* * *
Вылезая из ванны, Никки услышала звонок в дверь. Ей не хотелось открывать: вдруг это полиция или какой-нибудь журналист? "Миссис Дай, убит один из ваших соседей. Что вы чувствуете в связи с убийством?" – "Облегчение".
Но звонивший не унимался. Никки предположила, что это ее мамаша. Вполне в духе старой коровы – решить, что с нее хватит, и вернуть ребенка пораньше.
Устав звонить, посетитель прибег к молоточку. Канонада оглушительных ударов пронеслась по дому как пистолетные выстрелы. Наконец любопытство взяло верх, Никки накинула халат и спустилась. На лестнице она споткнулась, и ей пришлось схватиться за перила. Она была пьяна. Хотя день еще не перевалил за середину, она уже прикончила три рома с колой и потягивала четвертый.
Про перестрелку она вспомнила, лишь снимая засов. Что, если убийца вернулся? "Ну и что с того, черт побери?" – решила она. Ее жизнь и так полное дерьмо.
Понадобилось несколько секунд, чтобы в высоком мужчине на крыльце узнать друга Билли. Стив был одет как рок-звезда. Длинное меховое пальто, простая черная водолазка, подчеркивающая скульптурные мышцы груди, и джинсы на ремне с заклепками. В руке у него была бутылка шампанского "Тейттинджер".
– Привет. Билли выйдет погулять?
Стив стоял боком, точно уже знал ответ и был готов уйти.
– Нет, – отозвалась она и внезапно почувствовала себя уязвимой.
Он снова улыбнулся. Как у большинства людей, кто привычно хмурится, у Стива была хорошая улыбка.
– Он в городе, – объяснила Никки. – Поехал на совещание.
– Да? А когда вернется?
– Хороший вопрос.
– О! Ну ладно. – Казалось, он был разочарован и с тоской посмотрел на шампанское. – Скажешь ему, что я заходил, хорошо?
– У тебя что-то конкретное?
– Нет.
– Уверен? Зачем шампанское?
Смущенно рассмеявшись, он тряхнул головой.
– Ладно, скажу правду. – (Я величайший убийца, который когда-либо ходил по земле.)
– Да.
– У меня день рождения. И я просто подумал, неплохо было бы отпраздновать его со старым другом.
– Господи! – Она схватилась за щеки. – А его даже дома нет.
– О горе мне, – воскликнул он, дурачась ради Никки. – Горе, горе! Когда он вернется?
– Мы же о Билли говорим, – сказала Никки, словно других объяснений не требовалось.
– Но он хотя бы намекнул?
– Может, к чаю. Может, к полуночи.
Сперва у него как будто появилась надежда, потом угасла, и вид стал подавленный.
– Но у тебя же наверняка еще что-нибудь запланировано? – сказала она. – В плане отмечания?
– Не-а.
– Не может быть, – почти взмолилась Никки. – У тебе ведь есть другие друзья, правда?
Он робко улыбнулся.
– Не такие, как Билли.
– О! Как мило.
Когда женщины вели себя так, Злыдню хотелось надавать им пощечин. Хотелось перевязать ленточками с бантиками и закопать живьем. Пусть посмотрят, насколько милыми им покажутся черви.
И тем не менее, когда Никки шагнула его обнять, Злыдень был сама мужественная элегантность. Почувствовал запах алкоголя и мельком заметил маленькую девчоночью грудь.
Черный погребальный костер в сердце Злыдня затлел.
– Давай я ему позвоню, ладно? Позволь мне ему позвонить! Зайди на минутку.
Он шагнул в ярко освещенный буржуазный холл, увидел свое отражение в высоком овальном зеркале. Глаза у него безумно блестели, словно он закинулся кислотой или увидел царствие небесное. Отвернувшись, он стал смотреть, как Никки набирает номер. Вполне предсказуемо, мобильный Билли был отключен. Поблагодарив, Стив направился к двери.
– Ты можешь подождать, – предложила Никки.
– Нет. Как ты и сказала, Билли может до ночи не вернуться. Я только буду тебе мешать.
– Я ничем не занята. – (Никогда.)
Он застыл, делая вид, будто обдумывает ее предложение.
А он ведь как раз на него и рассчитывал.
* * *
Злыдень настоял на том, чтобы открыть шампанское. Оно оказалось холоднее койки Армии Спасения. Никки оделась, и они вместе стали потягивать "Тейттинджер" в пещерообразной гостиной. Пока они болтали, привезли посылку. Никки вскрыла ее при Злыдне: внутри оказались две стопки книг в мягком переплете.
– А, это последний роман Билли. Совсем про него забыла.
Она протянула одну книгу Злыдню. Называлась она "Не мертвый, но пугает". Как и у всех книг Билли, у этой была скверная обложка – с трупом, который на четвереньках ползет по кладбищу.
– Я и не знал, что у него должна выйти книга.
– Ага. Он написал ее вскоре после рождения Мэдди. Думаю, получил около двух тысяч аванса.
Никки смотрела, как Злыдень листает книгу.
– Ты правда такое читаешь?
– Ну да. По-моему, Билли великий писатель.
Она искоса посмотрела на него так, словно он рехнулся. А у него на лице вдруг отразилось изумление.
– Ты это видела?
– Что?
Он протянул ей книгу. На третьей странице имелось посвящение:
СТИВУ ЭЛЛИСУ, ДРУГУ И БРАТУ
Никки пришла в восторг.
– Ха! Как это тебе? Вот тебе и подарок! Возьми книгу себе. С днем рождения, черт побери!
Кивнув, Злыдень сел. Долгое время он напряженно листал страницы.
– Сколько тебе лет? – спросила за неимением лучшего Никки. – Столько же, сколько Билли?
– Кажется.
Она решила, что он шутит.
– То есть?
– Мать бросила меня, когда я был совсем маленьким. – Произнес он это весело, без тени жалости к себе.
Никки не знала, что сказать.
– Когда мне было тринадцать, меня усыновили, и новые родители выбрали мне днем рождения сегодняшнее число. Я даже не знаю, когда настоящий. Понимаешь, моя настоящая мама была хронической алкоголичкой. Что один день, что другой – ей было все равно.
– Знакомое чувство, – отозвалась Никки. Злыдень кивнул, окинув взглядом буржуазный декор, двух золотых рыбок, потерянно плавающих в огромном круглом аквариуме, свадебную фотографию в рамке на каминной полке.
– А отца своего ты знаешь? – спросила Никки.
– Скорее всего какой-нибудь забулдыга, менявший секс на бутылку самогона. И поверь, увидь ты мою мать, сразу бы поняла, кого тут поимели.
Никки смотрела на него долго-долго.
– Как грустно, Стив.
– Разве? – Он улыбнулся. – Я бы в своей жизни ничего не поменял.
– А я, наверное, все до последнего. Кроме Мэдди.
– У вас с Билли проблемы. – Это был не вопрос.
Она кивнула.
– Трудно жить с кем-то постоянно. Со временем перестаешь замечать хорошее и сосредоточиваешься на недостатках. Мы познакомились, когда учились в художественном училище. Он был Модильяни, я – Фрида Кало. Только лучше. Мы собиралась стать величайшими художниками на свете. Но я незаметно сбилась с пути. У Билли оказалась литературная карьера. А у меня ничего.
Злыдень оглядел гостиную.
– Не так уж и плохо для ничего.
Глаза Никки вспыхнули гневом. Он сообразил, что она, наверное, пьянее, чем выглядит.
– Ты думаешь, я хотела жить в таком доме? Среди консервативных придурков, которые перед каждым обедом пьют за королеву?
– Билли не такой.
– Билли почти никогда нет дома. – Она ткнула в журнал "Национального Треста" на кофейном столике. – Посмотри на это. Мы могли бы отдавать деньги организациям, которые помогают кормить детей в Африке. А мы что делаем? Записываемся в общество, которое помогает богатым сволочам содержать свои загородные особняки. И пойми меня правильно, это идея Билли.
Злыдень покачал головой с искренним неодобрением. Временами он тешил себя фантазией переубивать всех членов "Национального Треста".
– Ну и что с того, что я живу в большом доме? У меня такое ощущение, что я живу не той жизнью, – продолжала Никки. – Не с тем человеком.
Она посмотрела на Стива. Глаза у нее были темными и огромными, полными страсти и страха. Страх и страсть способны разрушить мир.
– Э-э-э... Наверное, мне пора, – сказал Злыдень, зная, что, если уйдет сейчас, она постоянно будет о нем думать.
Никки поморщилась как от удара.
– Мы не допили шампанское.
Он выждал с минуту, прижимая к груди книжку.
– Билли мой лучший друг. И мне не слишком нравятся мысли, которые крутятся у меня в голове.
Она подалась к нему.
– Над мыслями мы не властны. Мысли становятся проблемой, лишь когда превращаются в дела.
– Нет, я лучше пойду, – сказал он. – Думаю, мне пора.
Никки последовала за ним в холл. Разочарованная, смутно расстроенная. В дверях она порывисто обняла его за шею.
– Ты еще придешь?
Он пожал плечами.
– Когда будет удобно?
– Когда угодно, лишь бы Билли не было дома.
Перед тем как его отпустить, она написала ему на руке номер своего сотового.
* * *
Тем вечером в "Диве" шел концерт в помощь "Фонду Солнечный Зайчик". За концертом последовал аукцион. Худшие комики и певцы Манчестера явились выступить даром. В дополнение к своей роли распорядителя церемоний и конферансье Маленький Мальк спел песню, которую написал специально по этому случаю:
Позаботьтесь о детях завтрашнего дня,
Дайте им будущее, дайте им бодрости.
Они, возможно, калеки, но не хуже вас и меня.
Они, возможно, цветные, но у них есть гордость...
Собственные стихи так тронули Маленького Малька, что он разрыдался прямо на сцене. Плакали и многие слушатели – хотя и подругам причинам.
По счастью, Злыдень при позорном выступлении не присутствовал. Он стоял на дверях с Брэндо.
– Не понимаю, – говорил Брэндо. – Я думал, меня только что повысили.
– Сегодня ты здесь в последний раз, – пообещал Злыдень.
Благотворительный концерт шел полным ходом, когда перед клубом остановился побитый "даймлер", из которого вышли братья Медина. Сегодня они были одни.
– О'кей, – сказал Злыдень. – Знаешь, что делать?
Брэндо кивнул.
Крис Медина вышел первым, пукнув при этом как лошадь. Потом, смеясь и жалуясь на запах, появился его брат. Дорогу им заступил Злыдень.
– Прошу прощения, господа. Сегодня только по приглашениям.
Крис счел это шуткой.
– Ага. А я Золушка!
– Вот именно, – поддакнул Кейт и кивнул Брэндо. – И если мы не уедем с последним ударом часов в полночь, костюм этого ниггера превратится в юбку из травы.
Они стали напирать. Злыдень их оттолкнул. Теперь Кейт стоял рядом с братом.
– Эй, кого это ты, мать твою, трогаешь? – вскинулся Крис. – Руки прочь, плебей хренов.
Злыдень не двинулся места.
– Крутого из себя корчишь, сволочь? – спросил Кейт. – Да ты с моим трехлетним сынишкой не справишься.
– Просто покажите ваши приглашения, – спокойно отозвался Злыдень.
– Ты хоть понимаешь, на кого пасть раскрыл? – возмутился Крис.
– Не нужны нам гребаные приглашения, – добавил его брат. – Мы весь Солфорд держим, мать вашу.
– Но здесь не Солфорд, – терпеливо возразил Злыдень.
– Позови мне Сайруса, – потребовал Кейт. – Сейчас же! Я хочу поговорить с Сайрусом.
– Он в больнице, – объяснил Брэндо.
– А тебя кто спрашивал? – взъярился Крис.
– Да? Кто тебя спрашивал? – повторил как эхо Кейт. – Шимпанзе хренов.
– Всего хорошего, джентльмены, – окончательно и бесповоротно сказал Злыдень.
Крис уже собирался занести левую руку, когда увидел, как медленно приближается полицейская патрульная машина. А потому лишь достал мобильник, чтобы позвать назад водителя.
– Негритенка я не виню, – сказал Кейт Медина, глядя на Злыдня в упор, – потому что ему такое в голову бы не пришло. А значит, остаешься ты. – Наклонившись, он с похвальной меткостью сплюнул на левый ботинок Злыдня. – Ты труп, мать твою!
9
Растратив пыл в утехах сладких,
Он горько плакал о души упадке
И думал о былом, и горевал.
Джордж Граббе (1754-1832). "Удрученный влюбленный"
Билли от всей души собирался махнуть рукой на телесериал. Честное слово, собирался. Он тосковал по независимости, по тому, чтобы снова стать художником, творить лишь для себя и своих поклонников, для Злыдня и призраков покойных писателей.
А телевидению нет дела ни до чего, кроме рейтинга и охвата аудитории. Пусть романов никто не читает, зато романисту хотя бы приходится мириться лишь с одним редактором. Билли казалось, что на телевидении писателей вообще не уважают. Они – как жалкие крестьяне, которые производят еду, но которых не зовут на пир.
Во время совещания все, кроме писателя, знали, как и что делать. До появления сценария ни у одного сущего телевизионщика нет ни малейшего представления о том, как его написать. Но как только писатель пришлет первый вариант, практически любого тупицу, кому случится пройти мимо офиса продюсера, позовут высказать свое мнение и искорябать отпечатанный текст красной ручкой.
Однако вечером после того катастрофического совещания он, открыв электронный почтовый ящик, обнаружил там несколько писем. Два предлагали увеличение пениса, одно – полизать толстую девку, четвертое было от кредитного фонда банка, а пятое – от его агента Фэтти Поттса.
Думаю, тебе следует знать. Звонил Джордж Лейка. Брэду Питту книга не понравилась; Николь говорит, что слишком занята. Джордж сказал, не надо падать духом, все только начинается.
С наилучшими пожеланиями
Фэтти.
Между строк читалась полная безнадежность, от которой у Билли защипало глаза. Желудок ему стянуло узлом, когда он почувствовал, как развеиваются его голливудские мечты. Два процента. Вот что сказал ему Джордж. Кинокомпании покупают права лишь на два процента всех публикуемых романов. Вероятность и так была слишком мала. Но Билли поверил, всем сердцем поверил, что его мечты о богатстве и славе вот-вот осуществятся. Разве Господь не наделил его талантом? И не только для того, чтобы принести в сию юдоль слез свет и смысл, но и для того, чтобы обогатить Билли. Неужели Творец не может наконец взять себя в руки после того, как заставлял своего возлюбленного сына Уильяма Эдвина Дайя так долго ждать?
Теперь Билли прозрел. Господь о нем не печется. Господь даже не ведает о его существовании. Для него Билли – лишь одна из гадких говорящих обезьян, которых он изобрел шутки ради как-то дождливым днем на небесах.
* * *
Вот как Билли очутился в апартаментах на одном из верхних этажей отеля "Молмейсон", где смотрел из окна на грязную бурую реку и мили ветхих зданий, тогда как ему следовало бы писать. У него есть дом в Престбери с охрененной закладной, проценты и основную сумму по которой он так наивно рассчитывал выплатить еще в этом году, когда Брэд Питт согласился на роль посланца ада в фильме "Нечестивее тебя".
Еще вчера Билли воображал, как Брэд Питт приглашает его в свой дом на пляже Малибу. В реальности у Брэда и дома-то такого, возможно, нет, но в фантазиях Билли он был. Билли играл с детьми Брэда и ел мороженое, пока они обсуждали следующий совместный проект. В фантазии Брэд до упаду хохотал над шутками Билли, а потом положил руку ему на плечо и сказал: "Мужик, ты как брат, о котором я всегда мечтал".
Сегодня Билли уже не был братом Брэда. Он не был даже незначительным скучным кузеном, который никогда Брэду не нравился. В личной вселенной Брэда Билли был пустым местом. Брэд Питт, красивый, талантливый сорвиголова Брэд Питт, считал творчество Билли распоследним дерьмом. Более того, если бы Билли в этот момент сумел добраться до Брэда, то основательно бы его вздул.
Внезапно телесериал про гангстеров показался единственным источником дохода. Его пятый роман "Не мертвый, но пугает" как раз должен был увидеть свет – неубедительная причина для праздника. Все равно очередь длиной в квартал за автографом не выстроится.
И вновь мечты Билли пошли прахом. Словно бы карабкаешься на древо жизни, лишь чтобы обнаружить на верхней ветке виселичную петлю.
Его апартаменты оказались позолоченной тюрьмой. Своим модернистским декором с налетом богемы отель как будто делал вид, что находится не в Манчестере. Билли он не обманул.
Ребенком он иногда заходил в типографию в Ардвике, которой управлял папа. Там воняло чернилами и крысами, и из ее окон открывался панорамный вид на нищету и запустение. При всем своем шарме, окна "Молмейсона" выходили на сходный ландшафт. Словно Билли поселился ненадолго в отцовской типографии, только еду в комнату носят.
Билли позвонил портье спросить, как называется река, которую видно из окна, но никто не знал. Хуже того, никто не вызвался выяснить.
– Это канал Каттингтон? – спросил Билли помощника менеджера.
– Честно говоря, не знаю, сэр.
Вдалеке была видна железнодорожная станция. Поздно ночью Билли слышал, как на ветру гремят поезда. На улице внизу горланили пьяные.
Одиноко было в той "башне из слоновой кости". Дождь бил в окно грустными мелкими струйками.
Поскольку платили другие, Билли заказывал в номер все самое дорогое. Лучшее шотландское филе с pommes frites, а к нему ледяную перрье-жуэ. Ванильный рисовый пудинг и бокал выдержанного кальвадоса. Потом коробку шоколадных трюфелей.
Одну за другой он давил конфеты о зеркало ванной: так Билли представлял себе разгром в гостиничном номере.
Потом он сел за стол и напечатал следующее:
ФИН. СЦЕНА. ДОМ ЗЛЫРЯ. НОЧЬ
ДЖОННИ, сжимая нож, спускается по лестнице в темный подвал. Дверь подвала закрыта. ДЖОННИ стоит под дверью и слушает. Изнутри доносится маниакальный смех. ДЖОННИ берется за ручку двери и мучительно медленно поворачивает ее. Смех не смолкает. ДЖОННИ толкает дверь, страшась того, что сейчас увидит.
Золотой свет падает на лицо ДЖОННИ. Его страх сменяется изумлением. В подвале в самом разгаре дружеская вечеринка. Десяток человек, включая ЗВЕРИКА, ХИРУРГА И ТЕРРИ ПОЛИЦЕЙСКОГО, сидят на уютных диванах, попивая вино. Хохочет ПЕРРИ ПЛЕЙК, пропавший издатель Джонни, уминая огромный кусок торта со взбитыми сливками. Посреди подвала стоит ЗЛЫРЬ и жонглирует апельсинами. Когда собравшиеся видят ДЖОННИ, воцаряется тишина. Только ЗЛЫРЯ, который все жонглирует апельсинами, его появление как будто не смущает.
ЗЛЫРЬ. Привет, Джон. Налей себе сам, ладно? У меня руки заняты.
ДЖОННИ. Но...
ЗЛЫРЬ. Да?
ДЖОННИ. Все эти люди...
ЗЛЫРЬ. А что с ними?