Слизняк перевел взгляд на остывающее на полу тело. Барскому показалось, что ему искренне хотелось бы рассказать как можно больше, чтобы избавиться от неприятностей. Барский на всякий случай посмотрел, что творится в приемной. Крот пока не шевелился.
- Ну, раз ничего, то я, толстячок, сейчас отчалю, - сказал Барский, бросил сигарету на ковер и пошел к двери.
- Эй! - вскочил на ноги Резо. Барский решил, что он, действительно, похож на Слизняка. Тот облизал губы. - А что вы мне теперь прикажете делать с покойником?
Барский остановился в дверях.
- Интересный вопрос. Я как‑то сразу и не подумал. А знаешь что? Ты ведь его застрелил. Ты сам и улаживай это дело. Только не советую тебе расчленять труп, тебе могут добавить "особую жестокость", а это лишних пять лет.
Он обошел неподвижное тело Крота и вышел на улицу.
Глава седьмая
В зале было лишь несколько послеполуденных посетителей. Когда Барский вошел в "Трубу", Сеня сидел в углу, разбираясь с кассовым аппаратом. Он поднял глаза, ухмыльнулся и сказал:
- Ну и губа у тебя, шеф. Никак на ветру целовался.
Барский нахмурился. Он прошел к бару, взял бутылку, стаканы и вернулся к столу, за которым сидел Сеня.
- Мне кажется, что у меня и голова такая же, - он налил водку в стопку и аккуратно отпил. Алкоголь обжег разбитую губу.
Барский поморщился и отпил еще.
- Было что‑нибудь необычное?
- Насколько я знаю, в этом заведении никогда не бывало ничего обычного, - филосоФСБи заметил Сеня. - А когда ты собираешься показаться Марине?
- Наверное, через несколько дней.
- Я надеюсь. С ней здесь гораздо легче поддерживать порядок. Самые отпетые козлы не решаются буянить, когда она здесь. - Сеня отхлебнул виски. - Заходил Красилин, спрашивал тебя.
- Что ему было нужно?
- Сказал, что его не будет несколько дней и что его заказчик так и не показался.
- Ясно. - Барский нетерпеливо подумал, что же происходит вокруг. Отъезд Ивана Красилина означает, что он получил новый приказ (или заказ?). В старом амбаре, тщательно сохраняемом так, чтобы он выглядел как старый амбар, перекрашивается очередной самолет.
В одну из последующих ночей он взлетит с военного аэродрома, расположенного скорее всего в Жуковском, а может быть, в Тушино. У него на борту будет агент разведки, своей или чужой, а может быть, и человек, скрывающийся от закона и надеющийся перебраться в другое место, где, как он надеется, климат для него будет более благоприятным. Очень жаль, подумал Барский. Если его именем для контакта с Красилиным действительно воспользовался Фима Лифшиц, то самым верным способом найти его было сидеть и ждать, пока он не появится сам.
- Что‑нибудь еще интересное?
- Голландец нарисовался, - ответил Сеня.
- Что говорил?
- А разве он говорит? - Сеня начал подводить итоги в своей амбарной книге. - Просто болтался здесь последнее время с таким видом, будто ожидал, что ему должны поднести за счет заведения.
- Ясно. В следующий раз поднеси ему. - Барский закурил сигарету, пытаясь сообразить, имел ли Голландец отношение к событиям последнего времени или забрел просто так. Звали Голландца Ян Ван дер Стуул, он был аккредитован при "Ассошиэйтед Пресс" и работал одновременно на ЦРУ, Интеллидженс Сервис и шведскую разведку, обычно в одиночку. Барский знал, что порой он вел двойную или даже тройную игру. Агент он был не блестящий, но дело свое знал. Поговаривают, что ту нашу подлодку, которую шведы выловили на отмели, сдал шведам именно он. Рассекретили его довольно давно, а при Андропове чуть не выдворили из страны, но здравый смысл возобладал - зачем было лишаться столь удобного и изученного объекта для наблюдений?
Барский прошел в кладовку и позвонил оттуда в сыскное агентство, которое действовало по всей стране и действовало неплохо, и продиктовал адреса и имена предыдущих владельцев автомобиля Фимы Лифшица.
- Люди не сидят на месте, а эта колымага была впервые продана в 1944 году. Говорят, что принадлежала самому адмиралу Канарису. Вам повезет, если вы разыщите хотя бы половину из ее хозяев, - сказал он представителю агентства. - Меня особенно интересует, в чьих руках была машина двадцать шестого апреля 1966 года. А также не связан ли кто‑нибудь из владельцев с неким Ризваном Казиевым, который в то время держал в своих руках Москву. Начните с первого владельца. Задействуйте столько людей, сколько нужно. Результаты я должен иметь как можно быстрее. Что? Предоплата? Сколько‑сколько баксов? Ласточка моя, если тебя в течение трех дней не закроют, не явятся с обыском и не лишат лицензии, можешь считать, что ты получил от меня всю необходимую предоплату. Усёк? Ну, лети, голубь.
Он шваркнул трубку на рычаги. Интересно, подумалось ему, как идут дела у тех, кто разыскивает дражайшего нашего Ефима Мойшевича? Ведь его делом занимаются многие: милиция, ФСБ, цвет уголовного мира, возможно, даже команды, которые специализируются на несостоятельных должниках, очень может быть, и доблестная вышневолочекская ГАИ, так и не дождавшаяся оплаты квитанции за неправильную парковку, а еще бывший мент в надежде на вознаграждение, не считая уж его самого.
Так от кого же прячется Фимка Лифшиц - от закона или от сил беззакония? И прячется ли вообще?
Не исключено, что он больше ни от кого не прячется. Сидит он себе в родимой Хайфе и взахлеб рассказывает чиновникам Моссада, как он всю совковую контрразведку на одном месте повертел и кинул. А те ему подхихикивают, мацу с гусиной шейкой подкладывают… Хотя, вполне возможно, что он уже и умер. Лежит себе на дне какой‑нибудь речушки и кормит рыбок, ёршиков там разных, плотвичку всякую, которые благословляют своего рыбьего бога за нежданно свалившееся к ним лакомство. Или тихо преет себе под лежалой листвой, а червячки и прочие личинки тянутся на запах его разлагающейся плоти… Барский искренне надеялся, что до этого дело не дошло. Ему очень хотелось перемолвиться парой слов с этим человеком.
Он запер кладовку и вышел из бара через служебный выход.
* * *
Их было двое. Они были в рабочей одежде и дожидались его, прислонившись к борту "каблука". В руках у них были пушки, и смотрела эта карманная артиллерия прямо на него.
Одна из этих пушек была обрезом двуствольного ружья и обещала при малейшем лишнем движении разворотить ему живот с кишками, почками и печенью двумя зарядами крупно нарубленных гвоздей. Вторая пушка именовалась пистолетом "ТТ" и непохоже было, что бы кто‑то вздумал зарядить его газовыми патронами.
Дверь за ним захлопнулась, и Барский остановился, понимая, что путей для отступления у него не осталось. Переулок был длинный и узкий, весь заставленный баками для мусора. Если он побежит, то его подстрелят, прежде чем он одолеет десять метров. Если попытается повыёживаться, результат будет такой же.
- Руки в гору, сука. Будешь рыпаться, схлопочешь прямо здесь, - сказал тот, что стоял слева. У него было худое, загорелое лицо, и измятый полушубок смотрелся на нем странно.
Барский поднял руки, и тогда второй двинулся к нему, наглядно показывая своей пушкой, что Барский должен упереться руками в стену и расставить ноги. После этого он аккуратно его обыскал. Он знал свое дело и проверил все места, где могло быть спрятано оружие.
- Теперь шевелись, - скомандовал он. - Полезай в кузов.
Барский направился к открытой дверце кабины, но его оттолкнули.
- Поедешь сзади. Там ты можешь попробовать все свои штучки. Только не очень старайся, а то схлопочешь раньше времени то же, что Мишка получил от тебя.
Задняя дверца "каблука" тоже была открыта, и Барский увидел, что сесть там было не на что, кроме запасного колеса. Окон в кузове не было. Барский оглянулся на парочку.
- Его застрелил Слизняк. Я его не убивал.
- А Резо говорит по‑другому, - сказал второй. У него были сальные волосы и синий нос картошкой. - Кому сказал, лезь, гондон штопаный!
Барский пожал плечами. Спорить с ним было бессмысленно. Это были мелкие шавки, выполнявшие приказы. Он забрался в кузов, и дверь за ним захлопнулась. Затем он услышал, как щелкнул замок, и оба бандита сели впереди. Включили зажигание. Машина дернулась, и Барский покатился по полу.
Барский прижался ртом к стенке багажника.
- Может, скажешь, куда мы едем? - закричал он, перекрывая шум мотора.
- Лично ты едешь прямиком в могилу! - сказал синеносый, поцеловал дуло своего обреза и ухмыльнулся.
* * *
Его привезли к приземистому зданию из шлакоблоков. Над воротами висела выцветшая вывеска "Слава КПСС!". Синеносый откатил ворота и закрыл их снова после того, как каблучок заехал внутрь.
Здесь стоял устойчивый запах машинного масла, бензина и резины. Освещали гараж три голые пятисотсвечовые лампы. Стекла окон вдоль крыши были замазаны краской. Барский услышал, как щелкнул замок дверцы кузова. Водитель стоял напротив двери с пистолетом в руках.
- Вылезай, - скомандовал он, - и не делай резких движений.
Барский пристально взглянул ему в глаза, улыбнулся и выбрался наружу. Синеносый ждал поодаль. Он указал на деревянную дверь.
- Он здесь. Мы ждем, - закричал он.
Дверь открылась. Барский вошел в обшарпанную комнату, служившую конторой. Там была пара столов и деревянных кресел. На стенах висели календари, на которых не обремененные одеждой девицы с объемными молочными железами рекламировали продукцию автомобильной промышленности. В конторе стояли диван с продавленными сиденьем и шкафчик с картотекой. На одном из столов возвышался старомодный телефон из черного эбонита и с высокими рычагами.
Взглянув на ожидавших его, Барский решил, что тут его не ждет ничего хорошего.
Слизняк, в упор глядя на него, сжимал и разжимал кулаки. На углу одного из столов сидел Сашка Крот. Его лицо распухло, черно‑синяя опухоль почти закрывала оба глаза.
Крот посмотрел на Барского и расплылся в улыбке.
Двое других развалились на низком кожаном диване. Один был высок, с косым пробором в гладких черных волосах. На нем были очки в золотой оправе, он был хорошо выбрит и производил впечатление общей ухоженности, которое еще больше усиливал его блестящий костюм. Барский прикинул, что в магазине "М‑1" похожий костюм он видел за тысячу долларов.
Ему уже доводилось видеть это лицо в газетах, порой оно мелькало по телевидению. Несколько раз он принимал участие в различных благотворительных шоу. Он был председателем правления "Промсервискредитбанка" по имени Арнольд Гершкович.
Второй был глубокий старик ниже его ростом и плотнее. Он был одет в измятый пиджак, не подходящий по тону к брюкам, клетчатую рубашку и туфли на толстой подошве. Ризван Казиев своей густой белой шевелюрой, круглым невыразительным лицом, седой бородкой и усами напоминал главного грека столицы. Несмотря на то, что в колонии ему, очевидно, были созданы самые тепличные условия, тридцать лет Колымы никому не проходят даром. Его взгляд был опустошен и безрадостен.
Барский взглянул на них.
- Ну и что? - спросил он.
Синеносый встал в дверях. Смуглый прислонился к стене справа от него. Казалось, что они наконец позволили себе расслабиться, но оружия из рук не выпускали.
- Давайте я его немного утихомирю. Да и разговор пойдет побыстрее, - предложил Крот. Он поудобнее перехватил дубинку и направился к Валерию.
- Заткнись, Сашка. И сядь, - приказал Казиев. - А еще лучше, вышел бы отсюда на хер.
- Мне нужен этот козел, - упрямо сказал Крот, тронув пальцем синяк под глазом. - За ним должок.
- Проследи, чтобы нас никто не беспокоил, - негромко сказал Казиев. - Пока мы еще не можем отдать его тебе.
Крот посмотрел на него, пожал плечами и вышел.
- Ну? - переспросил Барский. Он стоял посредине комнаты и хмуро смотрел на них.
Арнольд Гершкович прокашлялся. Черт возьми, подумал Барский, он и ведет себя как настоящий банкир.
- Чего ты пытаешься добиться? - спросил тот, поправив свой галстук в полоску. - Чего ищешь? Зачем суешься не в свои дела?
- А если я не скажу?
Что‑то мелькнуло у него за спиной, и острая боль обожгла затылок. Барский упал на колени. Сине‑зеленый рисунок на поцарапанном линолеуме поплыл у него перед глазами. Сквозь туман, застлавший глаза, он заметил синеносого, который стоял над ним, помахивая пистолетом.
- Скажешь, - заверил его синеносый.
- Поднимите его, - распорядился Казиев.
Барский почувствовал, что ноги вроде бы снова держат его. Он покачнулся и потряс головой, чтобы прийти в себя.
- А теперь, если ты не хочешь, чтобы тебе пришлось совсем плохо, скажи, что тебе нужно, - сказал Гершкович.
- Мне нужен Фима Лифшиц, - помолчав, сказал Барский. - Похоже, что вы тоже разыскиваете его.
- Зачем, он тебе? - настаивал Гершкович.
- Чтобы сделать одолжение хорошему человеку. Девушке, которая оказалась связана с ним.
- Ты имеешь в виду эту шлюху‑художницу? - поинтересовался Казиев.
- Для тебя она Наталья Владимировна.
Казиев от души расхохотался.
- И не такие умники, как ты, здесь раскалывались. Стоит мне сказать слово, и Сашка тебя на запчасти разберет. Ты не в детском садике, парнишка. Так ты ее имеешь в виду или нет? У Лифшица их была целая конюшня.
- Да, это она.
- Передай ей, чтобы она забыла об этом бродяге. Сделай ей одолжение, - сказал Казиев.
- Я тоже так думаю, но она пока не готова принять это. Кроме того, один из ваших подонков решил умереть у нее на квартире. Такие вещи девушек нервируют.
- Да, - тихо сказал Казиев. - Так ты пришил и Гришку?
- Нет, - спокойно сказал Барский. - Но ведь он был ваш, а?
Казиев пожал плечами.
- Он просто там оказался.
- Что ему понадобилось?
- Жизнь стала трудной, - снова пожал плечами Казиев. - Может быть, он решил позаимствовать деньжат на кусок хлеба, чтобы свести концы с концами.
- Но если у человека есть, скажем, тридцать кило чистого золота, жизнь уже не так беспросветна. Правильно, Ризван?
Казиев вспыхнул.
- Ты это о чем? - рявкнул он.
Барский почувствовал, с каким вниманием они уставились на него, ожидая ответа. Очень медленно он достал сигарету и закурил.
- Насколько я могу судить, эту историю знают многие. Кое‑кто из ментуры считает, что это ты провернул в 1966 году историю с гохрановским броневиком.
- Это ложь! - закричал Казиев. - Вы, суки, посадили меня ни за что! Ни за что! Я отсидел тридцать лет! Тридцать лет, хотя такого срока даже в УК нету!
Барский кивнул:
- Согласен. Это было жестоко и противоправно. Думаю, что ни против тебя ни против твоей семьи не было выдвинуто сколько‑нибудь серьезных обвинений. Но разве ты не знал, в каком государстве живешь? Преступность в тоталитарном государстве существует только до тех пор, пока государство разрешает ей существовать. Потому что тоталитаризм - это тоже мафия. Главная мафия страны. Точно так же Муссолини, придя к власти, уничтожил сицилийскую мафию. Так же Гитлер истребил еврейскую мафию. И уверяю тебя, для этого им не потребовалось ни улик, ни доказательств, ни суда. Достаточно было, чтобы трое указали на тебя, как на главного мафиози города, и тебя схватили, не взирая ни на какое алиби, и начали считать ребра в подвалах Лубянки, хотя сто человек показали, что ты в тот день был у всех на виду. Но все, абсолютно все знали, что ты стоял за этим налётом. Поскольку никому другому такая операция была не под силу. Потому‑то вся твоя семья с бабами и детьми сгнила в Сибири, потому‑то весь твой клан был разорен дотла, а сам ты спустя тридцать лет в этой жизни уже даже не отрезанный ломоть, а черствый позеленевший сухарь. Все помнят про это золото, и если тебе до сих пор позволяют жить, то лишь потому, что надеются отыскать его. Неудивительно, что некоторые банкиры, - Барский в упор глянул на Гершковича, - открывают тебе безграничный кредит под его возврат. Но они не знают, что родные органы тоже с большим интересом приглядываются к тебе. А учитывая, что сказал мне Слизняк сегодня утром, я начинаю думать, что Лифшиц здесь тоже замешан. Я только пока не знаю как.
Они молча смотрели друг на друга. Арнольд Гершкович сосредоточил все свое внимание на подготовке и раскуривании длинной и тонкой сигары.
- Если ты будешь слишком много об этом болтать, тебе может быть очень больно, - сказал наконец Казиев.
Барский фыркнул.
- Вы меня и привезли сюда, чтобы сделать больно. Так чего мы тянем?
- С удовольствием, - пробормотал синеносый, поднимая пистолет.
- Засохни… твою мать! - заорал Казиев. - И жди, пока тебе не скажут.
Синеносый нахмурился и отошел к двери.
- Давай не будем валять дурака, - сказал Барский. - Ты действительно был крупным авторитетом шестидесятых. Ты держал Москву в кулаке. Такие налеты в те годы без твоего ведома не делались, а если и делались, то тебе отстегивалась щедрая дань. Ты или сам это все организовал, или знаешь, кто это сделал и куда ушел товар. Но еще несколько месяцев назад ты припухал. Насколько я знаю, сидел ты без гроша. Понятное дело, кому нужен амнистированный старый зек без гроша в кармане, от которого отвернулись все друзья и родственники, и небось в родных горах кто‑то еще кинжал на тебя точит. А теперь, непонятно почему, у тебя дачка, иномарка, денег завались. Не удивлюсь, если даже счет имеется в каком‑нибудь "Вор‑сервис‑грабь‑банке". Только банкир, который сидит здесь, бесконечно под обещания тебя кредитовать не будет. Он хочет, чтобы ты доставил товар, а у тебя неувязка. Тебе сначала надо найти Лифшица. Значит на нем у тебя все замкнулось.
- Продолжай. Только не забудь сказать, что ты собираешься делать дальше, - поощрил его Казиев.
Барский пожал плечами.