* * *
Герцог влюблялся неизменно регулярно, однако влечения его взаимностью вознаграждены не были.
Первый раз в жизни Юлий влюбился в воспитательницу детского сада, когда ему шёл шестой год.
Кто из нас, юнцов, не переболел геронтофилией - влечением к зрелым женщинам, много старше нас? Но у нашего героя эта невинная болезнь детства и юности неоднократно давала рецидивы.
Последний и самый затяжной приступ он испытал, влюбившись в декана планово-экономического факультета Финансового института им. Н.А. Вознесенского.
Но еще раньше, чем Юлий признался себе, что влюблен, декан - Фрида Израилевна Серебрякова - уже краснела и прятала лицо при встречах с ним в коридорах института. Дело дошло даже до того, что однажды Юлик, сам того не желая, своим вниманием к декану сорвал лекцию.
Усевшись перед кафедрой, он неотступно следил за каждым жестом Серебряковой, пожирал ее глазами. Не прошло и пятнадцати минут, как Фрида Израилевна, сказавшись больной, прервала занятие. Студенты с восторгом восприняли ухудшение самочувствия декана. Но только не Юлий. Ещё бы! Наблюдать в упор в течение полутора часов объект своих вожделений - это вам не эпизодичные встречи в темных институтских коридорах, и вдруг…
В глубокой задумчивости забрел он в преподавательский буфет, взял чашку кофе и, размышляя о несправедливости рока, расположился в одной из кабинок, на которые был поделён зал. Неожиданно из-за перегородки до него донесся голос, который он сумел бы выделить из хора в миллион голосов.
- Лёля, ты себе не представляешь! Он меня просто заворожил…
- Какой он из себя?
- Высокий, стройный. Каштановые курчавые волосы, синие глаза… Внешне очень красив и колоритен. Сила мужская чувствуется в радиусе двух метров. От таких, как говорится, беременеют на расстоянии…
- Да ты влюбилась, девочка. Сколько лет твоему студенту?
- Я в отделе кадров поднимала его личное дело - он на двенадцать лет моложе. Не везёт: муж старше на двадцать восемь, а этот…
Герцог почувствовал, как у него запылали щеки. Он осторожно выскользнул из кабинки и, на ходу раскуривая сигарету, выбежал в коридор.
* * *
Когда Герцог и Фрида вошли в ресторан "Невский" - ближайшее к кладбищу приличное заведение - официанты превратились в окаменевшие столбы - не каждый день залетает такая странная пара.
Юлий физически ощущал на себе, на своей спине буравящие рентгены обслуги и посетителей, он слышал дребезжащие смешки: с кем пришла эта экстравагантная старушка, осыпанная бриллиантами? С сыном? С младшим братом? Да бросьте вы, наивные люди! С нею рядом - дешёвка-любовник, который срывает с нее дикую деньгу. Это же - бессовестный жиголо, эксплуатирующий богатых вдовушек! Но, в общем-то, жалко его. Ведь не так легко слушать каждую ночь, как грохочут её столетние кости, взбираться на её чресла, древние, как следы мамонта…
* * *
Фрида говорила без умолку, курила нещадно, большими глотками, будто хотела быстрее захмелеть, осушала бокал за бокалом шампанское. К поданному блюду едва прикоснулась.
Тут же предложила ехать к ней домой, где она приготовит "медовому Юлику" жареного гуся. Герцог поинтересовался, где же Серебряков?
- Он остался там, - Фрида неопределенно махнула рукой, но было ясно, что она имеет в виду кладбище.
Юлий насторожился. Интуиция подсказывала, что на квартире у бывшей любовницы придётся балансировать на канате без всякой сетки и гусём там не отделаешься.
Поднимая глаза, он видел жуткую копну волос, красное пятно на щеке, и сердце замирало от брезгливости, словно схваченное ее костлявой рукой.
"Неужели я любил эту женщину?" - в сотый раз задавал он себе вопрос.
- У меня сегодня деловое свидание, - стараясь вложить в интонации как можно больше жесткости и деловитости, ответил он на приглашение к гусю и невольно поморщился: чувство гадливости к самому себе овладело им. "Ведь она меня по-прежнему любит!"
Фрида обратила на него свой, уже затянувшийся хмельной поволокой взгляд, и молча закивала головой.
"Прекрасно, что раскусила уловку, великолепно, что рассеялся туман, это важный этап в новых отношениях", - подумал Герцог.
То, что за первой встречей последуют и другие - он не сомневался - ведь дал же себе слово заняться более "интеллигентным" промыслом! Фрида, уйдя с преподавательской работы, устроилась благодаря связям покойного мужа советником зампредседателя исполкома, курирующим торговлю. А это для Герцога сулило незаурядные перспективы.
"Почему бы не перебраться в управление торговли? Тем более что и просить об этом не надо. Вон ведь как наседает моя бывшая любовь!" - мысленно прикидывал Юлий, пустым взглядом уставившись на продолжавшую беспрерывно говорить спутницу.
- Юлик, очнись! У тебя такое выражение лица, будто ты едешь в такси и не сводишь глаз со счётчика.
"Чёрт, неужели она читает мысли?" - поморщился Герцог.
- Уже приехали! - громко засмеявшись, закончила фразу Фрида. - Да-да, мой дорогой. Женщине достаточно одного взгляда, чтобы определить: любят ли её. Я настаивать не смею. Но в память о нашей любви… Помнишь, в твоих стихах, посвящённых мне, есть строки: "Воспоминания… Хрустальнозолотая паутель… Хотя у прежних грёз нас держат крепче якорных цепей…" Вот они-то и держали меня всё это время, не давали сорваться. Наши грёзы и твои стихи… В память о нашей любви я помогу тебе устроится. Соглашайся! У меня есть связи среди влиятельных людей и в обкоме, и в облисполкоме. Я думаю, ты ревновать не будешь? Связи - это не роскошь, а средство продвижения. И мы с тобой начнём всё сызнова, но в других ипостасях. Соглашайся! Начальником отдела - не обещаю, но замом сделаю!
Фрида Израилевна своё слово сдержала. Подобно ракете-носителю, вывела возлюбленного на торговую орбиту. Траектория служебного взлёта Юлия Герцога будет необыкновенно крутой. Связи бывшей любовницы, добротное образование, талант коммерсанта и психолога, наконец, душевная наглость и умение плевать в глаза окружающим позволят Юлию с завидной быстротой вырасти в номенклатурного зубра…
Глава шестнадцатая. "Конвертация" - двигатель торговли
С первого дня вступления в должность заместителя начальника управления торговли Ленинградского облисполкома Юлий Львович Герцог принялся формировать уютное для себя пространство единовластия.
Озвученный им в присутствии подчиненных любимый девиз: "Групповые решения я принимаю, глядя в зеркало" - являл собой и основной принцип его гласной и "теневой" деятельности.
Вскоре из его приемной исчезли все доставшиеся от предшественника так называемые помощники, консультанты и советники.
Секретарём он назначил своего дальнего родственника, Семёна Плоткина, которому всецело доверял.
Теперь аудиенцию мог получить любой завмаг или начальник горрайторга. Приток и очередность торговых работников Герцог регулировал сам, без посторонней помощи.
Доступность Юлия Львовича была показной. На самом деле он просто не намерен был делить с кланом из приемной подать, доставляемую ходоками за право получить товары, пользующиеся повышенным спросом, попросту говоря, - дефицит.
Протокол общения с просителями с годами не менялся.
Впервые вошедшего в кабинет Юлия Львовича неопытного визитера встречали равнодушие и безразличный взгляд хозяина. Через две - три минуты невежественный посетитель, наткнувшись на стену молчания - Герцог во время его монолога полировал ногти пилочкой, орудовал зубочисткой или демонстративно ковырял в ушной раковине скрепкой - начинал обеспокоенно оглядываться, заикаться и терять нить мысли. Прервав свое "сольное выступление", он обращался к хозяину кабинета: "Мне подождать в приёмной?"
Вслед за прозвучавшим вопросом Герцог неспешно выдвигал верхний ящик письменного стола и, красноречиво похлопав по нему ладонью, выжидательно смотрел на просителя. Это означало: "Клади конверт! Без него разговора не будет".
Опытные и догадливые устремлялись к ящику-накопителю. Новичков и забывчивых приходилось воспитывать.
Размер "конвертируемой" подати был прямо пропорционален объему заявленного дефицита. После того как конверт с деньгами опускался на дно ящика, взгляд Юлия Львовича становился осмысленно заинтересованным.
Он откладывал пилочку, зубочистку или скрепку и со словами: "Ну-с, что там у вас?" радушно улыбался визитёру, как если бы только сейчас его заметил.
Иногда в ритуал "конвертации" Герцог вносил дополнения. Выслушав просителя и оценив степень сложности проблемы, он молча рисовал на листе бумаги цифру "3" или "5" - три или пять тысяч рублей - и демонстрировал его собеседнику.
Отказаться от такого "приглашения к танцу" означало провалить план своего торга, а со временем и расстаться со своей должностью. Хочешь иметь ликвидный товар - плати!
Один человек, входивший в круг избранных, посещавших дом Юлия Львовича, рассказывал, что одна из его собак, немецкая овчарка радикально чёрного цвета, была выдрессирована совершенно определенным образом. Чудная эта собака, если чувствовала агрессивность кого-то из гостей по отношению к Герцогу, тихо подходила и ласково брала этого кого-то зубами за мошонку. Легко прикусывала и ждала дальнейших указаний хозяина.
Подчинённые Герцога, глядя на него, сделали вывод, что он пошёл дальше своей собаки. Он откусывал яйца сразу…
Глава семнадцатая. Как трудно быть мультимиллионером
С возрастом горизонты воображения раздвигаются. Если в семнадцать лет Юлий, провернув лотерейную аферу и заработав сорок тысяч рублей, считал это пределом своих возможностей, то теперь, в свои неполные сорок, ворочая миллионами (цены середины 1970-х), остановиться был не в силах.
Может ли любое другое земное блаженство сравниться с блаженством обладать миллионами, дающими тебе власть над мужчинами и женщинами, вручающими тебе чувство превосходства нам ними? Нет! Такое блаженство "вне конкурса, оно принадлежит к другому классу, к другому порядку чувств".
Личное состояние Герцог оценивал в миллион рублей.
Это - золото и бриллианты, замурованные на чёрный день в склепе матери и отчима. Это - кооперативные квартиры, приобретённые на "запасные" паспорта в Риге, Москве и Ленинграде. Это - многоэтажные дачи на Рижском взморье и в Абхазии, в районе озера Рида. Это - коллекция старинных монет и собрание полотен Айвазовского, Кустодиева, Шагала и братьев Маковских…
А сколько миллионов находилось в обороте! В отличие от советского подпольного миллионера-валютчика Яна Рокотова, который держал рубли и валюту в обшарпанном чемодане, каждую неделю перемещая его из одной камеры хранения багажа московского вокзала в другую, Юлий Львович Герцог субсидировал несколько цехов по пошиву верхней одежды в Латвии.
На Крайнем Севере он возвел и развивал фермы по выращиванию соболей и норок.
Оставшиеся свободными наличные рубли - предпочтение отдавалось сотенным и пятидесятирублевым купюрам - "Кудесник" аккуратно штабелировал в туалетной комнате, на полу вдоль стен. Нет-нет, не для того, чтобы удовлетворить снобистские наклонности или выразить презрение к деньгам. Цель преследовалась сугубо практическая - противопожарная.
Возникни, не дай бог, пожар в квартире туалет как самое несгораемое в ней помещение останется невредим. А с ним и деньги.
Ещё одну часть "стольников" и "полтинников" Герцог использовал в качестве закладок, оставляя их между особо понравившихся страниц в томиках Пушкина, Лермонтова, Гейне, Шекспира, Гоголя и Куприна.
Траты тоже были немалые. Недёшево обходилось ему содержание личной номенклатуры из сотрудников правоохранительных органов - прокуратуры и милиции.
За двадцать лет теневой деятельности Юлий Львович ни разу не ошибся в прогнозах, в планировании масштабных афер и способах их реализации. Но, трезво оценивая свою удачливость, головы не терял, а чтобы не повторить ошибки упомянутого Рокотова, держал на содержании и коротком поводке пару питерских прокуроров и их помощников, и несколько милицейских чинов из ГУВД Ленинграда.
Вся эта продажная рать перевертышей нужна была Герцогу, чтобы вовремя получить сигнал о приближающейся опасности. А уж "рассеять тучи" - нейтрализовать действия милиции и прокуратуры - он сумел бы с помощью номенклатурных связей и своих денег.
"Расстреливают миллионеров, но мультимиллионеры - неуязвимы", - успокаивал себя Герцог.
Опасность, однако, пришла с неожиданной стороны.
Один прикормленный источник из ГУВД сообщил "Кудеснику" по телефону, что им заинтересовалось местное управление КГБ.
Проплаченный доброжелатель не подозревал, что квартира его благодетеля уже "на прослушке", и вскоре оплатил своё рвение собственной свободой.
Положив трубку, Герцог глубоко задумался.
Он знал, что чекисты - тоже люди. Многие из них курят и даже сквернословят. Найдутся среди них и те, кто не прочь поволочиться за покладистой красоткой. Разумеется, есть и те, кто любит заглянуть в бутылку. Но таких, которые бы поддались на подкуп, польстились за деньги, пусть даже неимоверно крупные, увести кого-то от уголовной ответственности, нет, увольте. Таких людей в КГБ Герцог не то чтобы не знал. Их просто не было в системе!
Из рассказов своих платных осведомителей в погонах Герцог знал, что все разглагольствования обывателей о том, что чей-то там телефон "со вчерашнего дня" прослушивается, потому как в трубке появились шум и треск, чушь и бредовые фантазии. Сами принципы техники прослушивания исключают любые посторонние шумы.
Знал Юлий Львович, что, выгляни он сейчас в окно - никакой пресловутой чёрной "Волги" не обнаружит, как не увидит и торчащих на углу сыщиков, сосредоточенно читающих газеты под моросящим дождем. Он прекрасно понимал, что если за ним установлено наблюдение, то он ещё только будет надевать пальто, а бригада "наружки" уже поджидает, когда он покажется из подъезда.
Известны были Юлию Львовичу и методы "сьёма" объекта - негласного задержания, - когда человека надо "снять" таким образом, чтобы об этом не знали его близкие, друзья, коллеги по работе.
"Снимают", как правило, в малолюдных местах, но, случается, выдергивают человека прямо из толпы. Все происходит мгновенно, и прохожие, в крайнем случае, заметят, как два рослых молодых человека помогают третьему сесть в машину, а он то ли нездоров, то ли малость "перебрал". Вот так, шёл человек, - и не стало его. Уехал.
Допускал Герцог и то, что под ним сидит человек гэбэ. Кто-то ведь должен был "навести" на него комитетчиков. Во все времена оперативная разработка велась через "добровольных помощников", при их незримом участии. Но кто он?
После недолгих размышлений Юлий Львович пришел к заключению, что вероятнее всего им может быть его дальний родственник, Сеня Плоткин, которого он приблизил, сделав своим секретарём-референтом.
"Но сейчас это уже и не столь важно, - подытожил Герцог, - важно другое - знать, сколько времени осталось у меня для манёвра? Сейчас надо немедленно связаться с нужными людьми - они помогут уйти. Срочно перевести "деревянную" наличность в "зеленые". И, наконец, обезопасить себя от всякой "съемки" - вызвать колымскую личную охрану - Махмуда с друзьями, он теперь как никак большой чин в местной милиции…"
Глава восемнадцатая. Тайная вечеря в Пулково
Международный аэропорт в Пулково. Таможенники в ожидании пассажиров прибывшего рейса Милан - Ленинград зябко поеживаются - за окном клубится февральская поземка.
Первые туристы появились в досмотровом зале. Наблюдающий за ходом досмотра дежурный сотрудник КГБ обращает внимание на высокого полного мужчину.
Все прибывшие - люди, как люди, - кутаются в пальто и шубы. Этому же, похоже, и в костюме жарко. Ишь, даже плащик снял! Только и успевает промокать лицо то рукавом рубахи, то платком. Может, чемодан у него неподъемный? Нет, держит его без усилия. Тогда почему же "всё течет, и всё из меня"?.. Судя по багряному цвету лица, вояжер близок к гипертоническому кризу. Нервничает! Да, он явно наш клиент!
Гэбэшник, стоя за спиной "пунцового", делает знак таможеннику: "прокачать основательно!".
Странно, но содержимое чемодана подозрений не внушает. Тогда что же? Может, нечто, запрещённое к ввозу, прибывший прячет на теле?
Со словами: "Гражданин, пройдёмте со мной!" оперативный работник увлекает "пунцового" в комнату личного досмотра.
Ещё через минуту, выбравшись из рубашки и брюк, перед гэбэшником предстал то ли "снежный человек", то ли орангутанг - всё тело подозреваемого от голеностопов до шеи покрыто чёрной шерстью - мохеровыми нитками. Ну, прямо не человек, а шелкопряд!
- Помогите гражданину выбраться из кокона, - обратился опер к вошедшим таможенникам, - составьте протокол изъятия контрабанды. Эксперты пусть оценят стоимость "упаковки"…
- Милейший, - обратился гэбэшник к задержанному, когда документы изъятия были оформлены, а экспертиза проведена, - перед тем как вы отправитесь в изолятор временного содержания, а отправитесь вы туда или нет, зависит от вас… - опер вперил взгляд Понтия Пилата в зрачки сидящего напротив незадачливого контрабандиста. - Да-да, милейший, именно от вас. Ибо контрабанда в особо крупных размерах - эксперты оценили ваш груз в семь тысяч рублей, - карается десятью годами лишения свободы с конфискацией имущества…
Гэбэшник опять помолчал, оценивая реакцию задержанного на произнесенный вердикт.
- От меня? - пассажир недоуменно пожал плечами.
- Именно…
Если соль профессии официанта - в чаевых, то соль профессии контрразведчика - в вербовках, в приобретении источников информации. Их контрразведчики ищут непрестанно во всех слоях и прослойках населения. Особо почитаемы источники информации из труднодоступных пластов населения, ну, к примеру, из числа лиц еврейской национальности, торговых работников и т. и. А перед гэбэшником как раз и сидел мало того, что аид, - Плоткин Семён Миронович, - да еще и секретарь-референт заместителя начальника управления торговли Ленинградского облисполкома. Ну, разве не находка?! Триедин в одном лице: неудавшийся контрабандист, еврей да плюс к тому - хранитель секретов - пусть не единственный - неприступного, как секта заговорщиков, центра торговли Ленинграда и области.
Разве удержится мало-мальски опытный опер от искушения в такой ситуации "провести моментальную вербовку с использованием компрометирующих материалов"?