам говорить! Ведь времени в обрез!… Вдруг он завтра уедет?
Вольская-Валуа развела руками:
– Что поделаешь? Если у него екнуло здесь,– она показала на сердце,– скоро вернется вновь… А сейчас давай убирать…
И пошла на кухню.
– Господи! – донесся вдруг из коридора ее голос.
Нина выскочила из комнаты. Полина Семеновна показала на стенной шкаф в прихожей. На вешалке висел забытый Виленским пиджак.
– Как же это он! – воскликнула Мажарова.
– Голову ты ему вскружила, вот и забыл,– пошутила Полина Семеновна.
– Надо срочно отнести в гостиницу! – сказала Нина, снимая пиджак с вешалки и перекидывая через руку.
Вдруг из внутреннего кармана выпала какая-то книжечка и мягко шлепнулась на ковровую дорожку. Нина нагнулась, но Полина Семеновна опередила ее.
– Сберкнижка,– произнесла довольная Вольская-Валуа.– Посмотрим, какие у него виды на будущее…
– Тетя Поля! – запротестовала Нина.– Это некрасиво!
– Некрасиво, милая, воровать,– ответила племяннице тетка поучительным тоном.– А посмотреть… Надо же знать, ради чего стараться. Теперь-то он шишка… А если вдруг дадут по шапке?
– Как вы можете так говорить о Сергее Николаевиче?– возмутилась Нина.