Он оставит полицейскую машину в этом скоплении автотранспорта, и любой ищейке станет ясно, что беглец пытается выбраться из района засад, стремясь в Центральную Россию. Именно на пути к ней станут перекрываться дороги, перешейки и лазейки, туда кинут силы на заслоны и поиск…
Пожалуйста! Как раз это его устраивает наилучшим образом!
Через час он проезжал на рейсовом автобусе, направляющимся обратно, в заветный городишко, мимо места горячей аварии. Увидел скособоченные, передвинутые к склону горы понурые "жигули", которым он послал душевный привет и искреннюю благодарность.
За три километра от городка Серегин чинно вышел из автобуса и двинулся к придорожной чебуречной, пора было позавтракать.
Здесь его никто не искал. Он был в офсайде. Только голы, которые он мог забить с этой позиции, никто не отменит, это будут очень болезненные голы для противника, который тоже играет вне всяких правил…
Впрочем, он предполагал, что за ним будут охотиться, и это было состоянием привычным. С другой стороны – вот тебе, повороты жизни! Кажется, сложилась она сама по себе, плавно, как бы между прочим… А в результате – кто только ни точил на него зуб: итальянская мафия, русские бандиты, КГБ, ФБР, ЦРУ, иракская армия, курды, теперь вот – полиция и местные, судя по всему, добровольцы…
К вечеру он смешался с чередой публики, направляющейся в храм на рутинную службу, отметив не без удивления внушительный наплыв народа и с уважительной оценкой оглядев церковное строение с пятью голубыми, в золотых звездах куполами, приниженными под куполом главным, колокольным, устремленным в небо на белокаменной, со сводчатыми бойницами ограненной колоннами шее – прямой, дерзкой и непоколебимой. Это был новый храм, дышавший свежестью своего сотворения, но сколько вызова, победы и безоглядности исходило от этого дыхания! И еще: своей необходимости, своего возвышения из развалин прошлых богоборческих безумств.
Странное чувство своей причастности, причем – поразительно! – причастности сродственной и умиротворенной к этому вознесшемуся из земли в небо приюту скорбей и радостей, посетило крещеного, верующего, хотя и нерелигиозного, Серегина светло и спокойно, пускай он отправлялся в храм, что говорить, с целями путаными, мирскими и едва ли благонравными.
Пока публика, кучась, выставляла свечи в бронзовые жерла подсвечников и в гуле неразличимого людского говора готовились к службе певчие и батюшка, грешный шпион лихорадочно вызревал закоулки обширного помещения, косясь на церковный прилавок с бдительными служками, на алтарь, за которым, возможно, найдется потаенное местечко, столь необходимое ему, на служебные двери, ведущие в невесть какие недра…
И – о, чудо! – в одном из углов, словно бы в угоду его желаниям, он увидел аккуратно и плотно задрапированную брезентом строительную реставрационную конструкцию, неизвестно с какой целью сооруженную, но, видимо, текущим нуждам храма сообразную.
Смутная темень царила вокруг, свет лился лишь от свечей, уходя под своды, расписанными торжествами Господними, пел хор, звучал ропот молитв, а негодяй Серегин, крестясь в душе покаянно, устремлялся к брезентовому пологу, различая накладную складку в ниспадающей к полу материи и мечтая, что, раздвинув ее, окажется в таящемся за ней уединенном пространстве…
Сбылись чаяния греховодника: склонились головы паствы, отвел священник взор к помощнику, принимая от него священную книгу, и тут же скользнул Серегин за полог, очутившись на угловом пятачке, где обнаружил голые стены со снятыми иконами и выщербленный цементный пол с проплешинами вылущенных мраморных плит – видимо, подвергнувшихся нечаянной аварии.
Теперь, слыша заунывное песнопение хора и ведущий его тему бас батюшки, он приступил к привычной процедуре залегшего на позиции снайпера, к отупелому долготерпению, наполненному, впрочем, многими мыслями и их анализом.
Первое: в этом новодельном храме его поразили иконы в обрамлениях вишневого дерева, напитанного свечным и ладанным дымом. Они были старые, очень старые, хотя и тщательно отреставрированные: иконы письма прошлых веков, и веяло от них мастеровитой, напористой и даже грубоватой в этой напористости школой… Откуда они здесь?
Второе: что там – иконы! Этот гладковыбритый поп с физиономией бандита в отставке, с проницательными, всеведущими глазами, осанкой форварда-футболиста, манерами властными и небрежными, правящий здесь бал надменно и всесильно, в искреннем поклонении перед ним обожающей его толпы – вот кто уязвил воображение Серегина! И, что говорить, внушил ему немалое уважение. Это был сильный человек, очень сильный. И перед столкновением с ним Олег испытал некоторый отдаленный трепет. Хотя быстро скомканный воспоминаниями о столкновениях прошлых и разных, да и всем опытом его многообразных боевых стычек.
Если понадобится – он снесет эту горделивую голову! Даже ценой своей головы. А что, собственно, его голова стоит? И кому нужна? Горько. Но ведь – так!
А время, уносящее любое действо, завершило и службу. Стих шорох шагов уходящего к выходу народа, приглушился свет свечей. А вот и исчезли служки, опустел церковный прилавок, затворились двери, и остался лишь священник, возящийся у алтаря со своими кадилами и книжками…
Тяжелая мрачная тишина установилась в церкви. Только лампа у входа отбрасывала ровный и слабый свет, словно поглощаемый затемненными, в стеклянных саркофагах, иконами, и лучились в его озарении сотни золотых нимбов над ликами святых, замерших в отражениях давнего мира и его сказаний.
– Ну вот, мы и одни, – внезапно произнес священник, стоявший спиной к Серегину. – Выбирайся из своей щели, засиделся…
По-прежнему не оборачиваясь к потайному углу, он неторопливо снимал с себя цепь с крестом и расстегивал тяжелое церковное облачение. Олег, наблюдавший за ним через щель в складке брезентовой ширмы, обмер, напрасно, как понимал, надеясь, будто эти слова обращены не к нему.
– Мы просчитали несколько вариантов, – мельком покосившись в сторону его засады, промолвил Федор. – Этот, скажу откровенно, был самым сомнительным. Мне казалось, что ты постараешься совершить подступ к Кирьяну. Все-таки он хозяин. Тебя ждали там. Но ты угодил в простую ловушку, устроенную тут за неполный час… Мы знаем, у тебя оружие, но не стоит касаться его в храме Божьем. Тем более, тебя никто в нем не задержит и не убьет. У меня за алтарем тоже люди с оружием, и они держат твой угол на прицеле. Так что выходи с Богом для спокойного разговора. И не разочаровывай меня. Ты и так это сделал всей своей известной мне жизнью. Ну, выходи, выходи… Ты все равно бессилен со своей пушкой перед моими людьми, которые держат тебя на мушках. Тебе их предъявить? Хотя этой ошибки я не совершу, ты – очень опасное существо и можешь оказаться проворнее…
Серегин вышел из убежища. Поведал учтиво:
– У вас замечательные иконы.
– Да, древние, сибирские, с родины, – спокойно согласился отец Федор. – Собранные любовно и трудно.
– Я всего лишь пришел за своей женой, – произнес Серегин. – Пришел за женщиной, которую люблю и которую когда-то предал. Вот и все. Если она меня простит, я сделаю все, чтобы она была счастлива. Если отвергнет – я уйду отсюда. Навсегда в никуда. Отчего для такого простого дела мне чинятся безумные препятствия?
– Свет еще не слыхивал более справедливых слов, – усмехнулся отец Федор снисходительно. – Экая обиженная овечка… Хотя, пардон, ты же – мужского рода… Задумчиво поведя бровями, батюшка спросил: – Надо понимать так, что ты стремишься к счастью, которым когда-то пренебрег? Что же… Это вызывает во мне уважение. Это – раскаяние, подтвержденное поступком. Но! Воплощение твоего счастья за время твоего же пренебрежения им обросло броней проблем. И для его достижения проблемы придется устранить.
– Это значит, – сказал Серегин, – я не в состоянии цивилизованно встретиться со своей гражданской женой и со своим сыном, дабы решить наши семейные неурядицы и определить будущие отношения? Таковы ваши варварские законы? Хотя – какие законы? – местные общинные уложения, так понимаю…
– Вашими бы устами, да помолчать! – криво усмехнулся Федор. – Я слышу это от праведника, кто в своей жизни неукоснительно законам следовал? Так вот: главный закон один – Божий.
– Старик, давай перейдем к делу, – перебил Серегин. – Мне начинает надоедать этот спектакль. Что от меня требуется?
Весь мир перед ним застилало лицо собеседника – оно реяло в воздухе, словно издеваясь над ним. Это было лицо высокого светловолосого мужчины, широкоскулое, тяжелое, властное лицо – лицо надстоящего над простыми людьми. В советское время он часто встречал подобные лица у милиционеров. Теперь менты измельчали. Они стали вертлявее, услужливее и более похожими на обывателей. Человек же, стоящий напротив, с первого взгляда внушал уважение. Такого не обманешь. Такой не наделает ошибок. Он сам кого угодно заставит ошибок наделать.
– Нам требуется поразмыслить совместно, – сказал отец Федор. – Ты попал в переплет. И вовсе не благодаря нашим усердиям. Мы защищаем твою жену от притязаний на нее мерзопакостной гадины, жаждущей, кроме всего прочего, погибели нашей общины. Гадина обладает влиянием и силой. Это наш общий враг. Он уже подсылал к тебе двух убийц в Москву, но им, как понимаю, не повезло с исполнением задания…
– Двух? – удивился Серегин.
– Были еще? – в свою очередь удивился отец Федор.
– Ну, кое-что не совпадает, скажем так…
– Так это мы проясним…
– Сначала проясните мне другое, – сказал Олег. – У вас есть люди, оружие и деньги. И всего вдосталь. Есть и проколы: некоторые из ваших подданных – двойные агенты…
– Мирона имеешь в виду? – усмехнулся отец Федор. – Что тебя сдал в два конца? Так он под контролем, как и пяток ему подобных… Всем воздастся в свое время, а пока отступники – нашей игре не помеха, а подмога в убогой слепоте своей…
– А как быть с принципом: получил по правой щеке, подставь левую?
– А это – по ситуации, – донесся ответ. – Сейчас она определяется иным уложением: "Какой мерой меряете, такой и вам будет отмеряно".
– Так я продолжу… Неужели вы не в силах справиться с конкурентом самостоятельно или нанять для такой задачи профессионалов?
– Так вот и нанимаем, здесь и сейчас, – просто ответил отец Федор. – Самого что ни на есть заинтересованного человека со стороны, к греху удобопреклонного… Ведь так сложилось, что после того, что ты тут ненароком учудил, покоя тебе уже долго не видать. Однако в пользу тебе на стороне сложились некоторые самостоятельные обстоятельства. Наш общий враг, прохвост, обманул солидных людей в США и теперь оповестил свой ближний круг, что его погибели жаждет американская мафия. И кому как не тебе подходит роль исполнителя возмездия? Как понимаю, именно Америка научила тебя хладнокровно убивать, не особенно этим мучаясь… А нам, не скрою, в открытую войну лезть не резон, чревата она непредсказуемыми потерями. Сложат на этой войне головы самые сильные и нужные, как на всяком побоище, а в них – надежда наша и будущее…
– А я, значит, так, наемник… Кстати, мне известна судьба наемных убийц, – сказал Серегин. – И вообще нюансы их взаимоотношений с заказчиками…
– Боишься?
– А чего мне бояться? Я потерял свою страну, я потерял главное – человека, который меня любил. И если чего боюсь – не снискать его прощения. А что все остальное? Сейчас я живу в государстве, которое всерьез не воспринимаю. Я попал на другую планету. Ее ценности для меня – ноль. Это ценности жрущих, совокупляющихся, грызущих друг другу глотки ради богатств и бездумия. Когда-то из страны, пронизанной нищетой и тупостью ее правителей, я бежал в радужную Америку и оказался в аду. Я вернулся обратно. Но вернулся из ада в ад, где все грустно и бессмысленно. Другое дело – инстинкт подталкивает к выживанию…
– И это серьезный мотив, – наклонил голову отец Федор. – А выживание – суть деньги. Как ни крути. И к обретению их ты стремился, уезжая за океан. Деньги не могут купить счастья, но, конечно, удобнее плакать над своими горестями в лимузине, чем в автобусе или на велосипеде. Впрочем, мне кажется, ты не алчен… Но тем не менее пусть сбудется твоя подвяленная мечта! Мы все заплатим вперед, несмотря на вероятность твоей неудачи. Заплатим деньги, которые удовлетворят тебя, и ничего не потребуем назад. Если ты захочешь, мы примем тебя в свою семью. Но об этом – позже. Вернемся к твоему сегодняшнему положению. Покуда твоя личность – загадка для полиции. Но что будет, если ей предоставят твои данные? Далее. Что ты можешь дать Ане и своему сыну? Какую жизнь? Прозябание в московской квартирке? Но если она и пойдет на это, как ты станешь там прозябать, когда на тебя ополчится вся свора твоего недруга? А он ради своих амбиций и желаний свернет горы… Ты мелкий грешник, тебе путь к спасению еще не отрезан, а он уже – шлак адов…
– Но все-таки что мне мешает встретиться с моей женой? – упрямо спросил Серегин.
– Настаиваешь – будет встреча, – пожал отец Федор плечами снисходительно. – Хоть сейчас. Господь дал человеку волю, а уж нам становиться выше него не след… Только если есть разум у тебя и сострадание, пойми: эта встреча имеет смысл после того, как ты выиграешь схватку. А если нет – дорогая будет цена той встрече… Думаю, Аня любит тебя, думаю, простит… Но в чем совершенно уверен: ты в очередной раз перевернешь ей душу своим появлением… Так стоит ли мельтешить перед ней? Неужели ты так жесток? Тебе непременно хочется разбередить ее раны? Или ты уже не чувствуешь ничего, кроме отдачи оружия?
– Конечно! – дернул головой Серегин. – Куда более впечатляюще – вернуться к даме сердца, повергнув дракона, с дымящимся победно стволом, с мешком звонких монет, прилипшим к потной мускулистой спине…
– Видимо, мы оба – любители вестернов, – покладисто кивнул ему отец Федор. – Впрочем, почему – нет? Несмотря на кровь и смерть, это жизнеутверждающий жанр. А порою полезное пособие. Я буду рад, если светлый образ, описанный тобой, станет реальностью. Или ее метафорой. Не уверен насчет ствола и мешка, тут потребуется нечто иное, но спина у тебя крепкая, и на американского авантюриста из кино ты похож. Однако, чтобы победить, мало просто остаться в живых, нужно обрести полноценную жизнь, где есть то, что любишь и без чего не можешь существовать. А это – семья, земля, дом. И осознание их наличия – как свежий ветер в юное лицо! Даже когда ты стар…
– Примет ли она меня? – спросил Серегин, покосившись ввысь, под купол храма, словно оттуда мог прийти ответ.
– Уж я-то на сей счет расстараюсь, – прозвучали слова его преподобия. – Обещаю. Итак, паства сегодня духовно окормлена, день истек… Предлагаю разделить со мной трапезу и обсудить многие детали. Если у нас все сложится, уже сегодня ты будешь в Москве.
– Каким образом?
– У нас здесь несколько войсковых частей. Одна – авиационная. Истребитель тебе в качестве такси не гарантирую, хотя это возможно, но транспортник по графику – запросто. Сердцем чую: сейчас самое время упрятать тебя куда-нибудь подальше.
– Я пока не дал никакого согласия…
– Но это же не мешает мне помочь тебе?
Шаг в прошлое
В Москве, на военном аэродроме, Серегина встретили люди его преподобия, перевезя в частный дом в окрестностях столицы. Теперь он был окружен заботливыми помощниками, однако проку от них в предстоящей операции не было никакого. В партнеры ему были необходимы сторонние профессионалы, кто в случае провала уже задуманной акции не мог бы бросить тень своей причастности к общине и к ее связям. Кроме того, если и существовали в богатой талантами России специалисты надлежащей квалификации, искать бы их пришлось только в самых секретных недрах столь же секретных служб. Да и найдись таковые, все равно Серегин бы усомнился в их безупречности, ибо самый изощренный российский воин в душе полагается на бесшабашность и везение, а ему требовались солдаты безукоризненного и бестрепетного расчета, боевые роботы, исключающие промах в своем деле. Ему были необходимы люди Запада, тонко ценящие качество любой работы. А Восток всегда побеждал количеством, но не качеством.
Еще там, на земле Юга России, он понял, что придется лететь в Америку. К Джону и к Биллу. Он опасался вступать с ними в связь по телефону или же по Интернету: люди из ЦРУ могли контролировать его прошлые контакты в режиме "сна", современная техника это легко позволяла.
С другой стороны, вступление на землю Америки с паспортом на чужое имя также предполагало известный риск, но уж куда как меньший, нежели нарушение правил игры с российской внешней разведкой, исключавшей для него какие-либо зарубежные вояжи.
А потому вначале по российскому внутреннему паспорту Серегин прибыл в давно недружественную Украину и уже там приобрел билет до Чикаго, где ныне проживал Джон.
Преодоление иммиграционного барьера в американском аэропорту прошло без заминки, и вскоре такси докатило его до отеля в центре города.
Бросив вещи в номере, он вышел на улицу. Вдохнул полной грудью воздух страны, которую, казалось, покинул навсегда. И тут каждой клеткой своего существа ощутил свое выстраданное родство с этой землей и небом далекого континента, где столько пережил, узнал и увидел. Сейчас он был подобен струне, отзывающейся на неразличимый камертон всех устоявшихся в здешнем пространстве внутренних энергий. Подспудно они давили на чужаков, отчего те впадали в необъяснимую тоску или же устремлялись обратно, не понимая, что диагноз "ностальгия" слишком прост и условен. Они покидали страну, желая попросту оказаться возле привычного камертона Отечества. Ведь человек – резонансная система и порой только через усилие способен приладиться к новому месту, где иной раз вольготно телу, но отчего-то тяжко душе.
Но сейчас, стоя на белой бетонной плите тротуара, глядя на темные, в пасмурной мороси стекла окружавших его небоскребов, на катившие мимо такси и лимузины, на черные, желтые и белые лица, скользившие поодаль, на деревья, завешенные гирляндами пока притушенных ламп, на кибитки уличных продавцов сосисок, заполнявших воздух горчично-уксусным запашком своих приправ, он снова и снова испытывал будоражащее и радостное чувство возвращения к себе самому… Он был словно зачарован картиной, стоящей в глазах: перед ним сияла Америка. И в каком бы обличьи она не являлась, суть ее повсюду была одинакова. И он любил эту чертову стерву-Америку, как подлую, капризную, но желанную девку… И что с этим делать?!
Или всю жизнь суждено ему разрываться между Россией-матушкой и этим завлекательным, исполненным несокрушимой имперской мощи прекрасным чудовищем?
Он купил себе дешевый мобильный телефон, тут же набрав номер Джона.
Услышав голос приятеля, произнес:
– Вы должны меня помнить… Вы заказывали у нас каталог мужской зимней одежды. Курьер может приехать к вам немедленно.
Возникла пауза. Старый прохиндей на ином конце провода, конечно же, узнал его, теперь лихорадочно соображая, чтобы ответить.
– Да, – наконец произнес он недовольным и важным голосом. – Вы можете подъехать. Кинотеатр "Вест-плаза". Я – владелец, буду до вечера…
Серегин, нажав кнопку отбоя, не удержался от саркастической ухмылки: владелец кинотеатра? Наверняка очередная заковыристая афера неуемного проходимца… И протянул руку в сторону дороги, останавливая тут же ринувшееся к нему из глубины потока машин, как акула к ставридке, такси с рекламным щитом на крыше.