Когда вернулись на Звенигородку, Прохор Гай был у нас дома. Он стеснялся шарить у нас по шкафам, и потому не достал скатерти. Андрей с Романом, а также Виринея и Липка стали поспешно собирать на стол. А я заперлась в ванной и попросила не беспокоить.
Сначала всласть наревелась, потом умылась ледяной водой. Долго дышала через нос, как учил Гай. Окончательно успокоившись, принялась медленно раздеваться. Оставшись в прозрачных кремовых трусиках, придирчиво оглядела себя в зеркало. Порядок! Шахматная фигурка - не белая, а загорелая королева. Кожа шелковистая, с розовым отливом. Пышные рыжие волосы несколько осветлили - под Дайану. Болотные светящие глаза, как у ведьмы. Шея и плечи - хоть куда. Ничего себе сестрёнка приедет к Эдику - вместо тощей наркоманки…
Вот только груди подкачали. Видно, что я кормила. Они чуть-чуть расплылись и обвисли. А живот так и остался подтянутым. Надвое его делит аппетитная ложбинка. Руки и ноги - тонкие, почти детские. Короче, "тёлочка" я соблазнительная. И с виду доступная. Если захочу, любой мужик будет моим. С Эдиком, конечно, траха не будет - я же ему сестра.
Сегодня видела Кремлёвские башни без звёзд - так низко плыли тучи. Брагин спросил, ехать ли к Горбатому мостику. Я отказалась. Не могу сейчас видеть мокрый булыжник, жёлтые листья в лужах и пикет женщин в чёрных платках. Конечно, они там уже стоят. Ведь именно в эти часы всё и происходило.
Странно, но я до сих пор не думала о том, что где-то есть Дальний Восток. И уж, конечно, я там никогда не бывала. Далеко-далеко от Москвы шумит Тихий океан. Вспухают сопки на фоне неба цвета чайной розы. Скоро я всё это увижу. Если придётся умирать, только там, где всё чужое.
- Оксана, только тебя и ждём! - Озирский постучал пальцем в дверь. - Поторопись, пожалуйста.
Я как раз заканчивала принимать душ, и потому довольно быстро оделась. Мне очень хотелось выпить и расслабиться - нервы уже не выдерживали. К собравшимся вышла в чёрном шерстяном платье с атласными вставками и клиньями на юбке. Туфли, разумеется, надела тоже чёрные - классические "лодочки".
Около маминого портрета стояли два огромных букета белых хризантем. И между ними - стопка водки, накрытая кусочком хлеба.
Водку пили мы все - кроме, конечно, братьев. Липке тоже разрешили, только немного. Поначалу все сидели молча, и рюмки не звенели - мы ведь не чокались. Дождь барабанил по подоконникам, шумел в поредевших кронах тополей. Ота не нарушала скорбной тишины. Она перебирала подвешенные над коляской игрушки. Вира натянула на неё новые ползунки в клубничку.
- Липка, дай гитару!
Я наконец-то решилась вынести на суд друзей плод собственных трудов. Показать тот самый сюрприз, который так долго готовила. Все смотрели на меня с превеликим удивлением - неужели буду петь? Но я всегда считала, что песня лучше тупого молчания поможет высказать горе, ненависть, надежду. Когда сестрёнка принесла гитару, я взяла её и поудобнее устроилась на стуле.
- Ребята, Прохор Прохорович, Вира, я попробовала написать музыку…
Краска смущения залила мои щёки. Озирский коротко свистнул.
- Да ну! Молодец! Это, как я понял, будет песня?
- Да, конечно. - И я принялась перебирать струны.
Никогда не думала, что так страшно впервые петь перед близкими людьми. Что же тогда говорить о чужих? У меня заплетались пальцы, и пересыхало в горле.
- А слова чьи? Тоже твои? - Гай даже привстал за столом.
- Нет. Я нашла листочек со стихами у "Асмарала". Стихи были напечатаны на машинке и не подписаны. Я прочитала и подумала, что слова так и просятся в песню - как раз о тех днях. В память мамы, в память всех, кто погиб там, я пою…
- Давай скорее! - приказал Озирский.
Брагин молча стиснул на коленях пудовые кулачищи.
- Автор стихов назвал песню "Эхо".
Я старалась исполнять мелодию именно так, как её сочинила. Кажется, из мизинца правой руки у меня пошла кровь - и это было тоже символично.
Ваши души ещё не покинули этих ходов,
И неслышное это уходит в подземные залы.
То ли звуки невнятных шагов, то ли стёжки следов:
"Это что? К "Полежаевской"? -
"Нет. К "Баррикадной".
"К "Смоленской". К вокзалу"…
Все, не сговариваясь, встали из-за стола. Только мне Озирский махнул - сиди, мол, так удобнее. Ведь гитара без ремня, и на весу её держать трудно. Брагин плакал, Озирский кусал губы. Липка закрыла лицо ладошками, плечи её тряслись. Я сидела на стуле, а Ота лежала в коляске и слушала песню. Она ведь тогда уходила с нами под землей - крохотный ветеран подлой войны.
Вы, погибшие там, наверху, не успели уйти
До начала второй, самой и злой гекатомбы*
Нашей памяти гулкой вашу память, как эхо нести
Наших братьев, уже не успевших уйти в катакомбы…
Каждый из нас помнил, что без коллекторов мы бы не спаслись. Что канализационный люк может быть самым безопасным местом в городе. Повезёт ли мне сейчас? Скоро я покину квартиру на Звенигородке и уеду на Спиридоньевку, к Дайане. А уже туда ночью прибудут люди Косарева, которые повезут меня во Владивосток.
Остаётся три часа на то, чтобы протрезветь и сосредоточиться. Около меня не будет уже ни Андрея, ни Прохора. Даже поблизости, на улице им нельзя находиться. Их могут заметить, и тогда мне придётся плохо. Но не стоит напрягаться раньше времени. Сейчас я должна петь.
Ваши тени ложатся на кровью пропитанный пол
И на кафельный пол, где постелями были бушлаты…
Как бы я хотела проснуться от тяжкого сна и узнать, что ни куда "погружаться не нужно, что всё почудилось! Как это дико, ужасно! Все молодые матери в это время находятся в декретном отпуске - даже до трёх лет! А я должна бросать четырёхмесячного ребёнка и лезть чёрту в зубы!
Но нет, всё наяву. И зачем только я согласилась? Почему пожертвовала собой, спасая того самого полковника Ронина, который вылавливал и бросал в автозаки не успевших уйти в катакомбы? Андрей, раз решил, всё равно до него доберётся. И нет в моей жертве никакого смысла. Но с другой стороны, и бандитов надо ловить. Так вышло, что именно я оказалась похожа на Дайану…
Время трёпа прошло. Это строгий, но праведный час.
"Кто же, если не я?" - стало ныне источником силы…
В полной тишине я допела песню, и все снова сели за стол. Как-то сразу пришло понимание, что пела я не только о том, что было год назад, но и о сегодняшнем своём задании. "Кто же, если не я?"
- Я ещё выпью рюмку? Можно?
- Ксюха, у меня такое чувство, что ты вернёшься. - Озирский обнял меня и расцеловал. - Останешься в живых, хотя лёгкой твоя миссия не будет. И не нужно травить душу ни себе, ни другим. Ты ещё увидишь и Москву, и Пресню. Держись - мои предсказания верные. Помни всегда об этом…
Я старалась отвлечься от ужасных мыслей, внимательно оглядывая стол. Кроме поминальных блюд, Виринея с Липкой нажарили мяса и рыбы. Теперь мы выпили, чокнувшись - за моё благополучное возвращение. Потом собравшиеся принялись молча жевать. Все, кроме Оты и братьев, думали об одном и том же.
- Когда вернёшься, в музыкальную школу подзатыльниками тебя затолкаю! - пообещал Озирский. - Прохор, видишь, какой талант пропадает?
- Только от нас зависит, пропадёт он или нет. - Гай пожал мой локоть маленькой жёлтой ручкой. - В музыкальную школу - обязательно. А потом, возможно, и в училище…
- Я тоже пою под гитару, - заметил Андрей. - И отныне включаю песню "Эхо" в свой репертуар. Обязательно буду упоминать, что автор музыки - героиня обороны Дома Советов Оксана Бабенко.
Прохорович кивнул. А потом поднялся, давая понять, что трапеза окончена - пора и за дело. Брагин только сейчас перестал вытирать слёзы.
Олесь и Орест повисли у меня на руках, заглядывали в лицо. Им было очень интересно. Братья давно просились ехать со мной на ту квартиру. И никак болванам этим было не доказать, что такое невозможно.
- Может, Сашку привет передать? - шёпотом спросил Озирский.
- Передай. И пусть живут счастливо с Инессой. Она действительно забеременела?
- Да. Их ребёнок будет ровно на год моложе твоей Октябрины. Если, конечно, родится в срок.
Это известие, против ожидания, неприятно кольнуло меня в сердце. Получается, я ещё на что-то надеялась. Но Саша безумно хотел стать отцом, и за него рада. Возможно, всё у них образуется. Говорят, после родов женщины становятся мягче. Правда, со мной почему-то так не случилось.
Олимпиада обняла меня сзади и разревелась - в сотый раз за день. Братья крепко ко мне прижались - с двух сторон. Нас было в комнате девять человек - если считать Отку. А квартира выглядела опустевшей, неубранной. Поминальный стол, портреты родителей в цветах… А вдруг скоро там появится и третий портрет - мой собственный? Вдруг судьба окажется немилостивой, и план Гая даст сбой?
Андрей вытащил меня в прихожую. Прикрыв за собой дверь, он заговорил - тихо и чётко.
- Оксана, твоя семья стала мне родной. До конца жизни буду помнить, как Октябрина Михайловна бежала по коридору Дома нам навстречу. Как улыбалась, не зная, что живёт последние секунды. И, поверь, для твоей дочери я всё сделаю. Кавказская черешенка, украинский вареничек… Помнишь, как ты её называла, ещё не родив? Так вот, она будет счастлива. Я клянусь тебе в этом, слышишь? Но ты с этого момента не думай о ней. Ты - Дайана Косарева. У тебя нет никаких детей, и вообще никого нет. Тщательно следи за своей речью. Ни в коем случае не упоминай ни о сестре, ни о братьях, ни о дочери. Сотри их из памяти на это время. А теперь иди и прощайся с ребёнком. Прохор и так опаздывает…
На ватных ногах я вернулась к коляске, вынула заспанную доченьку и принялась, рыдая, её целовать. Ребёнок смотрел испуганно, как зверёк. Вира - высокая, худая, нервная - стояла рядом, ломала руки. Её очки с цилиндрами, чёрный учительский костюм сейчас вызывали у меня невероятную тоску. Прохор Прохорович - аккуратный, невысокий, в однобортной "тройке" асфальтового цвета - терпеливо ждал меня. Он сейчас совсем по-японски наклонил голову вперёд.
Я сделала над собой усилие и протянула дочку Виринее. Гай и Озирский могли проводить меня только до машины. Дальше нужно было ехать в сопровождении совсем других людей.
- Присесть надо! - очнулся Брагин, с шумом отодвигая стулья от стола.
Я рухнула на диван, как подкошенная. Рядом опустился Озирский с Откой на руках - взял её у Виры. Олимпиада пихнула братьев на диван, и сама уселась на краешек. А ведь, кроме меня, никто никуда не уезжал. Всё-таки Андрей переоценивает свои способности. Или я вернусь совершенно другой, или не вернусь вовсе.
Андрей стиснул моё запястье. Казалось, что он никогда не разожмёт свои длинные жёсткие пальцы. Другой рукой шеф прижимал к себе мою дочь.
5 октября. Мы пьём шампанское "Крюг" с моим сопровождающим - на борту самолёта, следующего во Владивосток. Дорога длинная, и потому стюардессы устали. Они плюнули на правила приличия и позволили пассажирам заниматься тем, чем те хотят. Лишь в салоне соблюдался относительный порядок, то есть никто не буянил и не занимался любовью.
Мы летим с громилой - откормленным и накачанным. Третьим в нашем ряду сидит вроде бы случайный парень. Но я догадываюсь, что он тоже от Ковьяра. Только делает вид, что с нами не знаком - так ему приказали.
У моего спутника мощная, как булыжник, челюсть. Кроме того, исключительно чистая, гладкая кожа, внимательные тёмные глаза. Из кармана его пиджака торчит антенна радиотелефона "Нокиа". Бортпроводница сразу же предупредила, что в полёте им пользоваться нельзя. Вадим Гуляев - так зовут моего спутника - рассыпался в любезностях перед этой пухлой блондинкой. Обещал, что к "Нокиа" и не притронется.
Странно, но Гуляев показался мне похожим на Гая - хоть и в два раза крупнее. Кроме того, он имел жёсткий, даже жестокий взгляд. А Гай, по крайней мере, в общении со мной, был добрым, милым, даже стеснительным человеком. Он вёл себя так, словно не был молодым мужчиной, а я - симпатичной девчонкой. Казалось, что при Прохоре запросто можно раздеться догола - он и бровью не поведёт.
А вот Гуляев меня уже хотел. Он часто трогал свои губы большим пальцем, касался своим коленом моего. Когда я подняла уроненный им пластиковый стаканчик, получила влажный ароматный поцелуй - прямо в губы. Хорошо, что предусмотрительно накрасила их несмываемой помадой "Колор Стей". Я чувствовала рядом напряжённое, каменное тело - как у Озирского. Только Гуляев ростом - метр девяносто. От такого амбала всего можно ждать. Но лезть на рожон в самолёте неохота.
Я попыталась как следует напиться, чтобы легче перенести приставания. Раз за разом, мысленно, убеждала себя, что такой контакт может пригодиться. И потому отталкивать руку Гуляева я не имею права. Тем более что Дайана этого не сделала бы. Она могла трахнуться с любым мужиком - лишь бы угостил "вкусняшкой"*. А я чувствовала себя, как невинная девушка, и ничего не могла поделать. Отвернувшись к иллюминатору, я закусила губу, пытаясь справиться со своими чувствами.
Гуляев навалился на меня сзади и сообщил, что является, так сказать, замом Эдуарда по охране босса. Интересно, посмеет ли он приставать ко мне при Косареве?
Заявив, что хочу спать, я отодвинулась от Вадима, насколько могла, и закрыла глаза. Тот прекратил домогательства и ушёл в туалет. Не знаю уж, с какой целью. Я, действительная разморённая водкой и шампанским, задремала под мерный гул самолётных моторов. Мне приснилось, что мы снова на объекте с Прохором Гаем. Будто бы он учит меня разряжать и заряжать разные пистолеты - "Магнум", "ТТ", "Беретту", ещё какие-то.
Передо мной возникли, как из тумана, мишени - фигуры мужчин. У одной из них оказалось лицо Вадима Гуляева. Я выстрелила в него, попала почему-то в живот. Оттуда потекла кровь, а мишень со стоном рухнула.
В диком ужасе я очнулась и увидела, что кресло Гуляева пусто - он ещё не вернулся. Дремал и другой паренёк. Он справедливо полагал, что охранять меня ещё не нужно, и с самолёта я не сбегу.
6 октября. С огромной охапкой эквадорских роз я еду в чёрном бронированном "Мерседесе". Стёкла у лимузина тонированные, кофейного цвета, и пуленепробиваемые. Примерно на таком же Гуляев вёз меня со Спиридоньевки в аэропорт "Домодедово". Тогда вместо своей родной Москвы я видела лишь огни и темноту.
А сейчас передо мной в лёгкой дымке встаёт Приморский край. Мне кажется, что я просто смотрю кино, и телик в любой момент можно выключить. Следом за нами несётся микроавтобус "Рено-Эспас" с вооружённой охраной Ковьяра - то есть с "быками" моего братца Эдика.
Где-то рядом здесь Тихий океан, но я его не вижу. Но, вдыхая сырой, мутный воздух, чувствую его близость. Кроме меня, в салоне "мерса" - Гуляев, два охранника и водила. Все молчат, как рыбы. В том числе и лапавший меня всю дорогу Вадик. Он лишь подчеркнул, что в "Рено" сидят ребята высшего класса. Все они обучены приёмам русского рукопашного боя с применением биоэнергетических эффектов.
Сейчас от Вадима не несёт перегаром. Он приятно пахнет одеколоном "Деним Торнадо". Все члены группировки здоровые и мощные, как атланты у Эрмитажа в Питере.
Я постоянно зеваю. Глаза закрываются сами собой. Никак не могу привыкнуть к местному времени, и страшно хочу спать. Голова сама собой клонится к плечу Гуляева. Тот радостно позволяет мне устроиться удобнее. Мне кажется, что он жалеет о напрасно потраченном времени - в самолёте. А тут Косарев может не одобрить. По крайней мере, до тех пор, пока они эту тему не перетрут. Значит, можно дремать спокойно - как утонувшие корабли в здешней бухте.
Сейчас я в одежде Дайаны. Это - шляпка-таблетка с вуалью, белая блузка с воротником "ришелье"*, трикотажный пуловер и широкая длинная юбка. Поверх всего - кашемировое пальто до пят. Кроме блузки, всё чёрное. Диана носила траур по родителям, что подходило и для меня.
Улицы Владивостока показались мне чересчур холмистыми и узкими. Я узнала памятник Борцам за власть Советов, который видела по телику. Наверное, он расположен в центре города. Сам Владик состоит из невысоких обшарпанных домиков, разбросанных по склонам сопок и по берегам - как я думала, Тихого океана. А оказалось, что это - бухта Золотой Рог. А сам город расположен на юге полуострова Муравьёва-Амурского.
В бухте невероятно много судов и совсем маленьких посудин. Гуляев между прочим отметил, что многие из них принадлежат хозяину - то есть Ковьяру. Тот контролирует китобойное, краболовное и рыбное дело. Скупил почти все плавучие рефрижераторы - прямо второй Онассис!
Я рассеянно улыбнулась, пытаясь изобразить полное равнодушие ко всему мирскому. Дайана вела бы себя именно так. Гуляев заразился от меня зевотой. Хрустнув челюстью, он сообщил, что здесь часто отключают электричество, причём надолго. Но нам это не грозит - у хозяина есть своя подстанция. А по мне - лучше бы отключили. Удалось бы поспать, прийти в себя. Как, оказывается, мучительно пересекать часовые пояса!
Амбалы перемолвились между собой парой слов. Я поняла только, что говорят они о какой-то Второй Речке. Потом я узнала, что так называется один из районов Владика. Кроме того, в городе существуют районы под названиями - Корейская Слобода, Северо-Западный, Артельно-Трудовой, Интернациональный и Спортивный.
Всё-таки я задремала, и много не запомнила. У аэропорта мы стояли минут десять. Потом поехали куда-то по шоссе. Проснувшись, я увидела горы. Гуляев сказал, что это - Сихотэ-Алинь. И самая высокая гора здесь - Облачная. Когда-нибудь я смогу увидеть её с борта личного вертолёта хозяина. Увижу я и то, как строго параллельно расположены хребты этого массива.
Мы стали подниматься на "мерсе" всё выше по узкой асфальтированной дороге. Обернувшись, я увидела не отстающий "Рено" с охраной. А внизу был молочно-голубой заливчик, обрамлённый скалистыми берегами. Все деревья оказались незнакомыми. Как в Ботаническом саду, куда нас водили с классом в Москве. Создавалось впечатление, что я просто осматриваю живописные окрестности, находясь на экскурсии.
Всё тихо, мило, по-домашнему. Никакой опасности. Я иначе представляла себе это "погружение". Экзотическую прелесть здешней природы портил лишь туман - липкий и сонный, как наркота. Очень уж хотелось поскорее куда-то приехать, распаковать вещи, умыться.
- Вдоль побережья проходит холодное течение - отсюда и туман. Климат такой, - любезно пояснил Гуляев.
- Мы к Эдуарду едем? - робко спросила я.
Надо было изображать их себя перепуганную девчонку, у которой, кроме братца, никого не осталось. Гуляев взглянул на меня очень ласково.
- Да. Они с хозяином там - в бывшем санатории.
- В бывшем? - зачем-то спросила я.
А ведь собиралась узнать про деревья. Я не представляла, как хотя бы одно из них называется.
- Да, объект ликвидирован из-за неплатёжеспособности местного населения. Недавно хозяин закончил строительство коттеджа. Зона экологически чистая. Смотри, какая флора! Скинь скорость! - приказал Вадим шофёру.
Тот исполнил приказ, и "Рено" охраны едва не врезался в наш багажник.
- Смотри - вон корейский кедр. Клёвый, правда? А вон там - корейская и аянская ели. Специально высажены на территории санаторного комплекса, чтобы весь растительный мир Приморья отдыхающие видели разом. У хозяина личный заповедник есть, со зверями. Хочешь взглянуть?
- Конечно, хочу!