- Допустим, даже так. Но нормы-то на фрукты-овощи. А сами товарные вагоны естественной убыли не подвержены, верно?
- Вагоны? - весело принимает слова Знаменского Чугунникова. - Верно, верно!
Из переговорного устройства у нее на столе раздается легкое шипение, а затем мягко-вежливый голос хорошо отдрессированной секретарши:
- Антонина Михайловна, Рудакова пришла.
- Пусть ждет. А ты, Зоенька, попробуй мне Матвей Петровича поймать.
- Хорошо, Антонина Михайловна, сейчас, - откликается вышколенный голос.
- Ищите, Пал Палыч, ищите. Мне от этих вагонов проку чуть.
- Почему же?
- Да ведь давно сгнило.
- Антонина Михайловна, соединяю с Матвей Петровичем, - доносится из переговорника.
- Извините, зампред исполкома по жилью. - Чугунникова берет трубку. - Здравствуй, я по твою душу. Вы что же со мной делаете? Я людям твердо обещала… Не хочу понимать и не буду. От меня исполком хоть раз слыхал "нельзя" или "не буду"? Нет и нет, не отступлюсь. Ну то-то… Как дома? У Людочки спала температура? - Чугунникова чуть косится на Знаменского - оценил ли, что она запанибрата с начальством. - Моя принцесса? Отгрипповала. Ну, до четверга.
- Где ужом, где ежом, а где и волчицей, - улыбается она Знаменскому, положив трубку. - Хотели три квартиры срезать, а у меня сплошь молодожены… Да, ну так что ж, приступайте, Пал Палыч. Люди у меня в основном толковые. Если нет больше вопросов… - Чугунникова вроде бы вскользь, но заметно бросает взгляд на часы.
- Пока все.
- Тогда пожелаю вам. Что будет полезное мне как руководителю базы, сообщите. Критику люблю.
- Очень ценное свойство, - смеется Знаменский. - Боюсь, оно вам понадобится.
В квартире Кибрит звонит телефон. Вытирая руки, она берет трубку.
- Да?
- Зинаида, я, - слышится голос Томина.
- Здравствуй, Шурик.
- Слушай, меня кто-то упорно пасет.
- Что? - не расслышала Кибрит.
- Меня кто-то пасет.
- Да брось!
- Серьезно. Можешь на четверть часа выйти из дома? Я тут неподалеку.
- Ну… ладно, выйду.
- Сверни на проспект, остановись у третьего фонаря и посмотри хорошенько - я буду переходить улицу. Поняла?
- Да поняла, поняла.
- Потом возвращайся домой, - в трубке раздаются короткие гудки.
Недоуменно пожав плечами, Кибрит снимает передник.
Она останавливается около фонарного столба, смотрит на часы, ждет, глядя на противоположную сторону проспекта. Вскоре Томин выскакивает из толпы и нахально пересекает проезжую часть в неположенном месте. Отставая от него шагов на пятнадцать, с тротуара сходит молодой парень, секунду-другую колеблется и двигается следом, увертываясь от гудящих машин.
Томин, не оглядываясь, минует Кибрит. Она тоже не глядит на него - рассматривает преследователя. Томин скрывается за углом, за ним, как привязанный, исчезает парень.
Снова надев передник и занявшись хозяйством, Кибрит ожидает Томина. Стукнула дверь лифта на этаже. Звонок. Это он.
- Ну, видела?
- Если б своими глазами не видела, не поверила бы.
- Второй день спина чешется: чувствую хвост. Рассмотрела?
- Обыкновенный парень в нейлоновой курточке и джинсах. Среднего роста, довольно тощий. Лицо скуластое, обветренное, руки рабочие.
- С утра был длинный тип с прыщом на носу.
- Кто же такие? - начинает беспокоиться Кибрит.
- Ума не приложу. Извини, что я тебя вытащил…
- Нашел о чем! Ты ведешь что-нибудь серьезное?
- Мои клиенты хвостами не ходят. Либо удирают, либо нож в бок. А тут… чертовщина какая-то!
5
По территории базы Знаменского ведет ветхий, но озорной старичок, здешний "абориген" Демидыч, состоящий в некой неопределенной должности - для общих услуг. Он припадает на ногу, и Знаменский, подлаживаясь к нему, вынужден умерять шаг.
- Во-он, четвертый цех, вишь?
- Вижу. Теперь-то уж один дойду, возвращайтесь.
- Нет уж, до места тебя сопровожу, раз мам-Тоня велела.
- Чугунникова?
- А кто ж. У нас ее все так: заботливая. За глаза, конечно. Меня вот давно пора на пенсию турнуть, как тебе кажется?
- Да пора бы отдыхать.
- А мне неохота. Я отдыхом не интересуюсь. Спасибо мам-Тоня держит.
Их обгоняет мужчина, бросает на ходу:
- Привет, Демидыч!
- День добрый, Ванюша, - ласково отзывается тот и, обождав, пока фигура немного отдалится, трогает Знаменского за рукав.
- Второй кладовщик, Малахов Ваня. На пересменку пошел… А Васькин - начальником цеха. Вон, руководить выскочил, вишь? Это, я тебе скажу, такой мужик… такой, знаешь… - не находит слова Демидыч.
- Какой же? - улыбается Знаменский.
- Да вот такой. Сам гляди.
Они молча делают еще несколько шагов. У цеха идет погрузка овощей на машины. Васькин, белобрысый, круглолицый здоровяк, принимает у шоферов наряды, расписывается в накладных, горласто командует - все сразу.
- Щас обрадую, - подмигивает Знаменскому Демидыч и кричит неожиданно звонко: - Тарасыч! Следователя к тебе веду!
Среди грузчиков распоряжается тот человек, который старался не попасть на глаза Знаменскому некоторое время назад. Увидя Пал Палыча снова, он, беззвучно выругавшись, скрывается за машиной.
Работа затормаживается, люди оборачиваются посмотреть - кто на следователя, кто на Васькина. Тот остается равнодушным.
- Ну и веди, чего орать-то? Шевелись, ребята, шевелись!
- Мам-Тоня прислала, - докладывает Демидыч, подходя.
- Васькин, - протягивает тот руку.
- Знаменский.
- Разговор большой?
- Чуть короче среднего.
Васькин машет шоферу, собирающемуся отъезжать.
- Старика захвати! Валяй, Демидыч, за пивом, мочи нет, - и сует деньги.
Демидыча подсаживают в кабину. Он беспокоится, усаживаясь:
- А если пива нет?
- Что-ничто бери!
Машина с Демидычем отъезжает, и Васькин окликает Малахова:
- Ваня, принимай вахту… Пойдемте.
Оставшийся командовать Малахов суетится больше Васькина, покрикивает на рабочих, но те чувствуют себя вольготно: закуривают, переговариваются. Выходит из укрытия скрывающийся, смотрит вслед Знаменскому.
- За какие грехи Васькина тягают? - спрашивает он.
- За чужие, - убежденно произносит Малахов.
- Откуда свои, - хмыкает кто-то.
- Дурак! Всех-то по себе не суди! - обижается за Васькина Малахов.
Между тем в конторке - небольшой, но уютной и комфортабельной - идет беседа.
- Совхоз овощи вам отправил, - говорит Знаменский. - Это по документам бесспорно. Но база платить отказывается, ссылаясь, что груз не прибыл.
- За что ж платить - за пустое место? - невозмутим Васькин.
- По словам железнодорожников, вагоны были доставлены по назначению.
- Вечные штучки. Зачалили неизвестно куда, а на нас спихивают. Вы с ними вплотную сталкивались, с железными дорогами? То есть в поезде, конечно, ездили. А по делу?
- Довольно давно.
- Не знаю, как было давно, а в наши дни - Содом и Гоморра. Не то удивительно, что грузы пропадают, - постепенно переходит на ораторский тон Васькин. - Удивительно, что вообще куда-то что-то доходит!
- Я занимаюсь только судьбой конкретных вагонов с помидорами.
- Вы так вопрос не сужайте, это неправильно! В частном случае - как в капле воды.
- На базах тоже неразбериха…
Васькин перебивает, начиная горячиться:
- Нет сравнения, могу со всей ответственностью. Я вот беру, - раскрывает он толстую "амбарную" книгу, - и могу сию минуту сказать, сколько у меня огурцов или чего. А на большом узле стоят вагоны тысячами, прибывают, убывают, думаете, их кто-нибудь строго учитывает?
- Думаю, все-таки учитывают.
- А вы попробуйте начальника узла спросить, сколько на данный момент каких вагонов. Не ответит он, голову кладу! Теперь дальше: уходит состав. Кто на выезде пальцем считает: пятьдесят один, пятьдесят два, пятьдесят три? Никто. Значит, возможен вариант: сцепщику бутылку, машинисту другую - отцепите мне, братцы, в Люберцах вон тот вагончик, что-то он мне нравится.
- По-вашему, вагоны отцепили по дороге?
- Может, и отцепили. А может, сцепщик где номерами ошибся. - Они девятизначные!
- У контейнеров, товарищ Васькин, у вагонов семизначные.
- Тоже не сахар. Особенно в потемках. Ошибаются сцепщики почем зря! И диспетчера ошибаются. Последнее время автоматика на узлах - нажимаешь кнопки, вагоны катятся сами с разных путей. А диспетчер, допустим, уставши. Ткнул не ту кнопку и вбил в состав вагон, которому надо в обратную сторону! Станет он вам маневровые паровозы вызывать - вагоны растаскивать и собирать заново? Ждите, как же! Матюгнется и отправит тот вагончик заместо Одессы в Мурманск.
- Товарищ Васькин, - с некоторой иронией в голосе пытается вернуть разговор в нужное русло Знаменский, - я ведь железными дорогами не ведаю…
- Потому и ввожу в курс. Минутку, я вам даже процитирую… - Васькин достает несколько газетных вырезок и читает: - "Число исчезнувших вагонов из года в год растет", "В МПС создана группа розыска грузов…", "Телеграммы о неприбытии вагонов поступают десятками тысяч…"
- Я очень однообразный человек - все о помидорах. Раньше такие пропажи случались?
Васькин скучнеет.
- Да наверняка. Надо поспрашивать, повспоминать…
- Другими словами, на памяти не случались? - Знаменский перекладывает вырезки. - Выцвели уже, а, товарищ Васькин? А пометки свежие. Для меня, значит, постарались? Ай, Васькин, лукавый человек!
Тот с внезапным ожесточением вскидывается:
- Да, Васькин! Жена - Васькина, дети - Васькины! Да!
Появляется веселый Демидыч с бутылками. Васькин в досаде на себя за вспышку достает кружки.
- Это у него больная мозоль, фамилия-то, - поясняет Демидыч, открывая пиво.
- Ты мели больше!
В дверь заглядывает Малахов, манит Васькина:
- Можешь на секундочку?
Враз выпив кружку пива, Васькин бормочет: "Извиняюсь" - и выходит, прикрыв дверь.
- Видал? - поднимает палец Демидыч. - Выпил без перехвата дыхания! Вот здоров! - старик выглядывает из конторки удостовериться, что Васькина поблизости нет, и принимается сплетничать:
- С Васькина мам-Тоня прошлым годом тринадцатую зарплату сняла. Из-за фамилии.
- Такого не бывает, Демидыч.
- Все, милок, бывает. Жизнь - она баба шутливая. Васькин спозаранок бананы принимал. Час принимает, другой принимает, проголодался, отойти нельзя. Начал жевать. Не знаю, сколько он съел, на мой вкус более пятка не умнешь. Ну, однако, кого-то задело. Комсомольский прожектор нарисовал в стенгазете сатиру: вот этакий круглый, по колено в банановых очистках. И подписали из басни: "Васькин слушает, да ест". Мам-Тоня и вкатила ему "за незаконное распаковывание и употребление на личные нужды". Позавтракал!
- А вы его недолюбливаете, Демидыч.
Демидыч удивлен.
- Васькина?.. - Подумав, соглашается. - Ну, может, маленько. Шаршавый мужик.
Возвратившийся Васькин наливает себе еще кружку.
- Иди, дед. Спасибо за пиво.
- Доброго здоровья, - старик бодро ковыляет к двери.
- Так на чем мы остановились? - спрашивает Васькин, снова спокойный и уверенный.
- Вы убеждали меня, что ваш отдельный случай объясняется тем, что подобных случаев вообще много.
- Убедил?
- Нет. Это не доказательство.
- Как кому. Мы, конечно, университетов не кончали…
- Зачем прибедняться! Вы кончили педагогический техникум, Владимир Тарасович.
Упоминание техникума Васькину неприятно.
- Короче говоря, вагонов с помидорами от совхоза "Южный" я не принимал. И сменщик мой, Малахов, тоже.
- Малахова я спрошу отдельно.
Покидая территорию базы, Знаменский застает все того же стража.
- Я следователь, помните?
- Чего ж не помнить…
- К вам просьба.
- Ко мне? - без интереса переспрашивает старичок.
- Списки работающих на базе от посторонних организаций сохраняются?
- Списки? Смотря когда.
- Конец апреля.
Вахтер нацепляет очки, лениво роется в ящике стола. Наконец извлекает схваченные скрепкой листки.
- Вот, нашлись, - сообщает он с некоторым удивлением.
- Проверьте, пожалуйста, последние числа, четвертый цех.
Вахтер неторопливо листает свои бумаги.
- С 28-го по 30-е записаны студенты.
- Разрешите взглянуть?
На скамейке в жилом квартале сидит, скучая, некрасивая девица с авоськой. Из подъезда выходит Томин и направляется куда-то по улице. Девица трогается следом. Томин сворачивает за угол, останавливается, и преследовательница через некоторое время почти натыкается на него.
- Доброе утро, прелестная незнакомка!
Девица глупо таращится.
- Сегодня мы с авоськой. За покупками?
- А вам что за дело? - несколько оправясь, огрызается она.
- Вы положительно ко мне неравнодушны. Что бы это значило?
- Не приставайте, пожалуйста! Я с незнакомыми…
- Недолго и познакомиться. Я, например, из уголовного розыска. А вы? - и тоном, не допускающим возражений, требует: - Попрошу документы!
- Еще чего! - хорохорится девица.
- Тогда - "пройдемте"?
Девица колеблется, но все же раскрывает сумочку и вытаскивает паспорт.
- Нате. Подумаешь!
- Благодарю. - Томин быстро пролистывает страницы и возвращает паспорт. - Вы мне чрезвычайно симпатичны. Запомню фио и адресок.
6
В той же конторке, где разговаривал с Васькиным, Знаменский беседует теперь с Малаховым, вторым кладовщиком. У Малахова детское лицо, в глазах постоянная то ли задумчивость, то ли грусть. Говорит он немного бессвязно. По временам начинает присочинять, увлекается, искренне верит тому, что рассказывает, смакует драматические эффекты, с удовольствием пугается.
- Должен быть третий. Обязательно. Круглосуточно принимаем-отпускаем. Но нету. Умер он. Погиб. Хороший старик, жалко. Петр Иванович. Под самосвал попал. Прям рядом с базой. Зимой еще. Он пьющий был - и под самосвал. В лепешку. Все кости до единой переломало, - и, расширив глаза, Малахов повторяет: - До единой косточки!
- Отчего же не берете третьего кладовщика!
- Трудно подобрать. Коллективная материальная ответственность. Все на доверии. Человек нужен. Мы друг другу товар не сдаем. Котя… это я Васькина так по дружбе… Котя двенадцать часов отработал - я заступаю. Товар перевешивать невозможно. Неделю будешь вешать. Чужой придет - проворуется. Или обведут. Народ только и ждет.
- Такой все нечестный народ?
- У нас-то? Что вы! Жутко воруют. Прут подряд. Мафия. За каждым в оба.
Знаменский подзадоривает:
- Так уж и мафия?
Малахов принимает таинственный вид.
- Про мандариновую империю слышали?
- Нет, - удивляется Знаменский, подыгрывая.
- Страшное дело! До последнего мандарина - в их руках. Что направо, что налево - полный расчет. Транспорт имеют. Агенты везде. Все есть. Тиски запасные - пломбы зажимать. Прям опутали экономику. Денег, конечно…
- Вы с этой "империей" сталкивались?
- Бог хранил. И вы забудьте. Ни-ни. А то ого! Концерт для гроба с оркестром! И никто не узнает, где могилка моя! - Малахов разволновался настолько, что Знаменский смотрит озадаченно: не поймешь, то ли святая простота, то ли человек ловко придуривается.
- Хорошо, с империей не связываемся. Вернемся к помидорам.
- А что? И помидоры воруют. Еще как. Было однажды - навесил замок. Покушать пошел. Прихожу - висит. Отпираю - два ящика не хватает. Из-под замка! Мафия! Авторучку на виду не оставь, сопрут. Изворовались все.
- Такие случаи известны, - не может удержаться Знаменский. - Со спичками тоже часто. И никаких следов.
- Смеетесь, - говорит Малахов огорченно.
- Да нет, я к слову… Как понимать, что все воруют? Например, вы или Васькин - тоже?
- Нам не нужно, - машет рукой Малахов. - Мы с Котей на естественной убыли. Хватает. И никого риска.
- Никакого риска? - переспрашивает Пал Палыч, изумленный признанием.
- А что? Государство само установило. Порядок, нормы. Официально же.
В дверь стучат.
- Ну что? - сердито оборачивается Малахов. - У меня обед!
- Выйди на пару слов, - слышится голос.
- А-а… Разрешите?
- Пожалуйста.
Малахов выходит. И в третий раз мы видим человека, который прячется от Пал Палыча. Он плотно прикрывает дверь, которую Малахов оставил приотворенной, тянет его в сторонку и понижает голос:
- Это у тебя - фамилия "Знаменский"?
- Вроде да.
- Интересно. Ирония судьбы… Слушай, придет Васькин, скажи, чтоб меня нашел. Сразу, понял?
- А что?
- Надо, Малаховка, надо. Ну, пока.
- Кто это был? - спрашивает Знаменский, когда Малахов возвращается. Кого-то смутно напомнил услышанный голос.
- Бригадир грузчиков. Просил тут передать… да так, мелочи жизни.
- Ну ладно, хотел спросить, как вы попали на должность кладовщика?
- Да мы с Котей еще пацанами, - охотно рассказывает Малахов. - В одном дворе. Я раньше в телевизионном ателье работал. Не сложились отношения. Нервничал сильно… А где наш двор был, стадион построили. Нас с мамой - в Текстильщики, Котю - в Черемушки. Однажды встретились, посидели и позвал к себе. За ним-то спокойно.
- А… Котя как попал сюда?
- Драма! Учителем Котя был. Дочка академика влюбилась. Из девятого класса. А он в нее. Рыдания. Академик заскандалил. Я перед Котей преклоняюсь. Пожертвовал образованием, все бросил. Академик потом прощения просил. Да уж поздно. Такой Котя человек!
- Вы помните массу всяких историй. - Пал Палычу немножко смешно. - Только про вагоны начисто забыли. Три вагона с помидорами в конце апреля. А?
Видно, что Малахов задет.
- Товарищ следователь, я, может, с придурью, - хмуро говорит он. - Не все упомню. Возможно. Устаю как собака. Но учет я веду. Все оки-доки. Десять классов. Вы учет проверяли? Вагоны есть?
- Нету.
- Значит, не было. - Какая-то мысль мелькает в глазах, и он легко забывает обиду. - Вот вы кого - вы Лобова еще спросите! Он от железной дороги весовщик. За вагоны мы ему расписываемся.
- Сказали - Лобов сегодня на учебе.
- А-а, верно. - И добавляет с гордостью за Лобова: - Кончит вуз - начальником станции будет.
По бульвару шагает Томин. Тут почти всегда встречается кто-то из своих. Одному - приветственный жест, другому кивок.
Человек, избегавший Знаменского на базе, сейчас хорошо одетый и имеющий преуспевающий вид, при приближении Томина расплывается в радушнейшей улыбке:
- Ба, Томин!
- Викулов? - спрашивает Томин без особой радости.
- Собственной персоной! - отвечает тот и с таким сияющим лицом тянет руку, что Томин невольно подает свою.
- На Петровку? Ты там? - частит он, не отпуская ладонь Томина. - А я - не угадаешь, где! Такое могу порассказать!..
Издалека кто-то целится в здоровающихся телеобъективом и щелкает затвором фотоаппарата.
- Позвони мне в "Космос", а? Нет, ты обещай! Встретимся, поболтаем, вспомянем. Номер 2-08, ладно? Я еще три дня в Москве.
- Работы невпроворот, вряд ли.