* * *
Сеня Плоткин оказался малым смышлёным. Перспектива провести ближайшие десять лет на нарах или лесоповалах его не устраивала, и он с готовностью согласился оказывать помощь чекистам в их ратном труде укрепления государственной безопасности. Без колебаний он вступил в тайный Орден секретных сотрудников КГБ, избрав рабочий псевдоним "Шелкопряд".
…И предложил свои услуги Сеня Плоткин первосвященникам из КГБ.
"Что вы дадите мне, и я вам предам его?" И ответствовали ему: "Не тридцать сребреников, но свободу даруем тебе, Семён, сын Мирона". И разверз он в знак благодарности уста смердящие свои, и изрёк: "Кого целую я, тот и есть, возьмите его". И описал в подробностях дела сатанинские наставника и начальника своего с эшелоном цитрусовых…
Глава девятнадцатая. Операция "Лимон"
Каждый год к октябрьским праздникам труженики Закавказских республик поставляли в город-герой Ленинград два-три эшелона цитрусовых.
Городскую торговую сеть в предпраздничные дни буквально лихорадило. Ещё бы! Предстояло реализовать горы апельсинов, мандаринов и лимонов в считанные дни.
Приступы лёгкой лихорадки испытывал и Юлий Львович, наблюдая как жёлто-оранжевые реки утекают, наполняя государственный бюджет. Почему бы не направить этот поток на свою мельницу? Почему бы не припасть к этому живительному источнику, приносящему миллионные прибыли? Нужны идеи? Их есть у меня!
По инициативе Герцога управление торговли при поддержке руководства Леноблисполкома вышло на бюро Ленинградского обкома КПСС с предложением о бесплатном распределении среди городских и областных детских дошкольных учреждений, интернатов, детских санаториев и больниц одного эшелона цитрусовых. Благотворительная инициатива была основательно аргументирована.
В итоге бюро обкома постановило: распределить! И Юлий Львович взялся за дело, засучив рукава.
Операция "Лимон" была спланирована и проведена в жанре настоящей военной кампании.
Учитывая наплыв в Северную столицу изголодавшихся потребителей из сопредельных областей - Вологодской, Новгородской, Псковской, из Карельской АССР, - которые в стремлении украсить праздничный стол сметут в одночасье любой деликатес, Герцог устно распорядился выбросить цитрусовые в торговую сеть вечером в пятницу, 4 ноября. Сроки реализации фруктов, решением бюро предназначавшихся детворе, но волею Герцога пущенных "налево", имели принципиальное значение для успеха проводимой операции, ведь торговали-то избыточной продукцией, на которую документация отсутствовала. А ОБХСС ещё не упразднили.
Кроме того, Юлий Львович прибег ещё к одной военной хитрости: закавказскими плодами торговали "с колёс". Машины, присланные детскими учреждениями за обещанными фруктами, работали на Герцога и Кº два дня без перерыва на обед, курсируя между станцией Ленинград-товарная и торговыми точками, минуя базы и склады.
Использование автотранспорта детучреждений также имело принципиальное значение: займись ОБХСС проверкой реализации благотворительных цитрусовых во всех документах были бы обнаружены номера машин подведомственных областному отделу народного образования учреждений, то есть интернатов, детских приютов и т. д. А ответственность за то, что апельсины в объёмах, указанных в документах, не дошли до детей, ложилась бы на служащих станции Ленинград-товарная и на водителей грузовиков.
В течение трёх дней, предшествовавших октябрьским торжествам, тысячи торговых работников не покладая рук трудились с утра до поздней ночи на площадах и улицах Ленинграда, приумножая личные состояния Герцога и его соратников…
Деньги, ставшие по воле одного человека неподотчётными ни городскому, ни областному бюджету, свозились для дележа в церковь, превращённую в 1920-ом в плодоовощную базу. По иронии истории кабинет директора базы, Ефима Рувимовича, с достаточно весомой в торговых кругах фамилией Безмен. располагался там, где ранее находился алтарь.
В разгар складирования денег в церковь, то бишь на плодоовощную базу, нагрянул собственной персоной Юлий Львович. Тайну исповеди можно сохранить, лишь общаясь наедине. Речь ведь пойдёт о сокровенном - о миллионах!
В кабинете директора привычная обстановка: обшарпанная мебель, несгораемые шкафы, переходящее знамя, доска почёта передовиков соцсоревнования и плакат с неизменным набором фотографий членов Политбюро.
Глянув на партийный иконостас, Герцог воскликнул:
- Боже, какие лица! Ломброзо от зависти к такой коллекции съел бы свои носки. Ведь грабят же страну, стервецы, грабят!
Эта мысль взбодрила.
Подойдя к металлическому шкафу, куда складывалась выручка, он неосторожно приоткрыл дверцу. Ему на шляпу обрушился ворох смятых рублей и трёшек.
Директор базы засуетился, услужливо отряхивая шефа от прилипших купюр. Пошутил:
- Некоторые купаются в шампанском, а вы, Юлий Львович, - в деньгах…
Пошутил, как тут же выяснилось, неудачно.
- Купаетесь в денежной купели вы, дармоеды! В купели, которую вам устроил Юлий Львович! А ему после этого купаться придётся в параше! Ты об этом подумал?! Слушай сюда, Фима. Думаю, что за три дня будет реализовано процентов восемьдесят - восемьдесят пять поставки. Это - около пяти "лимонов" налички. Два - передашь мне, но крупными купюрами, и завтра!
- Юлий Львович, побойтесь Бога! Из розницы два "лимона" крупняком никогда не выбрать. Вы же знаете сами, в рознице гуляют рубли, трёшки, пятерки. Червонцы и то - редкость…
Герцог не дал договорить подчинённому:
- Знаешь, Фима, когда моя мама была мной беременна, гинеколог обнаружил, что плод, то есть я, расположился неправильно. Мама в панике спросила, что же делать? Доктор спокойно ответил, что если родители эмбриона - евреи, то он выкрутится. Как видишь, я в своё время выкрутился. А ты ведь уже не эмбрион… Выкрутишься! Завтра два "лимона" ко мне в кабинет! Понял? И заживёшь на пять с плюсом.
- А как это, Юлий Львович?
- А вот так: пятая графа плюс все остальные неприятности!
Безмен кротко хихикнул.
- Да, вот ещё что. Ты должен закончить раздачу денег, - Герцог кивнул на шкафы, - сегодня, и ни минутой позже!
- Юлий Львович, это же немыслимо! Пересчитать такую гору денег… Почти пять миллионов!
- Их не надо считать. Их надо взвешивать!
Безмен ошалело смотрел на шефа. Очки, вместо того чтобы полезть вверх вместе с выпученными глазами, соскользнули с сального носа на пол.
- Мне-таки стало совсем невдомек, Юлий Львович… Взвешивать?!
- Именно! Ты же сам говоришь, что в рознице гуляют трёшки да пятерки. Так и клади их кучей на весы! В накладе никто не будет, всем достанется поровну. Ну, плюс-минус сотня… Подумаешь! За каждую реализованную тонну фруктов отпускай по пятьдесят граммов налички, понял?
- Гениально, Юлий Львович! - с искренним восхищением воскликнул директор базы. - Мне бы не додуматься. Я уж ночевать здесь собирался… Пересчитать пять "лимонов" - это ж какой труд!
- Фима, умные люди говорят: "С трудом мы славим Родину свою", слыхал?.. Свои деньги считать - не труд, а удовольствие. Взвешивать чужие - наказание. Но только не для тебя. Уж как ты умеешь взвешивать - мне известно. Так что - позабавишься… А за идею с тебя пять "штук"!
- Для вас с радостью, Юлий Львович. Только вот Циля Борисовна обязательно будет протестовать против весов…
- Скажешь, я велел. Ну а Циля - она всегда протестует… Она у нас штатная протестутка… Ты прости её. С вдовушками-бедняжками это случается от хронического отсутствия мужской ласки…
* * *
Так был сбыт "налево" эшелон цитрусовых - семьдесят вагонов по шестьдесят тонн каждый - всего четыре миллиона двести тысяч килограммов по цене рупь сорок за кило.
Свою долю - два "лимона" крупными купюрами Герцог конвертировал на чёрном валютном рынке. Курс - четыре рубля за один "бакс". Вышло пятьсот тысяч долларов, или целый чемодан.
Юлий Львович готовился "сделать ноги за бугор"…
Глава двадцатая. Стоматолог или резидент?
По пути к гостинице "Советская", где остановился вызванный из Грозного Махмуд Кочев со своими нукерами, Юлий Львович без устали "проверялся": то нырял в метро, то прыгал в отъезжающий троллейбус, то пересаживался из одного таксомотора в другой, идущий в обратную сторону. Он не намерен был раньше времени "светить" перед гэбэ своих охранников, которые призваны были не только обеспечить ему физическую неприкосновенность - воспрепятствовать вероятному "съему", - но и, выступив на авансцену в решающий момент, спутать карты и растащить силы преследователей. А то, что они были, Герцог уже не сомневался.
Кочев, заместитель начальника криминальной милиции МВД Ингушетии, не стал вникать в подробности, от кого надо охранять своего колымского покровителя. В телефонном разговоре потребовал за каждый день командировки по тысяче рублей "на нос".
Махмуд со товарищи прибыл в Питер на трех "жигулях" при полной оперативной выкладке: со стационарной рацией, переносными переговорными устройствами, не говоря уж об оружии. Когда Юлий Львович перешагнул порог их номера-люкс, работа по подготовке к боевому охранению шла полным ходом: Кочев настраивал рацию на местный милицейский канал, его подручные разбирали взятый напрокат у ленинградских коллег оперативный гардероб, со смехом примеряя накладные бороды, усы, очки, натягивали на себя немыслимой расцветки куртки и головные уборы.
- Юлий Львович, - протягивая переговорное устройство вместо приветствия, произнес Кочев, - у вас будет позывной "Кудесник". Не возражаете? Вам на Колыме это прозвище нравилось. А я буду "Первым"…
Герцог только рукой махнул. Какая, к чёрту, разница!
"В горящем доме занавесок не меняют", "Кудесник" - так "Кудесник"… Самое время позвонить Марику. Домашним и служебными телефонами Юлий Львович с некоторых пор пользовался только для ведения ничего не значащих, безобидных для себя и окружающих разговоров.
Теперь все надежды Герцог возлагал на своего друга Хенкина, вернее, на его зятя, - третьего секретаря посольства США в Москве. Марик должен был организовать встречу с американским дипломатом, чьей помощью и предполагал заручиться Юлий для переправки за кордон пятисот тысяч долларов.
В тайне от Хенкина Герцог намеревался попросить иностранца о содействии в получении вида на жительство в какой-нибудь западноевропейской стране - через неделю Юлий в составе делегации Леноблисполкома должен был отправиться в служебную командировку в Австрию и ФРГ. Возвращаться в Союз он не собирался и принял решение просить политического убежища. А американец должен был подсказать, где лучше остаться на ПМЖ…
Ввиду складывающихся "взаимоотношений" с КГБ, Герцог теоретически допускал, что в самый последний момент его могут отвести от поездки, но всерьез в такую возможность не верил. Если им занялся Комитет, разве ему позволили бы пройти собеседование в ЦК? Почему ему выдали заграничный паспорт и авиабилет? Почему, почему, почему. Вопросы без ответа.
Юлию Львовичу от своих источников в силовых структурах было известно, что комитетчики не торопятся информировать партийные органы, взяв в разработку кого-нибудь из номенклатурных работников. Так спокойнее вести дело и есть возможность либо триумфально доложить о результатах, если подозрения подтвердятся, либо спустить дело на тормозах в случае его бесперспективности.
В свою очередь, партийный чиновничий аппарат, никогда не испытывая не то чтобы любви, - приязни, - к гэбэ местного значения, всячески стремился воспрепятствовать добыванию оперативными сотрудниками информации о проделках номенклатурных зубров. А к последним Герцог относил и себя.
Будучи осведомлённым об этих противоречиях, а также хорошо зная, как медленно раскручиваются ведомственные маховики, Юлий Львович уповал на то, чтобы ситуация, в которой он оказался, и была тем самым счастливым случаем несогласованной работы отдельных агрегатов советской бюрократической машины.
Ну, а если всё-таки отведут от поездки? Значит, материалы в его отношении настолько серьёзны, что ленинградские гэбэшники решили проинформировать Ленинградский обком и облисполком. А это - конец. Придется переходить на нелегальное положение. Денег, квартир, дач и запасных паспортов хватит, чтобы вести безбедное существование, но ведь безделье заест! Нет-нет, прочь! Надо сосредоточиться на встрече с дипломатом. Герцог подошёл к телефону.
- Марик, ну что?
- Ты откуда?
- Из гостиницы…
- Хорошо. Завтра в два на даче у тестя…
- До завтра.
В этот момент из рации, над которой колдовал Кочев, донесся хрип, и мужской голос, перекрывая эфирные шумы, отчетливо произнес: Беркут, Беркут, я - Ладога, приём!
- Ну вот, наконец, - с удовлетворением произнёс Махмуд.
Герцог насторожился.
- Что это мы сейчас слышали?
- Да это местные менты переговариваются…
- Стоп! - Юлий Львович вскочил с кресла. - Если мы их можем слышать, то и они нас, так ведь? Махмудик, верни всё в зад. Нас никто не должен слышать. Никто! Понял? Карту Ленинграда и области купили? Дайте её сюда! Завтра в час дня я выеду на служебной "Волге", вот сюда, - Герцог пальцем указал на дачный поселок Кавголово. - Дом, где я буду находиться, неподалеку от трассы. Вам надо будет рассредоточиться поблизости и ждать моего сигнала. Возможно, завтра надо будет ехать в Москву…
* * *
- Ты что-то осунулся, - сочувственно заметил Марик, когда Юлий вошёл на веранду дачи.
- Знаешь, старина, я в положении того карася, которому и жить осточертело в грязном пруду, и деться некуда, кроме как ухватиться за крючок и сразу попасть в сметану, - мрачно отшутился Герцог.
- Ты сегодня не в духе, дружище. Успокойся: "Тяжело в лечении - легко в гробу".
- Спасибо, обнадёжил… Что там с зятем?
- Сэр Чарльз Добкин собственной персоной готов с тобой встретиться в Москве через два дня…
Слушая друга, Герцог не мог отделаться от чувства, что в Москве ему предстоит сыграть роль в каком-то шпионском боевике. Оказывается, всё то, о чём он раньше читал, видел в кино и слышал от своих источников из ГУВД о похождениях шпионов, не было досужим вымыслом, а существовало всамделишно. Теперь ему предлагалось собственными ногами пройти тернистую тропинку наймита иностранной разведки. И кто предлагал! Лучший друг - Марик Хенкин!! Мозг сверлила мысль: "Кто же ты, Марик, на самом деле - стоматолог или резидент?! Всё то, о чём ты мне сейчас вещаешь без шпаргалки и без запинки, похоже, тобой уже давно и успешно освоено. В наставлениях твоих не верхоглядство дилетанта, а основательность профессионала. Может, у тебя и звание есть? Как же тебя, нет! - вас, теперь называть? Полковник ЦРУ Хенкинс-с?!"
- В общем, так, - подытожил Хенкин, в голосе которого звучали менторские нотки. - Вот тебе инструкция. Прочти внимательно. Усвоишь - брось этот листок в стакан с водой. Или проглоти. Он растворится мгновенно… В Москву тебе лучше лететь сегодня, - с этими словами Марк протянул Герцогу авиабилет. - Будет время ознакомиться с обстановкой. Здесь больше встречаться не будем. Да и вообще, не звони - я найду тебя сам. Удачи! - Хенкин потрепал Юлия за щеку, подошёл к камину, вытащил из тайника чемодан с долларами. Обернулся к наблюдавшему за ним Герцогу. Заметив неподдельный интерес в глазах друга, спросил:
- Ты что? Чего-то хочешь?
- Хочу. Бутерброд с говном я уже съел - жду, когда ты мне стакан мочи предложишь, чтоб запить…
- Юлик, ты зря… Я, то естьзш, хотим тебе помочь. Искренне… Заметь, я ведь и подписки у тебя не прошу.
- Да нет, я ничего… - Сидевший внутри Герцога бесенок рвался наружу, требовал озорства, и Юлий мастерски разыграл роль ученика, прилежно усвоившего прослушанный урок.
- Я хотел сказать, что на трассе, ну, когда я ехал сюда, мне "на хвост" упала какая-то "волжанка". Едва оторвался…
Хенкин раскатисто рассмеялся. Покровительственным тоном пропел:
- "Я тобой переболею, милый мой"! Ничего, старина, со временем это пройдёт. Выбрось из головы. Такое только в кино бывает…
У Герцога от потрепывания за щеку, от смеха кровь бросилась в лицо. "Этого мальчишку надо поставить на место. Немедленно!" Он не спеша вытащил из внутреннего кармана пиджака переговорное устройство, щёлкнул тумблером.
"Друг мой, сейчас тебе будет сюрприз - ты ведь ничего не знаешь о моей личной охране. Как и об обстоятельствах её появления в Питере. Настала моя очередь преподнести тебе урок!.."
- Первый, Первый, я - Кудесник! Как слышите, приём?
У Хенкина от неожиданности ноги переломились в коленях, и он, едва не промахнувшись, рухнул в кресло. Неотрывно он смотрел на Юлия, минутой ранее так безропотно внимавшего его наставлениям.
- Первый слушает!
- Первый, через пять минут я выезжаю на "шестёрке" красного цвета, номер 19–40. Следуйте за мной на расстоянии. Особое внимание - идущим за мной машинам. Встретимся в Пулково в туалете на втором этаже. Поездка в Москву согласно плану. Первый летит со мной, остальные - на машинах… Как поняли, приём?
- Первый, вас понял, приступаем!