Он сразу даже не понял, что увидел в пустом, не прибранном холле, а сообразив, не смог в это поверить.
Возле ножки стола с запекшейся кровью на виске лежал управляющий фирмой "Алексер" Валерий Валентинович Иванов.
Алексей зажмурился и спиной сполз по крашенной в мерзкий салатовый цвет стене на пол. Он несколько минут посидел на корточках, потом осторожно открыл глаза, до него наконец дошло, что тело мертвого Иванова существует не в его воображении, а в реальном зимнем утре. Оно лежало в странноватой позе, похожее на выброшенный на свалку со вчерашнего показа мод манекен - напряженное и неживое. Но эта реальность просто не укладывалась в голове.
Леонидов с трудом отлепил спину от холодного бетона. В несколько приемов добрел до стола и замер возле тела.
Все было точно так же: испачканный кровью угол, беспорядок на столе, окурки, дырка в фанерном остове балкона, три злосчастных метра и разбитый висок…
"Нельзя дважды войти в одну и ту же воду. Что там у нас повторяется во второй раз, как фарс?" - подумал Алексей, нагибаясь над телом управляющего. То, что он увидел, едва не заставило его рассмеяться, хотя обстановка тому и не соответствовала. Несколько раз обойдя злосчастное место, он присел на край дивана, обессиленный и раздавленный.
"Интересно, кто надо мной издевается: один человек или вся дружная компания? Только я зачем здесь оказался, вместо Петрушки, что ли?"
Леонидов поднял голову, приглядываясь к дыре в балконе. Павел Сергеев был значительно легче господина управляющего, поэтому сегодня из фанерных перил была с корнем вывернута еще одна секция. Рваный кусок свешивался вниз, возле дивана валялось несколько щепок.
Если они через день будут сигать с этого балкона, все снесут на хрен. Может, трамплин уже пора устанавливать прямо над столом и указатель: "Место для потенциальных покойников". Нет, даже в этой дырке есть сегодня что-то ненормальное. Так не бывает. Не, могу пока объяснить, отчего у меня появилось подобное ощущение, но так не бывает. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Надо повторять эти слова как заклинание через каждые пять минут, должно стать легче. Сволочь, ну, сволочь!
Кто эта сволочь, пока он для себя не определил, понятие оставалось абстрактным, без лица и без имени. Леонидов злился, никуда не уходил и сам не понимал, чего ждет. Как будто высшая, приглядывающая за земным порядком сила парализовала его волю и приковала к дивану - между пустой картонной коробкой из-под торта и вонючей пачкой от чьих-то сигарет. Наконец он посмотрел на часы. Прошло полчаса с тех пор, как он почувствовал себя полным идиотом.
На лестнице раздались грузные шаги тяжелого человека. Почти квадратная фигура Барышева едва вписалась в дверной проем. Минут пять он молча обозревал открывшийся взгляду вид на мертвого Валеру и добитого морально Леонидова. Все трое молчали: Иванов по причине смерти, остальные двое говорить не хотели. Наконец Барышев сообразил, что пора перейти к диалогу:
- Давно так сидишь?
- А ты пришел записаться в свидетели?
- Я пришел позвать тебя на завтрак.
- Что же не кричишь, руками не разводишь, не задаешь бестолковые вопросы? Или трупы для тебя вещи привычные, что пустые бутылки из-под водки?
- Я не баба, меня еще полгода назад в Чечню посылали, и трупов я видел побольше твоего. И среди них, между прочим, люди были, а не такая мразь. Так что уж извини, я пошел милицию вызывать.
- Ты к служебному телефону прямо как на работу. Показания, которые дадите, заранее все обсудили или как?
- Иди ты…
Барышев тяжело затопал вниз. Немного подождав, Леонидов заставил себя встать и снова закружил вокруг тела и стола. Потом он поднялся на балкон, прошелся по углам мансарды и осмотрел три запертые двери летних комнат, подергался в них на всякий случай, внимательно осмотрел замки. Один изучал особенно долго, потрогал его пальцем, постоял возле пролома в фанере, прикинул угол падения тела, высоту, возможность попадания на острый выпирающий предмет, снова спустился в холл. Тишина стояла, мертвая, никто не появлялся в коридоре, за дверями тоже не наблюдалось никакого движения. У Алексея создалось впечатление, что люди приникли к этим дверям с противоположной стороны и ожидают развития событий, опасаясь вмешиваться.
Он должен что-то делать. Леонидов решительно направился в люкс номер тринадцать, где не проявляла никакого беспокойства по поводу отсутствия мужа Татьяна Иванова. Стучать в дверь пришлось недолго: женщина действительно словно кого-то поджидала. Поэтому открыла быстро. Перед Алексеем стояла совершенно проснувшаяся, умытая и тщательно причесанная вдова в дорогом спортивном костюме. Недавно наложенная на лицо косметика явно прикрывала следы бессонной ночи.
- Здравствуйте, Татьяна. Не спится?
- Я рано встаю.
- Какое совпадение! А Валерий Валентинович, видимо, совсем не ложился.
- Мы поссорились вчера вечером, он, вероятно, ушел спать в боковую комнату.
- Что за комната такая! Чуть что - народ сразу туда, три кровати, и на каждой постелен комплект белья. Может, и управляющий направился туда вечером. Только не дошел.
- Что вы хотите этим сказать?
- Ваш муж лежит в холле, заменяя на сей раз убиенного Павла Петровича. Он, увы, не дышит.
- Валерий умер? - Она удивилась этому сообщению не больше, чем известию о, затяжном дожде после жаркого безоблачного лета.
Татьяна прошлась по комнате, поправляя и без того идеально разложенные вещи.
- Я должна туда пойти?
- По-моему, как жене вам следует проявить хотя бы видимость глубокого горя.
- Послушайте, если бы вчера вы себя так не повели, ничего бы не случилось.
- Так я, оказывается, главный подозреваемый?
- Вы виноваты во всем. И нечего из себя строить дурака.
-: Я его не строю. Это вся ваша милая компания активно из меня дурака делает. Пойдите хотя бы поплачьте для приличия.
- Не переживайте, там есть кому устроить истерику.
Словно подтверждая ее слова, из коридора донесся истошный женский вопль. Утробный крик взорвал многозначительную тишину, как разрыв бомбы. И сразу, словно дождавшись сигнала, начали распахиваться двери. Послышались шаги и голоса. Того, что произошло в следующий момент, Леонидов предположить не мог. Поэтому, когда флегматичная жена управляющего отшвырнула его с дороги и ринулась на крик, он ударился о стул, приземлился на драный ковер и успел увидеть только мелькнувшие перед глазами ноги.
Пока Алексей поднимался, пока бежал вместе со всеми в холл, там уже разворачивалась драма в духе мексиканских сериалов. Татьяна Иванова оттаскивала от трупа мужа рыдающую Эльзу, пытаясь по ходу дела выдрать из ее блондинистой головы внушительный клок волос.
- Тварь, мерзавка! Сука, зараза, шлюха, - награждала Татьяна Эльзу набором эпитетов.
Соперница, рыдая, тянулась к телу управляющего, отрывая от себя цепкие наманикюренные Татьянины руки. Манцев, Липатов и Ольга бросились растаскивать женщин в разные углы. Те визжали, рвались друг к другу. Эльза ревела, Танечка стонала.
- Я его голого на улице подобрала, выкормила, гаденыша, чтобы он тебе достался! - выкрикивала Татьяна.
- Вы все его убили! Ненавидели все! Никто не хотел понять. А ты, Танька, родить не можешь, вот и бесишься.
- Да я не хочу просто, не хочу! Поняли вы все? Я просто не хочу!
- Завидуешь, да, что я беременна? Завидуешь?
- Да плевать мне на твое пузо!
- Рада, что он умер, рада? И ты его убила! Все вы!
- Да дайте же кто-нибудь им обоим воды, - не выдержал Леонидов. - Женщины, да вспомните наконец, что вы женщины!
- Какая она женщина, если рожать не может! - продолжала надрываться Эльза из своего угла.
- Заткнись! Сама ты ничего не можешь! Что, не обломится тебе теперь ничего? Не обломится! Думала, мой муж будет тебя с выродком содержать, не дождешься! Забирай теперь себе этот мешок с дерьмом! - Татьяна для пущей убедительности даже пихнула носком кроссовки неподвижное тело мужа.
- Все, брэк! Разведите дам по комнатам. - Леонидов вытер со лба противный липкий лоб. Несмотря на холодный воздух, пронизывающий холл, ему было душно.
- Я сама уйду. Да не держите вы! - стряхнула с себя Манцева Татьяна Иванова. Лицо ее пылало, на кончике носа висела мутная капля пота. Через несколько минут громко хлопнула дверь ее комнаты.
Эльза опять рванулась к телу Валерия. Она протащила на себе Липатова и Ольгу, упала на колени возле мертвой руки и зарыдала, захлебываясь клокочущим в горле отчаянием. Леонидов мягко тронул ее за плечо:
- Не надо здесь ничего трогать. Вы плохо себя чувствуете, вам лучше не оставаться у тела. Женщины вас уложат, водички дадут. Эльза! Вы меня слышите?
Она подняла на Леонидова зеленоватые колючие глаза и так глянула, что у Алексея сразу же прошел жар.
- Сволочь! Чтоб тебе и детям твоим завтра сдохнуть! - выкрикивала Эльза.
Леонидов вздрогнул, неуверенно отступил к салатовой стене. В коридоре появилась Лиза, кинулась к Эльзе, потянула за руку. Вместе с Ольгой Минаевой ей удалось увести женщину в комнату. Манцев, нервно приглаживая волосы, пробормотал:
- Да, сценка не из приятных. Вы как?
- Никак. Не так уж и часто проклинают мое потомство. Хорошо, что Александра не слышала.
- Бывает. Беременные все такие нервные.
- А что, все знали, что Иванов - отец ее ребенка?
- Ну, если жена знала… Говорят, что последним узнает именно вторая половина, так что делайте вывод.
- А прямо сказать нельзя: мол, вся фирма знала, что управляющий Иванов хочет бросить свою супругу и вступить в серьезные отношения с продавщицей Эльзой Шейной.
- Да какие серьезные отношения? Кто Эльза и кто - Татьяна!
- А кто Татьяна?
- Валера до женитьбы был мальчик из провинции, босяк. А стал москвичом. Теща ему досталась еще та! Влиятельная дама. Зятя даже прописывать'запретила: мол, будет на драгоценные метры претендовать. Это на работе он был царь и бог, а дома - Валера туда, Валера сюда. Попробовал бы он дернуться - с дерьмом смешали бы, до нитки раздели и в чем пришел на улицу бы выкинули.
- Не понимаю, он же наверняка хорошо зарабатывал.
- А траты какие? Жена, машина, евроремонт в жениной квартире, вояжи за границу. Они же чуть ли не каждые праздники отправлялись в романтическое путешествие. По должности и стиль жизни. Думаете, эти наемные директора что-нибудь скапливают за свою жизнь? Вкладывают деньги во все недвижимое, в фантомы, а живых денег остается не так уж и много. Во всяком случае, на квартирку для жизни с разлюбезной Эльзой ему бы ни. за что не хватило. Причем в активе осталась бы еще и скандальная теща, мастерица на всякие пакости. Это до нее еще не дошли слухи об амурах зятя. Она бы ему показала, кто в доме хозяин! Баба ого-го! Где-то чуть ли не в Московской областной думе заседает. Короче, Валера стоял на грани решения: Эльзу было необходимо куда-то пристроить, из фирмы по-тихому убрать.
- А у Эльзы что, никакой жилплощади?
- В том-то и дело: полная труба. В двухкомнатной хрущобе с родителями и еще малолетний братец. Не хватает только Валеры и грудного ребенка.
- Эльза вроде бы девушка не рисковая, что же она на аборт не решилась?
- Любовь, наверное. Есть, говорят, такая штука на белом свете. Не слыхали?
- Так сильно влюбилась в Иванова?
- А любовь, еще говорят, зла… Ее Паша-то бортанул. Слышали небось? Сначала Эльза решила назло ему закрутить с Валерой. По вечерам они часто оставались балансы сводить, ну и свели в конце концов, да так здорово свели, что получилась неприятность. Подробностями пикантными не интересовался, только у них дело сладилось. Не знаю, хотела наша Эльза ребенка или не хотела, только когда залетела, загордилась перед Валеркиной женой. Самое смешное, что бабы между собой все давно уже выяснили, а бедняга Иванов все по углам шарахался.
- Думал, что жена ничего не знает?
- Представьте себе. Он перед своей Танькой, как Европа перед армией Наполеона, дрожал. А перед тещей, как этот самый Наполеон перед снегами России. Умора!
- А вы, Константин, человек независимый, ни перед кем спины не гнете, шапки не ломаете? А жениться собираетесь?
- А вот это уже тема для другого разговора.
- Надеюсь, мы к нему еще вернемся?
- Не уверен. В этом деле и так все ясно.
- Вот как? И что ясно?
- А вот милиция приедет, сами все узнаете.
- А я кто?
- Товарищ по несчастью. Или мент на отдыхе, как вам угодно. Только прав официальных не имеете и полномочий тоже.
- А как же "добро", которое дала мне Ирина Сергеевна, на частное расследование?
- А в вашем расследовании отпала необходимость. За отсутствием лидеров враждующие стороны примирились, рабочие места освободились, передел власти пройдет к взаимному удовольствию оставшихся.
- Вот как? А что с двумя трупами?
- Потерпите, Алексей Алексеевич. Все выяснится.
- Пожалуй, вы меня так заинтриговали, что я рискну потревожить мадам Серебрякову.
- А это ради бога.
Манцев усмехнулся и, со старательной брезгливостью огибая ивановский труп, направился в комнату, где отсиживались Ольга Минаева и Марина Лазаревич. Леонидов еще раз оглядел распластанное тело управляющего и решился на переговоры с Ириной Сергеевной Серебряковой. Ему не нравились ни слова Манцева, ни другие загадки, которыми предпочитали говорить сотрудники фирмы.
Серебрякова ему понравилась еще меньше, чем все остальное. Женщина выглядела усталой и безразличной ко всему происходящему. Молча открыла дверь, молча показала на одно из разваливающихся санаторных кресел, сама прилегла на кровать, тяжело опершись плечом на подушку. Ее лицо отекло за ночь, а отсутствие косметики делало его еще более непривлекательным.
- Вы плохо себя чувствуете? - поинтересовался для приличия Леонидов, хотя слова в горле застревали, а из самого нутра рвалось совсем другое.
- Да, мигрень мучает.
- Сожалею, но позвольте узнать, зачем вы притащили меня в этот чертов санаторий?
- Вы сами знаете. Я объясняла, что хотела избежать всего того, что случилось.
- А теперь, когда избежать ничего не удалось, вы заинтересованы в результате расследования?
Ирина Сергеевна застыла на своей подушке, поглаживая полными пальцами виски:
- Не все ли теперь равно? Нора звонила: Пашу завтра будут хоронить, с утра мы все уезжаем. Если хотите, можете с семьей остаться, путевки оплачены. Встречайте Рождество, отдыхайте, Алексей Алексеевич.
- А как же истина? Как справедливость? На кого будут списаны два трупа? Сейчас приедет местная милиция, их наверняка заинтересует факт появления мертвых тел в одном и том же месте. Наверняка будет открыто уголовное дело по факту двойного убийства. Поскольку преступник находится среди присутствующих в этом здании людей, его не так трудно вычислить. Такие дела не относятся к разряду не раскрывающихся годами. Как с этим?
Серебрякова прикрыла глаза. Ее левое веко заметно дергалось, но лицо не изменилось, оставалось усталым и спокойным.
- Вы здесь как частное лицо, как один из нас, Алексей Алексеевич, поэтому совесть моя спокойна. Какое вам дело до всего этого? Кроме испорченного отдыха, никаких неприятностей. Взыскание по службе тоже никто не объявит, да и благодарность за раскрытие убийства не светит. Что случилось, то случилось. Я думаю, что к вечеру все разъяснится, и завтра мы уедем отсюда, и жизнь пойдет своим чередом.
- Вы опять чего-то боитесь. Как и кто сумел вас уговорить замять это дело? Жалко калечить чью-то жизнь? Боюсь только, доброта эта не от сердца, а от желания получить отпущение грехов. Вы знаете, в чем разница?
- В чем? - спросила Серебрякова только для того, чтобы не обидеть Алексея безразличным молчанием. Было видно, как ей не хочется продолжать этот разговор, спорить, доказывать.
- В том, что доброта должна идти всегда от сердца, а не по случаю. А вы просто пытаетесь оправдаться за то, что живете лучше других. Думаете, Бог вас пожалеет после того, как вы попустительствуете такому вот выяснению отношений в коллективе. Не благословили кого ненароком?
- Вы знаете, как Бог меня всю жизнь жалел. Гори оно синим огнем, это богатство! Что я от него видела? Сначала вечное напряжение, тревога, вернется ли сегодня домой муж или нет. Потом муж все-таки не вернулся, а на меня свалился весь груз ответственности за людей, которых надо кормить. Все ходят, кляузничают друг на друга, выпрашивают должности и деньги. Всем я должна, должна, должна! А самой-то мне что? Ни любви, ни радости. Собственный ребенок и тот где-то шляется целый день, клянчит деньги на университет в Англии. Ну уедет он, дальше что? Кому я нужна, старая, толстая? Только охотникам до легкой жизни, за деньгами этими дурацкими. Не говорю уж о любви. Любовь… Если у тебя есть деньги, в каждом будешь видеть охотника за дармовщиной. Кому верить? А? Вы кому верите?
- Ну, у меня, кроме моих цепей, ничего нет за ду; шой, мне жить на этом свете проще. Никто не охотится за моим состоянием, потому что нет его, состояния. Квартира жены, зарплата… А вообще, все это глупый и беспредметный разговор. Покажите мне пальцем хоть одного человека, который не любит жаловаться на жизнь. Он, видно, так устроен, что нет ему покоя. Но это все философия. Сколько людей мечтают пожить так, как вы сейчас живете, молодые девчонки на панели себя продают за гораздо меньшее, а вы ноете. Простите, я вас не понимаю. Меня больше сейчас интересует, почему вы передумали вытаскивать на свет Божий убийцу.
- А вот про это забудьте. И, ради бога, Алексей Алексеевич, дайте мне еще немного полежать. Голова болит, честное слово.
- Знать бы мне, от какой мигрени она у меня болит. Что же, ваше право. Пойду искать по свету, где там мне найти эту самую карету… Отдыхайте.
Он вышел в коридор.
В холле никого не было. Иванов в прежней позе дожидался прибытия официальных властей.
Алексей присел на диван, не зная, куда теперь дернуться. Неожиданно совсем рядом взвизгнула дверь. Из девятнадцатой комнаты, озираясь, выглянул Липатов. Увидев, что его засекли, направился к столу.
- Сигареты кончились. Никто тут пачку не забыл?
- Здесь много чего вчера забыли. Выбирайте. Липатов, усмехнувшись, взял лежащие на столе сигареты.
- А вы не курите, насколько я помню?
- Сейчас на все готов. Давай, что ли.
Леонидов потянул из пачки сигарету, неумело затянулся и почувствовал, как его повело. Липатов тоже глотнул порцию дыма, потер низкий лоб.
- Да, чего только не случается: лежит вот. - Усмехнувшись, он мотнул головой в сторону мертвого Иванова.
- А вы убедиться пришли? Да, не дышит. Приятно, да?
- Ты на меня собак не вешай. Я один, что ли, покойничка недолюбливал? И покруче товарищи есть.
- Не сомневаюсь. Кого теперь возить-то будешь? Кончилась твоя каторга?
- Да кого бы ни возить… Думаешь, я совсем дурак? Между прочим, я все фирмы на Москве знаю, всех начальников. И бумаги мне доверяли, и деньги. Думаешь, договориться не могу? Дурацкое дело не хитрое. Надо только назвать покрасивше: не шофер, а, скажем, менеджер по доставке. А там и дальше пойдет.
- У тебя образование-то есть?