Дорогие мои, любимые! Как мне было без вас больно и страшно! Одиночество кончилось, и завтра мы пойдём гулять вместе. Я не рискну больше оставаться одна дома и прекращу попытки заглянуть в собственную душу. Слишком темно там и страшно…
12 сентября. Ну вот, всё и кончилось! Понедельник выдался тяжёлым, как и положено. Мы дежурили у магазина "Мишель", который помещался в нужном нам доме. Там бандиты устроили явку. А детская коляска тем хороша, что в ней можно спокойно установить скрытую камеру. Кому придёт в голову, что из кучи погремушек и пелёнок за ним наблюдают?
Я работала портативной камерой "Polaroid Vision" для мгновенной фотосъёмки. Ребята так разместили её в коляске, что всё выглядит естественно. Наклоняясь к ребёнку, можно снять нужных людей в разных ракурсах. А со стороны кажется, что я меняю памперс или ищу потерянную дочкой пустышку. Потом ребята из московского филиала нашего агентства всё распечатывают, связываются с милицейскими оперативниками.
Но это уже не моё дело. Я только слежу за теми, кто появляется на Дружинниковской улице, и фиксирую их на камеру. Сегодня в скверике, где почти год назад свистели пули, было замечательно. Играли дети, сплетничали старухи. В траве запутались солнечные зайчики. И стоял Дом - белый-белый, за решёткой - как памятник самому себе.
Этот "Полароид" будто бы специально для шпионов делали. Не знаю, где Андрей нашёл такое чудо. Появление новой фотографии не прерывает процесса съёмки. Фотки накапливаются в отсеке с прозрачной крышкой. Доставать их оттуда не нужно. Фокус и выдержка устанавливаются автоматически, а вспышки не видно вовсе. И всё это прячется в итальянской пёстрой коляске, украшенной огромными бантами и глубокими складками.
Одно время нас явно проверяли. Подсылали каких-то малышей. Те просили показать ребёночка. Видимо, хотели убедиться, что в коляске - не кукла. Соседи рассказали, что за нами во двор приходили чужие люди. Они интересовались, действительно ли мы тут живём. Но это было в августе, когда всё начиналось. Потом нас оставили в покое.
Мы с Сашей отправились в парк имени Павлика Морозова. Было два часа дня. Отка спала - жёлтенькая, как цыплёнок. Я надела ей кофточку с зашитыми рукавами - чтобы не лезла пальчиками в глаза. И такой же колпачок - а то простудится. Ведь сейчас уже осень, и лужи не сохнут. Потом, проснувшись, ребёнок принялся сосать пустышку-ромашку и махать ручками, пытаясь достать до висящих игрушек.
Я. конечно, сделала невероятную глупость. Вместо джинсов, кроссовок и кожаной куртки надела туфли "декольте" на шпильке, расклёшенную юбку в клетку и белую блузку с кружевным воротником. И поверх всего этого - тёмно-бирюзовый плащ и канадского жатого микрофазера. Иначе и не могла поступить. Будь рядом со мной кто угодно, даже Озирский, оделась бы не так. А рядом с любимым человеком надо быть нарядной и элегантной.
Саша, например, при мне в варёнках и кроссовках не ходит. Он всегда в "классике" - белая сорочка, однотонный галстук, костюм цвета "мокрый асфальт". И отличный пепельный макинтош, на котором каждая складочка продумана. Может, мне просто кажется, что Саша невероятно красив и аккуратен. Но я его люблю. И как несправедливо, как обидно получается, что его женой стала другая!
И недавно стала, кстати. А ведь Саша мог бы, мог обратиться ко мне, объясниться! Но не буду его винить. Кто знает, какие там обстоятельства? Я и так слишком много на себя беру. Верно сказал козёл Диомидовский - "я дочка шофёра и буфетчицы". И Саше не пара - ни с какой стороны. Да ещё с таким обременением - сестра, братья, внебрачный ребёнок!
Но всё равно - сердцу не прикажешь. Ведь никто в жизни ещё не подавал мне плащ. Не открывал дверей, не называл "Ксюшенька, милая". Даже неполное имя для дочери придумал Саша. Маму-то Риной все называли. От этих всех ласк мне в сердце впивается тонкая иголка, хочется рыдать.
А Инессе это почему-то не нравится. Не понимает она, какая везучая на самом деле. Такого мужа отхватила, будучи уже в возрасте - заботливого, внимательного! Глупости, что он бабник. Мог бы тысячу раз ко мне пристать. Я не отказала бы. Бояться мне некого. Хотя Ромка Брагин, конечно, взбесился бы. Но я ему не жена. Сделать он ничего не может, хотя хочет, наверное.
А Саша к моей двери ночью даже не подходит. Только: "Доброе утро, Ксюшенька! Как чувствует себя доченька?" Это на фоне других мужиков, у которых на одно слово - три мата! Просто быть рядом с Сашей - одно удовольствие. Чувствуешь, как повышается уровень твоей культуры. Он произносит фразы по-латыни. И забывает, что я. полено, ни одного слова не понимаю. Потом, правда, спохватывается и переводит на русский язык.
Инесса нарочно убеждает себя в его изменах - чтобы не стыдно было выгонять человека из дома. В квартиру-то она уже прописалась. А теперь хочет от Саши избавиться. Может, и изменяет ему. Всегда вор первым кричит: "Держи вора!"
… Мы шагаем по Дружинниковской улице, щурясь от яркого солнца. На пальцах у нас блестят обручальные кольца - изображаем супружескую пару. Я надела мамино кольцо - почти в сантиметр толщиной. То самое, что с неё, в мёртвой, сняли в "Белом Доме". У Саши колечко тонкое, скромное. Его надела мужу Инесса - не любя, даже ненавидя.
Один раз я видела её в офисе агентства. Женщина яркая, модная, умная; но что-то в ней есть и отталкивающее. Она не злая - скорее, равнодушная. Но это только до того времени, пока не встанешь у неё на пути. Какая бы я ни была грешница по жизни, имею право на своё мнение. Обидно за Сашу - ведь жена убивает его морально. Чувствую - если они не разведутся, случится какая-то трагедия. Например, Саша может убить себя. Ну, не созданы они друг для друга - надо это понять.
Я вижу, что Саша сейчас думает не о бандитах, а об Инессе. Мы должны подать сигнал опергруппе, когда заметим прибытие "клиентов". Но мой напарник, толкая впереди себя коляску с Откой, мысленно что-то доказывает своей супруге. Та, конечно, совсем не обрадуется его возвращению. А они и месяца в браке не прожили. Зачем тогда вообще было идти в ЗАГС? Ах, да - квартира!
Никогда я таких баб не понимала. Это же надо совсем не иметь ни души, ни сердца! Наверное, поэтому ей противны Сашины нежности. Или Инесса себе цену набивает? Ну, как Сашу не любить? Кроме того, что красивый, он ещё и сильный духом. Год назад лишился глаза. Его лицо изуродовало на добрую половину. А сейчас почти ничего не заметно. Разве только тонкие шрамчики, которые почему-то не загорают.
И никогда не скажешь, что Саша - инвалид, а ведь это так. Ходит легко, неслышно. Не натыкается на деревья и заботы. И это в то время, когда левый глаз видит всё хуже. И вот в таком состоянии человек держится, не ноет, не изменяет ни одной своей прежней привычки…
Я заметила, что справа, подперев спиной ствол тополя, стоит Руслан Величко, он же Божок. А Саша его не видит, и это ужасно. Божок жуёт спичку - это условный сигнал. Он показывает, что "клиенты" на явку ещё не прибыли. Будь они там, мальчишка курил бы сигарету. Его велосипед валяется на травке - "расстрельной" стены стадиона "Асмарал". Мне даже взглянуть туда жутко. Кажется, что не краской написаны буквы на плитах, а человеческой кровью.
Божок делает вид, что нас не знает. Со стороны он - обычный школьник, в "варёнках" и серой ветровке. Конечно, сегодня он опять прогулял занятия. Впрочем, мне бы помолчать. Моя сестрёнка Липка, похоже, и девяти классов не окончит. И в вечернюю школу её не пропрёшь. Ладно, если мужа хорошего найдёт. А вдруг самой пробиваться в жизни придётся?
Озирский обещает об её личной жизни позаботиться. А я думаю - просто трахнет, когда Липка подрастёт, и сделает ей ребёнка. Конечно, будет на него платить. Но выйти замуж Липке, как и мне теперь, станет очень трудно. Сейчас благотворительность не в моде. Оказывается, Божок две банки "Тоника" выпил, пока нас ждал. Вон, рядом валяются. Надо потом их в урну отнести.
В прошлый раз, когда ждали "гостей", Божок кушал арбуз, сидя в седле велосипеда, прислонённого к стене. Это было три дня назад. Но тогда бандиты не приехали - главарю "забили стрелку" в другом месте.
Мы с Сашей прогуливались по Дружинниковской и болтали, о чём придётся. Обсуждали московскую погоду, цены на фрукты. Решили переставить Откину кроватку в уголок - подальше от осенних сквозняков. Потом увидели, что за "Белым Домом" мужики с машин торгуют картошкой. Саша предложил, когда закончится операция, купить килограммов десять - про запас.
- Тебе же трудно нести такую тяжесть! - испугалась я. - А в коляску не поместится. И тары нет - мы же не собирались…
- Тара у меня в кейсе, - сообщил Саша. - И мне совсем не тяжело. Я должен помогать, пока у вас живу.
Сегодня он особенно благоухал одеколоном. Я вдыхала горьковатый запах, чуть смешанный с нафталином и табаком. Еле сдерживала слёзы, изо всех сил кусая губы и сжимая кулаки. Как же Сашу наградить за всё? Может, намекнуть ему? Пусть приходит, когда дети заснут…
Я и так старалась облегчить Сашину участь. Когда у него кружилась голова, сама принимала участие в просмотре отснятых кадров, делала пояснения ребятам из РУБОПа. Каждая физиономия тщательно изучалась. Тут же поднималась картотека, и компьютер выдавал на принтер справку о "засветившемся" братке. Таким образом, нам удалось обнаружить пятерых рецидивистов - в основном, с Урала. Двое из них, так сказать, самовольно покинули колонии. И вот теперь нужно из всех взять.
Так опротивели мне эти протокольные рожи! Они мешали нам с Сашей видеться, общаться, говорить о погоде и картошке. Ведь думали мы совсем о другом…
- Ничего, братья и сёстры! - успокаивал нас Андрей Озирский. - Если кто и уйдёт, его всё равно скоро достанут. Это я вам говорю!
Шеф, всегда, от скромности не умирал. Впрочем, я знала, что он имеет в виду. Все плёнки непременно копировались им. Кроме РУБОПа, в курсе оказывались члены той группировки, главаря которой взорвали бомбой с дерева. А уж они, будьте покойны, кого угодно достанут - ребята без комплексов.
Сам Андрей сейчас находился неподалёку - на улице Красная Пресня, угол Малой Грузинской. С ним была опергруппа, включающая в себя собровцев* и милицейских спецназовцев. Все только и ждали нашего сигнала. Я представила, как мечется сейчас Озирский, будто лев в клетке. Будь у него хвост, исхлестал бы себе все бока. Выкурил, конечно, пачку сигарет. Боится, что его план провалится, и вместо поздравлений придётся принимать колотушки.
Я ничего против Андрея не имею - многим ему обязана. Но выпендрёжных мужиков всегда недолюбливала. У меня от них элементарно болит голова - как от ярких файеров и громкой музыки. Мне нравятся интеллигентные, воспитанные, выдержанные. Я это поняла окончательно, когда увидела в офисе агентства нотариуса Николаева - тогда ещё холостого. Глупенький он - не увидел самой верной тропки, забрёл в болото. Но я тогда с пузом ходила, и не могла его соблазнить…
Мы уже начали беспокоиться, потому что в начале четвёртого бандиты не приехали. Отка долго спала, и в любую минуту могла расплакаться. От площади Свободной России Саша развернул коляску обратно. Он тоже устал - на лице выпустили капли пота.
Здесь на меня всегда нападала тоска. Сегодня она получилась сладкая, мятная. Сердце трепыхнулось - словно по нему ударили кулаком. Я так хорошо знала этот Дом изнутри! Представляла, как сияют сейчас чисто вымытые сплошные стёкла, и тёплые жёлтые квадраты ложатся на ковровые дорожки коридоров! И, как тогда, открывается с высоты панорама Москвы. Изгибается река, и копошится людской муравейник на Новом Арбате. И несётся по набережной поток машин - как тогда…
- Кого я вижу? Оксана!
Знакомый женский голос заставил меня сильно вздрогнуть. Он донёсся будто из тех, навсегда ушедших дней.
Людмила Аркадьевна, буфетчица с шестого этажа, мамина приятельница, стояла на дорожке и улыбалась. Похоже, она работала на прежнем месте, не усложняя себе жизнь воспоминаниями. Полная, цветущая, в кожаной куртке с узором, в юбке из плотного шёлка и в рыжих шнурованных ботинках на каблуках-рюмочках, она была очаровательна. Те же карие весёлые глаза, платиновые кудряшки волос.
С ней были две официантки, которых я знала чуть похуже. Тоже в коже и замше, так что явно не бедствуют. По-моему, они тогда работали в столовой, но очень быстро перестали приходить, затаились. А вот мама оставалась в Доме до последнего. И потому у неё даже могила символическая, а эти духами благоухают, на солнышке греются…
- Здравствуйте. - Мне очень хотелось куда-нибудь сплюнуть. - Познакомьтесь - Александр, - представила я своего спутника.
По его лицу я поняла, что таким поворотом дела он доволен. Значит, надо поддерживать разговор. Мы можем, не вызывая подозрений, стоять напротив "Мишеля" и наблюдать за происходящим вокруг.
- Это - твой муж? Ну, блин, какого красавца себе отхватила! Оксанка, самая-то покажись! Прямо топ-модель, правда, девочки? И никакого живота!
Рыжая, носатая официантка Таня цокала языком. Она вертела меня за локти, дёргала за рукава плаща. Людмила Аркадьевна между тем склонилась над коляской. Отка уже проснулась и внимательно разглядывала незнакомую тётеньку.
- Мальчик у тебя? Как на папу похож! Саша, ну копия вы!
- Это девочка.
Я отмахнулась от паутинок и сухих листьев, которые уже кружились в золотом воздухе.
- Она же в жёлтеньком - поди, пойми!
Людмила Аркадьевна бесцеремонно полезла в коляску. Я боялась, что бывшие сослуживцы напугают ребёнка. Но Отка только подозрительно хмурилась.
- Можно подержать?
Не дожидаясь ответа, Людмила взяла мою дочку торчком. Отка тут же уронила пустышку ей за шиворот. Третья их подружка, Алка из бара на пятом этаже, кинулась шарить у Людмилы за пазухой. Отка захныкала, и я поняла, что ей нужно сменить памперс.
- Как дочку назвали?
Людмила умеючи подкидывала ребёнка, приплясывала с ним как раз напротив входа в магазин. А у меня внутри всё смёрзлось от страха. А вдруг приедут бандиты? И ещё неизвестно, чем всё кончится. Кроме того, не хотелось делать свою личную жизнь достоянием этих баб.
- В память бабушки - Октябриной! - Саша увлечённо играл роль отца семейства. - Сокращённо - Оточка, Ота.
- Надо же, как оригинально! - восторженно воскликнула Людмила. - Даже в голову не пришло бы! На, держи пустышку. - Она наконец-то вытащила соску из своего бюстгальтера и отдала мне.
Божок с безразличным видом жевал новую спичку, не выпуская нас из поля зрения. Значит, "клиентов" мы ещё не пропустили. Я взглянула на него, потом - на Отку. У них было одно лицо. Ладно, что мамины приятельницы не обращали на мальчишку никакого внимания.
- Саша, я теперь я вижу, что ребёночек ваш больше на бабулю, на Рину смахивает, - призналась Людмила. - Личико такое круглое, и глазки-вишенки. Ох, Оксаночка, мужественный ты человек! Как ты сейчас рожать решилась? И Саша молодец - ответственности не убоялся. Ей сколько времени?
- Три месяца и двенадцать дней. - Саша явно хотел дать мне передышку.
Отка неожиданно повеселела, заулыбалась. Несмотря на зашитые рукава, она стала терзать локоны Людмилы Аркадьевны.
- Ай, какая сильная девулька! - расхохоталась Людмила. - Сейчас она тётке все волосы выдерет…
- Оксана, ты всё это время у мужа жила? - спросила меня Алка. Мы ведь работали тогда на одном этаже. - А мы не могли на тебя выйти, представляешь? Думали, куда же ты пропала, что с мелкотой случилось? Ведь ни слуху, ни духу почти год… И сейчас, не случись эта встреча, ничего бы не знали.
- Да, у Саши, - промямлила я.
Похоже, мы оба стыдились своего вранья, хоть ничего особенного и не говорили. Саша - красный, как рак - кивнул.
- И с ребятами всё нормально. Олесь и Орест в школу недавно пошли…
- Надо же - уже школьники! - восхитилась носатая Таня. - А я помню, как Рина их в большой такой коляске, на двойню, к Дому подвозила. Она тогда в декрете сидела. Липа тоже учится? Всё такая же милая сестрёнка у тебя?
- Ещё лучше стала!
Я постаралась уйти от ответа насчёт учёбы. Ну, не даётся она Липке - и всё тут! Придётся, наверное, аттестат ей покупать. Всё равно в институт Олимпиада ни за что не пойдёт.
- Оксаночка, если не секрет, как у вас с финансами? - не сдержалась Таня. - Столько детей, а ты в декрете. Наверное, Саша в бизнесе?
- Да, живём помаленьку, - ответил он. - Нам хватает.
Этот ответ удовлетворил женское любопытство, и тему сменили.
- Мы на Николо-Архангельском часто у Рины бываем. Видим - могилка ухоженная. Значит, Оксана в Москве, навещает. Не думали только, что уже муж и ребёнок у тебя есть. На годовщину опять поедем. Поплачем там. И панихиду - обязательно…
Меня даже передёрнуло. Людмила так деловито собиралась поплакать, словно работала по найму. Кроме того, панихида…
- А это зачем? Вы меня спросили? Неужели просто так посидеть у могилы нельзя?
Сдерживаемое раздражение выплеснулось наружу. Мне вдруг стало невыносимо стоять рядом с ними, слушать глупое, фальшивое щебетанье. Небось, за глаза мою маму дурой называли. За то, что осталась тогда с осаждёнными, не прикрылась детьми.
Людмила опешила:
- Почему, Оксаночка? Полагается ведь так, по-христиански помянуть…
- А похоронили её по-христиански? - еле выдавила я. - Нам даже тело не выдали. И Бог это всё допустил…
- Оксана, опомнись! - Алла с Таней мелко задрожали. Лица их пошли пятнами. - Что ты такое несёшь, ненормальная? Бог ведь накажет!
- Наказал уже - дальше некуда!
Мне показалось, что на Конюшковской шумит мощный мотор. Наверное, наконец-то пожаловали "клиенты". Надо от баб срочно избавиться, а то сорвут операцию.
- И вообще, хватит комедию ломать! Что я. не помню, как вы все из Дома тогда сбежали? Лучше бы сразу с Риной остались, чем теперь крокодиловы слёзы лить…
Я вырвала у Людмилы Отку, поспешно уложила в коляску.
- А сейчас кофе носите тем, кто нас расстреливал, мародёрствовал. По маминой крови ступаете, как ни в чём не бывало. И не смейте больше на кладбище ходить - мы сами всё там сделаем. Думали, я в ножки вам кинусь от благодарности? Не дождётесь. Саша, пойдём отсюда! Я тебе потом всё объясню…
Я уже видела, что Божок закурил сигарету и бешено вращает глазами. Я нажала в коляске нужную кнопку, с облегчением вздохнула и повезла Отку в сторону троллейбусного кольца и другого шикарного магазина - "Элза Мода Италиа".
Божок заметил, что я вызвала ту группу, что находилась в засаде совсем рядом. Солнце светило сквозь листву деревьев и будто бы рассыпалось на звёзды. Только сейчас я почувствовала каблуки и завихлялась в разные стороны. Божок выдвинулся к "Мишелю" - он очень хотел видеть задержание. И желание его исполнилось.
Три джипа - "Гранд-Чероки", "Мицубиси-Паджеро" и "Шевроле"- вылетели соответственно со стороны станции метро, от Конюшковской улицы и от Краснопресненской набережной. Где же наши? Неужели сейчас бандиты скроются в подъезде? Конечно, их и там можно взять. Портреты, марки оружия, привычки - всё нам известно.
А Саша где? Он, кажется, перед бабами извинялся за меня. Говорил, что я больная, нервная, и это нужно учитывать. Конечно, Саша своего добился, и вся компания ему заулыбалась. Ну и ладно, пусть Саша будет подальше от этой свалки. Чего доброго, бандиты стрелять начнут…