2
Родители Рудольфа Милича жили странной, лихорадочной жизнью полухудожников, полуторгашей. Когда-то, в молодости, отец его был способным художником, участвовал в выставках, с воодушевлением спорил об искусстве, яростно обрушивался на "ремесленников", которые "пасутся около искусства". А потом дружба с какими-то делягами, бравшими подряды на роспись клубов, оформление магазинных витрин. Халтурка!..
Вначале это слово произносилось в доме с презрением, с издевкой, работа эта считалась вынужденной обстоятельствами. Потом незаметно халтура вошла в обиход, в быт. "Я поехал на халтурку", - озабоченно говорил отец точно так, как люди говорят: "Я пошел работать". Халтура стала профессией. Со смехом, не смущаясь, довольный отец рассказывал, как удалось околпачить какого-то завклубом, или работника районного отдела культуры, или директора ресторана. "Олухи, не отличат масла от клеевой краски, Рафаэля - от малярной вывески, - разглагольствовал он. - Всучили им халтурку - будь здоров! Сорвали тридцать тысяч на бригадку, а всей работы - пять дней. Для фасона продержали месяц. Работу не только приняли, а еще спасибо сказали. Главное - это держаться этаким Айвазовским, генералом от художества…"
Когда в дом приходили гости, начинались "светские" разговоры. Первое место занимали здесь сплетни: о художниках, писателях, ученых. Собравшиеся халтурщики вели себя вольно и не стеснялись в выборе выражений.
Если Бобу хотелось казаться старше своих лет и близкие перевзросляли будущего "академика", то Рудя в детстве на вопрос, кем он хочет быть, с заученной наивностью отвечал: "Ребенком", чем приводил в восхищение родителей.
Годы шли, а мальчик в самом деле хотел лишь одного: всю жизнь оставаться "цветком жизни", о котором постоянно пекутся взрослые. Позже родителей начало беспокоить отсутствие интересов у ребенка, и они старались увлечь его коллекционированием марок, игрой на пианино, спортом - словом, всем понемногу. И Рудя увлекался всем понемногу: с двенадцати лет собирал джазовые пластинки, потом обменивал их, потом продавал. Неожиданно занялся стихосложением. Родители поощряли. Стихи его были особенные: рифма, ритм, связное предложение не признавались. "Главное - это общее настроение и диссонанс", - утверждал он. Брезгливо морщась, он цедил, к восхищению знакомых:
Слякоть. Витрина.
Блеск. Шелк.
Шина. Свисток.
Стоп. Хам! Умер.
Город. Рога быка.
Дрянннь!
А с учебой в школе становилось все хуже. Разболтанный и ленивый, с вечно брезгливой улыбкой на красивом лице, он уже не раз оставался в классе на второй год. Наконец он заявил родителям, что пусть в школе учатся "ваньки", а он-де не "ванька" и намерен "творить". Разъяренный отец надавал ему оплеух, но это не помогло. Год Рудя околачивался на улице Горького. Отцу надоело бездельничанье сына, и он заставил его работать в своей оформительской "халтурбригаде", "Хабе", как по-домашнему называлась она. Но так как Рудя был всегда томно ленив, то зарабатывал мало. Отец в этих делах был тверд и лишней копейки не выдавал. А развлечения требовали денег. И тут случай помог Руде: он научился ловко орудовать картами.
Родители Руди обожали "оригинальные знакомства", и поэтому в их доме иногда появлялся приторно-вежливый пухлый старик. Из грудного карманчика его засаленного пиджака всегда кокетливо выглядывал уголок белого платочка, под отвислым подбородком красовался галстук-бабочка. Старик этот был старым картежным шулером. Он со смаком рассказывал о дореволюционных крупных играх в московских клубах и игорных притонах, о случаях из жизни купцов-миллионеров и знаменитых шулеров. Вот этот "милейший Павел Петрович", шутя и смеясь, обучил Рудика картежным фокусам и "приемчикам".
Рудя оказался способным учеником. Он обыгрывал всех: и мальчишек и взрослых. При необходимости давал партнеру выиграть, "для затравки"… Не раз управдом заставал его и мальчишек за игрой в карты. Запрещения не помогали. Он сообщил участковому, тот заинтересовался, чем занимается Рудольф Милич. В бригаде отца он уже не работал. Тогда Рудя поступил в вечернюю школу для взрослых. Этим он преследовал две цели: дома его перестали корить за безделье, а для милиции он стал "устроенным".
- Броня! - говорил Рудя, показывая приятелям удостоверение школы. - Защищает от родителей и от участкового.
3
Боб был удивлен, когда через день ему позвонил какой-то Рудольф. Боб сказал, что никаких Рудольфов не знает.
- А ты, Вундербоб, должок в триста десять рублей не забыл? - спросил тот же голос. - А если забыл, то я приду и напомню об этом у тебя на квартире…
Боб обомлел. Он плохо слышал, что дальше говорил Рудольф, и соображал, как же ему быть теперь…
- Приходи вечером, - приказал Рудольф, - дам отыграться, но без денег играть не буду.
После обеда были взяты сто рублей из ящика трюмо, а через час мама кричала на Таню. Девушка рыдала. Боб, волнуясь и мучась, метался по квартире. Он болезненно морщился, когда до него доносились визгливые крики матери и всхлипывания Тани. Хотелось заткнуть уши. Незаметно для себя он очутился перед трюмо. Постоял в нерешительности, оглянулся, быстро вытащил деньги из кармана и сунул обратно в ящик, прикрыв их сверху счетами на газ и электричество.
Вот когда он почувствовал не только облегчение, но и радость!
Боб вернулся на кухню, где продолжалась ссора, и намекнул, что не мешало бы получше поискать пропажу.
- Значит, я выдумываю понапрасну? - спросила возмущенная Агния Львовна. - А ты не брал?
- Болтаешь всякую ерунду! Орешь, как базарная баба! - закричал Боб, покраснев.
Весь гнев матери обратился против него. И Боб неожиданно получил увесистую оплеуху. Он зарыдал и выбежал из кухни.
Вернулся отец. Мать со слезами рассказала ему обо всем. Он морщился и просил стонущим голосом:
- Какое мне дело до ваших расчетов? Я работаю, как вол. Неужели этого вам мало? Даже пообедать спокойно не дадут! - Павел Авксентьевич не выносил неприятных разговоров во время еды. - Ну, давай проверим вместе!
Проверили, и деньги нашлись…
После обеда Боб снова стал мучиться. А вдруг Рудя исполнит свою угрозу, придет сюда, будет требовать долг с матери? И все откроется… Что делать? Что делать?
В прихожей стукнула дверь, это мать ушла в "Гастроном" за покупками. Неведомая сила толкнула Боба опять к проклятому трюмо. Он постоял возле него, потом побежал в столовую, схватил ключ из буфета, открыл ящичек, взял сто рублей из-под счетов… Он чувствовал себя несчастным, ненавидел всех: мать, Рудю…
Вечером Боб был у Руди и играл. От плохого настроения и следа не осталось. Он выиграл целых пятьсот рублей! Долг был полностью погашен. Оставалось почти двести рублей чистых.
- Учись быть широкой натурой, Вундербоб! Кто выиграл, тот угощает, - заявил Рудя, и они отправились в магазин за покупками.
Потом пили на какой-то площадке лестницы черного хода. Кроме Руди и Пашки, никого не было. Боб чувствовал теперь к Руде симпатию. Потом Рудя вынул из кармана карты. Они снова играли, почти в темноте. Боб горячился, проигрывал, ругался, хотел отыграться и проиграл… тысячу сто рублей. Из них сто - Пашке. Вначале он не поверил этому и даже рассмеялся. Такие огромные деньги ему никогда не достать! Ведь они шутят? Ну пусть скажут, что шутят!
- Ничего, отыграешься. Сегодня ты, а завтра я… Я тебе верю, Вундербоб, - сказал Рудя. Но все же заставил Боба написать расписку с обязательством вернуть деньги по первому требованию. - Помнишь, ты говорил об отцовской "Победе"? - спросил он. - Ты говорил, что. в дни, когда отец ездит сам, шофер утром только пригоняет машину в переулок, а потом уходит..
Боб кивнул головой.
- Люблю кататься. Достань запасной ключ от машины, мы покатаемся часика два, машину поставим на место.
- А если отец заметит? Скандал будет жуткий!
- Все будет в порядочке! Я тебе засчитаю из долга половину. И расписку отдам.
- А если машину задержат или вы ее испортите?
- У меня права. Я езжу, как бог. Увидишь.
- Но если отец не найдет машины на месте, он позвонит в ОРУД, нас задержат.
- Чепуха! Ты сам говорил, что машина целыми днями, а иногда и ночью стоит в переулке и отец не пользуется ею.
- Бывает… Особенно если готовит лекцию на новую тему. Или когда в какой-то институт за город ездит. Он туда не любит на своей машине… Ему такси оплачивают.
- Ясненько! Так как, ключ будет?
- Не знаю…
- Устрой, устрой! Или ключ, или завтра ты мне вернешь весь долг.
Боб опешил.
- Вы шутите, - пробормотал он, - ведь мы же играли…
- Именно - игра, - сухо сказал Рудя. - Или верни долг, или давай ключ, или отыгрывайся.
- А я отыграюсь!
- Пожалуйста. Я никогда не отказываюсь. Только надо иметь, на что играть. На слово я не играю. Не юли, Вундербоб. Итак, завтра утром ко мне домой с ключом или в девять вечера приходи в клуб подкидных дураков.
- Куда, куда?
- Пашка проведет.
Вскоре после разговора Рудя стоял у ближайшей будки телефона-автомата и с необычайной для него вежливостью уступал свою очередь до тех пор, пока желающих говорить по телефону не оказалось. Тогда он поспешно набрал номер телефона, вызвал Леонида Григорьевича, назвался и сказал:
- Машину я почти организовал: завтра-послезавтра сделаю пробу, затем вторую, а там алле гоп!
- Действуй! Потом звякнешь! - отозвался голос из трубки.
Послышались частые гудки. Рудя вышел из будки.
Оглянувшись по сторонам, он быстро зашагал по улице.
4
Боб возвращался вместе с Пашкой. Тот плелся, волоча ноги, и насвистывал песню из кинофильма "Бродяга". Боб все еще не оправился от потрясения. Его бил озноб, язык плохо повиновался ему.
- А все из-за тебя! - корил он Пашку. - Кто украл пятьдесят из маминого трюмо? Ты! Кто в парке напоил меня? Ты! Кто второй раз свистнул двадцать пять и десять? Ты! Так эта десятка и висит на моей шее. А теперь свел меня к этому Руде, и он меня ободрал! А кто он такой, этот чертов Рудя-пудя? А? Жулик?
Пашка мгновенно перестал свистеть и испуганно обернулся к Бобу.
- Ага, испугался! - злорадно сказал Боб. - Вот заявлю в милицию. Не то еще будет!
- В милицию? Ты - в милицию? А кто со мной крал книги на Арбате?
- Тише! Не кричи! Услышат!
- Ага! Пусть все слышат и знают, что Бобка Троицкий ворюга!
- Ты с ума сошел! Не ори так! Да замолчи ты!
- Я замолчу, а ты пойдешь в милицию? Да что ты там скажешь? Ты меня поймал? Поймал? Никакого трюмо я не видел. А я вот пойду к твоей мамахен и выложу все начистоту. Полюбуйтесь, Агния Львовна, как ваш сынок астрономией увлекается. Вот будет помер!
- Ты с ума сошел! Я ведь просто так сказал…
- Ага, ты просто сказал! А кто просто грозил милицией? Да если ты пикнешь… Посмей только! Не брал я никаких денег! Эх ты, прохиндей несчастный! Вот напущу на тебя шпану, они тебе руки-ноги выкрутят. Жалуйся потом…
- Ты меня не так понял, - растерялся Боб. - Я просто не хочу больше этого.
- Проиграл и деньги отдать не хочешь? Ну и подлец же ты! Сейчас же проси прощения, а то… - Негодование Пашки все возрастало.
Боб заплакал и дрожащим голосом сказал:
- Извини… я не буду больше…
- Ну ладно, черт с тобой! - смилостивился Пашка. - Но чтобы завтра, как из пушки, ты был в одиннадцать утра перед моим домом. Дело есть. Ты мне поможешь.
Какое дело - Пашка не объяснил.
Домой Боб вернулся сам не свой. Надо было немедленно положить на место деньги, но где их взять? Он выждал, пока Лика останется одна, и попросил сто рублей.
- Зачем? - спросила Лика, пристально глядя на него.
- Да так…
- Так? Скажи правду.
- Понимаешь… - Боб замялся. - Один мой товарищ проиграл хулигану сто рублей. Хулиган ему теперь грозит…
- Кто этот твой "товарищ"?
- Он просил не называть его.
Лика взяла брата за плечи:
- Боб, может быть, ты сам этот "товарищ"?
- Нет… никогда… честное пионерское…
Лика с сомнением покачала головой:
- Если даже с твоим другом это случилось, если хулиган вымогает деньги - надо сейчас же заявить в милицию.
Боб с сознанием своего превосходства смотрел на сестру. Лика на несколько лет старше его, а как мало знает жизнь.
- В милицию? - насмешливо протянул он. - Да за это измордуют! Руки-ноги отвинтят.
- Что? Что?
- Изобьют!
Лика рассказала матери о разговоре с Бобом. Результат был неожиданный. Агния Львовна растроганно подумала о сыне: если он просит деньги - значит, не брал их из-под замка, и все ее подозрения напрасны. Нет, одна Танька виновата. Агния Львовна бурно целовала сына, просила понять: ведь она мать, и если ударила, то любя, а в будущем никогда и пальцем не тронет. Боб грубо отбивался от ее поцелуев.
Но где же все-таки взять сто рублей? Он мысленно оценил денежные возможности всех своих друзей и понял, что ни у кого таких денег не найдется. Что же делать?
Утром Лика сказала, что звонили из Планетария: через несколько дней слет юных астрономов. Боб всполошился. Как он мог об этом забыть? Ведь он должен делать сообщение, а до сих пор не подготовился. Во всем все-таки виноват Пашка! "Надо порвать с ним, - решил он. - Расквитаюсь, и больше никогда не буду встречаться".
Боб сел за книжки готовить доклад, но в назначенный час встретился с Пашкой. Тот потребовал, чтобы Вундербоб после вчерашних заверений доказал на деле свою дружбу и безоговорочно помог ему. А если Боб изменит, пусть пеняет на себя. И Пашка сделал страшную гримасу, оттопырил большой палец правой руки и ткнул им в бок Боба, будто ножом. Потом сказал, что им придется опять "поработать с книгами", а деньги они поделят пополам. "Твою половину отдашь мне в счет долга", - добавил он.
В магазине их задержали. Боб нес портфель с книгами. Они уже уходили, когда белокурая девушка взяла за плечо Боба и тихо сказала:
- Пойдем со мной в кабинет директора.
Боб обмяк и послушно двинулся за девушкой, переступая будто ватными ногами. Пашка рванулся к двери, но его перехватил юноша в очках. Пашка попробовал укусить его, но тот ловко вывернул руку Пашки назад и так сильно сжал, что Пашка заорал от боли.
По дороге в милицию он шептал Бобу:
- Дурак! Не реви. Ревешь - значит, виноват. Будут допрашивать, ты тверди одно - знать ничего не знаю. Зашли купить учебники, а как Пашка сунул мне книги - не видел. Спросят, чего плакал, говори - испугался. Я все на себя возьму. Ты ругайся: "Чего задержали? Не имеете права задерживать. Я за Пашку не ответчик. У меня папа профессор, только вы его не беспокойте. Узнает отец, что зря сына задержали, он на вас прокурору пожалуется…"
Боб приободрился. В отделении он возмущался тем, что его задержали, говорил, что зашел посмотреть литературу по астрономии, что он докладчик на слете юных астрономов, пусть проверят. А кто чужие книги в портфель сунул - не знает. Их допрашивали поодиночке. Боба отпустили первым, и он ожидал Пашку на улице.
- Ну как? - спросил Боб.
- А никак! - презрительно ответил Пашка. - Составили протокол. - Он был раздражен, удручен, но старался держаться вызывающе: - Плевать! Ничего нам не сделают!
5
Вечером Боб явился к дому Пашки с запасным ключом. Вдвоем они пошли к Руде.
- Мирово, Вундербоб, мирово! - твердил довольный Рудя, разглядывая ключ. Он вышел в другую комнату и вскоре вернулся.
- Положи ключ на место, - сказал он.
- Так он ведь запасной! - Боб был удивлен и пояснил - Утром мама съездит на рынок, отпустит шофера до вечера, и "Победа" будет целый день стоять. А папа из Кунцева вернется только часов в десять.
- Вот когда утром мама вернется, тогда и жди меня с ключом у машины. Вот тебе твоя расписка, - сказал Рудя, вынимая из кармана сложенную бумажку. - Смотри, я рву ее.
Он разорвал бумажку на мелкие кусочки, а остатки ссыпал в пепельницу.
- Теперь, - сказал он, - ты мне должен только пятьсот. Метнем? Может, их отыграешь? - И он протянул карты.
Боб после проигрыша поклялся не играть.
- Все! - решительно заявил Боб. - Хватит. Больше не играю. До свиданья!
- Так не делают, - рассердился Рудя. - Ишь ловкач нашелся! Почти пятьсот должен - и смывается. Не выпущу!
Впервые Боб был непреклонен, карт не брал и даже руки спрятал за спину. Рудя грубо обругал его, но Боб не сдавался. Рудя засмеялся и бросил карты:
- Ну, как знаешь. Не злись. Хочешь, чтобы у тебя были такие ресницы, как у меня? На тебя будут заглядываться!
Боб согласился. Рудя взял ножницы и обрезал ему ресницы. Когда Пашка поднес к его глазам зеркало, Боб увидел свои странные голые веки и испугался: что он скажет матери!
- Длиннее отрастут, - утешил Рудя. - Все девчонки будут сходить с ума. А завтра, когда мать приедет с рынка, ты дай знать, скажи по телефону: "Книги принесли", и жди возле машины с ключами.
Когда Боб ушел, Рудя дал Пашке небольшой сверток и поручил поскорее отнести его к водопроводчику Яшке Глухарю.
- Только не сомни! - предупредил он.
Конечно, Пашка не утерпел и развернул на улице сверток. В нем был кусок воска с вмятинами. Его-то Пашка и передал Яшке Глухарю.
- А когда сделать? - спросил Яшка.
- Что сделать?
- Да ключи по слепкам…