- Я очень терпелив, сам знаешь, но не потерплю, если встанешь поперек дороги, не зарывайся, держи себя в положенных рамках. Знай свой шесток! Если бы с головы моего гостя упал хотя бы один волос…
- Кого пугаешь? - Юла хихикнул. - Может, стукнешь в полицию? Видимо, забыл, какое тайное оружие в моих руках. Оба пойдем ко дну.
- Волком ты был, Папаиоану, а стал шакалом! Сколько добра для тебя сотворил, а ты все норовишь воткнуть нож в спину, настоящий шакал! - Василаке бросил трубку…
Некоторое время в кабинете Василаке царило молчание. Я понимал, что Вася-грек самолично поставил себя в затруднительное положение: зачем было нужно включать усилитель?
- Друг ты мой ситный! - с чувством проговорил я. - Отвези меня, ради Бога, на аэродром, отправь в Россию, я сыт по горло вашими тайнами.
- Завтра, - с готовностью ответил Василаке, - завтра ты покинешь наш остров, в сейчас расскажешь все, что произошло с тобой.
- И я желаю исповедаться, - интуиция подсказала, что сейчас услышу историю, над разгадкой которой бились советские сыщики много лет.
- Понимаешь, Дылда, в жизни я наделал уйму ошибок, - вкрадчиво заговорил Василаке, перебирая золотую цепочку на груди.
- Безгрешен только Бог!
- Главная моя ошибка - связь с этим Папаиоану, с Юлой. Когда начался тот курильский ураган, вся команда вышла на берег, нас осталось четверо.
- Извини, Вася, - перебил я хозяина, - разреши, я продолжу твой рассказ, а ты поправь меня, если ошибусь. Юла приставил нож к горлу боцмана, заставил его встать к штурвалу, тебя загнал в машинное отделение, что было с четвертым, я не видел.
- Четвертого, помнишь, помощник капитана Зиньковича, Юла выбросил в море, а ты… погоди, откуда ты все это знаешь?
- Два дня назад видение явилось… Я частенько заглядываю в прошлое и будущее, - смиренно признался я.
- Ну и дела! Этого не знал. Ну, мы вышли в море, почему-то Господь пожалел нас, воров и убийц, не бросил "Алеута" на скалы, не разбил о подводные валуны. Даже пограничная стража не уследила за нами. Порой бандитам везет. На японском острове Хоккайдо Юла, самовольно став нашим главарем, оптом продал шкуры моржа, заодно и судно, сколько денег получил, нам не сказал. Нам с боцманом, по его словам, отдал половину долларов, велел немедленно положить деньги в банк под проценты, утешил, мол, нас все равно арестуют, но… как политических беженцев, недолго подержат в застенках, а как только выйдем на свободу, получим каждый свою долю. Нас и впрямь арестовали, но не за хищение судна, не шкуры моржей, которыми дополна был набит трюм. Тот, кто купил наше имущество, сделал так, что нас держали под следствием, как беглецов из Союза.
- И долго ты сидел в японской тюрьме?
- Пять месяцев. Представляешь, их камеры, чистота, ни вони, ни крыс, ни тараканов, электрический свет круглые сутки и… монотонное пение крана, круглые сутки: кап-кап-кап. И ежедневные допросы. Видно, нас принимали за советских шпионов-перебежчиков. Мне пригодилась биография. Откуда-то власти узнали, что я действительно отбывал ссылку, как и уголовник Юла. Про боцмана мы так ничего больше и не слышали.
- А дальше, дальше?
- Вышли на свободу вместе с Юлой, получили в банке деньги, стали думать, куда податься. Я возьми да и брякни, мол, буду добираться до родины предков, до Кипра. Юла осторожно расспросил меня, что это за страна, а потом взял за горло: "Я еду с тобой! Без меня, ты щенок, пропадешь через неделю!" Пришлось снова подчиниться… Рассказывать про нашу едва ли не кругосветную одиссею нет времени. Как-нибудь позже. В конце концов, мы очутились здесь, на Кипре. Мои обрадованные родичи быстро нашли, куда выгоднее вложить остатки денег. И Юлу не забыли, приняв уголовника за моего спасителя. Он, скотина, с моей помощью, сумел наладить дело, стал богатым человеком. Но… как только я начинаю отдаляться, он пускает в ход испытанное оружие - шантаж, угрожает рассказать в печати о моем прошлом, свалить на меня похищение судна, выдать меня за главаря банды угонщиков. А у нас на острове репутация предпринимателя, члена городского совета должна быть без пятнышка. Иначе… сам понимаешь… с тобой никто не станет иметь деловые отношения.
- Теперь ясно, за какую ниточку дергает тебя этот мерзавец! - В моей душе клокотал самый настоящий гнев. - И сейчас Юла отчитывал тебя за мое вызволение?
- Ты очень догадливый. Ладно, пора заканчивать разговор. Пойдем отдыхать. - И, наклонясь к самому моему лицу, Василаке доверительно признался. - Я бы не очень сожалел, если бы этот… Папаиоану исчез Кипра…
- Кажется, я знаю, как помочь тебе! - бабахнул я, хорошенько не подумав… Василаке промолчал. И вскоре ушел в свои покои…
Буквально на следующий день, точнее, на следующее утро, едва раскаленное солнце озарило прибрежные долины и заросли реликтовых сосен, я вместе с Василаке и двумя сопровождающими охранниками выехал в аэропорт Пафос.
Я попросил Василаке заехать за моими вещичками на виллу Папаиоану. На Кипре, пожалуй, я ничего не видел, кроме этого змеиного гнезда. Втайне надеялся встретить на вилле Ольгу Михайловну, поблагодарить за помощь, попрощаться, такой дивы не встречу больше никогда. А хозяев виллы мне видеть не больно-то хотелось.
Василаке приказал охраннику принести мои вещи, в дом подниматься не стали, Василаке даже из машины не вышел, приоткрыл дверцу, чтобы подышать свежим утренним воздухом, который, как мне казалось, можно было пить глотками.
- Готов на пари: старый ворюга не выйдет к нам!
- Как всегда скажет, приболел, - съязвил Василаке.
Через пару минут по лестнице сбежал служка, от имени хозяина попросил извинения, что лично не может встретить гостей, мол, нервы расшалились. Зато неожиданно выбежал, широко улыбаясь, Миша-островитянин, вежливо и уважительно поздоровался с Василаке, протянул мне руку, затем, не боясь гнева Юлы, подхватил меня под локоток.
- Не сильно на меня обижаешься? - спросил виновато Миша. - Все бывает в жизни, а за вчерашнее - забудь! Узнает Блювштейн, даст кое-кому пару пинков под зад. А ты запомни: все договоренности с Семеном остаются в силе, с ним не шути.
- С вами опасно связываться, - на всякий случай проговорил я, - толкуете о деле, а сами ножи точите.
- Дурные головы! - отмахнулся Миша. - Ищут дополнительные приключения на свои задницы. Нашли, с кем связываться: с Василаке, с Блювштейном. Кстати, наш хитрый еврей, он у них член правительства, на тебя очень надеется. Ну, будь здоров! Привет родине!
- А конкретно, какому городу?
- Переживешь! - озорно улыбнулся Миша.
- Дылда! - нетерпеливо позвал меня Василаке, - время поджимает. Поехали! - Вещички мои уже лежали в багажнике. Я сел сзади. Машина резко взяла с места.
- Ну, все твои желания я исполнил?
- Есть еще одно, - я набрался наглости, - давай заскочим к Ольге Михайловне, - хочу попрощаться.
- А где она живет? - спросил Василаке, явно разыгрывая меня.
- Наверное, в районе больнице, она ведь медсестра.
- Точно, медсестра, - хохотнул Василаке, - уж не влюбился ли и ты в нашу красавицу?
Я промолчал. Да и что я мог ему сказать, мол, втюрился без памяти, как мальчишка. Смешно. И грустно. Как-то заведено у нас: права на высокие чувства отданы на откуп молодым, а тем, кому за… остается одно: ждать конца. О, если бы можно было раскрыть душу, я, наверное, запел бы серенаду в честь этой дамы, пошел бы на все, помани только пальцем, но… Мечты, мечты, где ваша сладость? Вы все прошли, осталась гадость!
- Заехать не трудно, - Василаке взглянул на часы, - не опоздаем ли на самолет? - Махнул рукой, мол, что с тобой сделаешь, старый друг. - Ровно на пять минут! - Василаке наклонился к водителю и, видимо, назвал адрес. И вскоре автомашина притормозила возле подъезда, увитого розами.
- Приехали! Вылезай!
- Вася, ты зачем меня сюда привез? - я оторопел, взглянув на старинное здание - по всему фасаду из стен здания, похожего на замок, выпирали прямоугольные, замшелые каменья, а в двух-трех местах я разглядел узкие бойницы. Справа от подъезда тянулась аллея алых роз. - Я хотел увидеть Ольгу Михайловну, а ты…
- Она здесь и живет! - на губах Василаке играла довольная улыбка. - Ты, кажется, боготворишь ее, слыхал, называешь, принцессой, а принцессы живут в фамильных замках.
Сердце екнуло в груди. Смеется Василаке надо мной или нет? Я никому не говорил, что Ольга - принцесса, зато постоянно думал об этом.
- Сейчас я прикажу слуге доложить о нашем прибытии! - Василаке махнул рукой. На лице слуги сияло такое подобострастие, что меня замутило. Слуга внимательно выслушал моего хозяина и что-то ответил. Василаке сел в машину. Я последовал за ним. - Не повезло тебе, Дылда, - сказал он, - Ольга Михайловна срочно, по делам службы вылетела в Брюссель. Час назад…
Мы успели точно к моменту посадки в самолет. На Кипре, оказывается, нет такого понятия, как опоздание или отмена рейса, или, еще хуже, нехватка авиабилетов. Мы минули зал ожидания и перед дверью, через которую пассажиры выходят к самолету, остановились. Пришла пора прощаться. И Василаке вновь удивил меня. Передо мной вновь, как и тридцать лет назад, стоял отзывчивый, готовый к услугам Вася-грек. Он обнял меня, расцеловал по-русски.
- Ну, все! Иди, иди! Буду ждать тебя на Кипре! - ненароком смахнул слезу.
- А если я приеду без фамильного алмаза?
- Отдам тебя в руки господина Папаиоану. Не забывай, кто стоит перед тобой, хотя… вы - русские, привыкли низвергать кумиров.
- Пожалуйста, когда встретишь Ольгу Михайловну, скажи ей, что я… что я очень сожалел… сердце мое разрывалось от обиды и…
- Все передам! Ишь ты, пешка, а сумел вклиниться в королевский строй! - произнес Василаке загадочную фразу и подтолкнул меня к двери…
Вместе с немногочисленными пассажирами я шагал к самолету. В голове, словно блокадный метроном, звучала одна фраза: "Врезался в королевский строй… Врезался в королевский строй…"
ТАЙНЫ КИПРСКОГО КЕЙСА
Итак, первый этап моей заграничной эпопеи заканчивался вполне благополучно, неприятности остались там, на острове. Мерно гудели двигатели воздушного лайнера, совершающего регулярный рейс по маршруту Пафос-Москва. В салоне было просторно, множество свободных мест белело и слева и справа. Я, словно богатый грек, полулежал в мягком кресле, лениво попивал из плоской бутылочки сладкое кипрское винцо, подаренное господином Василаке. И в который раз, по часам и дням, восстанавливал в памяти разговоры, действия, встречи, все, что успело произойти со мной в столь короткое время.
Порой казалось, что ничего этого вообще не было, просто мне приснился путаный, кошмарный сон. Сейчас открою глаза и…. Окажусь на любимом протертом диване производства города Луцка, в славном городе металлургов, в России.
Чтобы удостовериться в том, что это была самая настоящая явь, я положил себе на колени элегантный желтый кейс с набором секретов - подарок того же Василаке. набрав нужный шифр, я открыл крышку кейса. Первое, что мне бросилось в глаза, - голубой конверт, который мне было велено открыть только по прибытии в Россию, но… любопытство всегда было одним из моих главных пороков. В конверте лежали адреса, телефоны, позывные и даже клички людей, которым я был обязан лично отвезти письма Блювштейна, Миши-островитянина и адвоката.
Кредитную карточку я вообще видел впервые в жизни. Если верить Василаке, по ней можно было в московском банке получать деньги в долларах в неограниченном количестве, бери хоть тысячу, хоть десять тысяч "зелененьких", и даже отчета пообещали с меня не требовать.
Не сплю ли я? Неужто и мне, наконец, привалила удача? Сколько себя помню, не имел лишнего рубля, порой экономил на писчей бумаге, на проклятой пишущей ленте, которую вообще трудно было купить в магазине, экономил на еде, хотя так порой хотелось махнуть рукой на все эти "пятерки" и попьянствовать вволю с коллегами по литературному цеху, большинство коих были бедны и нищи, как церковные крысы. Государство, называя писателей "инженерами человеческих душ", не считало нужным помогать им. Но… ничто не вечно под луной. Случилось некое превращение, и судьба, кажется, повернулась ко мне лицом.
Ну, чем я теперь не босс, не шеф, не хозяин? Отныне я обладатель кругленькой суммы в долларах. На что же их потратить? Перво-наперво созову друзей - Женю Клинцова, парочку поэтов, художников, возьму ящик вина и… устроим творческий салон с питьем, спорами о свободе и… да, еще нужно будет приобрести настоящий современный компьютер. Слышал, на нем писателю работать одно удовольствие - печатаешь, как на машинке, только бесшумно, стираешь фразы, меняешь предложения, которые покажутся неудачными. Правишь текст. Чудо! И еще, пожалуй, куплю себе автомобиль.
Итак, с первыми тратами решено. Посмотрим, что еще за сокровища перекочевали в мой неподражаемый, из мягкой желтой натуральной кожи кейс. Раза по два перебрал маленькие продолговатые конверты с рекомендательными и прочими посланиями к важным чинам в Москве. Почему важным? А кто может еще проживать на Тверской, на набережной Мориса Тереза, на бывшей Поварской? Это тебе не жители микрорайонов. О чем же говорится в этих конвертах? Вскрывать их я не имел права, стал просто фантазировать, чтобы скоротать время полета. Возможно, адресатам в столице рекомендовалось доверять подателю сих писем. Возможно, сообщалось, что я человек-зомби. При одном этом воспоминании сразу заболела голова.
Возвращая таинственные бумаги на прежнее место, я запоздало обратил внимание на узкий плотный конверт, раньше я его не видел. Взял в руки. Ни адреса, ни фамилии. Развернул плотную, пахнущую ароматом бумагу. Ждал чего угодно, но не этого. Достал короткую записку. В ней аккуратным почерком отличницы учебы было написано следующее: "Алексей! Ты скоро уедешь с Кипра, но почему-то мне кажется, что вновь сюда вернешься, я это чувствую. Мы с тобой едва знакомы, но… произошло чудо, кажется, я полюбила. С той поры, как ты появился здесь, жизнь моя стала совсем другой, душа начала оттаивать. У меня есть все, что пожелаешь, и вместе с тем, я очень одинока. Ты - писатель, должен понимать, что можно и в толпе быть одинокой. Пожалуйста, не смейся над этими словами. Меня окружают назойливые поклонники из "королевского строя", а ты… бедный, гордый и… красивый. Хочешь, порви эту записку и забудь все, что в ней написано. Хочешь, а я очень надеюсь на это, напиши. Адрес прилагаю. Если разрешишь, и я буду писать тебе. В мечтах с тобой, ухаживаю за тобой, оберегаю. Здесь тепло, а дома - холодно, но там есть ТЫ".
Боже правый! Я трижды перечитал послание из Рая, не веря своим глазам. Оказывается, ошеломляющая, нежданная любовь пришла не только ко мне. Не-ве-ро-ят-но! А, возможно, кто-то просто решил подшутить надо мной? Мне стало страшно. Нет, нет и еще раз - нет. Так даже подлецы не шутят.
Значит, все-таки Ольга! Ольга Михайловна! На Кипре я вообще ни с одной женщиной почти не разговаривал. Счастье буквально свалилось с безоблачного греческого неба, но… счастье ли это?
* * *
До чего же мы дожили, друзья-товарищи! Всего каких-то сто восемьдесят минут продолжается увлекательный перелет из кипрского аэропорта Пафос в столицу нашей родины - Москву, но сколько нового можно узнать и прочувствовать за эти три часа. У меня было ощущение, что с Кипра я вылетел одним человеком, а прибывал в Москву совершенно другим.
Раза по четыре я самым внимательнейшим образом пересмотрел все бумаги, письма, документы, которыми меня щедро снабдила контора бывших советских граждан, а ныне жителей Кипра и Израиля. По всей видимости, бывшие российские мафиози: Миша-островитянин, адвокат Эдик и его отец - преуспевающий бизнесмен, бывший уголовник по кличке Юла, вкупе с израильским "авторитетом" Семой Блювштейном - чувствовали себя в любом уголке мира, как у себя дома. Запросто писали на конвертах адреса учреждений, от которых мне становилось не по себе.
Здесь в самолете, со мной произошли странные перемены: чувство великого облегчения сменил страх, тревога, я даже ощутил на шее тугую удавку, в которую сам сунул голову.
Было отчего испугаться. Разве мог я предположить месяц назад, что на чудном острове Кипр, где все цветет и благоухает, где живут добрые, отзывчивые люди, некие новоявленные "новые русские", как их теперь называют, могут так влиять на чиновную и прочую власть в России. Они, оказывается, имеют ходы в высшие государственные учреждения и министерства, куда простому россиянину и носа сунуть не позволят. Что тут говорить, деньги нынче - золотой ключик от любых запоров.
"Мафия бессмертна!" - Эта фраза привязалась ко мне, и никак я не мог от нее отделаться. Мафия! А проще говоря, преступное содружество, тесное сращивание, казалось бы, совсем непохожих людей и учреждений, правоохранительных органов и уголовников, правительственных чиновников и таможни, фирмачей и ученых, банкиров и мошенников. Нынче любой человек, к месту или ради красного словца, употребляет слово "мафия". И вряд ли понимает, что это не "малина", не сообщество отпетых уголовников, не просто тайная организация, делающая свой бизнес, это - синдикат, сплав интеллекта, грубой силы, теплых должностей. И, наконец, это почти родственные узы, где не имеет абсолютно никакого значения национальность, вероисповедание, пол, возраст, политические симпатии.
Я подержал на ладони кипрские письма. Почти невесомы, но какой вес они имеют в действительности, трудно было представить. Наверняка в письмах отсутствовал открытый текст, уверен: они зашифрованы, предназначены явно не рядовым. Кто же эти адресаты? Частично я смогу это выяснить потому, что по инструкции, полученной от Семена Блювштейна, письма я должен лично вручить каждому адресату. Никаких почтовых ящиков, никаких телефонных разговоров. Мне предстояло найти эти адреса и вручить послание из рук в руки.
Охо-хо! Воспоминания о солнечном острове у меня остались тяжелыми и пугающими. Единственным светлым пятном было появление Ольги Михайловны. Она словно перевернула мою жизнь в считанные мгновения, заставила посмотреть на себя как бы со стороны, пробудила во мне чувства, которые я считал давным-давно угасшими.
И снова я решительно отсек все мысли, связанные с Ольгой Михайловной. Предстояло лишний раз взвесить, продумать, с чего нужно начать новую жизнь. Теперь и я едва ли не член мафии. Одни московские поручения многого стоят. Дело слишком серьезное и опасное, чтобы решать его абы как. Самым простым выходом было бы послать новых "друзей" к чертовой матери, но… они позаботились и об этом варианте. Отныне я полностью в их руках, я - смертник, подумать только, в мой мозг заложена гибельная программа зомби. Рассудок отказывался в это верить. Если я ослушаюсь новых хозяев, будь они трижды прокляты, то однажды, ни о чем не подозревая, спокойно сниму телефонную трубку, услышу незатейливую фразу, к примеру, "завтра пойдет дождь". Мой мозг мгновенно примет зашифрованный приказ - покончить с собой. Я выброшусь в окно, застрелюсь или сделаю еще что-нибудь более страшное. Я и раньше слышал: метод "зомби" давно применялся в сверхсекретных учреждениях. Еще свежи в памяти страшные эпизоды, когда деятели ЦК компартии, знающие секреты нахождения партийных денег, по сигналу выбрасывались из окон, унося в могилу партийные тайны.