Как я и ожидал, Михаил Петрович оказался человеком в этом деле сведущим и опытным, изложил мне всё очень подробно и чётко – и уже через два месяца я хранил в своём бумажнике "Визу", выданную мне одним чешским банком в Праге, где мы с Людой провели несколько волшебных дней, которые я запивал превосходным чешским пивом, а Люда заедала (постоянно ахая: "Что будет с моей фигурой!") аппетитными и необыкновенно вкусными шпикачками. Набранные нами калории мы с большим успехом и удовольствием тратили ночью в четырехзвёздной гостинице, днём болтались по прекрасной Праге и вовсю наслаждались отдыхом.
Вернувшись из поездки в Питер, я задумался. Всё складывалось настолько удачно, что… начинало тревожить. В конце концов я не мог не осознать, что решительно всё в моей жизни, включая её саму, зависит от Михаила Петровича.
– Ну, хорошо, – рассуждал я, – сегодня я ему нужен. Скорее всего, буду нужен и завтра. Но кто поручится за то, что на него, как когда-то на Лёху, не найдётся свой Иван Васильевич или Пётр Степанович. В этом случае Михаил Петрович сдаст меня, как сдал Лёха, и скорее всего, куда быстрее. Принимать за меня муки он не станет. И к какому следующему руководителю я попаду – неизвестно. Не исключено, что к каким-нибудь "Папиным" друзьям. Значит, если я хочу сохранить свою независимость, с Михаилом Петровичем следовало распрощаться.
При этом я хорошо понимал, что подобное прощание означает одновременно прощание с жизнью. Или его или моей. Я полностью отдавал себе отчёт в том, что этот мой собственный "заказ" серьёзней всех предыдущих. Михаил Петрович был, судя по всему, волком битым, имевшим острый нюх, и потому очень опасным. Чтобы он ничего не заподозрил, я должен был быть предельно осторожным, в частности, ни в коем случае не проявлять инициативы. Помочь мне должен был случай, к которому, однако, я должен был быть заранее подготовленным. Этим я и занялся, не откладывая дела в долгий ящик.
ГЛАВА 8
До армии моя семья жила в центре города, на Кирочной, которая одновременно носила название Салтыкова-Щедрина, в Дзержинском, так он назывался тогда, районе. Жили, естественно, в коммуналке, шесть комнат на шесть семей, туалет, понятно, один и ванная, в которой только стирали, а мыться раз в неделю ходили в баню. Благо, бань вокруг хватало. Сергеевы и Бабурины ходили в баню на Чайковского, старик Зимин и Андреевы ездили к Смольному, а мои родители и Гольдины предпочитали баню на Некрасова. Нас с Серёгой Бабуриным до поры до времени мыли на кухне в корыте, а лет с четырёх стали брать в баню. Серёгу чуть ли не до школы водила в баню его мать, естественно, в женскую, моя тоже попробовала брать меня с собой, но я после первого же раза забастовал и стал ходить с отцом. Детей в квартире было пятеро, кроме нас с Серёгой ещё три девчонки – Томка с Лялькой, сёстры – близняшки и Лариска, которую её родители называли Лорой, та ещё фифа, хотя и была младше всех. Коридор в квартире был длиннющий, и мы с Серёгой катались по нему на самокате. Самокат гремел, из своей комнаты выскакивал старик Зимин и орал на нас страшным голосом. Мы успокаивались, но ненадолго. Зимина мы не боялись, орал он громко, но вообще-то был человек добрый и нашим родителям на нас не жаловался. Гольдины были уже пожилыми, их взрослый сын с женой жил отдельно, иногда его дочка Софа приходила к дедушке с бабушкой. Черноволосая, смуглая с ярко-серыми глазами, которые как будто освещали её лицо, нравилась она мне страшно. Когда она появлялась, я безвылазно торчал в коридоре, делая вид, что чиню какую-нибудь хозяйственную фиговину. Но она из комнаты выходила редко, а меня вообще не замечала. Мы с ней были ровесниками, а известно, что девчонки взрослеют раньше, чем мальчишки, и на ровесников внимания не обращают. Эта любовь у меня прошла. Прошла, когда к нам в класс пришла новенькая – Ирка Пурлова. Её отца, офицера, перевели сюда из Германии, Кроме того, что она была красивая, совсем по-другому, не так, как Софа – светленькая с зелёными глазами – она ещё и одевалась не как все наши девчонки. Я в этих их тряпках не разбирался, но моя мама, когда увидела Ирку в первый раз, сказала, что она элегантная. Я не очень понял, но слово на всякий случай запомнил.
Район наш мне нравился. Школа была недалеко от дома, в кино мы ходили в "Спартак" на нашей же улице, иногда бегали в "Тавригу" – Таврический Сад с его прудами, где ловили тритонов, не могу вспомнить, на кой хрен они нам были нужны. Дома на улице были старыми и их дворы соединялись разными лазами и переходами, известными, кажется, только нам, детям. Иногда мы устраивали вылазки в соседние дворы и даже на соседние улицы. Эти предприятия не всегда были безопасными, иногда приходилось пробираться на немалой высоте. Толька Беляков один раз упал и сломал ногу. В этом был свой плюс. Раньше, когда мы с Борькой Жилиным кричали ему издалека: "Толян бу-бу насрал в трубу, труба гудит, Толян пердит", он кидался за нами и нам не всегда удавалось убежать. Пойманный получал пару затрещин, надо сказать, что весьма чувствительных. А когда ему с ноги сняли гипс и он снова вышел во двор, дразнить его стало сплошным удовольствием.
Когда я был в армии, дом пошёл на капитальный ремонт. Мои получили двухкомнатную – на троих, считая меня – квартиру в новом районе, из армии я вернулся уже в Купчино. Как-то так получилось, что в своём бывшем районе я почти не бывал. Вещевые рынки, заправки и платные стоянки, куда я наведывался в поисках работы, располагались, как правило, ближе к окраинам, к тому же большинство моих одноклассников подались в институты, и мне не очень-то хотелось с ними встречаться.
В тот день я только отошёл от станции метро "Чернышевская", как буквально лицом к лицу столкнулся с Сашкой Марининым, с которым проучился все школьные годы.
– Андрюха! – закричал он, – Какими судьбами? Ты как, где, что делаешь? Сто лет тебя не видел, думал, ты куда переехал или в "сундуки" подался – сверхсрочником. А ты – вон… Это дело надо отметить, возражения не принимаются. Через десять минут мы с ним сидели в баре "Медведь" на Потёмкинской.
– Охрана, может быть, дело и не плохое, – говорил Сашка, – но, согласись, бесперспективное. Ну, дослужишься до бригадира, а дальше? Всё – потолок.
– Потолок, – согласился я, – а что делать? Сейчас без образования…
– Да что образование! Плевать я на него хотел! Сижу со своим образованием, как чижик, в клетке и стучу по клавишам компьютера, как дятел. В зале шесть клеток, шесть дятлов и менеджер, сволочь. Меня почему-то невзлюбил, поэтому перспектив никаких. Сейчас надо своё дело заводить. Свой бизнес. Всё остальное – мура. Помнишь Гришку Альтова из параллельного "А"? Торгует велосипедами. Кому они в Питере нужны? – Никому. Но Россия-то большая. В маленьких городках, где живого "Мерса" не видели, они идут, как горячие пирожки. У Гришки свой дом на три этажа в Дюнах и за границей – не то в Австрии не то в Испании.
– А как вообще наши? – спросил я, – Живу на окраине, никого не вижу. А ты – видишь кого-нибудь?
– Кого-то вижу, о ком-то слышу. Ритка Ицкович умотала в Израиль, иногда звонит Верке Рябовой, Верку я иногда вижу, живёт почти рядом. Светка Любимцева с мужем свалили в Америку – всё, что знаю. Петька Мороз в Москве, Сашка Волович укатил по распределению на Дальний Восток, там, по-моему, и застрял. Наша красотка Пурлова чуть не сразу после школы вышла замуж за немца, ты тогда в армии был. Недавно встретил её на Невском. Разодета, вся из себя… А рожа грустная.
Я говорю:
– Иришка, ласточка, как дела?
– Всё, – говорит, – нормально.
А потом вдруг – в слёзы.
– Да в чём дело, – говорю, – муж бросил? Или из дома выгнали?
А она:
– Попробовал бы… Дом на три четверти мой и детей. Всё, – говорит, – действительно нормально. В прошлом году с детьми пол-Европы объездили, и Гюнтер у меня заботливый, только скучно, сил нет. Даже поговорить, в жилетку поплакаться некому. Живу как на болоте: тихо, спокойно, ничего не происходит.
– А ты, – говорю, поезди в метро в час пик, – впечатлений наберёшься на год вперёд.
– Поездила, – говорит. – В автобусе кошелёк из сумки вырезали. Я с собой много не ношу, отделалась тремя сотнями баксов. Сначала расстроилась, а потом подумала: какое-никакое происшествие. По крайней мере не скучно.
– А ты, – говорю, – старуха, сходи в какой-нибудь ночной клуб. Там ещё веселее. Травки покуришь, а если повезёт – ещё и изнасилуют. Оттянешься по полной программе.
– Да ну тебя, – говорит, – травки и у нас навалом. Даже мой Гюнтер покуривает. У нас это среди богатых модно.
– Не хочешь травки, – говорю, – пошли ко мне. Треснем русской водочки. Приглашаю от души, без всякой задней мысли. Водочка, музычка, дружеский перепихон. А?
Смеётся:
– В следующий раз, – говорит, – обязательно. А вообще тебе спасибо: настроение мне поднял. Может, и схожу в какой-нибудь ночник.
Чмокает меня в щёку – и адью. Ну и хрен с ней. Я ведь начал про бизнес. Надо что-то искать.
– Ты, по-моему, с жиру бесишься, – сказал я, – тысячи мечтают работать в банке, а тебе всё плохо.
– Дружище, – говорит Сашка, – что ты знаешь про банки… Это же не Германия или Англия. Наши банки – сегодня он есть, а завтра – его нету. Был у меня вариант, да какой! К своему папане. Он у меня инженер-строитель. Собрались несколько человек – все коллеги. Скинулись, набрали ссуд. Главное было в том, что у моего папани старый друг заведовал в мэрии финансами. Их фирма должна была получить подряд на реставрацию памятником старины в центре города. А ты знаешь, что такое госзаказ? Это бешеные деньги, потому что их даёт государство. А государственных денег никому не жалко. Мой папаня со своей фирмой уже губу раскатали, свои квартиры и дачи продали, купили и расселили несколько коммуналок в расчете на будущие миллионы. Друган из мэрии деньги обещал твёрдо. Да вот беда: получил пулю в лоб прямо на пороге своего офиса. Может, помнишь, тогда все газеты об этом кричали: заказное убийство в центре города, на Чайковского… Кто его заказал – яснее ясного: конкуренты. На госзаказы охотников – ого-го! А доказать ничего нельзя. Новый, вместо убитого, отдал заказ другим. Мой папаня с коллегами пролетели. Как фанера над Парижем. Коммуналки так и не отремонтировали, продали за полцены. Свои деньги, правда, вернули, но сверх – шиш. Если не считать папаниного инфаркта. Я бы, бля, этого киллера!.. Хотя при чём тут киллер? Не этот – другой бы на курок нажал. А этот, не исключено, уже к Дании подплывает в виде трупа. У них главный профессиональный риск – как не получить пулю в затылок от заказчика. Бабах – и главного свидетеля нет. И концы в воду.
Пивом мы, понятное дело, не ограничились. После "Медведя" зашли в "Гном" на Литейном, потом куда-то на Моховой. Потом я доставил Сашку в его холостяцкую квартиру, уложил на диван, захлопнул дверь и на такси добрался до дома.
Может из-за Сашкиного рассказа алкоголь на меня не подействовал. Можно сказать, что я получил пищу для дополнительных размышлений. Интересно, – лёжа на диване, – размышлял я. – Я нажимаю на спуск и, как говорил Лёха, ликвидирую проблему. Конкретно, человека, о котором практически ничего не знаю. "Бабах", как говорит Сашка, – и всё. А от этого секундного "бабах" происходит огромное количество изменений. Одна фирма получает предназначенные другой миллионы. Та, что должна была их получить, остаётся с носом и разоряется. Это один план ситуации. Другой план – разорившийся человек получает инфаркт и становится инвалидом. Этот человек – отец моего одноклассника Сашки. Сам Сашка вместо устройства в процветающую фирму отца сидит в своём банке, который может в любую минуту лопнуть, как мыльный пузырь. Разочарованный Сашка пьёт, и пьёт, кажется, по-чёрному. И всё это происходит из-за одного "бабах", к которому приложил руку, то бишь, палец его одноклассник Андрей, ничего против Сашки и его папани не имеющий. Тут моя мысль плавно перетекла к собственной персоне. Я и сам слышал, что киллеров иногда ликвидируют сами заказчики. Мне, так я считал, такой вариант пока не угрожал, но поручиться за будущее я, разумеется, не мог. Так что моя мысль избавиться от Михаила Петровича получила дополнительную поддержку.
ГЛАВА 9
Первым делом я снял другую квартиру, на этот раз двухкомнатную. В новом, но тоже не центральном районе, однако, переезжать в неё пока не стал. Купил новую, тоже подержанную, тачку и поставил в гараж.
Удачный случай – это всегда хорошо подготовленный случай, учил меня Михаил Петрович, поэтому я постарался учесть все мелочи. В сумке, с которой я не расставался, всегда лежали снаряжённая "беретта" и металлическая дубинка, однажды купленная на Сенной, где процветала мини-барахолка. Дубинка представляла собой металлическую трубку длинной сантиметров двадцати пяти, но при замахе из неё вытягивались ещё два коленца, последнее из которых завершалось массивной головкой, которой при хорошем ударе можно было проломить голову годовалому быку. Ждать я умел. На одной из наших первых встреч Михаил Петрович сказал, что профессиональный киллер должен уметь ждать. И я должным образом усвоил его науку.
Работа шла своим чередом. За пару следующих месяцев мне один раз пришлось ею заняться. Случай оказался не из затруднительных – с соответствующей оплатой. О моём "клиенте" Новости упомянули мельком и перешли к более важным делам: разводу одной поп-звезды.
Ещё через месяц на месте встречи Михаил Петрович окликнул меня из машины:
– Прокатимся.
Я сел рядом, поставив сумку на пол у своих ног. Когда мы вырулили за город, я понял, что мы едем на стрельбище. Оживлённый Михаил Петрович подтвердил мою догадку.
– Сейчас покажу тебе такую машинку, перед которой твоя – прошлый век.
На стрельбище мы вышли из машины. Михаил Петрович открыл багажник и склонился над блестящим футляром. Стоя за его спиной, я отступил на шаг и, размахнувшись, изо всей силы нанёс ему страшный удар по голове. Он рухнул без звука. Убедившись, что второго удара не требуется, я втащил тело на заднее сиденье и, надев тонкие резиновые перчатки, сел за руль. Через несколько минут я остановился около небольшого озерца, поставив машину так, чтобы она не просматривалась с противоположного берега. Вытащив труп, я положил его рядом с машиной. Преодолев брезгливость, тщательно обшарил карманы и снял с руки часы, весьма, надо сказать, дорогие. Переложив деньги – несколько стодолларовых купюр и несколько тысячных рублёвых, в карман, кинул пустой бумажник рядом с телом. Записную книжку, обнаруженную во внутреннем кармане, сжёг несколько позже, находясь далеко от этого места. Часы, размахнувшись, закинул подальше в воду. После чего протёр в машине все места, на которых мог случайно оставить свои отпечатки, хотя, уже садясь в машину, старался не до чего не дотрагиваться, и открыл багажник в надежде, что он привлечёт внимание каких-нибудь не слишком разборчивых любителей халявы.
Ещё раз окинув взглядом место, я решил, что оно идеально соответствует сюжету случайного ограбления. Погуляв по лесу до темноты, я вышел к пригородной платформе и, смешавшись с пассажирами, вернулся в Питер. Дома я налил себе стакан водки и помянул новопреставленного раба божия Михаила, а заодно и никому не известного (так мне хотелось думать) киллера Кирилла. Для меня было ясно, что сегодня закончился определённый период моей жизни.
ГЛАВА 10
Через три дня я переехал на новую квартиру, а спустя неделю съездил в Новгород, где продал свою старую бээмвэшку каким-то кавказцам. Люде переезд на новую квартиру я объяснил желанием жить поближе к ней, а то, что у меня новая машина, я не сомневался, она даже не заметит. Отличить "Запорожец" от "Волги" было верхом её наблюдательности по этой части. Воспоминания о покойном Михаиле Петровиче меня мучили не слишком, я так часто представлял себе этот эпизод в воображении, что, можно сказать, к нему привык. Да и опыт Афгана, где пришлось насмотреться на всевозможные картины смерти, давал о себе знать. Но для того, чтобы покончить даже с такими – смутными – воспоминаниями, я предложил Люде отдохнуть недельку на Кипре, благо безвизовый режим с этим островом делал поездку не слишком хлопотливой.
– Моя контора что-то мудрит, – объяснил я подруге, – всех выгнали в двухнедельный отпуск за свой счёт. Плевать на них, надо хорошенько отдохнуть.
В Людином институте дали две недели без единого слова, слава Богу – не надо платить.
На Кипре мы остановились в Ларнаке, в маленьком уютном и дорогом отеле недалеко от моря.
– Будем держаться подальше от соотечественников, – сказал я, – а то я их знаю: будут хватать за руки и тянуть водку пить. Если повстречаем, будем загадочно молчать, как сфинксы, пусть думают, что мы английские аристократы.
– Не больно-то мы на них похожи, – развеселилась Люда. А если спросят "Хау ду ю ду?"
– Ну, уж десять-то фраз на английском я слепить сумею, – отбивался я.
– А акцент?
– А что, я не имею право быть шотландцем или валлийцем? – блеснул я знанием имперских реалий.
Не знаю, как нам удавались наши роли, но первую неделю на нас никто не обращал внимания. Зато в первый день второй, отойдя от пляжа к киоску с прохладительными напитками, я нос к носу столкнулся с Вадькой Стороженко, с которым просидел за одной партой последние два года школы.
– Андрюха!
– Вадька!
– Какими судьбами, старик? Сто лет тебя не видел. Слышал, что ты был в Афгане, на хрен тебе это сдалось? Или – "Когда страна прикажет быть героем – у нас героем становится любой"? Мне куда больше нравится – вычитал, не помню, где: "В жизни всегда есть место подвигу – главное, держаться от этого места подальше". Ха-ха! Ты один?
– С подругой. Пойдём, познакомлю.
Мы подошли к Люде, загоравшей в своём французском бикини (мой, чёрт возьми, подарок!), на который я бы с удовольствием добавил немножко ткани. На Вадьку она явно произвела впечатление.
– Всё, ребята, – сказал он, – этот вечер мой, то есть, наш! Я знаю ресторанчик, где всяких там устриц и прочих скользких гадов готовят так, что пальчики оближешь. И притом недорого, и притом местные вина за копейки, и притом хозяин, именно в связи с наплывом нашего брата, выписывает прямо из Швеции водку "Абсолют", по-моему, самую вкусную водку в мире.
Вечером мы сидели в действительно уютном ресторанчике, с удовольствием ели прекрасно приготовленных "гадов", запивая их вкуснейшим, на мой вкус, может быть, чересчур сладким, местным вином, перемежая его рюмочками ледяного "Абсолюта".