- Возможно, нанять вас посоветовал ей кто-то другой, тот же Ларсен. И ей пришлось с этим согласиться. Если бы Барбаре в руки попали эти ленты, она бы тут же усмотрела превосходную возможность поквитаться с Фабер. Именно из-за нее произошел развод. Барбара обнаружила, что Харвей обманывал ее с Фабер. Неужели вы об этом не знали?
- Нет, - сказал я, - но все же чего ради она захотела бы шантажировать Ларсена, помимо Сюзанны Фабер?
- По той же самой причине, по которой она притворилась, будто шантажируют ее, - заявила Марсия. - Чтобы отвлечь подозрения.
- Все это хорошо, но я по-прежнему считаю шантажисткой Карен Рейнер.
- Меня абсолютно не интересуют ваши предположения. Я хочу одного: чтобы вы немедленно убрались отсюда.
- Если вы попросите меня об этом вежливо, я так и быть смогу отвернуться, пока вы сходите за халатом или чем-то другим.
- Большое дело! - Она злобно сверкнула глазами, но тут же спросила: - Вы говорите серьезно?
- Конечно, но если вы попросите вежливо и мило.
Она скрипнула зубами:
- Рик, пожалуйста, не могу ли я сходить за халатом?
- Почему же, конечно! - улыбнулся я. - А я посижу здесь с закрытыми глазами, пока вы сделаете это.
- Но если вы по забывчивости откроете глаза, обещаю, что я вырежу у вас сердце тупым ножом! - мило прощебетала она.
Я действительно зажмурил глаза, до меня долетали едва различимые звуки, как будто бы где-то скреблась мышка, затем захлопнулась дверь. Я снова раскрыл глаза и закурил сигарету, потом подошел к телефону и осторожно приподнял трубку. Раздались два тихих щелчка: это Марсия закончила набирать номер на параллельном аппарате наверху, в трубке раздался телефонный гудок, потом загудел сам Харвей Маунтфорт.
- Харви? - заговорила Марсия очень тихо, но напористо. - Слушай! Здесь Холман. Вошел в дом минут пятнадцать назад. Барбара, должно быть, дала ему свой ключ.
- То, что ему требуется, - это добрый удар по носу! - свирепо заявил Маунтфорт. - Я сейчас приду и сделаю это.
- Нет! - запротестовала она. - Именно этого он и хочет. Он ищет тебя. Оставайся в стороне, слышишь, Харв?
Она быстро передала ему содержание нашего разговора, а когда закончила, на другом конце провода воцарилась тишина.
- Теперь ты понимаешь, Харв? Я не знаю, чего добивается Холман, но я ему не доверяю. Так что держись подальше от него, слышишь?
- Слышу, Марсия, - медленно ответил он. - Но до меня не доходит. Какого черта он собирается делать?
- Говорю тебе: я не знаю! - нетерпеливо бросила она. - Но я сейчас спущусь к нему и постараюсь выяснить. Потом перезвоню, о’кей?
- О’кей, - хмыкнул он и положил трубку.
Я дождался, когда она тоже положит трубку, и аккуратно поместил свою на рычаг. Разговор оказался пустым, единственной фразой, показавшейся мне значительной, был вопрос Харвея: "Какого черта он собирается делать?" - поскольку, откровенно говоря, я сам не знал, что на него ответить.
Я прошел в передний холл и уже практически приоткрыл входную дверь, когда услышал позади себя возмущенный голос:
- Разве хорошо так поступать, Рик Холман?
Обернувшись, я увидел Марсию Роббинс. Она стояла у подножия лестницы.
Черный шелковый халат был плотно затянут вокруг ее талии.
- Вы уже уходите, даже не попрощавшись со мной? - Стекла ее очков возмущенно блеснули. - Разве так делают, Рик Холман?
- Я знаю, когда следует удалиться, - ответил я ей печально. - Когда я вытащил пустышку, вот когда.
- О чем это вы толкуете?
Я вышел на крыльцо, решительно закрыл за собой дверь и прошел к машине. Неожиданно в голове моей мелькнула одна мысль, которая заставила меня вернуться и позвонить в звонок. Дверь отворилась так быстро, что были все основания предположить, что моего возвращения ожидали.
Руки Марсии дернули за пояс на талии, черный халат соскользнул к ее ногам, предоставив мне возможность полюбоваться глубокой впадинкой между ее грудями и крутым изгибом бедер.
- Почему бы вам не вернуться назад с холода, Рик? - спросила она мягким чувственным голосом. - Возможно, мы найдем общий язык?
- Я вернулся, чтобы задать один вопрос, - пояснил я. - Что происходит между вами и Харвеем Маунтфортом такого, что заставляет его без конца врываться к вам сквозь французское окно? Ларсен уверяет, что это секс, но, когда я только что об этом подумал, решил, что это бессмыслица. Мне это напоминает комедийный эпизод в старых порнографических фильмах. Старина Харв мог бы разыгрывать подобные сцены, но это совершенно не ваш стиль.
Она снова завернулась в свой халат беспомощным жестом, как будто подумала, что ее обнаженное тело не способно отвлечь меня от работы, что же, дескать, еще остается бедной девушке?
- Вы… - Губы у нее предательски дрожали. - Вы и ваши грязные мысли!..
- Значит, раз он врывается в кабинет не для того, чтобы быстро поразвлекаться на ковре, - грубо заговорил я, - так чего же ради он тогда является? Может быть, у вас есть общие интересы? Не так ли?
Ничего не ответив, она резко захлопнула дверь у меня перед носом. Немного подождав, я снова пошел к машине и направился домой.
В доме стояла мертвая тишина, когда я выдвинул ящик бюро и достал свой тридцать восьмой вместе с наплечной кобурой. По большей части, когда я оказываюсь по ночам в доме один, дом мой по-приятельски перешептывается со мной, но, очевидно, к оружию у него такое же отношение, как и у меня: дом нервничает. Когда ты берешь с собой пистолет, то знаешь, что тебе будет необходимо в кого-то стрелять. И эта мысль действует на меня угнетающе, хотя я каждый раз неизвестно кого заверяю, что делаю это только для самозащиты. А мое подсознание тут же задает еще один противный вопрос: "Так ты уверен, что кто-то первым собирается выстрелить в тебя?"
Я закрыл глаза всего на мгновение и совершенно ясно представил себе, как один неортодоксальный психиатр пробирается на четвереньках сквозь заросли тростника, с завидным упрямством надеясь добраться до дичи. А тут другой малоопытный охотник, видя, как что-то движется в зарослях, без раздумий стреляет в него. И после этого моментальный переход: другой охотник, настойчиво следящий за головой психиатра с помощью мощного оптического прицела, выжидает в сотне ярдов от него удобный момент, чтобы спустить курок. На таком расстоянии убийство человека теряет свою специфику, его можно даже сравнить с уничтожением назойливого муравья…
Я заставил себя потрясти головой и сказать себе, что все это ровным счетом ничего не значит. Возможно, Рейнер был убит преднамеренно, но, возможно, и нет. В данный момент я не мог с уверенностью сказать, как это было на самом деле. Но мой ум безжалостно заявил, что если он был убит, то возможно и еще одно убийство.
Я перестал прислушиваться к внутреннему голосу и выскочил поспешно из дому, чтобы сесть в машину.
Я нажал на тормоза на красной подъездной дороге дома в Бел-Эйр приблизительно в полночь и бегом поднялся на ступени парадного портика. Все окна были темными, поэтому я нажал на кнопку дверного звонка и не снимал с нее палец. Секунд через тридцать, когда ничего не произошло, я потерял терпение и стал барабанить кулаками по двери. Она содрогалась под моими ударами, стараясь показать, что не привыкла к такому грубому обращению, так что под конец я ударил по ней плечом - и пораженная таким неуважением дверь распахнулась. Я нащупал выключатель, вошел в передний холл и зычно закричал: "Карен! Карен?"
Ответа не последовало, поэтому я заглянул в гостиную, но она была пуста.
Я заглянул поочередно во все комнаты, выкрикивая ее имя. Когда я поднимался по лестнице, последние проблески разума уговаривали меня, что Карен куда-то уехала, - возможно, навестить старого друга, или посмотреть кинофильм, или же провести несколько деньков с сестрой на Лонг-Бич. Существовал миллион логических объяснений тому, почему ее нет дома. Но ни одно из них ровным счетом ничего не значило, потому что где-то в тайниках моего мозга, куда никогда не добирались резонные соображения, таилась уверенность, что Карен наверняка дома, так что рано или поздно я ее разыщу.
Я нашел ее в ванной комнате рядом со спальней. Она лежала в ванне, откинув голову на бортик. Лицо Мадонны из цветного стекла было бескровным, темные глаза были широко открыты и выжидательно смотрели на меня, как если бы каким-то образом я знал ответ на ее вопрос. Ее потрясающе красивое тело было холодным как камень, даже холоднее воды, в которой она лежала. Я запустил пальцы в ее коротко постриженные волосы и осторожно приподнял голову. На выложенном кафелем полу темнела густая лужа, а на облицованной кафелем стенке был розовый след в тех местах, куда долетели кусочки мозга…
Кто-то выстрелил ей в затылок с близкого расстояния из крупнокалиберной винтовки.
Глава 8
- Карен мертва?
Лицо Гаррета Сулливана приобрело нездоровый синевато-белый оттенок, когда он с трудом добрался до ближайшего стула и почти свалился на него.
- Она принимала ванну. - Я сам говорил с трудом. - Кто-то вошел туда и выстрелил ей в затылок с близкого расстояния из крупнокалиберного ружья. Ее мозг был разбрызган по всей стене.
- Бедная Карен! - пробормотал он. - Но почему? Я хочу сказать, кто мог пожелать…
- Ее напарник, - заявил я. - Тот, кто забрал все эти магнитные ленты, а затем убедил ее написать шантажирующие письма. Когда я разговаривал с вами раньше, я считал, что записки писала сама Карен, о чем я вам и сказал. Но я умолчал о том, что с самого начала предполагал, что у нее был партнер. Я говорил то же самое еще кое-кому. Это был своего рода тест, Сулливан. Один из троих должен был быть ее партнером по шантажу, он-то и успел добраться до Карен прежде меня. Признаться, у меня и в мыслях не было, что он ее убьет.
- Вы думаете, что ее партнером был я? - Он тоскливо посмотрел на меня. - Думаете, что я ее убил?
- Лучше скажите мне, док, где вы были после того, как я позвонил вам? - вкрадчиво спросил я.
- Здесь. - Он заморгал. - Нет, у меня нету алиби. Я был тут один. После вас ко мне никто не заходил и не звонил.
- Это делает вас очевидным подозреваемым! - бросил я. - У меня имеется свидетель, который слышал все, что я вам сообщил по телефону. К тому же вы были на той охоте с Рейнером, когда его убили точно таким же образом, каким сегодня была убита его жена.
- Я могу поклясться, что смерть Германа была несчастным случаем, - заговорил Сулливан хриплым голосом. - И я клянусь, что не убивал Карен. Я не выходил вечером из квартиры, Холман, и это чистая правда.
- Карен сказала мне, что в офис никто не входил после того, как она вернулась с похорон и решила навести там порядок, - заговорил я. - Сказала, что имелись всего две связки ключей: одна хранилась в доме, вторую вы ей вернули со всеми остальными личными вещами ее убитого мужа.
- Все верно, - согласился он, медленно кивая, - но…
- Так что ничто не могло помешать вам сначала воспользоваться ключами, войти в его офис и забрать ленты, а потом уж вернуть ключи Карен.
- Я этого не делал! - Сулливан выпрямился, глаза его широко раскрылись. - Это же безумие, Холман! Чего ради я стал бы воровать - ну какой мотив мог быть у меня для того, чтобы шантажировать этих людей?
- Я не знаю, - хмыкнул я. - Именно это мешает мне незамедлительно вызвать полицию и сдать ей вас.
Но возможно, я все же поступлю именно таким образом, Сулливан, если не смогу добиться от вас какой-то правды.
- Правды? - Он облизал пересохшие губы. - О чем?
- Доктор Секс - Герман Рейнер, - сказал я. - Вчера вечером я прослушал кусочек такой ленты, где клиентка рассказывала ему про оргию во время уикэнда, в которой участвовало пять человек, включая ее саму. Рейнер все время требовал уточнений, заявил, что нужно назвать имена конкретных людей, мол, это ей почему-то поможет. Если вы специалист по психоанализу…
- Нет, - глухим голосом сказал Сулливан, - такие сведения не могут помочь ни при каком анализе. Вас это интересовало, не так ли?
- Если это правда…
- Разумеется, это правда! - Он обтер пот со лба тыльной стороной ладони. - Послушайте, Холман. То, что Карен рассказывала про него, было правдой. Герман Рейнер был человеком, болезненное любопытство которого удовлетворялось если не созерцанием, то хотя бы описанием эротических сцен. Но к тому времени, когда я это выяснил, у меня уже появился комплекс вины, потому что я переспал с его женой. Это случилось один-единственный раз, - быстро добавил он. - Я приехал к ним повидаться с ним, но его не оказалось дома. Карен приготовила мне выпивку, стала изливать душу о своих горестях и болезнях, и не успел я опомниться, как оказался у нее в постели! - Он попытался победно улыбнуться, но у него не получилось, потому что думал он совсем о другом. - Короче говоря, она меня соблазнила, - добавил он с горестным вздохом.
- Таким образом, у вас был этот комплекс вины к тому времени, когда вы обнаружили, что Рейнер был любителем эротических сцен, - сказал я. - А как вы это выяснили?
- Как? Однажды, когда я был у него в кабинете, - смущенно заговорил Сулливан, и на щеках у него выступили красные пятна, - он сказал мне, что у него есть нечто крайне занимательное и он хотел бы, чтобы я это послушал. Потом он поставил одну из лент. Полагаю, мне следовало бы его остановить, но…
- Но в каждом из нас имеется что-то от любителя эротики, в том числе и в вас? - пришел я ему на выручку.
- Ну, нечто в этом роде, - согласился он. - Я вам солгал, конечно же он никогда не консультировался со мной, но я подумал, что должен каким-то образом объяснить вам, откуда мне известно содержание этих записей.
- Он всё дал вам прослушать?
- Не знаю… - Он пожал плечами. - Полагаю, к тому времени он уже отобрал несколько самых… смачных… с записями исповедей четырех своих клиентов.
Я почувствовал, что у меня отвисла челюсть.
- Четырех?
- Ну да, четырех. Барбары Дун, Сюзанны Фабер, Харвея Маунтфорта и Эдгара Ларсена.
- Маунтфорта тоже? А что было на его ленте?
- Всякая грязь, как у них всех, - поморщился Сулливан. - Лично я считаю, что Рейнер редактировал свои трофеи, - выбирал наиболее сенсационные кусочки из исповедей каждого.
- В таком случае расскажите-ка мне про скабрезные признания Харвея Маунтфорта.
- Ну, описание времени, проводимого им с Сюзанной Фабер, когда он был женат на Барбаре Дун. У него было кое-какое оправдание, его жена была холодной и, как он сильно подозревал, имела лесбийскую связь со своей секретаршей.
- Он ничего не сообщил о его собственных взаимоотношениях с этой особой?
Сулливан нахмурился и задумался на несколько минут.
- Что-то не припоминаю. Хотя обождите минуточку. Он что-то сказал о том, что уже после развода сообразил, какую совершил колоссальную ошибку, что единственная женщина, которую он по-настоящему любил, была Барбара Дун. Но он не надеется уговорить ее вернуться к нему, поскольку ее секретарша находится при ней постоянно.
- Что-нибудь еще?
Он твердо покачал головой:
- Нет, я в этом уверен. Большая часть его ленты посвящена описанию его свиданий с Сюзанной Фабер, оргий по субботам и воскресеньям в ее доме, ну и тому подобным вещам.
- Ладно, - сказал я ему, - вы больше ничего не забыли мне рассказать про Рейнера?
- Нет, это все. - На лбу у него опять выступили капельки пота, и руки сильно дрожали, когда он их обтирал. - Что теперь будет, Холман?
- Убийство Карен Рейнер на моей совести, - сказал я, - я, можно сказать, подставил ее под удар. Не вызвал полицию, потому что теперь ей уже ничем не помочь, а копы только помешают мне отыскать ее убийцу.
- Если вы не против выслушать меня, Холман, - Сулливан неуверенно посмотрел на меня, на его лбу снова появились бусинки пота, - мне кажется, что вы не правы. Полицию надо поставить в известность, и немедленно. Вы во всем вините себя, а возможно, вы ни при чем.
- Я уже сказал вам, что подставил ее под удар, а то, что я не предвидел, что ее партнер поднимет на нее руку, не умаляет моей вины. И кроме того, вы не представляете, что я пережил, обнаружив ее. Это надо было видеть самому. Она лежала в ванне с размозженной головой. Тело у нее окаменело, оно было холоднее воды, в которой она находилась, и когда я…
- Постойте! - неожиданно выкрикнул он.
- Что такое?
К нему явно вернулась профессиональная уверенность, он почувствовал себя снова врачом, в этом не было никакого сомнения.
- Вы настолько упиваетесь собственными чувствами и переживаниями в связи с этой сценой, Холман, что игнорируете факты. - Теперь он говорил деловито-спокойным тоном. - В котором часу вы мне звонили? Около половины десятого?
- Примерно, но какое…
- А в котором часу вы обнаружили тело Карен?
- Приблизительно в полночь.
- И оно было холодным как лед, говорите вы? Вам показалось, что даже холоднее воды, в которой она лежала?
- Точно, но…
- Я имею все основания уверять, что Карен никогда не принимала холодных ванн, - заговорил он вкрадчивым голосом. - Температура тела начинает снижаться сразу же после смерти, но, если опустить тело в горячую воду, процесс замедляется. Однако, по вашему мнению, убийцу вынудило действовать ваше сообщение о том, что будто вы имеете сведения о том, что автором записок шантажирующего содержания является Карен. Мне вы об этом заявили в четверть десятого. А когда остальным двоим?
- Одному тогда же, потому что он присутствовал при моем телефонном разговоре с вами, - медленно произнес я, - третьему чуть позже.
- В таком случае, если один из этой троицы убил ее, это не могло быть сделано задолго до десяти, - продолжил он уже совершенно спокойно, - а тело Карен не могло стать на ощупь холодным как лед всего за пару часов, не так ли? Я даже сомневаюсь, что за два часа смогла бы полностью остыть вода в ванне!
- Вы имеете в виду, что Карен была мертва еще до того, как я позвонил вам из квартиры Ларсена? - пробормотал я.
- Я получил свой врачебный диплом задолго до того, как стал специализироваться на психиатрии, - сообщил он бодрым голосом. - Даю вам слово, Холман, что раз тело было холодным как лед, значит, Карен умерла не за два часа до этого, а гораздо раньше.
- Спасибо! - сказал я ему без особой радости. - Вы сняли меня с крючка.
- Надеюсь, что и себя тоже.
Его бледное лицо довольно скоро стало приобретать естественную окраску.
- А теперь не считаете ли вы, что лучше вызвать полицию?