Латушенкова плотно сжала губы и опять принялась разглядывать узоры на скатерти. Казалось, она не собиралась отвечать.
- А, Вероника Ивановна?
Латушенкова зябко передернула плечами и подняла на опера невидящие глаза.
- На работе посидели. Потом одна из лаборанток напросилась ко мне в гости. Явилась вместе с приятелем… Выпили шампанского за старый год, потом водки… К двенадцати открыли вторую бутылку шампанского и опять перешли на водку. А затем мои гости стали вести себя так, словно были одни в квартире. Знаете, такой прелестный получился у меня праздник: они лижутся, а я на них любуюсь. Но этого им показалось мало, потом они намекнули мне, что… Ну зачем я все это рассказываю!.. Короче говоря, я попросила их убраться вон. И осталась дома одна. Может, все бы обошлось, будь у меня тогда телевизор… То есть он был, но незадолго перед тем сломался, - она оглянулась на сиротливо пустую тумбочку. - Вчера увезли в ремонт… Скажите, а вам никогда не приходилось встречать Новый год в полном одиночестве? Хотя… Нет, надо быть женщиной, чтобы понять мое тогдашнее состояние… Господи, ну что вам еще надо объяснять!
- Кое-что все-таки придется, - сказал Бородин. - Например, зачем вы отправились в ту ночь к Петрякову?
- Значит, что-то вы все-таки поняли? - криво усмехнулась Латушенкова.
- Как давно вы с Петряковым до этого встречались? - спросил Бородин.
- Порядочно. Мы познакомились… В тот день, десятого августа прошлого года, у меня в трамвае разрезали сумочку… Видите, какой невезучий был для меня год?.. Вытащили деньги, паспорт. Паспорт тут же подбросили, а Петряков первым его увидел, поднял и преподнес мне как подарок. Проехал со мной лишнюю остановку и проводил до дома. Всю дорогу, не переставая, что-то говорил, говорил. Ну я уши-то развесила. Хотя вид у меня вроде как неприступный, так мне все говорят, но на самом деле… - Латушенкова приложила руку к груди. - Чего уж скрывать: только и жду, когда какой-нибудь приличный мужчина обратит на меня внимание. Петряков мне показался именно таким. Приличным. Правда, ростом ниже меня, но тут уж, знаете… К тому же до встречи с ним я года три жила без мужчины. Совсем одна. Чего ж вы хотите!.. Ну вот, когда мы с Петряковым второй-то раз встретились, он стал зазывать меня к себе на кофеек. Однако я решила, что приличнее будет, если я его у себя приму. Так что я у него в гостях не была ни разу…
- Говорят, вы требовали, чтоб он вернул вам телевизор.
- Я этого не помню, но раз говорят жильцы… Было так было!.. Но когда я шла к Петрякову, то думала не о телевизоре…
- Чего ж вы хотели от него?
Латушенкова удивленно посмотрела на Бородина:
- Ну чего, как вы думаете, пьяная баба может хотеть от мужика? Тем более что мы с ним не ссорились. Он просто перестал приходить ко мне. Мне было так одиноко, что я готова была… Ну не знаю! Да и незачем вам все это слушать! Что вас еще интересует, касающееся Морозовой?
- Когда вы ломились к Петрякову, то были уверены, что он дома?
- Видимо, - пожала плечами Латушенкова. - Смутно припоминаю, что, прежде чем подняться к нему, я посмотрела на его окна. Они были освещены.
- О присутствии в квартире женщины догадывались?
- Что касается женщины… Ну если мужчина дома и не открывает дверь, то что еще может прийти в голову?
- Вы сказали, что не были у него дома, - включился в разговор Юра. - И все же нашли дверь и окна. Как вам это удалось?
Латушенкова с интересом поглядела на Юру:
- Мальчик далеко пойдет! Моментально разоблачил меня! Хотя я действительно не бывала у Петрякова.
- И как же вы отыскали его квартиру? - спросил Бородин.
- Интересно? Ну хорошо, расскажу, - она обращалась персонально к Юре, который от такого внимания засмущался и начал краснеть. - Однажды, когда Петряков заночевал у меня, я вытащила у него из кармана паспорт. Хорошо ли, плохо ли я сделала - судите как хотите. Но мне надо было узнать, женат он или нет. Эти странички в его паспорте были трогательно чисты. И на всякий случай я списала его адрес, а когда он пропал из виду, предприняла маленькую слежку. Однажды поднялась до его квартиры, но позвонить не решилась. А выйдя на улицу, определила расположение его окон. Ну а потом как глупая девчонка стала прохаживаться вечерами по другой стороне улицы и смотреть на его окна… Еще будут вопросы?
- Да, - кивнул Бородин. - Конкретно о Морозовой. Где она к вам подошла?
- Видимо, это был исторический момент, но я, к великому сожалению, не сохранила его в памяти. Первое смутное воспоминание связано с каким-то настойчивым ее вопросом. Возможно, она добивалась, чтобы я сказала ей свой адрес…
- Вы его сказали?
- Возможно. Помню, как валялась в снегу, а она меня пыталась поднять. Помню, как хватала ее за ногу, и она тоже падала, и я смеялась… Кажется, меня разбирал смех. Никак не могла остановиться. А дальше в памяти полный провал. До того момента, как двое каких-то мужчин взяли меня под руки и поволокли вверх по лестнице. А что было дальше, вы уже знаете…
- Вы догадывались, что Морозова - та самая женщина, которая была у Петрякова?
- Да Боже мой, конечно же, нет! Единственно, чего я хотела, чтобы она от меня отвязалась. Я хотела вернуться к Петрякову, но как-то так в конце концов получилось, что эта женщина привела-таки меня домой…
- Кто такая Ираида Аркадьевна Софийская?
Латушенкова удивленно приподняла брови:
- С чего это она вас заинтересовала? Работала у нас нянечкой, недавно ушла на пенсию. Славная в общем-то старушка. С ней ничего не случилось?
- Нет, ничего, - Бородин подавил улыбку и продолжал допытываться: - А чей адрес вы сообщили участковому?
- Что, был еще и участковый? - испуганно изумилась Латушенкова. - Мать честная! Как видно, я основательно повоевала там…
- Насчет этого не сомневайтесь, - сказал Бородин, с трудом сохраняя на лице серьезное выражение.
Латушенкова озадаченно поморгала.
- Вот даже как! А что за адрес я сообщила участковому?
Бородин сказал, и она тотчас вспомнила:
- В тот дом я ходила прошлой осенью к раковому больному. Одна крайне неприятная особа из квартиры напротив как-то, помню, нахамила мне. Возможно, что номер дома и ее квартиры подсознательно сорвались с языка… Ну не знаю!..
Бородин посмотрел на Юру:
- У тебя есть еще вопросы?
- Один, - кивнул тот. - Насчет уколов. Вы вводили морфин тому раковому больному?
- Ну и что? - удивленно посмотрела на него Латушенкова. - Это в порядке вещей.
Однако Бородин уловил в ее глазах испуг.
- Нет, ничего, - сказал Юра. - Вы забыли - я напомнил.
- Ничего не поняла! - Латушенкова вопросительно взглянула на Бородина.
Он откашлялся.
- Вероника Ивановна, сейчас мы обязаны провести осмотр вашей квартиры. Юра, пригласи понятых!
Юра удалился.
Бледное лицо Латушенковой покрылось розовыми пятнами.
- Позвольте, - дрожащим голосом начала она. - Вы что, собственно говоря… Неужели я должна отвечать за то, что какая-то совершенно незнакомая мне женщина без моей просьбы, а скорее вопреки моему желанию, почти насильно помогла мне добраться до дому и вошла в мою квартиру без приглашения? Я даже не знаю, что она тут делала, воспользовавшись моим беспомощным состоянием! Что вы рассчитываете найти? Ее скелет в моем шкафу? Тогда я, наверное, вправе потребовать, чтобы вы показали мне ордер на обыск!
Бородин попытался ее успокоить:
- Разрешение прокурора у нас имеется. Но ни о каком обыске и речи нет, Вероника Ивановна! Простая формальность. Поскольку Морозову в последний раз видели рядом с вами, у дверей вашей квартиры, то мы ее, вашу квартиру, обязаны осмотреть. Согласно инструкции. К тому же остались следы пребывания здесь Морозовой. Хотя бы эта сережка. А чтобы Морозова отсюда уходила - этого, к сожалению, никто не видел. Повторяю: речь идет не об обыске, мы ни к чему не будем прикасаться руками. Разве что, с вашего позволения, посбрасываем с балкона снег…
- Надеетесь отыскать там труп? - не без ехидства спросила Латушенкова.
Бородин еще раз, подробнее, пояснил:
- Вероника Ивановна, у нас есть инструкция, которая предписывает определенные действия при осмотре вероятного места…
- …убийства? - закончила фразу Латушенкова.
- Вероятного места происшествия, - поправил ее Бородин.
- Чрезвычайного происшествия! - еще точнее выразилась Латушенкова. - Ну да, я проломила ей голову утюгом, а затем закопала в снег на балконе. До весны. А весной… Ну я еще не решила, как буду выходить из положения…
Бородин чувствовал, что она на грани истерики.
- Вероника Ивановна, поймите, - он постарался придать голосу как можно больше задушевности, - нам необходимо лично убедиться в том, что ни живой Морозовой, ни ее трупа в вашей квартире нет. Чтобы уж больше вас никогда не беспокоить. Ну такой у меня характер: уверен, что Морозова в ту ночь ушла от вас, но ничего не могу с собой поделать. Обязательно должен соблюсти установленный порядок!..
- Интересно, как только жена с вами уживается! - и нос Латушенковой смешливо сморщился.
- Сам не понимаю! - простодушно улыбнулся Бородин.
- Ну раз уж такой у вас характер, - сказала Латушенкова. - Тем более что снегу нынче навалило… Так и так его надо сбрасывать, - и улыбнулась, что окончательно разрядило обстановку.
- Надеюсь, мы с вами расстанемся по-хорошему, - улыбнулся в ответ Бородин.
- Ну посмотрим на ваше дальнейшее поведение, - все же поосторожничала Латушенкова.
Юра привел двоих мужчин.
- Приступим, - сказал ему Бородин и стал медленно обходить комнату, в то время как Юра в сопровождении одного из понятых отправился на кухню.
- Будьте добры, откройте дверки шкафа! - попросил Бородин хозяйку. - Так, можете закрыть… Диванчик позвольте отодвинуть от стены…
- Двигайте, - миролюбиво разрешила хозяйка.
Поразительно: за диваном на полу ни пылинки, ни соринки!
Обойдя по часовой стрелке комнату, Бородин вновь задержался у мебельной стенки, напротив секции с маленькими выдвижными ящичками.
- В котором у вас хранятся лекарства? - спросил он.
- У вас что, голова заболела? - спросила та, не двинувшись с места.
- Живот, извиняюсь, - улыбнулся Бородин.
Латушенкова вспыхнула:
- Скажите уж прямо, что именно вас интересует! Лекарства я держу в трех ящичках.
- Тогда выдвиньте их по очереди.
- Вы же сказали, что обыска не будет!
- Обыск - это когда в квартире все переворачивается вверх дном, - разъяснил Бородин. - Я же прошу показать мне только вашу аптечку. Трогать я ничего не собираюсь.
- Но в этих ящичках может оказаться и дамское белье, - упорствовала Латушенкова. - Надеюсь, вы не из тех любителей…
- Сомневаюсь, чтобы в этих ящичках было дамское белье, - покрутил Бородин головой.
- Откуда вам знать?
От поглядел на нее с добродушной усмешкой:
- Я уже немножко вас знаю. Прошу…
Верхний ящичек был битком набит импортными упаковками, видимо, дефицитных лекарств. А то, ради чего Бородин затеял осмотр аптечки, обнаружилось во втором ящике, у задней стенки. Это была весьма потрепанная коробка с ампулами морфина.
- Как он здесь оказался? - строго спросил Бородин.
- Так уж вышло, - сквозь зубы ответила Латушенкова.
- Объясните подробнее.
- Да вы поглядите срок годности! Шесть лет назад кончился! После смерти больного осталось шесть ампул, в прошлом году мне пришлось снова ходить в ту семью, и однажды хозяйка отдала мне эту коробку. От греха подальше: боялась за свою двадцатилетнюю дочь. Я не стала отказываться: мало ли что может случиться…
Бородин открыл коробку и требовательно-вопросительно поглядел на Латушенкову:
- Так говорите, оставалось шесть ампул?
В коробке их было всего две. Лицо Латушенковой выражало удивление и растерянность.
- Не знаю…
- Четыре ампулы, значит, уже пригодились? Одну, предположим, вы ввели себе под Новый год…
- Я не вводила себе морфин! - сердито отрезала Латушенкова. - Здесь было шесть ампул!
- Да ну, не вводили? - не поверил Бородин. - Такая серьезная, положительная женщина ни с того ни с сего принялась раскачивать девятиэтажный кирпичный дом…
- Извините, но вы уже паясничаете! - голос у Латушенковой сорвался, в глазах засверкали слезы. Однако истерики и на этот раз не произошло. - Вы, должно быть, не знаете… Морфин не возбуждающее средство. От него бы я поплыла в страну грез и даже не вспомнила бы ни о каком Петрякове.
- Тогда что же?..
- Исключительно алкоголь. Такая, значит, у меня нервная система: нельзя много пить. Теперь буду осторожнее.
Бородин взвесил в руке коробку.
- Тогда почему здесь только две ампулы? Где еще четыре?
Латушенкова закусила губу. Что-то про себя прикинув, решительно тряхнула головой: - Эти ампулы кто-то взял без спросу.
- Вы знаете кто?
- Нетрудно догадаться. Но у меня нет доказательств, поэтому имени называть не буду.
"Вот и ответ на вопрос, почему коротышка так истово запирался", - подумал Бородин и понимающее улыбнулся Латушенковой:
- Не стоит пачкаться, да? Но ампулы мы у вас изымем под расписку. Что ж, осталось только на балконе посмотреть. У вас есть лопата?
Увидев вошедшего в комнату Юру Ковалевского, он подошел к нему и тихо спросил:
- Везде посмотрел?
Юра кивнул.
Низ балконной двери заплыл молочно-дымчатым льдом.
- Желательно еще какой-нибудь топорик, - снова обратился Бородин к Латушенковой.
У нее нашелся только молоток. Пришлось просить понятых, чтобы раздобыли необходимый инструмент у кого-нибудь из жильцов.
Осторожно, чтобы не повредить дверь, Бородин тюкал молотком по обушку топорика, скалывая лед. Осколки Юра собирал в ведро. Наконец открылись обе двери, и внутренняя и наружная. Бородин проткнул лопатой снег, заваливший балкон почти до верха перилец.
Под снегом было что-то твердое.
- Доски, - сказала Латушенкова.
- Сейчас поглядим, - кивнул Бородин и принялся скидывать лопатой снег с балкона.
Юра смотрел, чтоб не попало кому-нибудь на голову.
Верхний слой снега был рыхлым, а дальше пошли слежавшиеся пласты, под которыми и правда оказались струганные дюймовые доски во всю длину балкона. Сергей стал поддевать топориком одну из досок.
- Да ладно, ничего нет! - сказал Юра.
Однако Бородин все же приподнял доску и увидел, что под ней тоже доска. Штабель состоял из трех рядов досок и брусков.
- Еще позапрошлой весной брат завез, - сказала Латушенкова. - Который год собирается обустроить мне балкон. А вас не знаю как и благодарить! Приходите еще. Когда опять снегу навалит.
8
На следующий день приехали из Алапаевского района родители Ольги. От брата из Алма-Аты пришла телеграмма. Больше близких родственников не оказалось.
Юра Ковалевский обзвонил все городские больницы, побывал в судебно-медицинском морге. Ни там, ни тут женщины с приметами Морозовой не зарегистрировали. Ни живой, ни мертвой.
Родители намеревались обратиться к экстрасенсам. Бородин не стал их отговаривать, хотя и не верил в новоявленных магов, которые охотно берутся за розыск пропавших, однако большей частью пропавшие объявляются не там, куда показывают за хорошие, разумеется, деньги экстрасенсы.
Впрочем, родителей можно понять: какая-никакая надежда на чудо лучше полной неизвестности. Экстрасенсы могут хоть что-то сказать утешительное. Милиция же советует лишь набраться терпения и ждать.
Бородин еще до того, как побывал у Петрякова, созвонился с подругой Ольги - Ниной Семеновной Смеляковой, которая работала воспитательницей в детском комбинате. Телефон находился в кабинете заведующей. Хриплый прокуренный бас в ответ на просьбу пригласить к телефону Смелякову разъяснил, что "у меня нету рассыльных" - и тут же послышались сигналы отбоя.
Пришлось снова набрать тот же номер и представиться по всей форме.
- Простите, а… в чем дело? - заметно встревожился бас.
Бородин многозначительно промолчал.
Трубка подышала-подышала и с утробным "гос-споди-и!.." брякнулась на стол. Вдалеке хлопнула дверь, и все стихло.
Минуты через две тот же прокуренный бас оповестил Бородина, что "щас подойдет". Это "щас" длилось еще несколько минут. Не выдержав, Бородин несколько раз громко "алёкнул". Трубку тут же взяли:
- Слушаю вас… - голос был негромкий, глуховатый.
Последний раз Смелякова видела Морозову дня за два до Нового года. А тридцать первого они поздравили друг друга. Звонила Морозова, около пяти вечера.
Бородин спросил, не обратила ли Смелякова внимание на что-либо необычное во время последнего их разговора.
- Нет, ничего такого я не заметила, - после небольшой паузы отозвалась Смелякова.
- Помимо поздравительных слов, она вам что-нибудь еще сказала?
- Да ничего такого особенного, - ответила Смелякова скучающим голосом.
- Какое настроение у нее было?
- Я ж ее не видела. По голосу предпраздничное, какое же еще оно может быть.
- Не сказала, где и с кем собирается встречать Новый год?
- Даже не помню…
- Вам знакома такая фамилия - Петряков?
Долгая, томительная пауза. И наконец:
- Да…
- Ольга Степановна упоминала об этом человеке в одном из ваших последних разговоров?
- Кажется, да.
- В какой связи?
- Надо вспомнить. Сейчас мне трудно…
И снова долгое молчание.
- Я вас не слышу! - напомнил о себе Бородин.
- Кажется, в связи с Новым годом…
- А именно?
- Собиралась вместе с ним встречать Новый год.
- И как вы к этому отнеслись? Она ведь замужем.
- Я стараюсь не вмешиваться в чужую жизнь.
- Но ведь она ваша близкая подруга.
- Все равно.
- Ольга Степановна вас познакомила с Петряковым?
- Случайно, на улице. Мы тут же разбежались.
- Как он вам показался?
- О вкусах не спорят.
- Что вы хотите этим сказать?
- Что он не в моем вкусе, только и всего.
- Что, по-вашему, могло случиться?
- Ума не приложу.
- Не может она где-нибудь скрываться?
- На нее это не похоже. Впрочем, не знаю.
- Из города выехать не могла?
- Куда?
- Не знаю.
- И я не знаю.
- Нина Семеновна, если еще что-нибудь вспомните, не посчитайте за труд, позвоните.
- Хорошо.
Уже прошло три дня. Смелякова не давала о себе знать. Бородин решил поговорить с ней еще раз, уже не по телефону. И более основательно.
Судя по всему, она знала куда больше, чем соизволила сообщить оперативнику. В телефонном разговоре она старалась уходить от прямых ответов. Бородина насторожила ее заминка при ответе на вопрос, не может ли Морозова где-нибудь скрываться. Слишком поспешно сорвалось у нее с языка: "Это на нее не похоже". И тут же дала отбой: "Впрочем, не знаю…"
Наверняка что-то знает!
На этот раз Бородин рассчитывал добиться более определенных ответов. Потому что если Морозова не такая, чтоб где-то скрываться или куда-то выехать из города, то ее, может статься, и в живых-то уже нет.