- Лерой хочет вам кое-что сказать. - Она вытянула руку с мундштуком и выбила из него пепел о верхнюю ступеньку моего крыльца. - Ведь я права, Лерой?
- Да, - громыхнула басом гора мускулов. - Секс умер, Холман.
- Если с вами случилась такая беда, примите мои соболезнования, - произнес я сочувственно, - но не обращайтесь ко мне со своими интимными проблемами, Лерой. У меня своих собственных больше чем достаточно.
- Он имеет в виду, что умер старый доктор Секс, - продолжая хихикать, пояснила резвушка Фабер. - И перестаньте валять дурака, вы, несносный человек!
- Секс умер, - пробасил Лерой снова, - и не годится, чтобы кто-то совал нос в его могилу, понятно вам?
- Вы хотите сказать, что вам было бы желательно, чтобы я перестал разыскивать записи, которые так встревожили мисс Фабер? - спросил я.
- Да, именно! - ответила вместо него красотка напряженным голосом и на этот раз без очередного взрыва смеха. - Объясни ему все остальное, Лерой!
- Пожалуй, придется… - И бицепсы его стали надуваться. Зрелище было впечатляющим, как если бы вы наблюдали за появлением нового острова из глубины океана. - Чтобы вы отнеслись к ее словам серьезно, Холман!
Бицепсы надулись еще сильнее, пальцы сжались в кулак, и потом он нацелился им в мое лицо. Естественно, я без особой спешки отклонился и направил свои напряженные пальцы правой руки глубоко в его солнечное сплетение. Затем, прежде чем он успел сложиться пополам, я довольно сильно ударил ребром ладони по его кадыку, чем пресек какой-то совершенно звериный вой, которым сопровождалась первая часть моей самообороны.
- Во всем виноваты все эти третьеразрядные фильмы, которых вы наплодили уйму, - произнес я почти миролюбиво.
- Что? - Ее пальцы с такой силой сжимали мундштук, что косточки побелели. - Какого черта вы тут бормочете?
- Спектакль, разыгранный Лероем, - пояснил я. - Диалог же полностью заимствован из какого-нибудь боевика, из тех, которые без конца показывают уже в ночное время.
- Вы причинили ему боль! - завопила Сюзанна Фабер. - Он же убьет вас за это!
- Не сегодня, - заверил я. - И вообще, с ним ничего особенного не произошло, можете не волноваться. Просто какое-то время он будет чувствовать себя неважно.
- Неважно? - Ее сильно накрашенное лицо исказилось от ненависти. - Как, вы еще смеете?..
Мундштук выпал у нее из рук, она набросилась на меня, неистово размахивая кулаками в воздухе. Я выбросил вперед правую руку, слегка согнув пальцы, и ее правая грудь оказалась аккуратно зажатой в моей ладони. Я слегка усилил нажим и таким образом удерживал ее на безопасном расстоянии, в то время как ее ногти безуспешно пытались добраться до моего лица.
- Я всегда был сторонником серьезных тренировок. - Я почти ласково улыбнулся, глядя в ее искаженное от злости лицо. - Вы часто сюда приезжаете, мисс Фабер?
Глава 3
Гаррет Сулливан совершенно не соответствовал моим представлениям о психиатре. Для этого он выглядел слишком здоровым. Я бы скорее представил его на борту вертолета, обслуживающего какие-то Богом забытые места, куда иначе не доберешься. Крепко сбитый розовощекий детина, которому, возможно, судьба отпустила слишком много силы и здоровья. Как я считал, ему было лет сорок. Шапка густых русых волос, не начавших седеть даже на висках. Добрые карие глаза, которые заставляли тебя почувствовать в нем верного друга, которому можно спокойно доверять даже до того, как ты обменяешься с ним рукопожатием. А оно было достаточно твердым и уверенным.
- Вы сказали, что это очень важно, мистер Холман, - заговорил он с подкупающей искренностью. - Это что-то связанное с Германом Рейнером?
- Верно, - ответил я. - И я бесконечно благодарен вам за то, что вы нашли возможность повидаться со мной сегодня же вечером.
- Устраивайтесь поудобнее, - сказал он, - выпьем?
- Бурбон со льдом, спасибо.
Я уселся в кресло экзотического вида из ротанга, которое будто бы предназначалось для какого-то мандарина и было наверняка сделано в одной из мастерских кустарей-умельцев, окружающих Вилширский бульвар. Квартира доктора находилась на тринадцатом этаже нового высотного здания, декор был определенно восточным - под стать огнедышащему дракону, нарисованному масляными красками над ложным камином.
Доктор вернулся от бара с наполненными бокалами, протянул мне мой и уселся во втором ротанговом кресле против меня.
- Бедняга старина Герман! - произнес он для начала. - Я ведь был вместе с ним на той охоте, когда произошел несчастный случай. Вы знаете об этом? До сих пор не уверен, что когда-нибудь мне захочется снова отправиться на охоту…
- Как это случилось? - вежливо спросил я.
- В лесу мы с ним разошлись в разные стороны, - медленно заговорил он. - Герман был новичком, это был его первый выезд на природу. Но он шел уже третий день, и я боюсь, его утомили все мои добрые советы и наставления на протяжении первых двух… - Он невесело усмехнулся. - Объедините двух психиатров: они ведь ни за что не станут поучать друг друга, а тут… Так или иначе, но на третий день Герман настоял на том, что станет действовать самостоятельно. Я пытался его отговорить, но он заупрямился, и было ясно, что мне его не переубедить. Итак, мы ушли из охотничьего домика в восемь утра и разошлись в разные стороны. А где-то около половины двенадцатого прибежал ко мне запыхавшийся владелец и сообщил про несчастный случай. Кто-то из других охотников наткнулся на тело Германа час назад. Хозяин с трудом меня разыскал.
- Что с ним стряслось?
- Он погиб от выстрела в затылок. Полицейский хирург установил, что смерть наступила примерно в половине одиннадцатого. Его обнаружили лежащим посреди густого кустарника. Поверите ли, подобные вещи случаются очень даже часто! Какой-нибудь болван с ружьем в руках замечает, что что-то шевелится в чаще леса, и принимается стрелять, даже и не подумав выяснить, дичь это или нет.
- Удалось выяснить, кто это сделал?
- Нет. - Он медленно покачал головой. - Они проверили всех, кого смогли найти поблизости, но их пули оказались другими. Офицер, возглавлявший расследование, предположил, что человек, подстреливший беднягу Германа, обнаружил, что натворил, и тут же либо постарался поскорее оттуда убраться, либо запрятал свое ружье в таком укромном месте, где его никто не смог бы разыскать.
- Хорошенькое дело! - покачал я головой. - Человек умирает, а тип, виновный в его гибели, спокойно и безнаказанно исчезает с места происшествия?
- Да. - Его карие глаза оценивающе уставились на меня, и недавняя доброжелательность полностью исчезла. - Почему вы интересуетесь смертью Германа, мистер Холман?
- У меня появилась клиентка, которая в прошлом была его пациенткой, - пояснил я. - Он имел обыкновение записывать на магнитофон их беседы у него на приеме. После его смерти ленты исчезли, а она жаждет заполучить их назад.
Он поморщился:
- Так вон оно что! Шантаж, очевидно?
- Кто знает?
- Крайне сожалею, мне бы очень хотелось вам помочь. - Он слегка пожал плечами. - Совершенно очевидно, что сам Герман не стал бы мне болтать про своих клиентов и их проблемы. И я не имел представления…
- Он был одним из тех людей, чье болезненное любопытство удовлетворяется если не созерцанием, то хотя бы описанием эротических сцен, - холодно прервал я. - Позднее он проигрывал эти записи снова и снова ради острых ощущений. Вам это было известно?
- Герман?! - Он казался искренне потрясенным. - Боже упаси, не имел ни малейшего представления! Вы уверены?
- Я получил эти сведения из весьма авторитетного источника.
- Весьма авторитетного? О, вы имеете в виду Карен Рейнер, его жену?
- Верно.
Он протер глаза ладонью, потом посмотрел на меня весьма неодобрительно:
- Я бы на вашем месте не обращал большого внимания на то, что говорит Карен, мистер Холман.
- Почему?
- Потому что… ну… у нее имеются собственные проблемы… - Он снова принялся протирать глаза, на этот раз даже не пытаясь скрыть своего раздражения. - Проклятие! Я не хочу быть втянутым в эту историю, но в то же время мне совершенно не хочется, чтобы пострадала репутация такого человека, как Рейнер. Он был превосходным доктором и первоклассным психиатром. Ну а его жена… Скажем так: она эмоционально неуравновешенна.
- Что это значит?
- Это значит, что она нуждается в помощи психиатра, - коротко ответил он. - У нее не все в порядке с головой, если уж вам необходимо это знать, - он презрительно посмотрел на меня, - а я полагаю, вам это знать не мешало бы.
- Она считает, что ее муж погиб не в результате несчастного случая.
- Но это же нелепо!
- Почему? - рассудительно заговорил я. - Один из самых надежных способов убить человека - это придать его смерти видимость несчастного случая. А какое место является для этого наиболее подходящим? Лес, где сколько угодно никуда не годных охотников.
- Но чего ради кому-то понадобилось убивать Германа?
- Эти ленты ведут к элите Голливуда, - сказал я. - Для шантажиста это целое состояние.
- Тогда зачем было убивать Германа, чтобы их раздобыть? - сердито спросил Сулливан. - Почему просто не выкрасть их из его кабинета?
- Потому что это означало бы, что дело с самого начала будет передано полиции, - терпеливо разъяснил я. - Рейнер бы их вызвал, они бы установили значение записей и имена людей, которые оказались бы в затруднительном положении.
- И все же это не кажется убедительным, - проворчал он. - Я знаю, что Карен смотрит на случившееся иначе. Но к ней нельзя подходить с обычными мерками! Вообразить такое! Кто-то, мол, организует убийство Германа во время охоты… - Тут он внезапно умолк, посмотрев на меня широко раскрытыми глазами. - Черт побери! Но она ведь не допускает, что это я его убил, нет?
- Не знаю, - ответил я не слишком любезно. - Даже если да, то в настоящее время она чересчур перепугана, чтобы говорить о чем-то определенно.
- Но это же… - Он сделал глубокий вдох, заставляя себя успокоиться. - Я находился очень далеко, когда его нашли.
- Его нашли через час после убийства, - сказал я. - А где были вы, когда он умер? И можете ли вы это доказать?
- Я был за несколько миль от этого места, и я… нет, доказать это невозможно.
- Ну вот, сами видите, как обстоят дела, доктор! - произнес я спокойно. - Конечно, не стоит из-за этого терять сон. Полиция, очевидно, не сомневается в том, что это был несчастный случай. Так что дело будет закрыто, если только на свет Божий не всплывут какие-то новые факты…
- Новые факты, - проговорил он сдавленным голосом.
- Ну, эти исчезнувшие магнитные ленты, которые можно использовать для шантажа, - они ведь являются уликами, не правда ли? - объяснил я весело. - Для кого-то они являются весомым поводом для убийства доктора, верно?
- Видимо… - Ему удалось изобразить на лице подобие усмешки. - Для человека, который желает, чтобы я утратил сон из-за этой истории, вы проделали бесподобную работу. Выяснили все возможное, чтобы превратить меня в человека, страдающего бессонницей.
- Ну а почему вы-то должны беспокоиться? - принялся я его успокаивать. - Ведь вы же понятия не имели об этих записях.
Лицо у него мгновенно застыло, затем он как бы нехотя сделал медленный выдох - так, будто хотел, чтобы это не стало заметным.
- Когда я заявил об этом несколько минут назад, мистер Холман, я посчитал вас за человека, который сует свой нос в дела, совершенно его не касающиеся, и не намеревался вас вообще ни о чем информировать. Но за последние несколько минут мое отношение к вам изменилось.
- Дальше?
- Я знал про эти записи. Некоторые даже слышал, - медленно произнес он. - Герман использовал меня в качестве консультанта по некоторым проблемам. Это были чисто профессиональные консультации, конечно. Я с удовольствием помогал ему, и он настаивал, чтобы я получал за это щедрую плату. - Он сделал глоток из своего бокала и с несчастным видом посмотрел на меня. - Теперь, вы понимаете, почему я по вашей милости так быстро утратил покой. Если его собственная жена настаивает, что его убили потому, что кому-то захотелось воспользоваться этими лентами с целью шантажа, тогда я оказываюсь, мягко выражаясь, в весьма затруднительном положении.
- Какого рода проблемы у миссис Рейнер? - спросил я.
- Вообще-то обсуждать эти проблемы не совсем этично… - Он увидел выражение моего лица и поморщился. - Но поскольку она никогда не была моей пациенткой, а при сложившихся обстоятельствах… - Он откашлялся. - Я не знаю детально о характере ее проблем, для определения потребовался бы целый ряд анализов. Но, говоря в общем, у нее неустойчивая психика. Она - патологическая врунья… - Неожиданно он покраснел. - Полагаю, вы ожидали, что в моем положении я скажу нечто подобное, но это чистая правда, мистер Холман. Разумеется, не изучив как следует пациента, диагноз поставить невозможно, но с большой долей вероятности можно предположить, что у нее имеются параноидальные тенденции, причем появились они уже Довольно давно. Я никогда раньше не говорил об этом с Германом по совершенно очевидным соображениям-, но каким образом он мог терпеть ее в качестве жены - для меня всегда оставалось загадкой.
- Слушаю вас, и мне невольно приходит в голову, не была ли сама миссис Рейнер в лесу в то утро и не она ли это пустила в ход пистолет, - сказал я, подмигивая.
- Она была дома в постели, когда ей позвонили по междугородному, - сказал он. - Но конечно, она могла… Впрочем, нет - лучше такого… такого не говорить!
- Могла бы нанять профессионального убийцу и поручить ему выполнить эту работу? - спросил я. - Именно это вы хотели сказать, доктор?
- Именно. - Он на мгновение прикусил нижнюю губу. - Да, вы угадали правильно…
- Какое совпадение мнений! - усмехнулся я. - О том же самом сказала мне и она. Кто-то нанял профессионального убийцу. Поэтому она страшно нервничала: человек, прибегнувший к помощи профессионального убийцы один раз, всегда, говорила она, сможет нанять его вторично.
Я допил свой бокал, поставил его на ручку кресла и затем поднялся.
- Благодарю за потраченное на меня время, доктор.
- Мне хотелось бы быть более полезным, - очень искренне воскликнул он, - в особенности сейчас, когда вы наградили меня бессонницей!
Я прибегнул к старому приему: молчал, пока не приблизился к двери, а там обернулся и произнес:
- Еще один вопрос, доктор…
Я почувствовал, что ему не нравится тон моего голоса, однако ему не оставалось ничего иного, как произнести со вздохом:
- Слушаю вас, мистер Холман.
С самым беспечным видом я спросил:
- Когда вы в последний раз спали с Карен Рейнер, док?
- Убирайтесь отсюда немедленно, - с расстановкой произнес он, - прежде чем я вышвырну вас за дверь!
Строго говоря, это был не ответ, но я не стал настаивать. Просто вышел из квартиры и аккуратно закрыл за собой дверь, ничуть не усомнившись в том, что яснее любых слов правду мне сообщила паника в глубине его глаз, мелькнувшая на короткое мгновение, прежде чем он разыграл возмущение.
В лифте у меня возникли философские мысли: как можно строить новые прекрасные здания, когда старые мерзкие грехи продолжают в них расцветать пышным цветом? По всей вероятности, единственным объяснением для такого рода рассуждений послужит то, что события этого дня загнали меня в своего рода психологический тупик. С того самого момента, когда Барбара Дун дала мне прослушать эту ленту и я узнал про один из ее прежних неосторожных поступков, факты стали накапливаться как-то уж слишком быстро. Множество разрозненных сцен стало мелькать у меня в голове: встреча со второй половиной тайны Барбары - с ее секретарем со столь обольстительной фигурой, Марсией Роббинс; затем Мадонна из цветного стекла, справляющаяся у меня, не желаю ли я немного повозиться в передней гостиной, голос ее тогда звучал настолько буднично и равнодушно, будто подобные мысли случайно мелькали у нее в голове сплошным рядом; ну и наконец, смогу ли я когда-либо позабыть смешливую пташечку Сюзанну Фабер и ее мускулистого приятеля Лероя?
Затем я не без удовольствия вспомнил то, каким приемом мне удалось удержать ее на расстоянии вытянутой руки, хотя эта приятная сценка закончилась потоком злых женских слез, когда она забралась в свою небольшую синюю машину. Я великодушно засунул Лероя на заднее сиденье, поскольку у него все еще были серьезные респираторные проблемы, затем проследил взглядом за тем, как они уехали прочь и растворились в стране Фантазии, выходцами из которой, несомненно, являлись.
Я поехал домой и оказался там около половины девятого.
Интервью с Гарретом Сулливаном было достойным завершением беспокойного дня, так что я намеревался расслабиться и дать себе отдых хотя бы до утра. Прежде всего я занялся приготовлением сложного напитка. Мне оставалось добавить в него пару кубиков льда, когда раздался дверной звонок.
Признайтесь, кто радуется посетителю, когда неизвестно, кто он такой, да и к тому же является в самое неподходящее время?
Я отворил входную дверь и уставился на пышные черные усы, которые минутой позже растянулись и зашевелились, обнажив два ряда жемчужно-белых зубов.
- Рик Холман? - осведомился густым баритоном владелец разбойничьих усов и зубов, которые своим видом говорили: "Мне не требуется дантист".
- Да, это я, - ответил я весьма осторожно.
- Эдгар Ларсен, - представился он. - Разрешите войти?
- Пожалуйста, - без всякого энтузиазма проворчал я, отступая в сторону.
Когда он вошел, гостиная как будто немного съежилась. Это меня не удивило: у меня самого появилось ощущение, будто я слегка усох возле него. Он был громоздким решительно во всем: огромные усы и лошадиные зубы были всего лишь составными частями этого человека-горы. В нем было около сотни килограммов, но толстым его назвать было бы неправильно. Его абсолютно лысая голова была бронзовой от загара, а внушительные усы чуть ли не достигали ушей, а затем плавно спускались вниз.
- Я управляющий делами Барбары Дун, - объявил он с величайшей гордостью, как будто сообщал об этом целому миру, - но, видимо, это вам уже известно, Холман?
- Она упоминала об этом сегодня утром. - Я тоже ощерился, хотя зубы у меня были помельче и парочку мне уже пришлось в свое время запломбировать. - Вы приятель этого шарлатана, не так ли?
По его глазам было видно, что данный эпитет не привел его в восторг, но, будучи человеком воспитанным, он ухитрился выжать из себя подобие улыбки:
- Весьма оригинально, Холман! Никто не предупредил меня, что у вас такое потрясающее чувство юмора. А то бы я захватил свою записную книжку с длиннобородыми анекдотами.
- Почему вы не присядете, мистер Ларсен? - предложил я. - И потом, зачем такая официальность?
Зовите меня либо Риком, либо просто мистером, договорились?