Днем все складывалось ненамного удачнее, чем утром. Судья по-прежнему мне мешал, постоянно перебивал, когда я устроил перекрестный допрос одному из свидетелей защиты. В напористом стиле Перри Мейсона я пытался поймать его на лжи, но всякий раз, когда цель, казалось, была совсем близка, судья останавливал меня и спрашивал, какое отношение это имеет к делу. И имеет ли вообще. Это давало возможность защитнику прийти в себя, перестроиться. Он нагло улыбался, глядя на меня, и продолжал лгать жюри присяжных. И по выражению их лиц я видел: они верят этому негодяю. Словом, все складывалось самым печальным образом.
Я уже почти смирился с тем, что мне предстоит проиграть очередной процесс, как вдруг старший из братьев бездумно заявил в ответ на один из моих вопросов, что не следует верить тому, что только что говорил свидетель обвинения. Поскольку этот самый свидетель - известный лжец и уголовник, отсидевший срок. Вот такие моменты и могут повернуть весь ход процесса. Поскольку ответчик усомнился в порядочности выступавшего против него свидетеля, мы, то есть сторона обвинения, были просто обязаны теперь усомниться в порядочности самого ответчика, и все его прежние "подвиги" можно было представить суду присяжных. Ура-а-а!..
Несчастный барристер ответчика был совершенно сражен и сидел, обхватив голову руками. До сих пор он весьма удачно, не без активной поддержки судьи, отбивался от всех моих попыток передать эту информацию на рассмотрение присяжных. А теперь его клиент, сам того не понимая, пробил огромную брешь в защите ниже ватерлинии. И судно неминуемо должно было пойти ко дну.
И вот сразу после четырех судья объявил, что рассмотрение дела переносится на другой день, причем позиции мои значительно укрепились. Возможно, в конце концов, мне все же удастся выиграть это дело.
Я поймал такси и поехал в контору с коробкой бумаг и ноутбуком. День в Лондоне выдался сырой и унылый, типично ноябрьская погода, и ко времени, когда я расплатился с таксистом у ворот перед зданием на Теоболд-роуд, уже окончательно стемнело.
Джулиан Трент поджидал меня между двумя рядами припаркованных на стоянке машин. Хотя накануне вечером я проявил некоторую осторожность, пересекая лужайку по пути к дому, серьезных опасений, что кто-то может на меня напасть, не было. Я махнул рукой на угрозы Трента после суда, счел их дурацкой бравадой, злобной реакцией на проигранный процесс. Да и к чему теперь мстить, если его все равно отпустили? И тем не менее вот он здесь, стоит, сжимая в руке неизменную свою бейсбольную биту, так и источая угрозу и опасность.
Я заметил Трента не сразу, только после того, как прошел мимо его укрытия. Слишком был озабочен тем, как бы спасти от дождя коробку с бумагами и 67 ноутбук. Периферическим зрением заметил какое-то движение справа, обернулся и увидел его лицо за секунду до того, как он ударил меня. Трент улыбался.
Бейсбольная бита ударила меня сзади по ногам, примерно на уровне колен. Нога подогнулись, и я распростерся на мокром асфальте, выронил коробку, и все бумаги полетели в грязь. Удар был внезапный и сильный, от неожиданности весь дух вышел вон. А потому я не сразу вскочил на нога, чтобы занять оборонительную позицию, так и остался лежать лицом вниз. Странно, но боли я почему-то не чувствовал. Ноги онемели и, казалось, вовсе не принадлежали телу. Я оперся руками об асфальт и перекатился на спину. Если мерзавец нанесет теперь удар по голове, я хоть по крайней мере увижу это.
Он стоял прямо надо мной, размахивая битой из стороны в сторону. Вокруг не было видно ни души, но, если б кто и появился, его, похоже, это волновало мало. Он явно упивался собой.
- Привет, мистер умник, адвокатишка хренов, - произнес он, ухмыляясь. - Не так уж мы и сильны, какими хотим казаться, верно?
Я не ответил, но не из чувства противоречия, просто не знал, что сказать.
Он приподнял биту, размахнулся, чтобы нанести новый удар, и тут я понял - сейчас мне наступит конец. Я обхватил голову руками, чтоб хоть как-то защититься, зажмурился и ждал. Неужели мне суждено умереть вот так - с разбитой, превращенной в кровавое месиво головой? И еще я подумал, что, наверное, где-то там меня ждет Анжела. Так что, может, не так уж это и плохо умереть…
Бита опустилась, послышался удар и тошнотворный треск. Но не на мою голову, не на руки и ноги. Трент изо всей силы нанес удар по беззащитному ноутбуку. И он разлетелся на несколько частей, которые с шорохом и звоном раскатились по асфальту. Я открыл глаза и посмотрел на него.
- В следующий раз, - сказал он, - размозжу тебе башку, понял?
В следующий раз! Господи, я от души надеялся, что этого раза не будет.
Затем он шагнул вперед и наступил мне на гениталии, правой ногой и всем своим весом, и мое мужское достоинство оказалось зажатым между подошвой его ботинка и асфальтом. И на этот раз была боль - страшная, пронзительная, невыносимая. Я громко застонал и откатился в сторону, он убрал ногу.
- И еще в следующий раз, - продолжил он, - яйца твои паршивые оторву, понял?
Я лежал молча, смотрел на него.
- Понял меня, мать твою? - спросил он, глядя мне прямо в глаза.
Я ответил еле заметным кивком.
- Вот и славненько, - протянул он. - Теперь ты у нас будешь хорошим послушным адвокатишкой.
И тут вдруг он резко развернулся и зашагал прочь, оставив меня лежать в луже на асфальте, свернувшись калачиком, страдая от невыносимой пульсирующей боли между ног. Неужели это могло случиться в самом центре Лондона, всего в нескольких ярдах от входа в здание, где трудились сотни высокооплачиваемых и респектабельных моих коллег? Нет, такого рода вещи случаются обычно лишь с моими клиентами, не со мной!..
Я дрожал всем телом и не понимал отчего. То ли от страха, а может, от шока или холода. И тут вдруг из глаз хлынули слезы, чего со мной не бывало вот уже семь лет, со дня смерти Анжелы. Я плакал. И никак не мог остановиться. Возможно, просто от облегчения, от осознания того, что остался жив, хотя был уверен, что умру. То была естественная реакция на пережитое, следует признаться, что никогда прежде я еще так не пугался.
Прошло всего лишь несколько минут с того момента, как я вышел из такси, но за этот короткий отрезок времени жизнь моя изменилась кардинально, и вместо порядка в нее вселились хаос и страх. Как легко, оказывается, отнять у человека чувство уверенности. Особенно у того, кто привык выступать в суде. Как легко кастрировать присущие ему властность и гордость. И еще ужаснее, что я так быстро смирился с самим фактом этой кастрации.
По роду своей деятельности мне почти ежедневно приходилось сталкиваться с проявлениями страха и унижения. Каким самоуверенным и самодовольным я, очевидно, казался потенциальному свидетелю, который боялся давать показания в суде. "Мы вас не оставим, - уверял я его. - Мы защитим вас от ваших обидчиков, от всех нападок, - обещал я. - Просто это ваш долг сказать всю правду". Только теперь я представлял, что, должно быть, чувствовали эти несчастные люди. Мне следовало послать Джулиана Трента к черту, а на деле я чуть ли не ботинки ему лизал - да и лизал бы, если бы он приказал! - пресмыкался перед этой тварью и люто ненавидел себя за это.
Постепенно боль в паху стала стихать, и на смену ей пришла другая боль - тупая, ноющая, в коленях, в том месте, где он нанес первый удар битой. И Дрожь во всем теле тоже постепенно стихла, и мне Удалось встать на колени. Что, впрочем, не сильно помогло, зато теперь я мог обозревать хоть какое-то пространство. Компьютер разбит вдребезги, его уже не починить, а все мои так тщательно собранные и сложенные в определенном порядке судебные бумаги разлетелись по асфальту, продолжали мокнуть под дождем. Некоторые из них валялись под припаркованными машинами, часть занесло ветром на голые ветви деревьев. Парик и мантия, которые тоже лежали в коробке, мокли в большой луже. Но мне было все равно. Собрав все силы и волю, я все же умудрился встать на ноги и пройти несколько ярдов до входа в здание. Вокруг по-прежнему ни души.
Я привалился спиной к вывеске у входа, где были выведены имена и фамилии всех наших барристеров, и тупо смотрел на синюю входную дверь. Никак не мог вспомнить код запирающего устройства. Я проработал здесь почти тринадцать лет, за все это время код ни разу не менялся, и вот теперь вспомнить его не удавалось. Тогда я надавргл на кнопку звонка, с облегчением услышал из домофона дружелюбный голос Артура.
- Кто там? - спросил он.
- Джеффри, - хрипло ответил я. - Джеффри Мейсон. Вы не могли бы выйти и помочь?
- Мистер Мейсон? - удивленно спросил Артур. - Но что случилось? Вы в порядке?
- Нет, - ответил я.
Дверь тотчас распахнулась, и Артур, мой добрый самаритянин, наконец-то пришел мне на помощь. Втащил меня в холл, а затем - в нашу комнату. Выдвинул из-за стола стул, и я, испытывая огромное чувство благодарности, опустился на него, стараясь двигаться как можно осторожнее, чтобы не усугублять проблем.
Да, должно быть, я представлял собой весьма жалкое зрелище. Промок до нитки, брюки от костюма в мелкую полоску разорваны на коленях, там, где я приземлился на асфальт. Белая накрахмаленная рубашка превратилась в грязную тряпку, липла к груди, с волос капала дождевая вода. Просто удивительно, до чего быстро можно промокнуть, лежа на асфальте под дождем.
- Боже милостивый, - протянул Артур. - Что с вами произошло?
Я никак не ожидал от Артура такого выражения, как "боже милостивый", не того сорта он был человек, но он провел всю свою жизнь, работая в непосредственной близости от барристеров, которые вели себя так, словно существовали в восемнадцатом или девятнадцатом веке, и это должно было на нем сказаться.
- На меня напали, - сказал я.
- Где?
- На улице, недалеко от входа, - ответил я. - Вещи остались на дороге.
Артур развернулся и выбежал из комнаты.
- Осторожней, - бросил я ему вслед, хотя и не думал, что Джулиан Трент все еще там. Это ведь меня он преследовал, а не моего секретаря.
Артур вернулся с мантией в одной руке и париком в другой, с обоих этих предметов капало на светло-зеленый ковер. Ему также удалось собрать несколько промокших бумаг, которые он держал под мышкой, другие, очевидно, просто унесло ветром.
- Там ваш компьютер? - Он кивком указал на дверь.
- То, что от него осталось.
- Занятно, - пробормотал он. - Обычно грабители забирают вещи, а не портят их. Что еще пропало?
- Да вроде бы ничего больше, - ответил я и похлопал по обвисшим карманам пиджака. Мобильник и портмоне были на месте.
- Я вызываю полицию, - сказал Артур. Подошел к столу, снял телефонную трубку.
- Может, и "Скорую" тоже вызвать?
- Нет, не надо, - ответил я. - А вот переодеться бы не мешало.
Артур поговорил с копами, они обещали выслать наряд как можно скорей, хотя подождать все равно придется.
И вот мы стали ждать, и я сбросил промокшую одежду и переоделся в теплый спортивный костюм, который Артур нашел в комнате одного из моих коллег. А затем я начал разбирать бумаги, разложил промокшие листы по всей комнате на просушку. Перепечатать их не было возможности, поскольку все файлы находились в компьютере.
Я с самого начала подозревал, что вызывать и ждать полицию - напрасная трата времени. Так оно и вышло. Два констебля в униформе прибыли лишь через сорок минут после звонка. И приняли от меня заявление, пока я сидел в секретарской, а Артур суетился и порхал вокруг меня.
- Вы разглядели нападавшего? - спросил один из них.
- Не сразу, - ответил я. - Он ударил сзади, бейсбольной битой.
- С чего вы взяли, что это была бейсбольная бита? - спросил он.
- Позже рассмотрел, - сказал я. - Полагаю, что именно ею он меня и ударил.
- Куда именно ударил?
- По ногам, сзади.
Они настояли, чтоб я показал. Смущенный, я приспустил спортивные штаны, и показал им две наливающиеся синевой красные отметины на бедрах, чуть выше колен. Глаза у Артура едва не вылезли из орбит.
- Странное место для нанесения удара, - заметил один из констеблей.
- Это чтоб с ног сбить, - пояснил я.
- Да, похоже на то, - согласился он. - Просто большинство грабителей норовят ударить по голове. Вы лицо его разглядели?
- Не очень хорошо, - ответил я. - Ведь было уже темно. - Почему бы мне не сказать им, что напал на меня Джулиан Трент? Что я делаю?.. Разве не на моей стороне закон и справедливость? Ну же, скажи им, твердил внутренний голос. Скажи всю правду.
- Вы бы узнали его, увидев снова? - спросил констебль.
- Сомневаюсь, - услышал я свой голос. В следующий раз размозжу тебе башку, сказал Трент. В следующий раз яйца твои паршивые оторву. У меня не было ни малейшего желания дожидаться следующего раза. - Знаете, все было как в тумане, - пробормотал я. - Смотрел только на биту, и все.
- А вы уверены, что это был мужчина?
- Думаю, да, - ответил я.
- Черный или белый?
- Не могу сказать. - Жалкое я все же существо. Я снова возненавидел себя всеми фибрами души.
Они спросили, не хочу ли я съездить в больницу, где врачи осмотрели бы все повреждения и оказали бы квалифицированную помощь, но я отказался. При падении в стипль-чезе мне перепадало и больше, синяки были просто огромные. И, несмотря на это, я поднимался и скакал дальше. Только на этот раз все было по-другому. Падение на скачках - это несчастный случай, такие случаи по закону жанра просто неизбежны. Полученные повреждения никак нельзя считать преднамеренными или нанесенными другим человеком.
Судя по всему, полицейские сочли меня свидетелем ненадежным, даже просто никаким. По самому их виду и манере держаться было ясно: и они тоже считают все это напрасной тратой времени. Еще одно нападение с нанесением телесных повреждений останется нераскрытым, пополнит длинный список нераскрытых уличных преступлений против личности в огромном городе.
- Хорошо хоть у вас ничего не украли, - заметил один из них, давая понять, что беседа закончена. И захлопнул блокнот. - Можете позвонить в участок позже, они присвоят вашему делу номер. Он вам понадобится для того, чтоб вам могли оплатить страховку за испорченный компьютер.
- Вот как? Спасибо. С какого вы участка?
- Мы с Чаринг-Кросс, - ответил один из констеблей.
- Хорошо, - кивнул я. - Непременно позвоню. С этим они и уехали, наверняка расспрашивать другую жертву с другой улицы.
- А вы не слишком им помогли, - с укоризной заметил Артур. - Вы совершенно уверены, что не разглядели того человека?
- Сказал бы им, если б разглядел, - довольно резко ответил я. Но было видно, он мне не поверил. Слишком хорошо знает меня Артур, подумал я. И снова возненавидел себя за то, что обманул его. Но мне определенно не хотелось "следующего раза", и я был страшно напуган, очень сильно напуган этим столкновением с молодым мистером Джулианом Трентом. На этот раз еще обошлось - я жив, да и ранения не слишком тяжелые. Могло быть значительно хуже.
Я сидел за своим столом и пытался собраться с мыслями, обрести хоть какую-то уверенность. "Будь хорошим послушным адвокатишкой", - сказал Трент. Что же это означает? Будь я по-настоящему хорошим адвокатом, то непременно рассказал бы полиции, кто на меня напал и где его искать. И тогда его бы арестовали, упекли за решетку. Но надолго ли? Да и вообще, вряд ли его приговорят к тюремному заключению только за то, что он ударил меня по ногам и разбил мой ноутбук. Кости не сломаны, никаких порезов нет, сотрясения мозга или повреждения внутренних органов тоже не наблюдается. Всего-то пара дырок в брюках и намокший в луже парик. Ему грозил штраф, самое большее - несколько дней общественных работ, этим и ограничилось бы. Ну а потом он бы мог нанести мне еще один визит. Нет уж, спасибо. Интересно, имеет ли он отношение к тому странному звонку, когда мужской голос шепотом советовал: "Делай, что тебе говорят"? Вряд ли. К чему тогда было нападать на меня?.. Что-то странное происходит, это ясно. Но что именно?..
Артур постучал в открытую дверь, потом вошел, затворил ее за собой.
- Мистер Мейсон… - начал он.
- Да, Артур?
- Можно с вами поговорить?
- Ну, конечно, Артур, - ответил я, хотя говорить с кем бы то ни было, в том числе и с ним, мне сейчас совсем не хотелось. Впрочем, останавливать его было уже поздно.
- Знаете, это совсем на вас не похоже, ну, как вы держали себя с полицией, - сказал он и вытянулся во весь свой рост, стоя перед моим столом, заваленным бумагами. - Нет, правда, совсем не в вашем характере. - Он сделал паузу. Я промолчал. - Ведь вы самый блестящий, самый умный из юниоров, который когда-либо у нас работал. И вы никогда ничего не упускаете из виду, ничегошеньки. Вы меня понимаете?
Я был польщен этими его комментариями. И пытался сообразить, что же ответить, но тут он продолжил:
- У вас неприятности, верно?
- Да нет, конечно же, нет, - ответил я. - О каких таких неприятностях вы говорите?
- Да любых, - сказал он. - Может, тут замешана женщина?
Неужели он вообразил, что на меня напал ревнивый муж?
- Нет, Артур. Никаких неприятностей. Честно.
- Вы всегда можете обратиться ко мне за помощью и советом. Я всегда присматриваю за своими барристерами.
- Спасибо, Артур. Непременно обращусь к вам, если возникнут какие неприятности. - Я посмотрел ему прямо в глаза и подумал: интересно, он догадался, что я лгу?
Артур кивнул, развернулся на каблуках и направился к двери. Отворил ее, обернулся.
- Ах да, - произнес он. - Чуть не забыл. Это пришло вам сегодня днем. - И он протянул мне стандартный белый конверт, где посередине было напечатано мое имя, а в левом верхнем углу красовалась сделанная от руки надпись: "Вручить лично".
- Спасибо, - сказал я и взял конверт. - Кто его доставил, случайно не заметили?
- Нет, - ответил он. - Сунули в почтовый ящик на входной двери.
Он выждал еще немного, но, поскольку конверта я так и не распечатал, вернулся к двери и вышел.
Несколько секунд я сидел неподвижно и смотрел на конверт. И пытался убедить себя, что это наверняка какая-нибудь записка от коллеги из другой адвокатской конторы, где речь идет о судебном деле. И, разумеется, это было не так.
В конверте находились два вложения. Сложенный пополам листок бумаги и фотография. Еще одно предупреждение, и тут я уже окончательно убедился, что все эти странные телефонные звонки и нападение на меня Джулиана Трента связаны между собой.
В центре страницы была надпись, сделанная крупными печатными буквами:
БУДЬ ХОРОШИМ ПОСЛУШНЫМ АДВОКАТИШКОЙ.
ВОЗЬМИ ДЕЛО СТИВА МИТЧЕЛЛА - И ПРОИГРАЙ ЕГО.
ДЕЛАЙ, ЧТО ТЕБЕ ГОВОРЯТ.
ИНАЧЕ В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ КТО-ТО СИЛЬНО ПОСТРАДАЕТ.
А на снимке был мой семидесятивосьмилетний отец, он стоял у дверей своего домика в Нортхэмп-тоншире.