- Стране не нужно, чтобы вы приговаривали себя к каторжным работам! - говорит он и, видя, что та порывается возразить, придает голосу строгость: - Оставим идею искупления, Галина Степановна. Следствие продолжается, и пока наша общая задача довести его до конца!
Артамонова, притихнув, ждет.
- Мы ищем в окружении Анатолия того человека, который втянул его в темные дела. - Увидя, как женщина сжалась, он добавляет: - Бардина можете вычеркнуть.
- Та женщина… вы ведь знаете? Если она требовала денег, она могла толкнуть… Толя любил ее? - Вопрос вырывается помимо воли.
- Нет. Она в общем-то немного для него значила, эта женщина. Анатолий изменял не столько вам, сколько себе. Понимаете?
Знаменский снова возвращается к чеканке, разглядывает. Снимает, чтобы проверить, нет ли на оборотах товарных ярлыков. Аккуратно вешает обратно.
- Мне пора, Галина Степановна. До свидания.
- До свидания… - Она не ожидала, что все так быстро кончится.
Знаменский на площадке дожидается лифта. Вдруг отворяется дверь.
- Пал Палыч!
Выдержка оставила женщину. Она едва владеет собой, говорит с паузами:
- Вот вы… вы знаете жизнь, реальную… Скажите, была я права? Толя называл меня "вечная пионерка"… Я с ним теперь все разговариваю, разговариваю… ночи напролет, чтобы понять… Все спрашиваю и спрашиваю. Иногда мне кажется, я его слышу, он говорит… ужасные вещи. Если бы не твои железные принципы… ты по уши в иллюзиях… Если бы не ты, я не убегал и был бы жив. Может быть, - переходит она на шепот, - я неверно жила и думала? А правы те… другие?..
Знаменский молчит. Он может сказать, что все случившееся с Артамоновым - аргумент ее правоты. Но назидательные слова здесь не к месту.
- Нет, не надо! - отшатывается Артамонова. - Я должна сама… все решать сама!
Пал Палыч молча наклоняет голову и осторожно прикрывает красиво обитую дверь квартиры.
8
Туго движется расследование, ох, туго! Вот Кибрит беседует с председателем совета, утверждающего ассортимент художественно-прикладных изделий.
Кабинет его сочетает черты административного стиля с небольшой выставкой образчиков продукции: керамика, дерево, чугунное литье, плетенье из соломки. Председатель передает Кибрит четыре металлические пластины с заурядной чеканкой, на которых болтаются круглые сургучные печати УВД.
- Возвращаю в целости.
- И что скажете?
- Наше производство. Месяц назад партия пошла в торговую сеть. Сюжет, пожалуй, не из лучших, но как декоративное пятно в интерьере… - Он отставляет чеканку на край стола и прищуривается.
- Нас волнует не столько сюжет, сколько возможность махинаций вокруг, - усмехается Кибрит.
- Комбинат чист! Недавно закончилась комплексная ревизия - полный ажур. Если обещаете вернуть, дам экземпляр акта.
- Вернем. Еще меня просили узнать: этот цех, - она указывает на чеканку, - не в области?
- В городе.
- А за городом есть у комбината склады, базы, филиалы?
- Нет, все здесь…
Эти же не оправдавшие надежд Пал Палыча экземпляры чеканки лежат на столе в следственном кабинете. В сборе вся троица.
- А все-таки! Ладно, что понавешаны дома. Ладно, у любовницы. Но на кой шут вез еще в машине четыре штуки? Причем одинаковые и без торговых ярлыков!
- Ну, купил и вез, - возражает Томин. - Может, он их дарил. С подарков всегда цену сдирают.
- Если купил для подарка - в магазине завернули бы в оберточную бумагу, а не в газету.
- А какая газета?
- "Сельская жизнь" от двадцать пятого мая, - уточняет Кибрит.
- "Сельская жизнь"… Кстати, о селе. Мне не приснилось, что ты брала пробы грунта с колес?
- Я с этими пробами уже людей замучила, Шурик! Сначала ведь ориентировались на Калужское шоссе. Ну и никакого толка. Если же танцевать от Киевского, то есть одно похожее место.
- И скрываешь от следствия! - обрадованно восклицает Пал Палыч.
- Нет, рассказываю, но перебивают.
- Молчим, - смиренно складывает руки Томин.
- Только не ждите чудес! В грунте обнаружилась примесь химиката, который употребляют в борьбе с дубовым шелкопрядом. Районный лесопатолог участ…
- Кто?
- Лесопатолог, Шурик. Лесной врач. Он участвовал в экспертизе и начертил примерную схему. - Кибрит достает из папки лист машинописного формата. - Вот смотрите: шоссе. Это лесной массив, который в прошлом году обрабатывали с самолета. До него километров семь. - Она обводит большое заштрихованное пятно, вытянутое вдоль шоссе. - Здесь поле и сосновая роща. А вот проселочная дорога. - Кибрит показывает направление, перпендикулярное шоссе.
- Через рощу, через поле в зараженный массив? - прослеживает Пал Палыч дорогу. - А дальше?
- Дальше - увы! После дубняка она разветвляется, след потерян.
- Единственная дорога на этом участке? - перепроверяет Томин.
- Единственная проезжая для легковушек.
- Ага… Тогда здорово, братцы! Мы знаем место, где деньги выехали на шоссе!
- Но откуда выехали?.. Надо прикинуть на карте этот поворот и радиус поиска. Придется отрабатывать объект за объектом: поселки, предприятия…
Томин вскидывается.
- Ох, долго! Пока мы набредем на ту шарашку, ее по кирпичику разнесут. Время, Паша, время!
- Что ты предлагаешь? Не вижу, кого еще допрашивать и о чем. Связи Артамонова не доработаны.
- Нет у него больше связей! - в сердцах восклицает Томин. - Копай вглубь те, которые есть!
- Без драки! - вмешивается Кибрит.
Томин переходит на вкрадчивый тон.
- Слушай, Паша, предложу-ка тебе одного старичка. По профессии часовщик. Когда стал прихварывать, устроился завтехотделом в контору по ремонту часов. Три года на пенсии. Очень прелестный старичок!
- Чем?
- Во-первых - А. П. Во-вторых, имеет собачку, родную дочь артамоновской Фанты.
- А, опять ты с Щепкиным!
- Опять. Купи, Паша, недорого отдам!
- Пал Палыч, берегись, - шутя отговаривает Кибрит. - Сплавляет лежалый товар.
- Лежалого не берем.
- Начальник, обижаешь! Нет, серьезно. Он за свои семьдесят пять лет ни разу не привлекался. Но, думаю, и участвовал и состоял. Вперемежку с часовым делом немало крутился в артелях, знакомства могли сохраниться - ого-го! Мне он понравился с первого взгляда.
- Тебе много кто нравился, - припоминает Кибрит. - И обойщик дверей, и шурин, и какой-то еще беглый на даче.
- Саша, допустим даже, что все на свете ему известно. Дальше? "Присаживайтесь, пожалуйста, товарищ Щепкин, - говорю я. - Будьте любезны, просветите. Нам надо бы узнать следующие фактики". Или как?
- Нет. Будьте любезны, товарищ Щепкин! - Томин произносит фразу с категорической, не допускающей возражения интонацией. - Не на цыпочках, а с ходу, прыжком! Не "надо узнать", а "мы знаем"! Чем мы рискуем, в конце концов?! Твоя чеканка, Зинин поворотик и мой старичок. Ну? Идет?
Положив руки на набалдашник антикварной трости, Щепкин, элегантный старый джентльмен, скептически наблюдает за разыгрываемым перед ним спектаклем.
Пал Палыч и Томин тщательно отрепетировали решающий "прыжок". Они очень заняты и пока не обращают на Щепкина ни малейшего внимания.
- Оформи в срочном порядке! - Знаменский передает Томину некий бланк.
- Понял, - серьезно отвечает тот, вынимая из портфеля запечатанную и опломбированную картонную коробку. Он водружает ее перед Знаменским. - Я пару звоночков, не возражаешь?
Пал Палыч делает великодушный разрешающий жест. Томин пристраивается так, чтобы видеть Щепкина в профиль, придвигает телефон и несколько раз набирает внутренний номер.
- Занято и занято! - ворчит он и отстраняет трубку от уха, чтобы были слышны короткие гудки.
Возясь с телефоном, он наблюдает за Щепкиным. Его задача уловить, какова будет реакция на содержимое коробки.
А Пал Палыч целиком поглощен ее распаковыванием. Вооружился ножницами, разрезает веревочки, неспешно снимает печати. Достает из коробки плотный опечатанный пакет. Сосредоточенно вскрывает его и стопкой выкладывает на стол чеканки, изъятые из машины Артамонова.
Процедура с распломбированием и распечатыванием невольно вызвала внимание и некоторую настороженность Щепкина. А поскольку следователь на него не смотрит, будто забыл, то самоконтроль у старика ослаблен, и при виде чеканки он на мгновение меняется в лице. Томин это засекает. И когда Знаменский, убрав со стола всю тару, оборачивается к нему, Томин кладет трубку и подмигивает: сработало!
Пал Палыч усаживается против Щепкина и спрашивает весело и напористо:
- Как вам нравятся эти изделия, Алексей Прокопыч?
- Я к подобным штукам равнодушен, - неторопливо откликается Щепкин.
- Даже если ехать по Киевскому шоссе? И потом свернуть налево? - с расстановкой говорит Знаменский. - Мимо деревни Сосновка?
Чувствуется, что вопросы бьют в цель, но старик крепится.
- Нет, - говорит Щепкин, точно от него и впрямь ждали художественной оценки. - У меня другие эстетические критерии. Я часовщик.
- Но с большим опытом организации всяких артелей и тэ дэ. Не так ли? - наступает Пал Палыч.
То, что Щепкин подчеркнуто пропустил мимо ушей вопрос о дороге мимо Сосновки, лишь подтверждает, что Знаменский и Томин "взяли след".
Упоминание артелей Щепкина не радует.
- Ну и что? - с неприязнью произносит он.
- Констатация характерного факта. Не менее характерно, что вы проигнорировали мой предыдущий вопрос. Это психологическая ошибка, Алексей Прокопыч. Если б вы не поняли его подоплеку, то непременно задали бы встречный вопрос: при чем тут Киевское шоссе и какая-то деревня?
- Что еще за подоплека? - уже напряженно спрашивает Щепкин.
- Хотя бы эта! - весело отвечает Знаменский и постукивает по столу конвертом с надписью "А. П.". По нему не скажешь, что он выложил последний козырь. Напротив, впечатление, будто в запасе имеется еще немало улик против Щепкина.
- Не к лицу нам с вами в кошки-мышки играть, Алексей Прокопыч. Взрослые же люди!
- Считаете, вы меня обложили? - вскипает Щепкин и стукает тростью об пол. - Изобличили? Да чтобы так со мной разговаривать, молодой человек, вам еще носом землю пахать и пахать!.. Минутку, - останавливает он сам себя и щупает пульс. Движение привычное, даже не надо следить по часам, чтобы различить учащенность и перебои. Щепкин долго смотрит в окно, отвлекаясь и постепенно возвращая себе душевное равновесие.
Знаменский и Томин переглядываются, но не нарушают молчания.
Оторвавшись наконец от окна, Щепкин возвращается к прерванной фразе, но тон у него теперь спокойный, даже философски-юмористический. Он как бы выверяет его по внутреннему камертону, если реплика не соответствует "стандарту", Щепкин повторяет ее иначе - поправляет себя.
- Да-а, молодые люди, пахать бы вам и пахать носами… Но - ваше счастье: мне категорически запрещено нервничать. Прописаны положительные эмоции и юмор. Как-никак два инфаркта - это обязывает… Вдруг что-нибудь да и выйдет у двух энергичных молодых людей! - добавляет он спокойно и снисходительно. - Очень вредно тревожиться. Мой доктор сочинил мудрую присказку на аварийный случай: "На кой бес мне этот стресс". - И он повторяет на разные лады: - "На кой бес мне этот стресс?", "Ну на кой бес мне этот стресс!.." - Щепкин гипнотизирует себя, улыбается и констатирует: - Все в порядке. Итак, по-дружески и по-деловому. Я облегчу жизнь вам, вы - мне. Драгоценный остаток моей жизни.
- Давайте не торговаться! - твердо заявляет Томин. - Неподходящее место.
- Храм правосудия? - Щепкин смеется. - Ах, инспектор, вы еще верите в свое дело на земле? Люди всегда будут стараться обойти закон.
- А другие будут за него бороться.
Старик легко соглашается:
- Верно, диалектика жизни. И, смешно, ситуация вынуждает меня вам помочь. Хотя ничего бесспорного против меня нет. Только - подаренный щенок. Пал Палыч, сейчас какое веяние: собачка - смягчающее обстоятельство или отягчающее?
- Смягчающее. По крайней мере, с моей точки зрения.
- Вот с этим человеком я буду разговаривать! Так-то, инспектор!
Друзья разыгрывают классический дуэт на допросе: один жесткий, другой мягкий. Мягкий при этом достигает большего, чем в одиночку.
- Ближе к делу, а? - предлагает Томин.
- Торопиться тоже вредно! - Щепкин прислушивается к произнесенной фразе: не позволил ли себе рассердиться на нетерпеливого инспектора? - Торопиться вредно, но и спорить вредно, - рассуждает он. - Беда… Так вот, Пал Палыч, очень скромно: я хочу вернуться сегодня домой, а в дальнейшем умереть у себя в постели под присмотром любимого доктора. В камере душно, жестко и посторонние люди… За меня: чистосердечное признание, собачка, почтенный возраст, два инфаркта и куча прочих тяжких недугов.
- Приплюсуйте сюда щедрость! - решительно говорит Томин.
- То есть?
- Добровольно отдайте незаконно нажитое!
- Почему он такой мелочный? - спрашивает Щепкин у Пал Палыча.
- Боюсь, он прав.
- Отдать ни за что ни про что? Помилуйте, это грабеж! Нет-нет! Впрочем… На кой бес? На кой бес… А, будь по-вашему, пропади оно пропадом! - Старику трудно остаться равнодушным, и он снова устремляет взгляд в окно. - Здоровье всего дороже…
Знаменский прерывает паузу.
- Где можно получить документы о состоянии вашего здоровья?
Щепкин достает справки - они предусмотрительно приготовлены и сложены в небольшой изящной папочке.
- Вверху телефоны для проверки, - поясняет он.
Томин заглядывает через плечо Пал Палыча в папку. Брови его ползут на лоб.
- Богатейший ассортимент! И все без липы?
- Увы. Честно приобрел на стезях порока и излишеств… Я пожил со смаком, инспектор! - добавляет он, зачеркивая горечь последних слов. - Все имел, всего отведал!
- Доложу прокурору, - говорит Знаменский, кончив проглядывать медицинскую коллекцию Щепкина.
- И объясните: чтобы дать показания, мне нужно дожить до суда. Это и в его интересах.
Пал Палыч убирает в сейф чеканку и папку со справками. Кладет перед собой бланк протокола допроса и берется за авторучку.
- Стол накрыт, признаваться подано! - возглашает Томин.
9
После допроса Знаменский и Щепкин едут в машине по Киевскому шоссе. Они на заднем сиденье, рядом с шофером - сотрудник УБХСС Орлов.
- Вредна мне эта поездка, - вздыхает Щепкин. - Никитин человек невыдержанный, могу нарваться на оскорбления. А денежки пока у меня. Нужные сведения у меня. Вы, Пал Палыч, должны меня беречь как зеницу ока. Пушинки сдувать!
- Да-да, - усмехается Знаменский. - "На кой бес…"
Машина проезжает мимо загородного ресторана. Памятно Щепкину это нарядное стилизованное здание. Здесь он совращал Артамонова, когда понадобился ему верный человек для шарашки…
…Они сидели тогда вдвоем за столиком - Артамонов лицом к залу, где кроме русской речи слышался и говор интуристов, а в дальнем конце играл оркестр.
Отвлекаясь от разговора со Щепкиным, он осматривал пары, направлявшиеся танцевать, убранство и освещение зала - все ему было тут в диковинку, вплоть до сервировки и заказанных блюд. Хозяином за ужином был, естественно, Щепкин.
Он только что кончил что-то рассказывать, и с лица Артамонова еще не сошло изумленное выражение.
- Алексей Прокопыч, я не пойму, это, ну… нелегально, что ли?
- Помилуй, Толя, как можно! Все официально оформлено, средства перечисляются через банк. Гениальная комбинация! Деньги из ничего!
- Да-а… сила… - в голосе Артамонова некоторая неловкость, но вместе с тем и восхищение чужой ловкостью.
- Сила, сила, - оживленно подтвердил Щепкин. - Я, как видишь, и на пенсии не скучаю. Твое здоровье!
Они пили легкое столовое вино и закусывали - Щепкин слегка, Артамонов со здоровым молодым аппетитом.
Официантка принесла горячую закуску.
- Это что?
- Грибочки в сметане, Толя.
- Надо же, игрушечные кастрюлечки!.. - умилился Артамонов.
- Ну давай рассказывай, как живешь.
- Нормально… У меня все хорошо, Алексей Прокопыч.
- Рад слышать. Вкусно?
- Ага.
- Ну, а как время проводишь?
- Да обыкновенно: встал, поел, завез парня в ясли - сам на работу. С работы забрал из яслей, дома - ужин, телевизор. Иногда к теще в гости, иногда к Галкиной сестре. Пока погода стояла, каждое воскресенье возил своих то в парк, то за город… Зимой, конечно, не поездишь - днище сгниет. Ну что еще?.. В общем ничего, живем. - Начав бодро, Артамонов под конец как-то сник.
- Заскучал, - проницательно определил Щепкин.
Он проследил за взглядом, которым Артамонов проводил кого-то в зале.
- Хороша цыпочка?
- Ага… - смутился Артамонов. - Хотя мою Галку если так одеть да подмазать, она тоже…
- Красивей! - подхватил Щепкин. - Галина прекрасная женщина! Только совсем в другом роде: немного монашка, а?
- Немного есть, - добродушно согласился Артамонов.
- А эта - для греха и радости… Ну да ладно, предлагаю тост… Так вот: за тебя, замечательного парня…
- Ну уж… - застеснялся Артамонов.
- Именно замечательного! Начинал собирать машину - кто-нибудь верил?
Артамонов помотал головой.
- То-то! А ты, можно сказать, из металлолома - игрушку! За твое мастерство, за смекалку, за упорство! За прошлые победы и за будущие!
Щепкин не глядя приподнял руку, и возле столика снова возникла официантка.
- Подавать горячее?
- Да, пожалуйста.
Та собирала на поднос освободившуюся посуду, профессионально улыбаясь Артамонову. Он простодушно, по-домашнему начал ей помогать.
- Не суетись, не на кухне, - остановил Щепкин. - Верно, Танечка?
- Верно, гость должен отдыхать.
И Артамонов почувствовал себя захмелевшим неотесанным дурнем.
- Скажу тебе, Толя, одну вещь, только не обижайся.
- Да что вы!
- Ты знаешь мое отношение…
- Знаю, Алексей Прокопыч, - заверил Артамонов. - Вы мне с гаражом помогли и вообще всегда…
- Так вот. Серо существуешь, не взыщи за правду. Ты жизни не нюхал, какая она может быть! Помирать станешь, что вспомнишь? Учился, женился, работал? А время-то идет, Толя. В жизни должен быть блеск, удовольствия, острые ощущения!
Артамонов был несколько растревожен искушающими речами собеседника. От вина, музыки, пестроты впечатлений слегка кружилась голова. Но все это проходило еще краем сознания, задевая не слишком глубоко. Щепкин чувствовал, что пока достиг немногого.
- Ты себя, милый мой, не ценишь. Молодой, талантливый, красивый!
- Ну уж…
- Нет, просто диву даюсь! На корню сохнешь от скромности! Если сам не понимаешь, то послушай мнение опытного человека, со стороны видней. Ты сильный, обаятельный, рукам цены нет, трезвая голова на плечах. Да такой парень должен все иметь! А ты прозябаешь. - Старик льстил напропалую и наблюдал за Артамоновым, который хоть и краснел от комплиментов, но не забывал опустошать тарелку. Крепче надо было брать этого телка, круче. Щепкин изменил тон, фразы били резко:
- Не нашел ты себя в жизни, Артамонов, не нашел! Положа руку на сердце, справедливо?
Артамонов перестал жевать, задумался.
- Может, и справедливо…