- Да меня все это не очень колышет. Я вообще, может быть, ошибаюсь. Лифшиц в то время был пацаном. Не исключено, что он нужен вам совсем по другой причине. А может быть, он вам вообще не нужен. Если исходить из того, что сказал Резо, вы просто собирались купить у него этот старый "хорьх". Он когда‑нибудь принадлежал тебе, Ризван? Или ты тайный поклонник адмирала Канариса? Я знаю, что официально ты его владельцем не был, но может, кто‑то из твоих друзей? Есть, наверное, что‑то связанное с этой телегой, что приведет к золоту. Тогда было бы понятно, почему вы его так разыскиваете.
Казиев снова фыркнул.
- Что‑то ты разболтался, керя. Несешь всякий вздор. Что‑бы ты больше не мучился, скажу тебе, что я никогда не владел этой машиной и представления не имею, чья она. У меня есть личные мотивы, чтобы накрутить хвост этому жидёнку. Пусть думает, что нам нужна его телега. Это часть общего плана.
Криво усмехнувшись, Барский глубоко затянулся сигаретой.
- Возможно. Только имей в виду, Ризван, что, если между этой телегой и золотом есть хоть какая‑то связь, если есть хоть какая‑то зацепка, способная позволить ему узнать, где оно сейчас, то он это уже обнаружил. Он ведь не просто еврей, а умный еврей, шахматист, математик и технарь. Он эту тачку разобрал по винтику и снова собрал. И если он что‑нибудь нашел, то, скорее всего, не сразу понял. Что это могло быть? Какой‑то план? Это вполне возможно, потому что Гришка выдрал все рисунки из рам, когда обыскивал гнездышко этой девчонки. Это должно быть что‑то очень небольшое.
Казиев уставился на него с яростью.
- Этот Лифшиц - сообразительный парнишка, - продолжал Барский. - Не даром же он придумал компьютер, который стоит в десять раз больше всего твоего золота. Он аналитик, программист. Допустим, он нашел карту острова сокровищ, и сразу не понял, что это. А в это время бывший главный мафиози столицы как раз начал подсылать к нему своих людей и предлагать сумасшедшую цену за машину. Думаю, ему не сложно было сопоставить это и отправиться самому на поиски сокровищ. Как тебе схема?
Теперь Казиев с яростью смотрел на Слизняка. Арнольд Гершкович жевал сигару и, нахмурившись, разглядывал их обоих. Казиев махнул синеносому.
- Всё, братва, разговор закончен. Больше он ничего конкретного не знает. Разберитесь с ним и заканчивайте разговор.
Пистолет синеносого снова обрушился на череп Барского. Пока его тащили из комнаты, Барский старался не упасть.
За дверью его уже ждал Сашка Крот, нетерпеливо похлопывая дубинкой по ладони. Он взглянул на синеносого и его партнера.
- Ну, как?
- Давай, сделай так, чтобы ему жизнь медом не показалась, - кивнул синеносый.
Барский попытался уклониться от удара дубинкой. Но удар пришелся по лбу, и он почувствовал, как лопнула кожа. Перед глазами вспыхнул ослепительный свет, потом все залило красным. Следующий удар пришелся по шее. Он упал.
Сначала его били по почкам, и только через десять минут он перестал что‑либо чувствовать.
Глава восьмая
Вонь и дым не давали ему дышать. Барский решил, что он в сортире и сортир этот горит. Инстинктивно он попытался отползти в безопасное место, но при первом же движении на него обрушилась волна боли. Казалось, что все его тело раздроблено и размозжено, а вместо головы большое разбитое яйцо. Он собрался с силами и попытался осторожно приподнять это яйцо, крепко зажмурив глаза. Когда тошнота прошла, он открыл их.
Он валялся на свалке. Над тлеющей слева от него мусорной кучей поднимался вонючий дым. Неподалеку бродячий кот бился с крысой. Он был рад, что кот оказался рядом, потому что еще одна здоровенная крыса сидела в двух метрах от него, разглядывая его своими крохотными глазками.
- Спасибо тебе, храбрый кот, - пробормотал он. Барский потряс головой и начал осматриваться. Руки и ноги двигались. Весь он был измазан сажей и пеплом, и ему казалось, что все это въелось в его кожу. Он перекатился на живот, постарался встать и чуть не упал.
- Ну, браток, кто‑то очень не любит тебя.
Барский приподнялся и взглянул на говорившего. На низкорослом коренастом мужичке была выгоревшая рубашка, джинсы заправлены в сапоги. В руках он держал потрепанную шляпу и толстый свитер. Его испещренное морщинами темное лицо походило на кусок грязи. Совершенно неожиданно на нем блеснули белоснежные зубы, когда он улыбнулся Валерию.
- Меня многие не любят, - слабо отозвался тот.
Темные глаза мужичка остановились на нем.
- Ну ты здоровяк, брат. Чтобы так тебя отделать, нужно было много народу.
Барский попробовал шагнуть, но сразу же споткнулся. Собеседник подхватил его и положил его руку себе на шею.
- Давай, надо же выбираться отсюда.
- Да. Я бы очень напрочь.
Барский ощупал карманы. Ключи и бумажник были на месте. Опираясь на плечо своего спутника, порой повисая на нем, Барский дотащился до края свалки, где на деревянных подставках стоял старый автобус прозванный в народе "буханкой". Из его заднего окна торчала труба печки, окна были забиты досками и фанерой.
- У меня ты можешь почиститься маленько. Здорово болит?
- Порядком. Вы так и живете здесь, в этой вонище?
На темном лице появилась улыбка.
- Меня не трогают, и все, что сюда привозят, моё. Вот сегодня тебя привезли. - Барский не мог не рассмеяться.
- День на день не приходится. Что со мной было?
- Тебя решили закопать живьем. Отрыли могилу, бросили туда…
- А потом?
- А потом приехали мусоровозы и стали вываливать свое добро. Прямо на тебя. Во всяком случае, им так показалось. Но выяснилось, что в твою могилку не так много понавалило, раз ты выбрался.
- Это ты мне помог? И не испугался этих?
- Не люблю, когда людей хоронят живьем, - зло пробормотал мужичок. - Меня и самого так же вот похоронили когда‑то…
Барского поразило то, что он увидел внутри. Совершенно очевидно, что все содержимое автобуса поступало со свалки. Но внутри было чисто и опрятно.
На примусе кипел чайник, рядом стоял холодильник, поверх которого хозяин взгромоздил небольшую морозильную камеру. Барский взглянул на себя в большое, до пола треснувшее зеркало. Он был чернее трубочиста и не выглядел воплощением здоровья.
- Меня тут зовут Вовка. А тебя?
- Валера.
Они пожали друг другу руки, и Вовка занялся хозяйством. Он налил воды в кружку, достал пластмассовый стакан, на котором еще сохранилась наклейка от сыра "Виола", и плеснул туда бесцветной жидкости из бутылки.
- Ну‑ка, глотни. Это тебя малость поправит, братан.
Барский с сомнением посмотрел на стакан, сел и одним махом проглотил его содержимое. Впечатление в целом было такое, как будто он проглотил ручную гранату. Он залил пожар глотком воды и только после этого отдышался.
- Ничего себе, - с трудом проговорил он, - похоже на хорошую самогонку, только не из бражки, а из пороха.
Вовка ухмыльнулся и глотнул из горла бутыли.
- Вполне возможно. Мало ли что сюда сбрасывают - а все в дело идет. Убивает быстро, но не без мучений. Слушай, там у меня в углу бак с водой. Иди, приведи себя в порядок, а я пока попробую выбить грязь из твоей одежды.
- Спасибо. Очень любезно с твоей стороны.
Барский начал раздеваться, и, когда он увидел, что стало с его одеждой, ярость снова накатила на него. Когда‑то это был прекрасный твидовый костюм, пошитый специально для вручения ему ордена в специальной мастерской, где только и шились такие костюмы, и портной, обшивавший всех членов Политбюро, очень гордился своей работой. Он открыл кран бака и намылился сильно пахнущим желтым мылом. Вся его кожа горела, но он очень надеялся, что это мыло достаточно эффективно, чтобы убить блох, которых он наверняка набрался, валяясь на помойке. Он представления не имел, сколько он там пролежал. Во всяком случае уже темнело.
Горячая вода смыла боль, но дышать было еще трудно, и, когда он неосторожно кашлянул, ему показалось, что все внутренности оторвались. Он был весь в синяках с ног до головы.
Вовка старательно чистил его пиджак.
- У тебя отличный костюм, братан. Когда на тебе такая дерюга, поневоле чувствуешь себя человеком.
- Был отличный костюм, - угрюмо сказал Барский. - Он тебе нравится? У нас с тобой правда разные размеры, но ты его подгонишь. Давай я оставлю его тебе, а ты мне дай что‑нибудь чистое.
- Ну‑ну, - рассмеялся Вовка. - После хорошей чистки он будет как новенький. А одёжку я тебе одолжу. Потом вернёшь.
- Я не шучу. Костюм твой. - Барский взял сигарету из пачки, лежавшей на столе. - Я думаю, что ребята, которые испортили его, скоро купят мне новый. - И он с давно забытым трепетом затянулся "Беломором".
Вовка помолчал.
- Ну и взгляд же у тебя. Если ты на них так посмотришь, я думаю, они, действительно, купят тебе новый костюм. - Он показал ему на шкаф. - Покопайся там. Бери, что тебе подойдет.
Барский подобрал себе пару рабочих штанов серого цвета, рубашку в тон и какую‑то хламиду вроде куртки. Он застегнул ремень с пустой кобурой, протер туфли тряпкой и сунул в них босые ноги. Взгляд Вовки остановился на пустой кобуре.
- Так куда же меня к черту занесло? - спросил Барский.
- Мы примерно в десяти кэмэ за окружной. Вон те огни - это ТЭЦ.
Барский обшарил свой пиджак и извлек из подкладки скатанные в спицы две купюры по сто долларов - эн‑зэ на самый черный день, которого он не рассчитывал так быстро дождаться. Он развернул купюры и одну прижал бутылкой с пойлом, а другую сунул в карман.
- Как мне выбраться отсюда?
- Телефона тут нет, а то бы вызвали такси, - рассмеялся Вовка. - Единственно, что могу сделать, это договориться с водителем мусоровоза. Он сейчас как раз заезжает на свалку.
- Согласен на все, кроме катафалка. Пошли.
* * *
Водитель оказался армянином, развеселым парнем с гортанным голосом. Он обрадовался, что у него будет попутчик, и пообещал довезти клиента до города, тем более, что было по пути, но от предложенных денег гордо отказался. Потому что, как он сказал, "я еще на бомжах не наживался!"
Марина выбежала на балкон, когда мусоровоз с грохотом отъезжал от гостиницы. Она уставилась на Валерия, и он никак не мог сообразить, плачет она или смеется.
- Господи Боже мой! Это должно быть ужасно интересно. Иди и расскажи мне о своей новой работе.
Он с трудом поднялся по лестнице. Свалкой от него уже не пахло, но ничто не могло перебить мощный аромат желтого мыла. Сбросив с себя одежду, он схватил бутылку "Бон Аквы", закрыл глаза и пил прямо из горла, ощущая облегчение от того, что больше не нужно возиться с пуговицами на рубашке. Марина достала свежее бельё и вынула костюм из шкафа. Увидев синяки и ссадины, она вздрогнула и начала гладить их холодными пальцами, приговаривая:
- Барский, ради Бога, когда же ты научишься быть поосторожней?
Он улыбнулся разбитыми губами и подмигнул ей подбитым глазом.
- Я предлагаю конкурс. Угадай, сколько на мне синяков, и тебя ждет приз.
- Какой еще приз? - Она не могла смотреть на него. Он негромко рассмеялся. - Ты все равно еще долго не сможешь расплатиться со мной, даже если я угадаю.
Она помогла ему добраться до ванной, затем сама вымыла его, отвела в постель и поправила подушку.
- Дай‑ка я тебе сготовлю твой любимый коктейль. А потом ты мне все расскажешь.
- Хорошо. Где Наташа?
- Она прислушалась к твоему совету и подыскивает себе новое жилье.
- Это хорошо, - вздохнул он. - Солнышко, как она сейчас? В полном расстройстве, я думаю?
Марина плеснула виски в стакан, положила лед и добавила содовой.
- Я не знаю, Барский. Она странная девочка. Невозможно догадаться, о чем она думает. За все время, пока мы были здесь, она практически не упоминала его имени. Когда я пробовала заговорить о нем, она уходила от разговора. Хочешь знать, что я думаю?
- Я‑то, по крайней мере, и предположить ничего не могу.
- Я думаю, она просто не хочет говорить об этом ни с кем, особенно с теми, кто не скрывает своей антипатии к Фиме. Соглашаться она не любит и поэтому просто молчит.
Барский нахмурился и покачал головой.
- А что будет, если Фима вдруг вновь возникнет на ее горизонте с какой‑нибудь душераздирающей историей?
Марина не скрывала своей тревоги.
- Не знаю. Но когда она думала, что осталась одна, то обзвонила все места, где он мог быть- его квартиру, дачу, друзей с которыми, он обычно проводил время. Даже его шалав. Мне об этом сказала коридорная, тут же чертовски дорогой телефон.
- Хорошо, что Бог заботится о детях и дураках. - Барский налил еще виски, допил свой стакан и закрыл глаза. Он чувствовал, как руки Марины осторожно гладят его избитое тело.
- Ты что?
- Пытаюсь сосчитать синяки.
* * *
Барский проспал все ночь, но утром он с трудом мог пошевелиться. После горячей ванны и бутылочки с бальзамом он почувствовал себя несколько лучше.
Марина заглянула в ванную.
- Слушай, ты отсюда в Америку не звонил?
- Ты же знаешь, что нет?
- Дело в том, что они хотят повесить на нас счет за телефонные переговоры долларов этак на пятьсот.
- Ну, это форменный грабёж. Собираемся, - он выбрался из ванны. - Наташа нашла себе новое жилье?
- Говорит, что нашла. В районе Речного вокзала.
Со стоном и кряхтением Барский вытерся и оделся. Из чемодана он достал пистолет, зарядил его и засунул в кобуру.
- Поехали.
- Домой?
- Сначала туда. А потом мне нужно будет заглянуть в бар. - Он взялся за чемоданы. - А где Наташа?
- Она уже уехала.
- Что‑то мне это не нравится.
- Она не хотела тебя будить.
- Как же, не хотела будить! Интересно, почему она так спешила.
- А в чем дело? - спросила она его, когда они спускались по лестнице к машине.
- Не исключено, что она получила весточку от своего ненаглядного, - он сел за руль и закурил. - Честное слово, если это так, я ее хорошенько выпорю.
Марина смотрела на него с удивлением и тревогой.
* * *
- Летун вернулся, - доложил Сеня, ткнув пальцем куда‑то в глубину зала. Иван Красилин сосредоточенно отдирал этикетку с пятой по счету бутылки "Лёвенбрау".
- Что случилось? Муж вернулся не вовремя? - спросил он.
- Заткнись и угости меня пивом. Я думал, ты уехал.
Сеня принес ему бутылку пива, а Красилин подождал, пока он отойдет.
- Тут что‑то неладно. Можешь себе представить, что меня решил нанять именно наш Голландец.
- Рассказывай. Куда он собрался?
- Официально в родные Нидерланды, но попутно выяснилось, что он хочет подбить меня на "левую" незарегистрированную посадку. Он не хотел говорить куда. Я начал тянуть. Он сказал только, что это займет не больше десяти часов. Две посадки - одна на аэродром, другая - на базу. Один или два пассажира туда и обратно и груз. Утверждает, что общий вес не больше шестисот килограммов.
- Когда и откуда?
- Я ему объяснил, что я зарегистрирован как международная компания, а он сказал, что это хорошо. Я попытался вколотить в его тупую башку, что мне нужно знать размеры груза и количество мест, чтобы рассчитать балансировку самолета, но он или не знает, или не хочет говорить.
- Десять часов полета, - прикинул Барский. - Сколько ты делаешь в час, двести?
- Чуть меньше. Ощутимо меньше при встречном ветре. Больно у него фюзеляж большой. - Красилин сунул в рот сигарету и поджег ее. - Я ему сказал, что у меня есть другие обязательства, а потом потребовал по пять лимонов за каждый день ожидания. Он побарахтался, но выдал мне аванс за три дня.
- Ну, так ты можешь угостить меня чем‑нибудь поприличнее этого. - Барский знаком показал Сене, чтобы тот налил ему стаканчик. - Что‑нибудь слышал о тех, кто зафрахтовал тебя от моего имени?
Красилин со стоном расстался с деньгами, которые взял с него Сеня за выпивку хозяина.
- Что же произошло, когда Голландец вдруг решил полетать?
- Пришлось импровизировать, - ответил Красилин. - Мне кажется, это связано с какой‑то шпионской акцией. Я связался с ребятами из контрразведки. Они меня благословили, и они же за мной присмотрят. Если мои пассажиры и груз окажутся достаточно занятными, я дам им знать, и они нас посадят.
- Это не годится. Ты же держишься только на том, что всегда в целости и сохранности доставляешь и людей, и груз.
Красилин ухмыльнулся.
- Если так будет продолжаться, то кое‑кто может начать во мне сомневаться. Вообще‑то сначала надо посмотреть, что там такое будет.
- Получил добро на операцию?
- Прямо от генерала. Кстати, тебе привет.
- Да уж, конечно.
- К телефону, шеф, - сказал подошедший Сеня.
Барский прошел в контору. Звонок был из частного сыскного агентства.
- С этим "хорьхом" не все пока ясно, - сообщил детектив. - Канарис попользовался им лишь с месяц, машина постояла в его гараже, пока хозяина не расстреляли, затем она принадлежала миссии Красного Креста, которая бросила все и слиняла во время наших бомбежек. Потом машина перешла в руки советского коменданта восточной части Берлина, в 1949 году переехала в Москву и вместе с хозяином угодила под арест (у бывшего коменданта жена оказалась еврейкой, а вдобавок ко всему еще и стоматологом, ее угораздило чересчур болезненно выдернуть зубик у сынишки наркома и тот обвинил ее в участии в "заговоре врачей"). Всю семью быстренько расстреляли, но через год амнистировали, а имущество выставили на распродажу среди аппарата Старой площади. Тогда‑то машину и приобрел зампредисполкома области, Григорий Степанович Бурмашев. Примерно через год она была зарегистрирована на его имя, и в интересующее вас время, 26 апреля 1966 года, владельцем был он. Бурмашев умер в пятьдесят девятом, угодив в тюрьму за взяточничество, но конфисковать у него ничего не сумели, потому что он архимудро всё своё имущество записывал на имя жены и родственников. Но его вдова ещё жива. За ней никаких грехов не числится, кроме того, что над ее домом развевается красный флаг и во дворе вечно гремят совковые гимны. Кстати, семейство очень зажиточное. Наворовали на сто лет вперед, думаю, еще и внукам останется. Большой дом в Колоколамске. Как вы и сказали, они продали машину в шестьдесят седьмом. Потом ей владел завмаг, которого шлепнули в шестьдесят восьмом, потом художник, которого взяли за наркоту в семьдесят третьем, потом руководитель спортобщества "Трудрезервы"…
- Которого взяли за антисоветчину в семьдесят пятом, - закончил Барский.
Собеседник помолчал, потом тихо произнес:
- Э‑э‑э… вообще‑то за контрабанду и ввоз порнопродукции из‑за рубежа, но если у вас есть другие данные…
- Нет, продолжайте.
- Пока нам не удалось найти ничего по последующим владельцам…
- Думаю и они пали жертвой этой проклятой машины. Последняя владелица этого "хорьха", слава Богу, жива, но машина и ей успела подгадить. Ну, хорошо. Существует какая‑нибудь связь между Бурмашевым и Ризваном Казиевым? Или с другими, ему подобными?