- Что? А… - Она взяла тряпку, потянула ее за собой, волоча по полу рукав.
Алексей долго прислушивался к- ее неровным шагам. "Хорошо, что я не пустил ее к Манцеву. Пусть не сегодня. Поспит, подумает. Ну что, все? Окончено представление? Все равно не засну". Он отвернулся к стене, когда где-то рядом раздался тихий смех.
Смех был, неприятным для слуха, скорее не смех, а самодовольный смешок.
- Кто здесь? Эй! Кого черти носят? - взвился Леонидов.
- Да всего лишь я, Алексей, всего лишь я. Ты уж прости, что без отчества, ночь на дворе. Так, что ли, было сказано нашей Оленьке?
- Саша? Иванов? А я думал, что подслушивать, - это привилегия женщин.
- Все рано или поздно ошибаются. Ну, как спектакль?
- А ты почем знаешь, что спектакль? Ты что, режиссер?
- Ну, почти. Манцева я к тебе прислал. Татьяну тоже я надоумил ребеночка пригреть. Мне-то он зачем? Дурак Валера хотел мне свою бабу навязать.
- А ты на другую метишь?
- Под мою новую должность девочка другого класса подойдет.
- Новую должность? Тебя, значит, тоже с повышением?
- И с каким! Я после рождественских каникул занимаю должность управляющего в этом милом заведении. А Паша меня уволить хотел. Ха-ха! Кстати, спасибо тебе, Леонидов.
- За что?
- За Ольгу. Давно надо было ей глаза промыть. Хорошая девочка, только с дурью и с выпендрежем. Здорово ты избавил ее от дурацких идеалов, хвалю. Я все не решался, думал, пошлет, а теперь - в самый раз. Шлюха из нее классная выйдет, шикарнее Норки. Ольгу только приодеть, сбрую золотую, щеточки, погремушечки, прочая дребедень, и можно в такой тарантас запрягать! Хороша кобылка. Манцев дурак, он еще локти будет кусать. И Норка дура, ни образования, ни блеска, с ней дальше кабака не пойдешь. Получается, что два сапога - пара. Здорово я Костю кинул, а? Для него баба, видишь ли, слишком умная, зато для меня в самый раз. Я только не знал, с какой стороны подойти, цветочки всякие, нежные стишки и ночные звоночки - этой дребеденью Константин Оленьку в избытке отоваривал. Я так не умею, хотя знаю, что бабы это любят. Оставалось дождаться, когда вся эта каша заварится. Это я ведь Оленьку на тот балкон послал.
- На какой балкон?
- От меня братец не скрывал свою задумку с фальшивыми счетами. Какое, ты думаешь, они имели в виду подставное лицо? Мое! Это ж надо: мое лицо - подставное! Только Валера меня совсем за дурака держал, когда пошел с Пашей разговаривать. Я Ольге шепнул, чтобы она послушала, какой Паша ей верный и заодно как у него насчет благородства.
- Зачем?
- Ну, во-первых, мне нужен был свидетель, чтобы заложить Валеру Серебряковой. Мне бы одному она не поверила, а Ольгу Ирина Сергеевна уважает, еще со старых времен. Я бы сразу вышел в герои, это во-первых. Избавился бы от необходимости жениться на этой белобрысой идиотке, к тому же беременной от братца, это во-вторых. И в-третьих, лишил бы девочку ненужных иллюзий, пора ей уже, как вы правильно давеча выразились, переходить ко взрослому либерализму. Это мне очень понравилось. Надо записать, умные мысли всегда пригодятся. Может, где-нибудь блесну.
- Ну ты и сволочь!
- Сволочью у тебя уже Манцев заделался. А я будущий большой человек. А большие люди - это кто? Да просто господа, правильно воспользовавшиеся подвернувшимися обстоятельствами.
- Большие люди - это большие сволочи. Я тебе морду сейчас набью, Иванов.
- Да бей! Синяки украшают мужчину, а мне сейчас к Ольге идти.
- Кто убил Пашу?
- Сам догадайся. Не ожидал я, что так все обернется, пришлось переигрывать по ходу. Мне трупы-то не нужны, зачем на похороны тратиться? Ведь Серебрякова добрая, наверняка все захочет оплатить за счет фирмы, а фирма теперь моя, так что каждую копеечку жалко.
- Ну, насчет того, что твоя, - это ты погорячился. Есть еще Костя Манцев, у него должность покруче твоей будет.
- Его Нора быстро сожрет, пойдет по Пашиному пути, - потенциал у Костика хороший для такой перспективки. А когда он в долгах завязнет, я его прижму. Серебряков покойный хороший рецепт в наследство оставил: как иметь рабов, при том что рабство уже несколько веков не существует.
- А разве твои траты на Ольгу не обернутся большими долгами?
- Да Ольга землю будет грызть, чтобы Косте отомстить. Она сама мне будет помогать фирму к рукам прибирать. Так что насчет того, что ее скоро уберут, ты здорово ошибся. Надо пойти девочку утешить и предложить покровительство.
- Посмей только!
- А это уже не тебе решать. Ты свое дело сделал. Сколько я тебе должен? Запиши на мой счет, придешь, когда кабинет отремонтирую.
Алексей слетел с дивана, грудью навалившись на стол, отделяющий его от Иванова. Тот отпрыгнул, зазвенели бутылки, запахло пролившейся водкой. Леонидов попал локтем прямо в подтаявшую пачку масла, рука заскользила по столу, теряя опору. Иванов сзади навалился ему на шею, вжимая в липкую поверхность стола. Щекой Алексей попал на вилку, в свежую рану остро проник разлившийся спирт, боль подбросила его вверх вместе с вцепившимся в тело Ивановым, и они упали на пол, между столом и диваном. Там Леонидов наконец почувствовал, что он сильнее, чем субтильный будущий управляющий, и стал подминать его под себя. Потом, разозлившись, врезал врагу своему кулаком куда-то под глаз и пару раз - в живот.
- Убью…
Иванов захрипел:
- Пусти, у нее же таблетки.
- Какие таблетки? - Леонидов вытер грязной ладонью капающую из щеки кровь и отполз от похожего на мешок с тряпьем тела.
- Которые тебе в чай подсыпали. Еще наглотается. - Иванов пытался выровнять дыхание. - Ну ты урод. Тебе бы в психушку.
- Кто ей дал?
- Манцев - кто, кто.
- А у него откуда?
- Нора подарила.
- Зачем?
- Спроси у нее.
- Я сам у Ольги заберу.
- Ты свое слово уже сказал, она тебя просто в комнату не пустит.
- А тебя пустит? К тому же там Марина.
- Марина давно с Колькой где-то спит. Конкретно - у меня.
- Не допущу, чтобы ты сломал Ольге жизнь.
- Да ей уже другие давно ее сломали, а я исправить хочу. Откуда ты знаешь, что для девочки лучше. В конце концов, пусть сама выбирает, она совершеннолетняя.
- Я тебе еще сейчас врежу.
- Хорошо, что не все на свете такие придурки. - Иванов отполз подальше, поднялся, опираясь на стол. - Откуда взялось только такое ископаемое.
Алексей услышал его спотыкающиеся шаги, стук в дверь, Ольгин измученный голос. Наконец она его впустила, ключ со скрежетом повернулся в замке.
Леонидов еще долго не мог подняться. Ему редко хотелось плакать, но сейчас в горле появилась непонятная горечь, глаза налились чем-то соленым и едким. Он зацепился рукой за стол, попытался выпрямиться, задел диван, в темноте неуверенно добрел до своей двери. В комнате было темно.
- Саша, - позвал он. - Помоги мне, Саша! Она сразу проснулась, села на кровати.
- А я все ворочаюсь, ворочаюсь. Что случилось?
- Пойдем в ванную, у меня лицо разбито. Они прошли в ванную. Саша зажгла свет.
- Леша? Ужас какой! Да ты с ума сошел! Леонидов глянул в грязное зеркало: на щеке три глубокие царапины, размазанная кровь, кровь на белой футболке, на рукаве расплылись следы от сливочного масла и жирная отвратительная пыль. И водочная вонь от всего растерзанного костюма.
- Подрался, - коротко уронил он.
- С кем?
- У тебя вата есть?
- Где же я в темноте ее найду? Раздевайся и залезай, под душ, я чистое найду.
- Какой душ в четыре утра?
- А какая драка в четыре утра? Как я с тобой с таким в постель лягу? Ты же пахнешь какой-то дрянью.
Леонидов, дрожа, сбросил одежду. Тело сразу посинело и покрылось мурашками. Слава богу, была горячая вода, в душевой кабинке заклубился пар. Алексей задернул полиэтиленовую дырявую занавеску. Он постоял в тепле еще немного, закрыл воду, вылез, нашарил полотенце. От него знакомо пахло ландышами и чем-то теплым и родным. Вдыхая этот запах, он на цыпочках побежал к кровати. Саша подвинулась:
- Ты теплый?
- Боишься?
- Хитрый, на нагретое место!
- Иди сюда. - Он потянул ее к себе, прижимаясь к теплому стройному телу.
- Спи. Скоро уже утро, а ты никак не успокоишься.
Саша отвернулась к стене, вздохнула и через несколько минут уже дышала глубоко и ровно. Алексей смотрел на ее кудрявый затылок и понемногу успокаивался. Иванов был уже где-то далеко. Чужая девушка Оля делала свой выбор. Грезил о роскошной Норе Константин Манцев. Сопела, видя сладкие детские сны, большая Елизавета. Ворочалась беспокойно Татьяна и молча страдала Ирина Сергеевна Серебрякова. Леонидов думал обо всех них сразу как о большой нарисованной картине, где каждый персонаж выполняет свою функцию, волей художника непохожий на других, но все вместе они служили единому замыслу творца. Только, один Алексей выбивался из этого полотна, как лишний предмет, случайно оказавшийся где-то в нижнем углу и дрожащий под нацеленной, чтобы его замазать, кистью. Алексей понял их всех, понял, кто столкнул с балкона несчастного Пашу, кто сначала хотел засадить Валеру в тюрьму, а потом организовал это жестокое продуманное убийство. И, поняв все, успокоился.
"Все равно жизнь со всеми разберется. Рано или поздно, но каждый получает свое. Пусть они там мучаются от содеянного или не мучаются, кому как удобнее. Завтра я скажу все, что о них думаю. Надо только дождаться утра. Лежать и дожидаться утра - прекрасное занятие для человека, приехавшего на отдых. Я все равно не усну", - упрямо подумал он и через несколько минут уже глубоко дышал, обнимая неповрежденной рукой Александру и прижимаясь животом к ее хрупкой спине.
За окном уже начиналось новое утро.
Глава 8 ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ
В половине восьмого утра для Алексея, как всегда, прозвенел невидимый будильник. Он вздрогнул, открыл глаза, и его тело сразу вспомнило и саднящую расцарапанную щеку, и лиловый синяк на локте. Там сразу заболело, закололо. Стуча зубами, Леонидов попытался подняться.
"Куда в такую рань, чучело! - обозвал он сам себя. Но лежать не хотелось. Лицо разбито, рука болит. - Не тело, а сырая отбивная котлета. А! Зато зарядку можно не делать! Производственная травма - лучшее оправдание подобной лени. Не могу же я в таком состоянии на морозе корячиться?" Он сладко и облегченно зевнул, сходил в ванную, пошатался минут десять по комнате, покосился на спящих Сережку и Александру.
"Спят. Дрыхнут. А я тут ходи один. Даже поговорить не с кем".
- Сашка, спишь? - позвал он на всякий случай жену.
Она что-то пробормотала и натянула одеяло на самый нос. "Может, Серега уже проснулся? Хотя, хрен, он запросто на пожарника может сдавать. Мне бы такие способности, придавил бы сейчас еще часиков пять". Он еще раз вздохнул и вышел в коридор. Осторожно подошел к столу. Конечно, видок был еще тот: пара стаканов разбита, стол перевернут, диван сдвинут, масло размазано по столу, как по засохшему бутерброду, тарелки тоже сдвинуты, одна упала и треснула.
"Ничего, Серебрякова заплатит. Главное, что мебель цела, а за посуду дорого не возьмут".
Еще раз оглядев место ночной драки, Леонидов облегченно провел влажной ладонью по лбу: никакого трупа у стола не было.
"Не зря я бдил всю ночь. Пойти, что ли, Барышева разбудить? Одуреешь тут, пока народ проснется".
Барышев пришел сам. Минут через десять раздались его слоновьи шаги, и в холле нарисовалась квадратная спортивная фигура.
- Не спится? - ядовито поинтересовался Леонидов.
- Ты живой?
- А чего ты так переживаешь?
- Если бы я все это придумал, то первым делом тебя бы с балкона спустил. Очень ты неприятное существо.
- Даже человеком назвать не хочешь. Ну, спасибо.
- А чего это тут такой бардак? И почему у тебя рожа разбита?
- Ты что, царапину от удара тупым предметом отличить не можешь, работник кулака и пистолета?
- Женщина, что ли, маникюром провела?
- Завидуешь?
- Ладно трепаться, не хочешь - не говори. Когда чемоданы будем паковать? Впрочем, успеется. А на завтрак не худо было бы сходить. Женщин будить будем?
- Сколько там времени?
- Без пятнадцати девять. Пошли, что ли? Воздухом подышим, Алексей Алексеевич, который Леонидов, господин капитан. Что там сегодня врал прогноз?
- Повсеместное таяние льдов в Антарктиде, надевай ласты, если, конечно, существует размер на твою лапу.
- Зато тебе даже женские подойдут, с бантиками. Пойду куртку возьму, спускайся давай вниз.
На улице действительно неожиданно потеплело. На начало января весь этот кисель никак не был похож, снег стремительно оседал под мелкой колючей изморосью, ветер набрасывался на одежду, стремясь сквозь ткань добраться до сладкого человеческого тела. Мужики недовольно поежились, застегивая до самого верха молнии на куртках.
- Короткими перебежками к месту кормежки марш! - заорал Барышев, набирая темп и переходя на рысь, чтобы согреться. Леонидов вспомнил, что сегодня по состоянию здоровья отказался от зарядки, и ленивым галопом припустился за ним. Они быстро добежали до столовой и ворвались в съедобно пахнущее тепло.
- Они были первыми! - воскликнул Барышев.
- И никакой очереди в гардероб. Пойдем, что ли, пока в буфет?
- Ладно. Нам спешить некуда: Кто его знает, когда там народ начнет паковаться. Мне, если честно, поскорее домой охота.
- Аналогичный случай был в Пензе. Забыть бы всю эту историю.
- Забудешь… Давай-ка сдавай свою дерюжку…
Когда они с Барышевым вернулись в коттедж, было уже около десяти часов. В холле Валерия Семеновна Корсакова, изъясняясь плохими словами, ликвидировала последствия ночного разгрома. Увидев Леонидова, она скривила тонкий рот и пробормотала в никуда:
- Конечно, коттедж дежурной сдавать будут другие. Ирина Сергеевна заплатит, Валерия Семеновна приберет…
Леонидов поспешил ретироваться в свою комнату. Саша уже умылась и причесывала волосы.
- Саш, я там ночью маленький погромчик устроил, повариха ругается. Может, ты ей поможешь все убрать?
- Маленькая ты моя свинья. Ладно, иду, - вздохнула она.
В холле уже начали появляться и другие женщины.
- Сейчас позавтракаем и будем собираться. Надо домой заехать, а потом уже на кладбище, - сказал кто-то.
Часам к одиннадцати наконец подтянулись остальные, женщины накрыли на стол, кто-то из публики принес кипящий чайник. Кутаясь в свой любимый вязаный платок, вышла Серебрякова, пришел хмурый Иванов-младший со свежим синяком под глазом, над ним сразу же начали подкалывать Марина Лазаревич и не выспавшийся Манцев. Когда сели за стол, Ирина Сергеевна задумчиво сказала:
- Что-то Оленьки не видно.
- Наверное, спит еще, - неуверенно бросил кто-то.
- Надо разбудить, - сказала одна из девушек. - Ехать скоро, да и комнаты сдавать надо. Хватит спать.
- Да-да, - кивнула Серебрякова.
Манцев направился к дверям, громко постучал:
- Ольга, сколько можно спать! Народ тебя ждет. За дверью никто не отозвался.
- Оля! - Манцев забарабанил кулаками, налегая на дверь.
Тишина.
- Да что там такое? Может, она уехала? Никто Ольгу не видел? - заволновалась Марина.
- Да не было ее здесь, - уверенно заявила Корсакова, намазывая бутерброды. - Я с самого раннего утра тут вожусь, первая пришла. Из их комнаты никто не выходил.
- Маринка, а ты разве не там ночевала? - спросил Манцев.
- Представь себе, нет.
- Значит, Ольга там?.. Да стучите вы! Леонидов почувствовал легкий тревожный озноб. Он подбежал к двери, стал с размаху бить в нее ногой:
- Ольга! Откройте!
За дверью по-прежнему ни звука. Алексей повернулся к Барышеву:
- Серега, ломай.
Барышев подошел, с разбега ударил мощным плечом. Дверь завибрировала, но не поддалась.
- Мужики, помогите ему! - крикнул Леонидов. Манцев, Глебов и Липатов стали плотным тараном, вместе с Барышевым они ударили в дверь. Та дрогнула и с мясом выдралась с петель. Мужчины ввалились в комнату.
Ольга лежала на кровати: светлые длинные пряди волос свесились вниз и доставали до самого пола. Одежда аккуратно висела на стуле, а на столе белел клочок бумаги и стоял знакомый Леонидову пузырек, к которому при нем прикладывалась Нора. Пузырек был пуст, он замер на уголке листочка в клеточку, рядом валялась ручка. Алексей выдернул этот листок, взглянул на небрежный красивый почерк. Там было всего два слова:
"Я сама". И подпись: "Ольга Минаева". Все.
В проеме двери уже появились чьи-то взволнованные лица, кто-то ойкнул, кто-то испуганно прикрыл рукой рот, мужчины просто растерялись, глядя на красивое мертвое тело.
- Она выбрала, - сказал Леонидов и повернулся к Барышеву: - Ты у нас специалист по вызову оперативников. Иди, что стоишь. А вы все выйдите, это не Третьяковская галерея, нечего здесь смотреть.
Он осторожно положил на кровать свесившуюся вниз Ольгину руку, поправил волосы, открыв застывшее прекрасное лицо. Ольга умирала мучительно, билась в судорогах, черты лица исказило страдание. Большие голубые глаза смотрели куда-то вверх, словно перед смертью она удивилась, что все наконец-то кончилось, и увидела незнакомый ослепительно яркий свет. Алексей сдернул с соседней кровати белую простыню и накрыл тело. Особенно тщательно он!расправил эту простыню на Ольгиных длинных стройных ногах, которые были раскинуты в последнем отчаянном броске навстречу смерти.
Алексей по привычке бросил профессиональный взгляд на комнату, словно хотел убедиться, что это действительно самоубийство, но почувствовал, что не хочет и не может здесь больше оставаться и выяснять подробности. Он вынул торчавший из замка ключ, вышел и попытался приставить дверь на место. Петли со скрипом вошли в свои пазы.
- Никому не надо сюда входить, - громко сказал он. Вдруг сдавленный вздох раздался в углу дивана.
- С Ириной Сергеевной плохо! - крикнул кто-то.
Народ, словно обрадовавшись возможности отвлечься, кинулся в разные стороны за водой, нашатырем, полотенцами. В суматохе Леонидов подошел к Александру Иванову и с силой сжал его плечо.
- Что ты ей вчера сказал, сволочь?
- Ничего я не говорил. - Иванов был бледен и с трудом сжимал стучавшие зубы.
- Ты последний там был. Я тебя, гад, в тюрьму засажу!
Наних начали оглядываться.
- Тише ты! Я как лучше хотел. Мы нормально расстались.
- Ты к ней в постель пытался залезть? Лапал?
- Да ничего я не делал! - Иванов дернулся. - Да у меня от, твоих кулаков до сих пор все болит. Какая к черту баба после того, как тебя долбанули во все места?
- Почему она это сделала?
- А я откуда знаю? Мы говорили-то всего минут десять.
- О чем?
- Я сказал, что никто ее не уволит, что я сам сделаю все, что она скажет, вот и весь разговор.
- Предложил себя в качестве содержателя?
- Да я просто сказал. Подумаешь, подкатиться к бабе, которая тебе нравится, что ли, нельзя. Кучу комплиментов ей наговорил, чуть ли не в любви объяснился. Да я даже жениться на ней был готов!
- Только она не захотела. Лучше уж на тот свет, чем в любовницы к такой гниде.
- Да не из-за меня она! Не из-за меня!