- Значит, ты теперь, - поворачивается Персик к Кэллану, - как уж там, плотник, мне говорили?
- Да.
- Слыхал я про одного плотника, его к кресту приколотили.
- Когда явишься за мной, Джимми, - говорит Кэллан, - то приезжай на катафалке, потому что в нем тебя и увезут обратно.
Между ними втискивается Коццо.
- Ну какого черта? - спрашивает он. - Желаете, чтоб у ФБР было еще больше записей? Чего вы теперь хотите им подарить? "Альбом Джимми Персика - запись вживую"? Я хочу, приятели, чтобы теперь вы держались вместе. Ну-ка пожмите друг другу руки.
Персик протягивает руку Кэллану.
Кэллан принимает ее, и Персик другой рукой притягивает Кэллана к себе.
- Прости, приятель. Это все напряжение. Все горе.
- Знаю. И ты меня прости.
- Я люблю тебя, ты, хренов тупица-ирлашка, - шепчет Персик ему на ухо. - Хочешь уйти, ну и ладно. Проваливай. Отправляйся мастерить свои шкафы, столы и всякую там ерунду и будь счастлив. Жизнь коротка, и человек должен быть счастлив, пока может.
- Спасибо, Джимми.
Персик отпускает Кэллана и громко говорит:
- Развяжусь с наркотой, и закатим пирушку, о'кей?
- О'кей.
Кэллана приглашают на поминки вместе со всеми, но он отказывается.
Он отправляется домой.
Находит местечко для парковки, поднимается по лестнице, пережидает у двери с минуту, набираясь храбрости, прежде чем повернуть ключ и войти.
Шивон дома.
Сидит в кресле у окна и читает книгу.
А когда видит его, начинает плакать:
- Я думала, ты не вернешься.
- А я не знал, останешься ты у меня или нет.
Наклонившись, Кэллан обнимает ее.
Шивон крепко прижимается к нему. Когда она отпускает его, он говорит:
- Я подумал, давай пойдем и купим рождественскую елку!
Они выбирают красивую. Хотя невысокенькую и редковатую. Не самая лучшая елка, но она им нравится. Они ставят какую-то затасканную рождественскую музычку и весь вечер украшают елку. И даже не знают, что новым помощником босса Большой Поли Калабрезе назвал Томми Беллавиа.
Они являются к нему на следующий вечер.
Кэллан шагает домой с работы, джинсы и башмаки у него в опилках. Вечер холодный, и он поднял воротник куртки и натянул шерстяную шапку поглубже на уши.
А потому не видит и не слышит машину, пока та не тормозит рядом с ним.
Опускается стекло.
- Залезай.
Пистолета не видно, нет, никакого ствола не высовывается в окошко. Да это и ни к чему. Кэллан знает: рано или поздно ему все равно придется сесть в машину - если не в эту, так в другую, и потому он залезает. Плюхается на переднее сиденье, поднимает руки и не протестует, когда Сол Скэки, расстегнув его куртку, обхлопывает ему подмышки, спину и ноги.
- Значит, правда, - заключает Скэки, закончив осмотр. - Ты теперь гражданский.
- Да.
- Гражданин, значит, - продолжает Скэки. - А это что еще за дерьмо? Опилки?
- Ну да.
- Черт, все пальто себе извозил.
А пальтишко, думает Кэллан, ничего себе, красивое. Стоит, поди, не меньше пяти штук.
Скэки заворачивает на вестсайдское шоссе, направляясь к окраине, и тормозит под мостом.
Самое то местечко, мелькает у Кэллана, чтобы всадить пулю в человека.
И очень удобно - река рядом.
Он слышит, как бешено стучит у него сердце.
И Скэки тоже слышит это.
- Нечего пугаться, дружище.
- Сол, чего ты от меня хочешь?
- Одну последнюю работу.
- Я больше этим не занимаюсь.
Кэллан смотрит через реку на огни Джерси. Может, нам с Шивон стоит переехать в Джерси, думает он, подальше от всего этого дерьма. Гуляли бы там по берегу реки и смотрели на огни Нью-Йорка.
- А у тебя, приятель, нет выбора, - значительно говорит Скэки. - Ты или с нами, или против нас. А позволять тебе быть против нас слишком опасно. Ты у нас, Кэллан, настоящий Малыш Билли. Я про то, что ты с самого первого дня показал, что ты малый мстительный. Правильно? Припоминаешь Эдди Фрила?
Да, Эдди Фрила я припоминаю, думает Кэллан.
Помню, я боялся за себя, боялся за Стиви, и пистолет как-то сам собой выскочил и выстрелил, будто действовал кто-то другой. И помню выражение в глазах Эдди Фрила, когда пули вонзились ему в лоб.
И помню, что мне тогда было всего семнадцать.
И я бы отдал все на свете, только чтобы находиться в тот день где-то еще, а не в том баре.
- Кое-кому, приятель, следует исчезнуть, - продолжает Скэки. - Но было бы неразумно, если б исчезнуть им помог кто-то из Семьи. Ну ты понимаешь.
Понимаю, подумал Кэллан. Большому Поли охота избавить Семью от ветви Коццо - убрать Джонни Боя, Джимми Персика, Персика Маленького, но он хочет с чистой совестью отрицать, будто это сделал он. Лучше взвалить все на бешеного ирландца. У ирландцев убийство в крови.
Конечно, у меня есть выбор, думает он. Шикарный такой.
Я могу убить, а могу умереть сам.
- Нет, - говорит он.
- Нет - что?
- Я больше не убиваю людей.
- Послушай...
- Нет. Желаешь убить меня - убивай.
И вдруг чувствует себя свободным, будто душа его уже в воздухе, парит над этим старым грязным городом, странствует между звезд.
- У тебя вроде девушка есть, а?
Бац.
Он снова на земле.
- У нее еще забавное такое имя, - продолжает Скэки. - Пишется типа не так, как произносится. Что-то ирландское, да? А-а, вспомнил - оно похоже на название ткани, из которой девушки носили раньше платья. Шифон? Как-то так?
Снова в этом грязном мире.
- Как думаешь, если с тобой что-то случится, ей вот так просто возьмут и позволят бежать к Джулиани пересказать все твои ночные откровения?
- Она ничего не знает.
- Ну да. Но кто же станет рисковать-то, а? Сам подумай.
Я ничего не могу поделать, думает Кэллан. Даже если я накинусь сейчас на Скэки, отниму у него пистолет и разряжу ему в рот - это я вполне могу, - Скэки - гангстер из банды, и меня пристрелят, а следом все равно убьют Шивон.
- Кого? - бурчит Кэллан.
Кого тебе надо чтобы я убил?
Телефон Норы звонит.
И будит ее. Ей ужасно хочется спать, она допоздна пробыла на свидании.
- Хочешь поработать на вечеринке? - спрашивает Хейли.
- Да нет, - отвечает Нора, удивляясь, что Хейли спрашивает об этом. Она уже давно не обслуживает вечеринки, такое осталось далеко в прошлом.
- Но вечеринка особенная, - настаивает Хейли. - Они просят нескольких девушек, но по одной на каждого. На тебя специальный вызов.
- Корпоративная рождественская вечеринка?
- Ну, можно сказать и так.
Нора смотрит на часы. 10:35 утра. Пора вставать, пить кофе и грейпфрутовый сок и отправляться в спортклуб.
- Давай соглашайся же, - настаивает Хейли. - Будет весело. Даже я пойду.
- А где это?
- И это тоже необычно.
Вечеринка в Нью-Йорке.
- Вот это елка так елка! - поворачивается Нора к Хейли.
Они стоят у катка на Рокфеллер-Плаза, рассматривая громадную елку. На площади толпятся туристы. По радио громко передают рождественские песнопения, звонит в колокольчики Армия спасения в костюмах Санта-Клаусов, разносчики с тележек громогласно зазывают покупать теплые каштаны.
- Видишь? - замечает Хейли. - Я же говорила тебе, будет весело.
И правда весело, признается себе Нора.
Пять девушек и Хейли прилетели первым классом ночным рейсом, их встретили на двух лимузинах в Ла Гуардиа и отвезли в отель "Плаза". Нора бывала там, конечно, и прежде, но никогда на Рождество. Все по-другому. Красиво, чуть старомодно из-за украшений повсюду, и комната у нее с видом на Центральный парк, где даже экипажи, запряженные лошадьми, украшены венками из остролиста и ветками пуансеттии .
Нора немножко поспала, приняла душ, потом они с Хейли отправились в серьезный поход по магазинам: "Тиффани", "Бергдорф", "Сакс", - Хейли покупала, Нора в основном просто смотрела.
- Раскошелься немножко-то, - замечает Хейли. - Ты такая скупердяйка.
- Я не скупердяйка, - возражает Нора. - Я бережливая.
Потому что тысяча долларов для нее не просто тысяча долларов. Это проценты с тысячи долларов, вложенных на срок, скажем, в двадцать лет. Это квартира на Монпарнасе и возможность комфортно жить там. И потому она не швыряется деньгами, она хочет деньги вкладывать, пусть работают на нее. Но все-таки она покупает два кашемировых шарфа: один для себя, другой для Хейли, - и холодно очень, и ей хочется сделать Хейли подарок.
- Вот, - говорит Нора, когда они снова выходят на улицу. Она вытаскивает серовато-белый шарф из сумки. - Надень.
- Это для меня?
- Я не хочу, чтобы ты простудилась.
- Какая ты милая!
Свой шарф Нора тоже повязывает на шею.
Стоит ясный, морозный, такой обычный для Нью-Йорка день, когда глоток воздуха обжигает холодом, а по каньонам авеню заметает порывистый ветер, кусая прохожим лица и заставляя слезиться глаза.
Глаза Норы, когда она смотрит на Хейли, тоже наполняются слезами. Она убеждает себя, что это от холода.
- Ты когда-нибудь видела рождественское дерево? - спрашивает Хейли.
- Какое?
- Елку в Рокфеллер-Центре, - объясняет Хейли.
- Нет.
- Тогда пойдем.
И вот теперь они стоят вытаращив глаза, дивясь на огромную елку, и Норе приходится признать, что ей и правда весело.
Это его последнее Рождество.
Вот что втолковывает Джимми Персик Солу Скэки.
- Ведь это, черт его дери, последнее мое Рождество за стенами тюряги, - говорит он. Он звонит из одного телефона-автомата на другой, чтобы не радовать фэбээровццев. - Пришпилили они меня, Сол, намертво. Припаяют срок от тридцатника до пожизненного по этому хренову акту Рокфеллера. К тому времени, пока я снова получу девку, мне, может, вообще уже плевать будет на них на всех.
- Но...
- "Но" еще какие-то, - перебивает Персик. - Это мой праздник. И я желаю огромный стейк, желаю войти в "Копа" с красивой телкой под ручку и услышать песню Вика Дэймона, а потом желаю самую красивую задницу в мире и трахаться, пока у меня член не обдерется...
- Подумай, как это будет выглядеть, Джимми.
- Мой член!
- То, что ты притащишь на вечеринку пять шлюх! - Сол бесится: когда же Джимми Персик уймется, перестанет думать только о траханье, если он вообще когда-нибудь перестанет. Парень - настоящий баламут. Ты надрываешься, яйца рвешь, чтоб урегулировать какое-то дело, а потом этот жирный тупой козел отчебучивает номер: вызывает пять шлюх самолетом из дерьмовой Калифорнии. Ему только этого и не хватало - пятерки девок в комнате, где им совсем незачем находиться. Пятерки ни в чем не повинных хреновых посторонних.
- А что Джон про это думает?
- Джон думает - это моя вечеринка.
Вот именно, мысленно добавляет Персик. Джон - чувак старой закалки. Джон - классный, не то что этот хренов старый зануда, который теперь стал их боссом. Джон был, как положено, благодарен, что я веду себя как настоящий мужчина и принимаю то, что мне грозит, не пытаясь организовать сделку с прокурором, чтобы скостить срок, не называю никаких имен. А тем более его.
Что думает Джон? Джон оплатит все расходы.
- Все, что пожелаешь, Джимми! Все! Это твоя ночь. За мой счет.
А Джимми желает "Спаркс Стейк-Хаус", "Копа" и эту девчонку, Нору, самую красивую, самую сладкую из всех, какие у него были. Попка у нее будто спелый персик. Он никак не мог выбросить ее из головы. Поставить ее на карачки и отодрать сзади, так чтобы эти ее персики ходуном ходили.
- О'кей, - бурчит Сол. - Ну может, встретимся с девками в "Копа" после "Спаркса".
- Ни хрена.
- Джимми...
- Что?
- Сегодня вечером у нас очень серьезный бизнес.
- Знаю.
- Ну то есть серьезнее не бывает.
- Вот потому, - говорит Персик, - я и вечеринку хочу устроить серьезную.
- Послушай, - Сол ставит точки над "i", - я отвечаю за безопасность на этом...
- Ну и постарайся, чтоб я был в безопасности. Вот и все, что от тебя требуется, Сол, а потом забудь про все, о'кей?
- Мне это не нравится.
- Ну и пускай. Пошел бы ты. Веселого тебе Рождества.
Ага, думает Сол, кладя трубку.
И тебе, Джимми. Веселого Рождества.
А уж сюрпризец я тебе припасу.
Под елкой лежит несколько пакетов.
Хорошо, что деревце маленькое, потому что подарков немного: с деньгами напряженка, и все такое. Но Кэллан купил в подарок Шивон часы, серебряный браслет и несколько свечей с ванильным ароматом, ей они нравятся. Есть несколько пакетов и для него: похоже, в них одежда, какая ему нужна: новая рабочая рубашка, может, и новые джинсы.
Милое, скромное Рождество.
Они планировали пойти к полуночной мессе.
А утром открыть подарки, попробовать приготовить индейку, сбегать на дневной сеанс в кино.
Но теперь ничего не будет, думает Кэллан.
Сейчас - нет.
В общем, так и так все должно было раскрыться, но получилось быстрее, потому что Шивон наткнулась еще на один пакет, который он запрятал далеко под кровать. Вечером он пришел с работы рано, Шивон сидит у окна, а у ее ног - коробка.
Она включила огоньки на елке, и они помаргивают красным, зеленым и белым позади нее.
- Что это? - спрашивает она.
- Как ты нашла?
- Вытирала пыль под кроватью. Так что это?
Это - шведский пистолет-пулемет "Карл Густав" девятого калибра. Со складывающимся металлическим стволом и магазином на тридцать шесть патронов. Хватит, чтобы выполнить работу. Номера спилены, проследить оружие невозможно. Со сложенным стволом всего двадцать два дюйма в длину, а вес - восемь фунтов. Донесет коробку, будто рождественский подарок, а потом коробку бросит, а оружие спрячет под куртку.
Оружие принес Сол.
Ничего этого Кэллан ей рассказывать не стал. А сказал глупое и очевидное:
- Тебе этого не полагалось видеть.
Шивон горько засмеялась:
- Я подумала, это подарок для меня. Даже чувствовала себя виноватой, когда открывала коробку.
- Шивон...
- Ты опять вернулся к прежнему, да? - Серые глаза смотрят холодно и твердо. - Ты берешься за новую работу.
- Мне приходится.
- Почему?
Кэллану хочется рассказать ей все. Но он не может позволить, чтоб она тащила на себе этот груз до конца жизни. Он говорит:
- Ты все равно не поймешь.
- Нет, я пойму, - возражает она. - Я ведь с Кашмир-Роуд, не забыл? Из Белфаста. Я выросла, наблюдая, как мои братья и дядья уходят из дому с маленькими рождественскими коробками, идут убивать людей. Я видела пулеметы под кроватью и раньше. Потому-то и уехала - меня уже тошнило от убийств. И убийц.
- Вроде меня.
- Я думала, ты переменился.
- Я и переменился.
Она ткнула в коробку.
- Мне приходится, - повторил он.
- Но почему? - недоумевает она. - Что есть такого важного, ради чего стоит убивать?
Ты, думает он.
Ты...
Но он ничего не говорит.
- На этот раз, когда ты вернешься, меня здесь не будет.
- Я не вернусь. Мне придется на какое-то время уехать.
- Господи! А мне ты собирался сказать? Или просто взял бы и уехал?
- Я хотел просить тебя поехать со мной.
И это правда. У него два паспорта и билеты. Он выуживает все со дна ящика стола и кладет поверх коробки у ее ног. Шивон до документов не дотрагивается. И даже не смотрит на них.
- Значит, так? - говорит она.
Голос внутри него вопит: "Скажи же ей. Объясни, что поступаешь так ради нее, ради нас обоих. Умоляй уехать с тобой". Кэллан порывается было сказать, но... не может. Шивон ни за что не простит себя потом за то, что стала частью этой его жизни. И его никогда не простит.
- Я люблю тебя, - выдавливает Кэллан. - Очень сильно люблю.
Шивон встает с кресла.
Подходит к нему близко:
- А я не люблю тебя. Любила, но теперь больше нет. Я не люблю того, кем ты становишься. Убийцу.
- Ты права, - кивает он.
Кэллан, пройдя мимо нее, сует в карман билет и паспорт, закрывает коробку и закидывает ее на плечо.
- Ты можешь жить тут, если хочешь, - говорит он. - Оплачено вперед.
- Я здесь жить не могу.
Хорошая все-таки была квартира, думает он, оглядываясь по сторонам. Самое счастливое, самое лучше место в его жизни. Место и время с Шивон. Кэллан стоит, стараясь найти слова, чтобы высказать ей это, но ничего не получается.
- Убирайся! Ступай, убей кого-то там. Ты ведь для этого уходишь?
- Да.
Кэллан выходит на улицу, там льет как из ведра. Поливает холодный, ледяной дождь. Подняв воротник, он смотрит на окно.
Видит - Шивон все еще сидит там.
Сгорбясь, спрятав лицо в ладони.
А позади нее помаргивают красным, зеленым и белым огоньки на елке.
Ее платье искрится под электрическим светом.
Расшитый сверкающими чешуйками красно-зеленый лиф.
Платье самое рождественское, одобрила Хейли, очень сексуальное.
Tres décolleté.
Джимми Персик не может удержаться и все запускает глаза за вырез ее блистающего платья.
А во всем другом, вынуждена признать Нора, он ведет себя вполне по-джентльменски. Выглядит на удивление пристойно в серо-стальном костюме от Армани. Даже черная рубашка и галстук не кажутся такими уж кошмарными; отдает мафиозным шиком, но не так уж чтобы.
Да и ресторан... Нора думала увидеть какую-то разудалую оглушающую сицилийскую вульгарность. Но "Спаркс Стейк-Хаус", несмотря на претенциозное название, оказался отделан сдержанно и солидно. Интерьер в английском стиле не в ее вкусе - на стенах, обшитых дубовыми панелями, гравюры со сценами охоты, - но все равно совсем не то, чего она ожидала от вечеринки гангстеров.
Прикатили гости на нескольких лимузинах, и швейцар держал зонт, прикрывая их от дождя те два шага, что они прошли от машин к длинному зеленому навесу. Приезд свой гангстеры со своими красотками под руку обставили эффектно и пышно. Обедающие за столиками в просторном переднем зале перестали есть и откровенно таращились на них. Ну, почему бы и нет, подумала Нора.
Девушки все просто сногсшибательно хороши.
На этот вызов Хейли отобрала лучших.
Сдержанные, прелестные, изысканные дамы, в них и намека нет на их профессию. Элегантно одетые, безупречно причесанные, с идеальными манерами. Мужчины пыжились от гордости, входя в зал. А девушки - нет, они принимали восхищение как нечто само собой разумеющееся. Даже никак не показали, что заметили его.
Подобострастный, как и положено, метрдотель сопровождает их в отдельный зал в глубине ресторана.
Посетители провожают их глазами.
Кэллан не наблюдает их процессию.