Только сейчас Октябрина разревелась - наверное, почувствовала неладное. С нескольких точек, как я знала, сюда должны выехать рубоповские собровцы и милицейский спецназ. Лишь бы опять не сорвалось, как я пятницу! Нет, сейчас должно получиться. На часах без пяти четыре. Скоро всё будет ясно. Но я своё дело сделала. Мы с Сашей теперь должны отойти в сторону.
Джипы с хрустом развернулись на асфальте. Дверцы их распахнулись. Оттуда выпрыгнули "качки" в кожанках и слаксах - все одинаковые, стриженые ёжиком. Они образовали живой коридор для прохода боссов. Я поневоле засмотрелась на всё это. Было не страшно - наоборот, очень интересно. Я увидела даже татуировку-тюльпан на руке одного из охранников. И стебелёк у тюльпана - петелькой. Значит, охраннику исполнилось шестнадцать лет уже в местах не столь отдалённых.
Да, боссы в охрану берут разную гопоту - пусть и с судимостями. Всё равно "братву" выбивают за два-три месяца. Максимум через полгода состав таких группировок полностью обновляется.
Наши вывернули с Конюшковской по улице Заморёнова, тоже на джипах. Они были в камуфляже и в масках, с короткоствольными автоматами. Значит, я успела вовремя нажать на кнопку. А теперь надо бежать отсюда, тем более что ребёнок плачет в коляске. Ничего, сейчас я её переверну, поменяю памперс. На солнышке тепло - авось, не простудится. Вот, тем толстым деревом можно прикрыться. А то вдруг сработают нечисто?…
Саша вдруг бросился ко мне, схватил коляску. Толкнул её в кусты, к стадиону, в липкую грязь. Ребята в масках принялись класть "братву" на асфальт - мордами вниз, руки за голову. Я искала глазами Божка, который, конечно, вертелся в самом эпицентре. Потом увидела, кА два жёлтых листика упали на Откино одеяльце, и почти слились с ним.
Вдруг щёлкнули два выстрела - совсем рядом. Один из бандитов бросился бежать к троллейбусному кольцу, чтобы там смешаться с толпой. Естественно, стрелять по нему не могли, чтобы не задеть людей. Да и не нужно было это делать, потому что со стадиона выскочила резервная группа в масках. Ребята бросились наперерез бандиту, в руке которого блестел пистолет.
Этот сучий потрох три раза выстрелил, но в спецназовцев не попал, и был тут же схвачен. В воздухе висел мат - густой, как желе. Громко плакала Отка, и хрустели битые стёкла под берцами спецназовцев. Я тут же кинулась к коляске и с ужасом увидела, что пуля прошла навылет через две стенки. Отка корчилась и визжала среди складок и бантиков. Но крови нигде не было. Скорее всего, донька просто испугалась. Я ещё раз исследовала рюшки, сборки, одеяльце. Нет, всё в порядке.
Я обернулась и увидела, что около "Мишеля" всё кончено. Бандитов торжественно повели в автозак. Другие группы поднялись в квартиру - проводить обыск. Значит, там можно идти домой. Тут уж не до картошки, конечно. Где, кстати, Саша-то? Вроде, только что был рядом со мной. Конечно, зеваки сбежались к месту захвата, и мне из-за них не найти членов нашей группы.
Тут я обернулась и ахнула. Саша стоял на одной ноге, и с двух сторон его поддерживали менты в форме. По его штанине расплылось кровавое пятно. Значит, одна из трёх пуль попала Саше в ногу. Вторая - в Откину коляску. Куда подевалась третья, неизвестно. Может, вонзилась в дерево или срикошетила от забора.
Ведь до чего Саша несчастный человек! Если кто поблизости выстрелит, обязательно в него попадёт. Наверное, медик у собровцев есть - перевяжет. Вроде бы, больше никого не ранили. Саше кровь уже в туфлю натекла. Но он пытается улыбнуться и прыгает, как маленький - когда те в классики играют.
Тут как раз подбежал фельдшер, перетянул ногу жгутом. Один из милиционеров по рации вызвал "скорую". Интересно, где сейчас Андрей? Должен ведь прибыть и поздравить с успешным окончанием операции. Кажется, она так и называлась - "Каштан".
За это время толпа увеличилась вдвое. Женщины охали, мужчины давали советы фельдшеру - в каком месте накладывать жгут. Фельдшер раздражённо отвечал, что обойдётся и без них. Потом он попросил милицию оттеснить зевак, чтобы не мешали работать.
Я оставила коляску с Откой у забора и бросилась к Сашке. С дочкой всё нормально. Покричит - и перестанет. А Саша ранен, ему нужно помочь. Рану-то фельдшер перевяжет, кровь остановит. Так ведь нужно с человеком побыть рядом, утешить, по щеке погладить. Что за место проклятое? Опять здесь кровь пролилась! А Дом смотрит огненными вечернего солнца окнами - будто вновь горит.
- Сашенька, ты не беспокойся! - прошептала я ему на ухо. - Даже если в больницу положат, я каждый день к тебе ходить буду.
- Ксюша, зачем в больницу? Здесь вполне травмпунктом обойтись можно. Зашьют и отпустят. Это же пустяки, я ничего не чувствую! - уверял меня Саша.
Ему, конечно, было стыдно передо мной. Только что выглядел блестящим кавалером, и вдруг - инвалид на подпорках! Да где же Андрей, чтобы ему сообщить?!
- Просто шальная пуля кожу содрала, - продолжал Саша. - А ведь убить могла. Так что мне ещё очень повезло. Правильно я говорю? - обратился Саша к фельдшеру.
Он неловко нагнулся и чуть не упал. Я подхватила его и удержала. Ему, нелюбимому, трудно будет поправиться. Ничего, я попытаюсь вернуть этому человеку самоуважение. Как только останемся наедине, всё скажу о своих чувствах. Хватит ему всё время думать о том, какие гадости наговорила Инесса!
В толпе народа стояли все три бывшие сослуживицы. Ну, как же, такой спектакль пропустить! Они считают Сашу моим мужем, так что вопросов не будет. Надо только коляску из кустов привезти. Грязно там, у стены стадиона. Ходят всякие оборванцы, ищут пустые бутылки…
- Ксюша, ты Андрея не видишь? - тем временем спрашивал Саша. - Он ведь обещал немедленно подъехать. Прежде чем меня увезут, хочу ему пару слов сказать…
Рядом спорили два собровца. Один уверял, что задержание прошло чисто. Другой - что не очень. Всё-таки три выстрела допустили, и две пули нашли цель. Ладно, младенец в коляске не пострадал. Но и у Саши, мол, ничего страшного нет - ведь артерию не задело. Ага, журналисты на микроавтобусе приехали, начали разворачивать свои причиндалы. Наверное, вечером в новостях всё покажут. Да тут ещё Отка надрывается. Картинка для съёмки классная.
Приковыляли старухи от метро "Краснопресненская". Они там астрами торгуют. Продавцы свою картошку бросили - и тоже к нам. Кто угодно тут болтается, только Озирского нет. А ведь мы именно его и ждём…
- Сашок, опять получил своё?
Вот и шеф пожаловал. Его голос ни с чьим не спутаешь.
- Что же делать, Андрей? - печально ответил Саша. - Но в остальном всё в порядке. Ксюша была молодцом.
Я почувствовала, как припекает солнце. Кровь бросилась мне в лицо. Фельдшеру тоже было жарко. Он немолодой уже, а тут пришлось в наклонку минут пятнадцать простоять, бинтуя Сашину ногу. Уже и "скорая" приехала. Зеваки расступились, пропустили её. Оттуда выскочили врач с медсестрой, открыли свой чемоданчик.
- Серьёзное ранение у него или нет? - спросил Озирский фельдшера.
- Да нет, кость цела. Пуля прошла навылет. Надо только швы наложить. И проследить, чтобы заражения не было. На перевязки ходить придётся. Сейчас в "Склиф" его отвезут, чтобы всё как следует проверить.
Озирский, оттопырив губу, смотрел то на Сашу, то на меня, но ничего больше не говорил. Мне даже обидно стало. Мы тут старались, ходили, фотографировали, группу вызывали - и ни словечка благодарности. Скорее всего, что Саша его раздражает своей невезучестью. Наверное, это мужской подход к делу. А я, по-женски, всё это вижу иначе.
Шеф закурил, распахнул свою старую кожанку. И джинсы у него почти драные. Понятно - на операцию нарядно не одеваются. В случае чего, тряпки не жалко будет выбросить. А вот Саша и дорого костюма не пожалел. Я, вроде, тоже плащ и юбку измазала. Но ничего, отстираю.
- Сашок, ты прямо намагниченный какой-то. Не только бабы, по и пули к тебе липнут.
В это время медики потащили Сашу к машине. Прыгая на одной ноге, он обернулся и ободряюще мне кивнул. Собровский фельдшер закурил, сняв резиновые перчатки и сунув их в карман.
- Крови много потерял? Переливание не требуется?
Да, конечно, Саша испортил Андрею весь праздник.
- А то у меня парень есть. Четвёртая группа у него, и резус отрицательный.
- Обойдётся. - Фельдшер махнул рукой с сигаретой. - Пару швов наложат, и хватит. Скоро опять бегать будет.
- Тогда спасибо вам - от всех нас!
Озирский никак не мог понять, что его так раздражает. Потом обернулся и увидел в кустах Откину коляску. Мой младенец орал так, что слышно было, наверное, на набережной Москвы-реки. Теперь от Андрея уже ничего не зависит. Как поступят с захваченными бандитами - посадят ли, отпустят под залог - не его проблема. Сашу увезли в "Склиф" - и его долой с возу. Такие ранения Андрей ссадинами считает. А всё-таки червячок его изнутри подсасывает. На эту банду ему уже наплевать. Значит, появилось другое дело.
Ладно, захочет - сам расскажет. А если нет - и приставать нечего. У нас с тайнами строго. Шеф закладывает в своих сотрудников информацию, как в компьютеры. А потом требует такой же чёткой, бесперебойной работы.
- Оксана, ребёнка успокой! Забыла про него, что ли! - раздражённо сказал Андрей.
- Сейчас, минутку! - И я побежала к коляске.
Там уже собрались тётки и бабки, пытаясь унять мою принцессу. Но та орала всё громче - боялась незнакомых людей.
Но почему Андрей такой злой сегодня? О чём думает? Что вспоминает? О том, как год назад этот тротуар не от дождя намок, а от крови? Здесь нет целых деревьев - в каждое впились пули. Раны ещё не успели нацело затянуться корой. Чем ближе четвёртое октября, тем мрачнее становится Озирский - тогдашний мой командир и спаситель.
Я привезла коляску поближе, и Отка стихла. Стояла и вспоминала Сашу - как он только что обернулся. Особенно поразили его глаза - лихорадочно блестящий левый и стеклянный, правый. Волосы его растрепались, кудряшки прилипли ко лбу. Шёлковый французский галстук съехал набок. Я, конечно, тоже выглядела не лучше. Только испортила хорошие вещи. Могла бы и в старье нарядиться, как положено.
Сколько ещё человека мучить? У него и так уже в черепе пластинка, одного глаза нет, зубы наполовину вставные. И сам он весь в шрамах - я подглядела в щёлку двери ванной. А теперь поехал в "Склиф" вместе с бандитом, которому при задержании ушибли голову об асфальт. Тому-то конвоир положен, а Саша так поедет, один. Если бы не Отка, я сейчас тоже забралась бы в "Форд" с красными крестами.
Помнится, у этого парня, "быка" бандитского, был в руках автомат "Люгер". Из-за него, наверное, и схлопотал по башке. А украшения серебряные - значит, ранг низкий. Те, что поважнее, уже в золоте ходят. Зараза, как грудь болит, и под мышку стреляет! Надо Отку срочно везти домой и кормить. Сама забудешь, так организм напомнит.
- Андрей, ты теперь Сашу в Питер отправишь? - неожиданно для себя самой спросила я.
- Пусть здесь побудет, пока нога заживёт, - милостиво согласился шеф. Похоже, он меня понял. - Вижу, ты не очень хочешь с ним расставаться…
Я не успела ответить, потому что бабка с астрами в руках дёрнула меня сзади за плащ.
- Дамочка, это ваша коляска? Смотрите, пацан ребёнка оттуда вытащил!..
Я обернулась к коляске и увидела, как Божок достаёт оттуда Октябрину. А на меня смотрит зло, исподлобья. Откуда-то появился и Ромка Брагин - в ночном камуфляже. Глаза у него почти совсем бесцветные, и зрачки в них - как гвозди. Вот с этим амбалом никогда ничего не случится. Он будто бы заговорённый. Наёмник, киллер, душегуб настоящий - и хоть бы хны! Когда он только поймёт, что со мной всё глухо? Пусть хоть замочит, но никогда под него не лягу.
Да что с Озирским-то случилось? Он никогда так на меня не смотрел. Наверное, осуждает за нежности с Сашей, за мой последний вопрос. Они с Брагиным ещё как гуляют, а Саше нельзя! Он для них непонятен, непостижим. Серость всегда агрессивна по отношению к уму и душевной тонкости.
Брагин ведь собирался ехать к себе в Смоленск, создавать там филиал агентства. Я уж обрадовалась, честно говоря. Так нет, вернулся и опять начнёт приставать. Теперь уже и в Москве проходу не даст. Смотрит, как зверь - даже кровь в жилах стынет. Но уж, наверное, Озирский его ко мне в квартиру не поселит. И хоть там, но мы с Сашей будем вместе.
Озирский и Брагин принимали поздравления. Кажется, прибыло какое-то милицейское начальство. Сейчас все пенки снимут, а бедный Саша опять ничего не получит, кроме больничной койки. Не умеет человек хватать других зубами за горло, и в том его трагедия.
- Ты зачем чужого ребёнка взял? - строго спросила у Божка какая-то старуха в очках - наверное, учительница.
- Это - моя сестра! - хрипло ответил тот и крепче прижал Отку к себе. - Не видите, как мы похожи?
- А и правда! - присмотрелась старуха в очках. - Тогда извини, мальчик.
- Ничего, бывает, - нехорошо прищурился Божок.
Он смотрел на меня и явно хотел вставить и своё веское слово. Я никогда не говорила гадкому мальчишке, что они с Октябриной - родня. Наверное, сказал Озирский. Отка окончательно успокоилась, снова заулыбалась и нежно обвила ручкой шею братца. Идиллия - да и только. Но надо ребёнка отобрать, потому что Божку нет и девяти лет. Возьмёт и уронит. Он ведь не привык нянчиться с детьми. Братишек-сестрёнок Олег с Татьяной ему не родили.
Я вздрогнула, потому что увидела кусок "спирали Бруно", висящий на ветки дерева. Она тихо звенела, раскачиваясь на ветру. Это такая специальная, режущая колючая проволока, которой был опоясан Дом по периметру. Руками её брать нельзя - только палкой. И Божок с Откой на руках стоял прямо под этой спиралью. Год назад она отгораживала нас от Москвы, от родного дома на Пресне.
Закинув в коляску свисающее оттуда одеяльце, я подошла к Божку. Тётки и бабки за спиной удивлялись - ведь у меня не могло быть такого большого сына. Чего доброго, не захочет отдавать ребёнка родной матери - с него станется. Слишком высокого мальчишка о себе мнения. Правда, не без основания - уже имеет боевой орден.
Признаться, Божка я испугалась даже больше, чем Брагина. Ромка-то кипятился из-за неразделённой любви. Его можно было усмирить в один момент - улыбкой, шуткой, благосклонным вниманием. А вот Руслан Величко никогда не забудет моего предательства. Ведь я свою дочку, его единокровную сестру бросила заходиться в плаче, а сама лизалась с чужим мужиком. А тот и ранен-то был легко.
Я словно разом пришла в себя. Губы онемели, а щёки загорелись. Я была готова просить прощения у этих детей - Руслана и Оты. Как я могла забыть о своём ребёнке? Бросить его, пусть ненадолго, в кустах, где мочатся бомжи? Да и что я знаю о Саше? Где я проверила его чувства? Может, сама придумала, что он смел и благороден?
Но мне не пришлось насильно отбирать дочку у Божка. Подошёл Андрей Озирский и молча взял её на руки. Потом отдал ребёнка мне и процедил сквозь зубы: "Я ещё с тобой поговорю. А сейчас иди домой. Подожди, спрошу, подвезёт ли тебя кто-нибудь - с коляской…"
15 сентября, четверг. Хорошо, что всё обошлось! Саше наложили швы - но не два, а целых шесть. Но в "Склифе" его не оставили, отпустили. Андрей привёз Сашу на джипе в мою квартиру. И уже сегодня, в восемь вечера, мы купали Отку.
Перламутровая розовая ванночка сияла, как раковина Афродиты. Пластмассовые и резиновые игрушки качались на волнах. Отопление ещё не включили, и потому Липка поставила в детской камин - чтобы племянница не простудилась.
Саша, сидя на табуретке, играл с Откой, поливал её водичкой из игрушек. А Липка неожиданно открыла в себе поэтический дар. В ответ на очередное Сашино замечание, она разразилась стихами.
Керимыч в белых брюках,
Как капитан из люка
Сказал как можно суше
"Не лейте душ ей в уши!"
- Слишком много "какаешь"! - фыркнула я.
Саша задал вопрос по делу:
- Из какого люка, Липочка? Как капитан туда попал?
- На корабле есть всякие люки, - безапелляционно отрезала моя сестрица и развернула на руках тёплую пелёнку.
Оставив укутанную дочку в кроватке, в прогретой комнате, я сама отправилась под душ. Потом закрылась на задвижку и стала кормить Отку. Запиралась я не от Саши и не от Липки, а от братьев. Они обожали с гиканьем врываться во время кормления и пугать Отку. Та моментально срыгивала молоко и начинала орать.
К тому же, мне приходилось прикрывать грудь. Я стесняюсь мальчишек, хоть им и по семь лет. Теперь Олесю и Оресту ничего не осталось делать, кроме как сесть за уроки. Липка, под шорох возобновившегося дождя, отправилась жарить картошку и варить сардельки к ужину.
Окно кухни выходит во двор. А моё - зеленоватое от плотных шёлковых штор - на Звенигородское шоссе. Там горят мутные фонари, и бегают люди под зонтами. Отка сосёт жадно, даже сердито. Нужно будет после кормления её взвесить. Кажется, что ребёнку уже не хватает молока. На всякий случай переложила её к другой груди. Доченька тут же вцепилась беззубыми дёснами в сосок. Я закусила губу, прогоняя от себя сладкие, грешные мысли. Вот бы сейчас вошёл Саша, увидел меня такую - кормящую, блаженную, душистую.
В конце концов, каждая женщина имеет в жизни хотя бы нескольких мужчин. И я желаю, чтобы вторым у меня стал Саша Николаев. Чувствую, что именно сегодня я ему отдамся. Сердце ухает в живот, и часто-часто там колотится. Везде бегают мурашки - на веках, на щеках, даже на подошвах.
Я сижу босиком, поставив одну ногу на скамеечку, а вторую опустив на ковёр. Вьющиеся бронзовые волосы сохнут за спиной. Я и мысли не допускаю, что могу Саше не понравиться. На мне - розовый халат - такой же нежный, как мои губы, моя кожа. Странно, что Озирский согласился оставить Сашу тут - до полного выздоровления.
Скорее всего, шеф придумал своему нотариусу новое задание. Саша узнал об этом сегодня утром. С тех пор он отвечает невпопад, смотрит рассеянно, ничего не слышит. Что же Андрей сказал ему? Когда мы следили за бандой на Дружинниковской, Саша вёл себя нормально. А теперь ходит, как в воду опущенный…
Отка выпустила сосок и закатила глазки. После купания и кормления она, как правило, не просыпалась долго. Да, больно уж легко Озирский пошёл нам навстречу. Не стал насмехаться над нашими взаимными чувствами, а ведь мог бы. Похоже, он готов простить наши мелкие шалости - лишь бы добиться какой-то своей цели.
Получается, что шеф платит Саше мною? Или мне - Сашей? Хочется, конечно, узнать, в чём там дело. Но весь день я не решалась, и только сейчас созрела. Помню только, что три дня назад, после задержания бандитов, глаза Андрея горели, как у хищника. Казалось, что он приготовился к прыжку. Так бывало, когда Озирский решался на что-то очень рискованное.
Допустим, для мочилова у него есть Брагин. Тогда что требуется от Саши? Скорее всего, для подготовительной работы. Но кто жертва? Неужели женщина? Андрей уверен в том, что Саше всё равно, за какой юбкой волочиться. Надо будет, не подавая виду шефу, выспросить всё у Саши. А вдруг я смогу чем-то помочь? Конечно, Андрей и разозлиться может, выгнать нас из фирмы. Ведь мы оба - просто балласт на его шее.
Должность нотариуса Озирский ввёл только из-за Саши. Ведь его, одноглазого, с плохо действующей правой рукой, на хорошее место не возьмут. Да ещё голова всё время кружится, то и дело надо отдыхать. Кому такой нужен? А на инвалидность не хочет. Говорит, что на пенсию семью не прокормишь.