Но, думает Парада, натягивая старый свитер, если речь идет снова о какой-нибудь юной девице в интересном положении, я точно разозлюсь. Сэрро пора уже быть поумнее, в его-то возрасте. Мог бы извлечь уроки из собственного опыта, если больше неоткуда, да и в любом случае - почему обязательно в... - он взглянул на часы, - в четыре утра?
Парада звонит домоправительнице.
- Кофе, пожалуйста. Для двоих. В кабинет.
Последнее время его отношения с Сэрро сводились к спорам и уговорам, к просьбам и угрозам: он неоднократно подавал министру образования прошения о создании новых школ, об учебниках, бесплатных завтраках и увеличении штата учителей. Переговоры тянулись бесконечно. Парада балансировал на грани шантажа, бросив однажды в сердцах Сэрро, что нельзя к глухим деревушкам относиться как к детям-бастардам, но наглость окупилась: появились две начальные школы, наняли десяток новых учителей.
Может, Сэрро удумал какую месть, гадал Парада, спускаясь вниз. Однако, открыв дверь в кабинет и увидев лицо Сэрро, понял: дело гораздо серьезнее.
Сэрро не стал тратить слов даром.
- Я умираю от рака.
- Мне ужасно жаль слышать это, - пробормотал ошеломленный Парада. - Неужели нет никакого...
- Нет. И надежды нет тоже.
- Ты желаешь, чтобы я выслушал твою исповедь?
- Для этого у меня есть священник.
Сэрро протягивает Параде кейс:
- Я принес тебе. Не знал, кому еще можно отдать.
Парада открывает кейс, смотрит на бумаги, кассеты.
- Ничего не понимаю.
- Я был участником, - говорит Сэрро, - чудовищного преступления. И не могу умереть... боюсь умирать... с таким грузом на душе. Я должен хотя бы попытаться как-то возместить...
- Если ты исповедуешься, то, конечно, получишь отпущение. Но если это улики, почему ты принес их мне? Почему не Генеральному прокурору или...
- Его голос есть на этих кассетах...
Да, это, конечно, причина, думает Парада.
Подавшись вперед, Сэрро шепчет:
- Генеральный прокурор, министр внутренних дел, председатель правящей Конституционно-революционной партии... Они все. Все мы...
Господи боже, теряется Парада.
Что же на этих кассетах?
Он выкуривает полторы пачки сигарет, слушая их.
Прикуривая одну сигарету от другой, слушает записи и внимательно проглядывает документы. Записи о встречах, пометки Сэрро. Имена, даты и места. Отчет о коррупции за пятнадцать лет - да нет, какая там коррупция. Это норма, а то, что тут, - экстраординарно. И даже не просто экстраординарно - а и словами не выразить...
Суть в двух словах - они продавали страну narcotraficantes.
Парада ни за что не поверил бы этому, если бы не услышал сам. Запись званого обеда: двадцать пять миллионов выложены в помощь избирательной компании действующего президента. Убийства чиновников, работающих на выборах, фальсификация самих выборов. Голоса брата президента и Генерального прокурора, планирующих эти бесчинства. Советующие наркобаронам оплатить это все. И совершение убийств. Пленка, запечатлевшая пытки и убийство американского агента Идальго.
А потом еще операция "Цербер", финансирование, поставка оружия и обучение контрас на средства от продажи кокаина.
И операция "Красный туман", убийства, организованные сторонниками правых, финансируемые частично наркокартелями Колумбии и Мексики и поддерживаемые ИРП, партией у власти.
Немудрено, что Сэрро страшится ада - он ведь помогал устраивать ад на земле.
И понятно, почему он притащил все эти улики мне. Голоса на кассетах, имена в документах: президент, его брат, федеральный министр, Мигель Анхель Баррера, Гарсиа Абрего, Гуэро Мендес, Адан Баррера; десятки полицейских, армейских чинов и офицеров разведки, чиновники ИРП - в Мексике нет никого, кто сумеет или захочет выступить против них даже с этими материалами.
Вот Сэрро и приволок все мне. Желая, чтобы я отдал материалы...
Кому?
Парада тянется прикурить новую сигарету, но, к своему удивлению, обнаруживает, что его тошнит от дыма - во рту противно. Поднявшись наверх, он чистит зубы, потом принимает горячий, чуть не ошпаривающий душ, и пока струи бьют его по шее, спине, думает, что, пожалуй, эти документы можно было бы передать Арту Келлеру.
Они с американцем часто переписываются, он теперь, к сожалению, персона нон грата в Мексике, но по-прежнему одержим желанием покончить с наркокартелями. Однако обдумай все как следует, говорит себе Парада: если ты передашь компромат Артуру, что случится тогда, учитывая ошеломительное разоблачение операции "Цербер" и сотрудничества ЦРУ с Баррера в обмен на финансирование контрас? Есть ли у Артура правомочия предпринимать какие-либо действия или все его попытки будут задушены в зародыше нынешней администрацией? Да и вообще любой американской администрацией, раз они все горой за НАФТА?
НАФТА, с отвращением плюется Парада, обрыв, к которому мы бодро маршируем в ногу с американцами. Но еще есть проблеск надежды. Грядут президентские выборы, и кандидат от ИРП, который непременно победит на них, похоже, человек достойный. Луис Доналдо Колосио - законный кандидат от левых. Парада уже встречался с ним, и тот выслушивал его доводы с сочувствием.
И если разгромные свидетельства, которые принес мне умирающий Сэрро, дискредитируют динозавров в ИРП, это может снабдить Колосио рычагом, нужным ему, чтобы следовать своим подлинным чувствам. Может, передать информацию ему?
Нет, решает Парада тут же, Колосио нельзя светиться, выступая против своей партии, - его могут убрать из кандидатов.
Тогда кто же, мучается Парада, намыливая лицо и приступая к бритью, обладает независимостью, властью да и просто моральной силой, чтобы обнародовать факт, что все правительство страны продалось с молотка картелю наркоторговцев? Кто?
Ответ приходит неожиданно.
Он очевиден.
Парада дожидается времени, когда прилично звонить, и соединяется с Антонуччи. И говорит, что желает передать крайне важную информацию Папе.
Орден "Опус Деи" был основан в 1928 году богатым испанским адвокатом, ставшим священником, по имени Хосе Мария Эскрива, которого тревожило, что Мадридский университет становится рассадником левого радикализма. Его это так беспокоило, что новая организация католической элиты сражалась в Испанскую гражданскую войну на стороне фашистов, а следующие тридцать лет всячески содействовала укреплению власти генерала Франко. В основе деятельности ордена лежала идея вербовать талантливых молодых мирян-консерваторов из элиты, продвигать их потом в правительство, прессу и большой бизнес, напитывать их традиционными католическими ценностями, особенно антикоммунизмом, и поручать им проводить церковную работу в выбранных ими сферах деятельности.
Сальваторе Скэки - полковник спецвойск, наемник ЦРУ, Мальтийский рыцарь и гангстер - испытанный и преданнейший член "Опус Деи". Он отвечает всем требованиям - посещает регулярно мессу, на исповедь ходит только к священнику "Опус Деи" и регулярно уединяется в приютах "Опус Деи".
Он был отличным солдатом. Храбро сражался против коммунизма во Вьетнаме, Камбодже и в "Золотом треугольнике" . Воевал в Мексике, в Центральной Америке - операция "Цербер". В Южной Америке - операция "Красный туман", - и все эти операции теперь либерал-теолог Парада угрожал разоблачить перед всем миром. Сейчас Скэки сидит в кабинете Антонуччи, размышляя, что же предпринять насчет компромата, который кардинал Хуан Парада желает передать в Ватикан.
- Ты говоришь, к нему заходил Сэрро, - обращается Скэки к Антонуччи.
- Так мне сказал сам Парада.
- Сэрро известно достаточно, чтобы сместить все правительство, - замечает Скэки.
- Нельзя волновать Его Святейшество такой информацией, - говорит Антонуччи. Нынешний Папа был ярым сторонником "Опус Деи" и даже причислил недавно к лику блаженных отца Эскрива, а это первый шаг к канонизации. Вынуждать его просмотреть информацию об участии ордена в нескольких крайне жестоких операциях против заговора коммунизма было бы, по меньшей мере, неловко.
Но еще хуже, если разразится скандал с действующим правительством, когда в разгаре переговоры о возвращении церкви полновесного юридического статуса в Мексике. Такие разоблачения наверняка потопят правительство, а вместе с ним и переговоры, и маятник качнется в пользу еретических теологов-либералов, а многие из них - "полезные глупцы" с добрыми намерениями, они станут помогать установлению коммунистического режима.
Так происходило всюду, размышляет Антонуччи: сбитые с толку, заблуждающиеся священники-либералы помогали коммунистам прийти к власти, а потом красные устраивали массовые расстрелы священнослужителей. Так случилось в Испании, почему, собственно, блаженный Эскрива и основал орден.
Как члены "Опус Деи", и Антонуччи и Скэки хорошо подкованы в концепции превосходящего добра; а для Сола Скэки добро - уничтожение коммунизма перевешивает зло - коррупцию. Есть у него и еще кое-какие соображения насчет договора НАФТА, до сих пор дебатируемого в Конгрессе. Если компромат Парады обнародовать, to это угробит договор. А без него не останется никакой надежды на развитие среднего класса в Мексике, он же, в свою очередь, - единственное противоядие от отравляющего распространения коммунизма.
- У нас есть сейчас возможность, - говорит Антонуччи, - совершить благодеяние для душ миллионов верующих - заработав благодарность правительства, вернуть истинную церковь мексиканскому народу.
- Если мы не дадим этой информации ходу.
- Вот именно.
- Но это не так просто, - роняет Скэки. - Парада явно уже ознакомился с материалами, и он непременно публично поделится сведениями, если поймет...
Антонуччи поднимается:
- Ну, земные трудности я всегда предоставляю улаживать мирским братьям ордена. Я в этом ничего не смыслю.
А Скэки смыслит. И очень даже.
Адан лежит в постели в большом estancia (и одновременно крепости) на ранчо Лас-Бардас, принадлежащем Раулю, у дороги между Тихуаной и Текате.
Главные жилые помещения ранчо - отдельные коттеджи для Адана и Рауля - окружены десятифутовой стеной, она утыкана осколками бутылок, а поверх еще пущена колючая проволока. Ворот двое, каждые с могучими, укрепленными сталью дверями, в каждом углу вышки с прожекторами, на них несут вахту охранники с "АК-47", пулеметами "М-50" и китайскими противотанковыми ружьями.
Даже чтобы приблизиться к дому, надо проехать две мили по грунтовой дороге, свернув с шоссе; но, скорее всего, вам вряд ли удастся выехать на эту дорогу, потому что развилка на шоссе охраняется полисменами в штатском.
Вот здесь братья и спрятались сразу после нападения на дискоклуб "Ла Сирена", и теперь вся охрана дома начеку. Охранники патрулируют дом днем и ночью, окрестности объезжают отряды на джипах, электронными приборами пытаются засечь радиопередатчики или чужие звонки с мобильников.
Мануэль Санчес караулит под окном Адана, точно преданный пес. Мы теперь с ним близнецы, думает Адан, с одинаково изувеченными конечностями. Но моя рана заживет, а его хромота - навсегда, потому я и держу беднягу у себя на службе все эти годы телохранителем, с давних дней операции "Кондор".
Санчес свой пост не оставляет никогда - ни поесть, ни поспать.
Так, изредка привалится к стене, баюкая обрез на коленях, или иной раз встанет и поковыляет немного вдоль стенки взад-вперед.
- Зря, патрон, вы меня с собой не взяли, - пенял он Адану, по лицу у него струятся слезы. - Лучше б я был рядом.
- Твоя работа защищать мой дом и мою семью, - ответил Адан. - И ты еще никогда не подводил меня.
И вряд ли когда подведет.
Мануэль ни на минуту не отходит от окна Адана. Кухарки приносят ему тарелки с теплыми тортильяс, refritas и перцем, горячий бульон с albon-digas, и он усаживается под окном и ест. Но никуда не уходит: дон Адан спас ему жизнь и ногу, и дон Адан, его жена и дочка в доме. И если sicarios Гуэро проберутся на территорию, им придется пройти через труп Мануэля Санчеса, чтобы добраться до них.
Потому что живой Мануэль не пропустит никого.
Адан рад, что Люсия и Глория ощущают себя в безопасности, когда рядом Мануэль, и то хорошо. Они уже напереживались, когда их разбудили среди ночи sicarios и стремительно умчали в деревню, не дав даже возможности собрать вещи. Нервотрепка спровоцировала сильный приступ удушья, пришлось доставлять на самолете доктора, потом, завязав ему глаза, везти на ранчо осматривать больную девочку. Дорогое и хрупкое медицинское оборудование - респираторы, дыхательные приборы, увлажнители воздуха - все пришлось паковать и везти сюда из дома глухой ночью. Но даже и теперь, несколько недель спустя, Глория иногда начинала задыхаться.
А когда девочка увидела, что отец хромает, что ему больно, для нее это был новый шок. Адану неприятно, что приходится лгать девочке, плести, будто он свалился с мотоцикла, обманывать, что в деревне они задерживаются из-за того, что тут целебный воздух.
Но девочка она не глупая, как известно Адану. Она видит вышки, оружие, охранников и скоро поймет, что все объяснения, будто семья у них очень богата и оттого нуждается в охране, шиты белыми нитками.
И тогда Глория начнет задавать вопросы потруднее.
И отвечать на них будет нелегко.
Спросит: а чем же папочка зарабатывает на жизнь?
Поймет ли она? - думает Адан. Ему тревожно, он нервничает, он устал болеть. А если по-честному, признается он себе, ты скучаешь по Норе. Скучаешь и по сексу, и по разговорам. Было бы здорово обсудить с ней сложившуюся ситуацию.
Адан изловчился позвонить ей назавтра после нападения на "Ла Сирену". Она, конечно, видела новости по ТВ или прочитала в газетах, и он хотел успокоить ее, что с ним все в порядке. Сказать, что увидеться они смогут только через несколько недель. Но что еще важнее, предупредить, что ей нельзя приезжать в Мексику, пока он не известит ее, что тут безопасно.
Ответила Нора в точности, как он и предполагал. Как надеялся. Трубку она взяла после первого же звонка, и он почувствовал ее облегчение, когда она услышала его голос. Она сразу же стала подшучивать над ним: если он позволил себя увлечь какой-то сирене, кроме нее, то досталось ему по заслугам.
- Позови меня, - сказала Нора, - и я бегом прибегу.
Как бы мне хотелось, мечтает он, вытягивая ногу и морщась от боли. Ты даже не представляешь себе!
Адан садится, медленно спуская с кровати раненую ногу. Осторожно встает. Взяв трость, ковыляет к окну. Красивый сегодня день. Яркое солнце, теплынь, попискивают какие-то птички... Как хорошо быть живым. И нога у него заживает быстро, и - слава богу - никакой инфекции не случилось, вскоре он будет здоровехонек. Что великолепно, потому что дел у него полно, а времени не так уж много.
Он нервничает. Атака на "Ла Сирену", форма federales и их удостоверения - все это наверняка обошлось противнику в сотни тысяч mordida. И то, что Гуэро почувствовал себя таким сильным, чтобы нарушить запрет на перестрелки в курортном городке, означает одно - бизнес у Гуэро куда крепче, чем им казалось.
Но как же так? - недоумевает Адан. Как этот тип провозит свой товар через Ла-Пласу, который pasador Баррера закрыл для него? И каким это манером Гуэро получил поддержку Мехико и ее federales?
Может, заключил союз с Абрего? Решился бы Гуэро напасть на "Ла Сирену" без одобрения старика? А если так, то поддержка Абрего обеспечит ему содействие брата президента Эль Багмана и всего федерального правительства.
Даже в самой Бахе идет гражданская война между местными копами: Баррера принадлежит полиция штата Баха, а Гуэро владеет federales. Городские копы Тихуаны более-менее нейтральны, но в городе появился новый игрок - Специальная оперативная группа, элитный отряд. А возглавляет ее не кто иной, как неподкупный Антонио Рамос. И если он объединится с federales...
Слава богу, надвигаются выборы, думает Адан. Его люди осторожно уже несколько раз подкатывались к кандидату от ИРП, Колосио, но их категорически отшили. Однако Колосио, по крайней мере, выступил с заверениями, что он категорически против наркотиков, и когда его выберут, то будет с равным рвением преследовать и Баррера, и Мендеса.
Пока что мы - против всего мира.
И на этот раз мир побеждает.
Кэллану все это ничуть не нравится.
Он сидит на заднем сиденье угнанного ярко-красного "шевроле-сабербана" - именно эту модель предпочитают ковбои-narcotraficantes, сидит рядом с Раулем Баррерой, тот раскатывает по Тихуане, точно он ни дать ни взять сам хренов мэр. Они едут по бульвару Диас-Ордас, одной из самых оживленных улиц города. За рулем - офицер полиции штата Баха, еще один сидит рядом на переднем сиденье. А Рауль вырядился как синалоанский ковбой: и сапоги тебе, и черная рубашка с переливающимися пуговицами, и белая ковбойская шляпа...
Так войну, черт, не ведут, злится Кэллан. Этим парням полагалось бы действовать, как старым сицилийцам: залечь в норы, притаиться и потихоньку отстреливать врагов. Не таков, видно, мексиканский способ. Нет, мексиканский - это вести себя как мачо: выставляться всем напоказ и размахивать флагом.
Ну типа Рауль желает мозолить людям глаза.
Так что для Кэллана совсем не сюрприз, когда два черных "сабербана", набитые federales в черной униформе, пустились за ними вдогонку. Что, конечно, новостишка так себе, думает Кэллан.
- Э, Рауль...
Рауль велит водителю свернуть направо на боковую улочку, идущую вдоль длиннющего блошиного рынка.
Во втором "сабербане" сидит Гуэро. Выглянув, он видит, что щегольская "пожарная" машина сворачивает направо, а на заднем сиденье в ней, как ему показалось, Рауль Баррера.
Вообще-то сначала в глаза ему бросается клоун.
Дурацкая хохочущая физиономия клоуна намалевана на стене блошиного рынка, который тянется на два квартала. У клоуна большущий красный носище, мучнисто-белое лицо и парик; ростом клоун в девять ярдов, и Гуэро таращится на него, а потом фокусирует взгляд на парне в красном "сабербане" с калифорнийскими номерами. Парень точно похож на Рауля.
- Прижми-ка его, - бросает Гуэро.
Передний черный "сабербан" нагоняет и вынуждает красный "сабербан" прижаться к бровке. Машина Гуэро подъезжает сзади, впритык.
Ох, ничего себе, думает Кэллан, когда из первой машины вылезает comandante federale и шагает к ним, взяв на изготовку свой "М-16", а за ним по пятам еще двое federales. Тут, конечно, не штрафом за нарушение пахнет. Кэллан сползает на сиденье пониже, осторожно вытягивает свой двадцатидвухкалиберный с бедра и сует его под левую руку.
- Мы держим их под прицелом, - говорит Рауль. - А нас прикрывают.
Кэллан не очень в этом уверен, потому что окна в обоих черных "сабербанах" ощетинились дулами винтовок - так торчали мушкеты из фургонов в старых вестернах. И Кэллан прикидывает с мрачной иронией, что если не подоспеет удалая конница, то хоронить в прериях мало чего от них останется.
Эта гребаная Мексика.