- Жалко. Ну, в другой раз. Всяческих тебе успехов. Будь здоров! - и снова протягивает руку. Томин торопливо жмет ее, чтобы поскорее отделаться. И идет дальше, выбросив Викулова из головы.
7
В кабинете Знаменского сидит Саша - студент университета. С виду простецкий, "русопятый". Он - один из тех, кто в конце апреля работал на базе в четвертом цехе.
- Не обязательно было приезжать, Саша, ведь сессия на носу. Продиктовали бы по телефону.
- Я хотел лично.
Что-то в его тоне заставляет Знаменского посмотреть на парня внимательнее, но тот отводит взгляд.
- Может, понадобится? - говорит он, передавая Знаменскому два листка, - я захватил списки ребят. Это физматовцы… это наши… А сколько машин… - Знаменский берется за авторучку. - Да я вырву, что вам переписывать… Здесь отмечено по дням: двадцать восьмое, двадцать девятое, тридцатое.
- Спасибо, спасибо, Саша. - Знаменский скрепляет листки вместе.
- Это вам что-то дает?
- Да, эти листочки могут сослужить хорошую службу.
- Там что-нибудь серьезное… на базе?
- Просто любопытно или есть причина? - осторожно выясняет Пал Палыч.
- Ну… - Саша колеблется, - в общем, я знаком с Леной Чугунниковой и потому… - неловко замолкает.
У Знаменского на минуту портится настроение: парень ему симпатичен.
- Хорошая девушка? - по-доброму спрашивает он.
- Лучше всех. - Саша за иронией с трудом скрывает беспокойство.
- Да, тесен мир… Но я не вправе рассказывать.
Саша бегом спускается по эскалатору - спешит на свидание.
Как всякая девушка, которой пришлось ждать, Лена в некоторой досаде:
- Ты так во мне уверен, что уже начинаешь опаздывать?
- Ленуся, разве плохо, что уверен?
- Хорошо, хорошо… только не зазнавайся.
- Никогда! - клятвенно произносит Саша. - Это твоя привилегия на всю жизнь!
Лена смеется.
- Где ты, негодяй, застрял?
- У следователя.
- За тобой водятся преступления?
- Масса, - отзывается Саша легким тоном, но невольно хмурится.
- Рассказывай!
- Не хочется отравлять вечер.
- Но я обожаю страшные истории!
- Ничего страшного… я надеюсь.
- Все равно! Признавайся сейчас же!
- Только ты не расстраивайся… На базе идет какая-то проверка. Помнишь, мы там работали, а теперь нас как свидетелей…
- У мамы?
- Да. Следователь не сказал, в чем дело, но какой-то неприятный осадок…
- Ну-у, за маму можно не беспокоиться! - беспечно говорит Лена. - Больших безобразий не допустит. Не забывай, она все-таки генеральша. Она всех держит вот так! - сжимает кулак. - К ней даже иностранцев возят.
8
На пустых ящиках, валяющихся около одноколейной дороги, проходящей по территории четвертого цеха, размещаются Знаменский, Васькин, Малахов и новая фигура - весовщик Лобов. Это молодой человек из "модерновых". Ухоженный, трезвый, спортивный. Одет элегантно, чего не скрывает наброшенный на плечи рабочий халат. Часы у него, конечно, электронные, курит он "Мальборо", бумаги носит в "дипломате".
Кладовщики и Лобов препираются. Знаменский доволен, что удалось их стравить: в споре проскальзывают интересные детали.
- Просто дурная привычка - за все железные дороги ругать! - с апломбом говорит Лобов.
- Железные, выдержат, - примирительно вставляет Малахов.
Но Васькин мрачен.
- Вас не бить - ни вагона не дождешься! - перекрикивает он шум подходящего состава.
- Ну-ну-ну, я попрошу! - надсаживается и Лобов. - Претензии должны быть обоснованы. Если по воде или самолетом, то при грузе обязательно сопровождающий. Кто в воздухе украдет? Смешно! Но положен конвой. Тогда нам на каждый вагон надо по солдату, а разъезды и сортировочные стеной обнести! Дайте охрану - пожалуйста, спрашивайте. А то чуть что - дорога отвечай!
- Давай не будем! - отмахивается Васькин здоровенной своей пятерней. - Вы за груз не отвечаете. Пломба цела - и привет. Скорей подальше, пока мы внутрь не заглянули!
Состав прошел, но Лобов по инерции все еще кричит:
- А ты, Владимир Тарасыч, очень мечтаешь, чтобы товар пришел целенький?
- Чего мелешь? - огрызается тот.
Лобов взглядывает на Знаменского и спохватывается:
- Нет, разумеется, все заинтересованы в сохранности грузов. Горячимся, потому что болеем за общее дело. Хотя я лично - не материально ответственный, поймите меня правильно. Мое дело взвесить. Однако невольно принимаешь к сердцу. Если глубоко разобраться, Пал Палыч, то корень зла - поставщик.
- Вот это точно! - с воодушевлением подхватывает Васькин.
- Самое удобное - ругать тех, кто отсутствует, - отзывается Пал Палыч.
- Нет, верьте слову, при существующем положении поставщику плевать-расплевать, только бы отгрузить, хоть в поломанный вагон!
- А тара? - гремит Васькин. - Бывает, товар - в одном углу, а доски от ящиков - в другом!
- И вы знаете, почему так?
- Знаю, - кивает Знаменский Лобову. - Убытки оплачивает не отправитель, а получатель.
- Грузит один - платит другой, а дорога, разумеется, виновата, - иронически заканчивает Лобов.
Малахов с искренним сожалением подтверждает:
- Плохо грузят. Сколько влезет. Сколько не жалко. Сколько успели.
- Чаще недогруз или перегруз? - уточняет Знаменский.
- Когда как. Мы держим равнение на середину. Придет, например, вагон по нулям. Значит - килограмм в килограмм. Мы убыль все равно пишем. По норме.
- Все равно пишете? Всегда?
- Да слушайте его! - срывается Васькин. - По нулям! Весы-то не аптечные, железнодорожные весы! Ты скажи, какая у тебя официальная точность? - оборачивается он к Лобову.
- Плюс-минус полтонны на вагон.
- Вот! Стрелки, может, и по нулям, а полтонны нету!
- Ну ладно, кончили общие рассуждения. Вы принесли свою регистрацию грузов, товарищ Лобов?
- Разумеется, - он достает из "дипломата" учетную книгу.
- Откройте двадцать девятое апреля.
Лобов шуршит страницами. Нашел.
- Три вагона, - продолжает Пал Палыч. - Номера триста восемнадцать восемьдесят четырнадцать, триста восемнадцать восемьдесят сорок и триста восемнадцать восемьдесят сорок один.
Лобов просматривает записи.
- Названные вами вагоны не значатся.
- Вернее, у вас не помечены.
- А почему должны быть помечены?
- Потому что двадцать девятого между двенадцатью и часом дня их доставили сюда, на подъездные пути.
Воцаряется неприятная пауза.
- Я попрошу уточнить, откуда сведения.
- От сцепщика, из первых рук. По его, так сказать, наводке я нашел номера в одной из поездных ведомостей.
Еще более неприятная пауза. Малахов растерянно пожимает плечами и что-то бормочет. Лобов начинает усиленно "припоминать".
- А-а… Во-он вы про что… Это знаешь, Владимир Тарасыч, про что - когда дождь шел!
- Ну, допустим, шел, - тянет Васькин, стараясь понять, куда клонит Лобов.
- С утра зарядил, помнишь?
- Ну?
- Этот случай я объясню, Пал Палыч.
- Будет с вашей стороны очень любезно, товарищ Лобов.
- Помнишь, у одного вагона доски немного отошли? - Лобов обращается попеременно то к Васькину, то к Знаменскому. - Я говорю, старый вагон, сыплется уже, а он полез в пузырек - будем, говорит, создавать комиссию, может оказаться недостача.
Васькин сообразил что к чему:
- А-а… Это когда я говорю, вагон дефектный…
- Ну да, я говорю, принимай, а ты говоришь, надо комиссию.
- А-а… Ну помню… еще дождь лил…
- С самого утра!
- Очень хорошо, - прерывает их Пал Палыч; на глазах столковались, и ничего не поделаешь. - Кто вошел в комиссию по приемке?
- Да кого я под самый праздник соберу? - бодро отвечает Васькин. - В ливень-то на перроне стоять? Решил, пусть пройдут майские, тогда.
- Так. Груз оставался еще в ведении дороги?
- Нет-нет-нет. Раз мы транспортировали получателю, пломбы целы, претензий к нам нет - уже все. Дальше их забота. - Лобов поводит рукой в сторону Васькина.
- Это ты брось! Я тебе хоть где расписался?!
- Но груз на твоей территории?
- Ничего не значит!
- Нет, Владимир Тарасыч, я попрошу! Очень даже значит!
Между Лобовым и Васькиным опять готова разгореться перепалка, но Знаменский поднимает руку.
- Так или иначе, днем двадцать девятого апреля помидоры существовали. Что же дальше? Их смыло дождем?
- Дальше моя смена кончилась, - говорит Васькин и, не глядя на Малахова, спрашивает: - Вань, ты эти вагоны не комиссовал?
Малахов ошарашен.
- Котя! Мне ж никто ничего! Маневровый, наверно. Подцепил и увез.
- Пустые или полные, Малахов?
Тот в растерянности хлопает глазами.
- Не подходил даже. Не знаю. Другие принимал. Вагонов полно было. А с обеда отпускал. С той стороны. Где автомобильный подъезд.
- Простите, пожалуйста, я, вероятно, уже ничем не могу помочь… В институте сегодня семинар. - Для Лобова настал удобный момент улизнуть, он прощается и спешит прочь.
- Запросто могли груженые увезти, - заявляет между тем Васькин. - Под праздники тут Содом и Гоморра.
- Под праздники - жуть! - поддерживает Малахов.
- А в следующую свою смену вы поинтересовались судьбой вагонов?
- Да ведь это уже после праздников было! - восклицает Васькин. - Голова-то с похмелья… Чего уж там! - Ему ответ кажется вполне исчерпывающим, а разговор законченным.
Знаменский улыбается, вдруг развеселившись.
- Значит, не найти мне тех помидоров? Потерялись, замотались. А?
Кладовщики выжидательно молчат.
- Все-таки попробую. С двадцать восьмого по тридцатое у вас работали студенты. Припоминаете?
- Работали, - согласно кивает Малахов. - Наши грузчики - в складу. Те - снаружи, на погрузке машин.
- Вот и договорились: на погрузке машин.
- Ну и что? - осведомляется Васькин.
- Да ребятам скучно было, решили для развлечения соревноваться - факультет на факультет. Для подведения итогов записывали количество машин. И, представьте себе, их оказалось здорово больше, чем у вас по накладным! Выходит, был лишний "левак".
На скулах у Васькина набухают желваки.
- Такие записи - не документ!
- Небось набавили! Для игры!
- Не похоже, Малахов. Ребята серьезные, математики. Даже номера машин называют. Профессиональная память на числа.
- Да не принимали же. Те вагоны. Не принимали мы их.
- Официально не принимали. А по-тихому, я думаю, разгрузили.
Малахов засматривает в лицо Васькину и упавшим голосом спрашивает:
- Коть?..
- Вранье!
9
Томин и Кибрит разговаривают, шагая по коридорам Петровки, 38.
- Тебя оставили в покое, Шурик?
- Со вторника хвоста нет.
- И неясно, что это было?
- Одну даму на выбор проверил - ни в какую версию не влезла.
- Всего одну даму! Не слишком ли беспечно?
- Но криминала же нет. Ходить за мной - не преступление. - Томин прислушивается. - Извини, Зинуля.
В его служебном кабинете надрывается телефон.
- Да?.. - снимает Томин трубку. - Понял, выезжаю. - Он убирает бумага в сейф, опечатывает его. Хватает плащ, пистолет, собирается уходить.
Новый телефонный звонок возвращает его к столу.
- Да?.. Да, майор Томин… В триста шестую? Сейчас не могу, ждет машина на происшествие…
На том конце провода говорят нечто такое, от чего брови его ползут вверх.
- Вы отменили? - недоумевающе спрашивает он. - Да, есть явиться в инспекцию по личному составу.
- Интересно… что же я натворил такого… антислужебного, - бормочет Томин, вешая на место плащ и убирая пистолет обратно в сейф.
…Томина ждет подполковник Саковин. Держится суховато, любезность его лишена теплоты. Томина он встречает, не вставая из-за стола.
- Здравия желаю, товарищ подполковник.
- Зачем же так официально. Садись. Сколько лет, сколько зим.
- Да, давненько… - Томин садится, и некоторое время они молча рассматривают друг друга.
- Значит, ты в инспекции? - спрашивает Томин.
- Как видишь… Насколько помню, в институте мы ни врагами, ни друзьями не были, а позже вообще не сталкивались. Так что нет препятствий для проведения служебной проверки… Как будем разговаривать? Перейдем на "вы" или?..
- О, мои дела так плохи?
- Твои дела… твои дела… твои дела… - Саковин достает папку. - Чего уж тут хорошего.
- Звучит неприятно. Но интересно.
Саковин бросает испытующий взгляд, однако на лице Томина действительно только интерес.
- Пойми правильно, Саша. Как бы руководство ни было уверено в тебе или Знаменском…
- Еще и Знаменский?!
- Проверка сигнала такого рода должна быть строгой и тщательной, - привычно не замечает, что его прервали, Саковин.
- Сигнала какого рода?
Саковин снова не реагирует на реплику.
- Хуже всего, что сигнал объективно кое-чем подкреплен. Речь идет о твоем посредничестве в получении Знаменским взятки.
- Если б ты не по службе, Саковин… - Томин не договаривает, но смысл ясен.
- Этак мы действительно перейдем на "вы", - осаживает его Саковин. И после короткой паузы продолжает: - Обвинение придумано не мной, Томин. И, надеюсь, ты оправдаешься.
- И с кого же мы с Пашей содрали взятку?
- С работника овощной базы.
- И богато взяли?
- Для продолжения разговора мне нужен официальный ответ - нет или да?
- Нет!
- Еще один обязательный вопрос: может быть, есть доля правды! Какие-то общие знакомьте… у кого-то брали взаймы… встречались с кем-нибудь!.. Прошу тебя подумать, что могло лечь в основу сигнала.
- Нет знакомых, не брал взаймы, не встречался, не состоял, не участвовал. Что касается Знаменского, то…
- То похоже, что ему действительно уплачено, - договаривает Саковин.
- Знаешь, я встану и уйду, и делай со мной что хочешь!
- Будь добр, не вдавайся в амбицию. Побольше выдержки.
- Хорошо, я буду выдержан. Я спрошу тебя очень вежливо: мыслимо ли заподозрить Знаменского?! Пашку Знаменского! Сколько-нисколько ты же его знал!
Саковин откидывается на спинку кресла и говорит как маленькому:
- Я работаю в инспекции по личному составу. Моя служба заключается в том, чтобы досконально расследовать случаи злоупотреблений, недобросовестного поведения наших сотрудников и тэ пэ. А ты предлагаешь пойти к начальству и сказать: что вы, товарищи, они прекрасные ребята, да я же с ними вместе учился двадцать лет назад!
- Согласен, наивно, - признает Томин, остывая. - Но когда речь о Паше…
- Оставим его, поговорим о тебе. - Саковин достает из папки фотографию. - Кто этот человек? Что вас связывает?
На фотографии крупно: Томин жмет руку Малахову.
10
Знаменский входит в кабинет Чугунниковой.
- Антонина Михайловна, к вам за помощью.
- Понадобилась-таки директорша?
- Понадобилась, - в тон ей говорит Знаменский. - Без вашей санкции бухгалтерия ни в какую.
- А что вас интересует?
- Вот такая справка в четыре колонки, - он кладет перед ней образец. - По всем показателям дать расшифровку: когда, куда, сколько.
Просьба неприятная, и несколько секунд Чугунникова тратит, чтобы вернуть приветливую и снисходительную улыбку.
- Пал Палыч, но ревизоры же проверяли.
Знаменский - само простодушие:
- В такие подробности они не входили по четвертому цеху. А мне нужно - тогда вся картина будет как на ладони.
- Действительно, как на ладони… И вы начнете нас ловить на этих цифрах, - она испытующе смотрит на Знаменского.
- Но вы же любите критику, Антонина Михайловна.
Шпилька тоже неприятна, и надо это скрыть, чтобы не терять лица.
- Честно говоря, мне импонирует ваша серьезность. Люблю людей с настоящей деловой хваткой. И критику люблю. Но плодотворную, Пал Палыч, плодотворную! Вы же собрались затеять крючкотворство.
- Я с вами не согласен.
- А я с вами не согласна! - с силой в голосе говорит Чугунникова. - Знаете, где все цифры в ажуре? Там, где по-крупному воруют. Да-да! Где специально держат "черного бухгалтера". У меня его нет. У меня учет ведут кладовщики. Естественно, что-то с чем-то может не совпадать.
- Еще как не совпадает, Антонина Михайловна! По три вагона не совпадает.
- Неужели правда мужики начали заворовываться? - У Чугунниковой огорченный вид.
- Пока не скажу ни "да", ни "нет". Но учет ведется так, чтобы никто ни за что не отвечал. Поступает, например, груз в дежурство одного кладовщика. Акт, что обнаружена недостача, преспокойно составляют уже при следующем. Это нормально?
- Ну…
- Не трудитесь, вопрос риторический. Идем дальше. Должно присутствовать постороннее лицо, что называется, от общественности. Так?
- Обязательно. Для объективности.
- Я выборочно поглядел акты - по четвертому цеху почти везде фигурирует один и тот же человек. Вправе я ждать от него объективности!
- Между прочим, в инструкции о порядке приема не указано, что посторонние лица должны быть разные.
- Ай, Антонина Михайловна!
- Ай, Пал Палыч! - укоризненно подхватывает Чугунникова. - Попробовали бы сами. Ведь никого не дозовешься! Так повсеместно принято: от нас ходят в соседнюю организацию, от них - к нам.
- Да? Мне все-таки интересно будет посмотреть на этого постоянного постороннего… Но мы уклонились от главного. Когда я смогу получить свою справочку?
Чтобы подавить раздражение и сообразить, как вести себя с настырным Знаменским, Чугунникова берет короткий тайм-аут.
- Минутку… - она копается в ящике стола, достает какую-то записку, закладывает между листками календаря. Затем решительным жестом включает переговорное устройство.
- Зоя, меня нет ни для кого, - и, поколебавшись, уточняет: - Кроме Льва Севостьяныча.
- Великий человек - Лев Севостьяныч, - усмехается Знаменский.
- Вы знакомы? - радостно встрепенувшись, спрашивает Чугунникова.
- Ответ может иметь две редакции: "Я знаком со Львом Севостьянычем" или "Лев Севостьяныч знаком со мной". Какую вы предпочитаете?
Чугунникова поняв, что тема скользкая, спешит отмежеваться от "великого человека".
- Да какая разница, я сама случайно познакомилась. На встрече Нового года в Торговом центре.
- Так вы встречали Новый год в Торговом центре?
- Вы спрашиваете так, будто… "значит, ты была на маскараде?"
- В какой-то мере. Но возвращаюсь к своему вопросу, - Знаменский приподнимает за уголок "макет" будущей справки.
Разговор обострился, и Чугунникова решается на крутой поворот.
- Разумеется, если вы настаиваете… Но коли пошло на откровенность, я вам без всяких документов скажу: акты о недостачах при железнодорожных поставках вообще фиктивные!
- Так прямо и скажете?
- Прямо так. Филькины грамоты. Что у нас, что на любой базе. И по-другому быть не может! Удивила?
- Я внимательно слушаю.