- Я не прибедняюсь, просто хочу, чтобы ты поскорее отсюда убрался и оставил мне хоть малую толику внимания дам.
Алексей сел за соседний тренажер, определил доступный для себя уровень сопротивления и начал работать. Краем глаза он засек, как в дверях спортзала появился озирающийся Манцев.
"Тот, который спал. Удачно он там прилег, очень удачно, - усмехнулся Леонидов. - Вот с этим товарищем я бы побеседовал".
Появлялись новые лица: Татьяна Иванова с надмен-'ным лицом прошла к деревянной скамейке для болельщиков. Туда же прошмыгнула Елизавета. Ольга Минаева на пару с Мариной достали ракетки для игры в бадминтон, Наташа Акимцева в гимнастическом купальнике пошла демонстрировать к стенке балетную растяжку. Барышев, наконец разогревшись, погнал Алексея натягивать сетку.
Для равновесия они взяли к себе в команду трех женщин, из тех что потолще, и непонятного мальчика Колю. На противоположной стороне обосновались Манцев, красивый Юра, измученный Глебов, малознакомый Липатов и Ольга Минаева с Мариной. Мальчик Коля оказался вполне приличным для любителя волейболистом, Леонидов почти приличным, Барышев просто чемпионом, как и во всех существующих видах спорта. Кроме шахмат. После трех сыгранных партий, в ходе которых Сергей буквально подавил противника внушительным количеством нападающих ударов, нашлись желающие из публики составить волейбольную команду. Представители "Алексера" тоже немного перетасовались, добавили к первоначальному составу трех крепких мужчин вместо почти бесполезных женщин, и игра пошла жесткая и напряженная. На скамейке для болельщиков наблюдающие повизгивали, аплодируя наиболее удачным ударам. Мокрые мужики вошли в азарт, вспомнив молодые годы. Леонидов бог знает сколько не играл в волейбол и теперь с трудом восстанавливал прежние навыки. Сборной команде чужих отдыхающих они в итоге, конечно, "навешали", но Алексей почувствовал, что после столь насыщенного спортивного дня хочется только одного - лечь и уснуть.
После спортзала есть совсем не хотелось, и он отказался от ужина. Полежал немного на кровати, но сон не шел. Перетрудившийся организм сразу не мог расслабиться. И вскоре Алексей уже жалел, что не пошел в столовую: желудок противно и настойчиво урчал. Усталость- сменилась зверским голодом, как это бывает после активного отдыха.
"Нет, до утра не дотяну", - решил Леонидов и вышел из комнаты в поисках чего-нибудь съестного в коридоре. И первый, кого он там увидел, был одинокий Константин Манцев. Он сидел в углу дивана и жевал бутерброд с красной рыбой. При виде Алексея Костя инстинктивно поджал ноги и потянулся за пачкой сигарет.
- Не помешаю?
- Садитесь. - Манцев подвинулся еще дальше в угол, освобождая кусочек затертого пространства рядом с собой.
- А ты почему на ужин не пошел?
- Не нравится.
- Понятно. Тут пожевать ничего больше не найдется?
- Полно. Хлеб, правда, подсох, но для желудка оно и полезнее.
- Зато для зубов вреднее. Ладно, сойдет.
- Пива хотите?
- Что, и пиво есть?
Манцев без лишних слов достал, как фокусник, из-под стола бутылку импортной "Баварии" и наполнил мутные стеклянные стаканы. Алексей отказываться не стал. Несколько минут они молча глотали теплое пиво вприкуску с чёрствыми бутербродами. Оба молчали. Наконец Манцев не выдержал и спросил в лоб:
- Что же вы не задаете вопросы?
- Какие?
- Да ладно. Родственнички уже, конечно, заложили. Мой факт пребывания на том злосчастном диване давно уже стал достоянием общественности.
- Ты же спал.
- Не буду отрицать очевидного. Но я мог ведь и проснуться в самый неподходящий момент.
- Слушай, Костя, все, что ты можешь сказать по этому делу, я уже знаю. По-моему, скоро я останусь единственным человеком, который не видел, как Иванов столкнул с балкона Павла Петровича. Так что не утруждайся. Интересно, какой же у тебя повод бросить в Валеру камень. За что ты его, а? Тоже чувство попранной справедливости или личный мотив?
- На что вы намекаете?
- На симпатию к очаровательной Ольге.
- Ольга ни при чем. Мы начинали вместе с Валерой в отделе закупок. Вернее, я пришел раньше, потом он устроился грузчиком. Через некоторое время подлизал задницу кому надо и стал уже отвечать за небольшой склад. Потом его перебросили в отдел закупок, ко мне. Если бы вы слышали, какие в то время Валера мне пел дифирамбы и как увивался. Я знакомил его с партнерами, с поставщиками, помогал налаживать связи.
- Зачем?
- В то время он был совсем другим человеком: толстый, беспомощный, беззащитный. Ни разу не принял ни одного решения, не получив высочайшего одобрения. Бегал, заглядывал всем в глаза, как бесхозная собака. Разве можно было его не пожалеть? Думал, он всю оставшуюся жизнь руки лизать будет.
- Не стал?
- А вы что, не знаете? Когда человек из низов выбивается в начальство, ему особенно неприятно видеть людей, которые помнят его беспомощным и ничего из себя не представляющим. Как же, он теперь авторитет, начальник, властитель чьих-то судеб, царек и божок. А тут какой-то Костя Манцев рассказывает подчиненным, как учил господина нынешнего управляющего пользоваться факсом. Здесь выход только один - убрать всех, кто когда-то был твоим начальником, а теперь волею судеб оказался под тобой.
- Кто ж Валерия Валентиновича так продвинул?
- Серебряков покойный. Поставил эксперимент: чего может добиться человек с улицы, если задаться целью сделать из него большого начальника. А Ирине Сергеевне Валера дорог теперь, как память о безвременно усопшем муже.
- Я только не могу понять, почему все-таки стали продвигать Иванова, а не кого-то другого?
- Знаете, начальство само не знает, чего хочет. А люди все разные. Один хорош в чем-то одном, но никто не универсален. Другой исполнителен, аккуратен, но новую идею не родит. Третий весь искрится идеями, но с народом ужиться не может. Четвертый всем хорош, да зарплату немыслимую требует. А такого, чтоб все умел, всех любил, со всем справлялся и мало за это просил, - полжизни будешь искать. И в итоге подворачивается серость, которая, как чистый лист, ничем не обладает, но ни одного "не" тоже в активе не имеет. Она-то все и получает.
- Блестящая теория.
- Выстраданная. Не разделяете?
- Надо подумать. Ваш мотив теперь мне понятен. Значит, утверждаете, что видели, как Иванов разделался с Павлом Петровичем?
- Не отрицаю.
- Так вы это видели или нет?
- Не знаю. Сквозь сон слышал их голоса, спор, потом глухой удар. Проснулся, Валера стоял над Павлом Петровичем и проверял пульс.
- О чем был спор?
- Я не прислушивался.
- Но это был спор, а не беседа двух близких друзей, вы отчетливо помните?
- Я все слышал сквозь сон, смутно и ничего не могу конкретно утверждать. Кроме того, что видел Валеру возле тела.
- Странно. Столько людей знало в тот вечер, что Павла Петровича убили, и никто не поднял панику.
- Все же пьяные были. К тому же метель все засыпала, разве не помните? До утра все равно ничего изменить было нельзя.
- Что же вы стали делать, когда Валерий, увидев, что Сергеев мертв, отправился в свою комнату?
- Пошел в боковую комнату и попробовал заснуть.
- Почему не к себе?
- Ну, Андрюша был там с дамой.
- Все с кем-то были. У вас, извините, не фирма, а шведская семья.
- Что вы хотите? Большую часть жизни люди проводят на работе. Заводить романы на стороне нет времени. Пока до дома доберешься, уже не до любви. Хочешь только уронить чего-нибудь внутрь и завалиться спать. Вот и крутят друг с другом.
- Значит, благородно уступив территорию Липатову, вы удалились в пустую комнату со своей дамой?
- Никакой дамы не было, - неожиданно резко бросил Манцев.
- Как же так, а Ольга?
- Ольга спала в своей комнате.
- А мне показалось, что, кроме меня, все бодрствовали. Разве Ольга не хочет воспользоваться случаем и пнуть господина управляющего?
- Ольгу я не видел.
- Что ж, весьма содержательный разговор. Еще пива не найдется?
Манцев наклонился и достал из-под стола вторую бутылку.
"Категорически люди обычно отрицают только то, что было на самом деле, - подумал Леонидов, глядя на лохматую манцевскую макушку. - Бедная боковая комната: сначала Нора выясняла там отношения с Екатериной Леонидовной, потом Иванов-младший решал свою судьбу, потом туда же пошел досыпать Манцев, от которого до сих пор пахнет знакомым до одури "Кензо". А говорит, что не было дамы. К несчастью, у меня остается один выход из дурацкой ситуации: поговорить с самим Ивановым. Ох, до чего же не хочется".
Между тем в холле стал появляться народ. В группе оживленной молодежи Алексей вдруг увидел непонятно каким образом затесавшуюся туда монументальную фигуру управляющего. Ребята с веселыми шуточками ставили на стол прихваченные из санаторного буфета бутылки. Девушки побежали в' боковую комнату за едой. Кто-то, смеясь, заявил:
- После этой столовой жрать еще больше хочется.
- Не пропадать же оплаченному, - поддержал Иванов, шаря по столу в поисках ножа.
Леонидов, перехватив наконец его водянистый взгляд, уперся, не мигая, в крошечные настороженные зрачки. Иванов сразу отвел глаза куда-то вбок.
- Валерий Валентинович, могу я задать вам пару вопросов? По поводу событий позавчерашнего вечера? - Он мялся, ища подходящие слова. - Давайте не будем откладывать неизбежное.
- Только не здесь. .
- В вашу комнату или в любимую боковую?
- Ко мне.
Алексею показалось, что сотрудники "Алексера" переглянулись и проводили их взглядами, выражающими облегчение.
В комнате Иванова Алексей медленно огляделся, пытаясь по обстановке понять привычки и характер хозяина. В номере Валерия Валентиновича беспорядка не было, даже во временном месте жительства он стремился держать все на уровне. Отметив, что управляющий бережно относится к своим вещам, Алексей сделал вывод, что этот человек на всю жизнь запомнил времена суровой бедности. Все было тщательно вычищено, отглажено, аккуратно сложено. Кровати застелены, мебель на своих местах. У окна стоял приличный журнальный столик, возле него два кресла. Ничего, включая казенные граненые стаканы, Иванов, как остальные, не отдал в общий котел. Жестом большого начальника Валерий Валентинович предложил Алексею одно из кресел. Они сели.
- А помните, Валерий Валентинович, как несколько месяцев назад мы с вами беседовали в вашем кабинете? Все повторяется в этой жизни, не так ли?
- Как и тогда, вы совершенно напрасно лезете не в свое дело. Я не причастен к смерти Павла. Как был ни при чем и в случае с Александром Сергеевичем.
- Боюсь, на этот раз доказать свою непричастность вам будет трудно. Против вас развернута целая кампания. Не хотите знать поименно?
- Нет, не хочу. Задача милиции оградить меня от клеветы и ложных обвинений.
- Вот уже второй раз мы с вами беседуем, и все об одном и том же. Второй раз вы мне внушаете, что я должен вас от чего-то защищать и ограждать. Только никак не пойму, зачем совершать поступки, которые вызывают неприязнь окружающих. Вы сами-то этого не ощущаете?
- По возрасту вам еще рано читать мне мораль.
- А я не ваш подчиненный. Более того, могу вас засадить в тюрьму, у меня достаточное количество свидетельских показаний. И во мне борются сейчас два чувства: желание докопаться до истины и неприязнь к вам лично как к человеку, совершающему поступки, противоречащие моим понятиям о нравственности.
- Нравственность милиционера отличается от нравственности бизнесмена.
- Нравственность одинакова для всех людей. Почему это одному можно прощать подлость, учитывая его профессию?
- Потому что люди разного рода занятий неравноценны по степени пользы, которую приносят обществу…
- Вы, конечно, считаете себя благодетелем рода человеческого, если исходить из того количества гнусностей, которые себе позволяете?
- Как лицо, не уполномоченное вести расследование, можете оставить при себе выводы, касающиеся моей деятельности.
- Вы убили Павла Петровича?-
- Докажите.
- Зачем вы взяли из моей тумбочки кассету с записью того вечера, когда был убит Сергеев?
- Я не брал кассету.
- Вас видел Манцев, и я столкнулся с вами у выхода на лестницу из холла.
- Мало ли зачем я заходил в вашу комнату?
- Значит, заходили? И на балконе с Павлом Петровичем стояли?
- Стоял. Но не толкал его. Мы расстались вполне мирно. Поспорили, но потом договорились.
- Интересно получилось: вы спорили, разговаривали на повышенных тонах, дело дошло почти до драки, а потом расстались чуть ли не друзьями? Что же произошло на этом балконе?
- Повторяю: мы расстались мирно.
- А потом Сергеев вдруг бросился на фанерную перегородку, пробил ее и упал к вашим ногам?
- Там, кажется, был кто-то еще.
- Где?
- На балконе.
- Вы видели?
- Когда я вышел на лестницу, чтобы спуститься вниз, мелькнула чья-то тень.
- Откуда же этот "кто-то" там взялся?
- Не знаю.
- Послушайте, вы человек разумный. Вас на балконе слышали и видели ваши сотрудники. Вы сами не отрицаете, что были там. И вдруг выдумываете какой-то мифический персонаж, чтобы доказать свою непричастность.
- Паша сам упал. Он был пьян в доску.
- Так был кто-то на балконе, или Павел Петрович сам? Выбирайте одну версию..
- Я ничего не должен выбирать и не хочу. К смерти Сергеева отношения не имею. Все.
- Валерий Валентинович, вы ведь выбились в люди из простых смертных, насколько я знаю. Правильно?
- Это никого не касается.
- Меня всегда поражало одно: самыми злыми начальниками и самыми плохими друзьями оказываются бывшие простые смертные. Казалось бы, выходцы из бедной среды должны протягивать своим руку помощи. Так нет же, пинают и заталкивают еще глубже в грязь. Почему? Боязнь конкуренции? Придет, мол, еще один такой, молодой да ранний, только зубы у него окажутся поострее и когти покрепче, и сожрет не задумываясь. Вы правильно боитесь: насмотревшись на ваши методы, можно кое-чему научиться. Кстати, к молодому братцу присмотритесь, чего далеко за. примером ходить.
- Саша? При чем здесь Саша?
- Да так. Между прочим. А что у вас с женой произошло?
- Послушайте, не лезьте в мою семью. Я вас выслушал, все, что хотел, сказал.
- Я делаю вывод: вы не дали убедительных объяснений и становитесь подозреваемым номер один.
- Милиция уже сделала вывод о несчастном случае. Так что ваши домыслы оставьте при себе.
- Надеетесь благополучно списать происшествие на удачное стечение обстоятельств? Я докажу Ирине Сергеевне, что вы убили Павла Петровича, и вашей карьере придет конец. Не хотите пойти поискать работу? Интересно, как оценят ваши деловые качества другие владельцы фирм?
Иванов аж позеленел и вцепился жирными пальцами в журнальный столик.
"Воображает, что это мое горло, - поежился Алексей. - Я, похоже, перенимаю его талант наживать врагов. Прилипает же всякая зараза, чтоб тебе".
- Ну что же, я не прощаюсь, Валерий Валентинович. Будем разговаривать в присутствии людей, которые вас обвиняют, и при Ирине Сергеевне.
- Я этого не допущу.
- Попробуйте.
Леонидов с удовольствием хлопнул дверью, стряхнул со спины упавший кусок штукатурки. Ремонт в коттедже не был рассчитан на сильные эмоции. Гуляющие в холле сотрудники "Алексера" при появлении Алексея затихли. Судя по всему, они что-то оживленно обсуждали, но не хотели, чтобы он принял в этом участие. Леонидов спокойно сел на диван и попросил себе стакан чаю. Барышев принес два стакана, пристроился рядом и стал намазывать икру на черствый кусок хлеба.
- Ну что, убедился в том, что это Валерий толкнул Павла Петровича?
- А что ты так переживаешь, Серега? Тебе-то не все равно?
- Анке там работать. Иванов же ее сожрет, если придется собственную жену уволить, а мою взять.
- Ты хороший парень, а такой корыстный.
- А то! Ветряные мельницы я давно уже победил. Как у меня появилась жена, я вполне Лознал свой долг главы семьи. По мне, так лучше бы она совсем не работала. Но если женщина рвется, моя обязанность позаботиться о том, чтобы с этой проклятой работы она приходила в нормальном состоянии. И могла нормально реагировать на меня и мои потребности.
- И ты готов любой ценой убрать Иванова?
- Я готов воспользоваться тем, что он перешел рамки закона. Такой случай может больше и не представиться. Неужели ты сам. еще не понял, какая это скотина, Иванов?
- Понял еще раньше тебя. Только мы не имеем права не дать человеку шанс оправдаться.
- Ох как грамотно да красиво. Только вспомним, что он никому шансов не давал. Я так понимаю, что ты ничего предпринимать в отношении него не будешь?
- Слушай, отстань. Ты весь день меня дергаешь; Леха туда, Леха сюда, Леха на лыжню, Леха в бассейн, Леха, фас Иванова. Может, без моего участия что-нибудь предпримешь?
- Ладно. Понял вас, капитан. Разрешите идти?
- Да, сделай одолжение - исчезни.
- Есть!
Барышев со злостью козырнул и вскочил с дивана. Алексей вдруг почувствовал во рту такую горечь, что даже зажмурился. Все вокруг показалось отвратительным, мерзким, не хотелось дышать, не хотелось ходить. Единственное стоящее, ради чего имело смысл жить, была любимая жена Александра, но и она в этот ответственный момент, как назло, куда-то исчезла. Выпив чай, Алексей долго и беспомощно оглядывался по сторонам, испытывая внезапное желание уснуть, и тут все поплыло у него перед глазами. Он начал проваливаться в пустоту. Никогда такого с ним не было, чтобы ни с того ни с сего вдруг смертельно захотелось спать.
"Спокойно, только спокойно", - сказал он себе, чувствуя, как давит на него усталость, глаза наливаются свинцом, а голова тяжелеет и гудит. Леонидов с трудом поднялся и поплелся: к себе в комнату, сам не заметил, как разделся, и рухнул в постель. Сон мгновенно сковал мозг, парализовал волю, внезапно обрезал поток мыслей.
Глава 5 НОВЫЙ ДЕНЬ
Утром Леонидов не смог сразу сообразить, где находится. Не понимал, что могло так энергично вырубить его вчера. Ныла голова. Привычным жестом Алексей сдернул со стола часы: семь тридцать, и ни минуты меньше. Провались они в черную дыру, эти проклятые рефлексы. Рядом, у стенки, уткнувшись острой коленкой в его поясницу, сладко спала Саша. Ее спутанные кудряшки приятно щекотали плечо.
"Где же ты была вчера, любимая? - грустно прищурился Леонидов, осторожно вдыхая аромат каштановых волос. - И как это я так чудовищно заснул без тепла твоей руки, которая ночами так нежно обнимает меня?" Вздохнув еще раз, Алексей спустил ноги с кровати и пошел в ванную. Из мутного зеркала на него глядело бледное, совсем незнакомое лицо. Алексей двумя пальцами приподнял левое веко, почти уткнувшись носом в стекло. Белок глаза покрывала сетка лопнувших кровеносных сосудов, цвет зрачка с трудом поддавался определению.
"Елки, так можно и забыть, какого цвета у тебя глаза", - подумал Алексей, брызгая в лицо вонючей перехлорированной водой. Стараясь не производить шума, он прокрался в комнату, преодолев на карачках большую ее часть, отыскал носки и тренировочные штаны и, облачившись в найденную одежду, вышел в коридор.