– Хорошо, очень хорошо, – прокомментировал он одобрительно. – Может быть, вы также заметили расширенные ноздри и острые зубы?
Я глубоко вздохнул.
– Ну и что же?
– Маска была без прорезей!
Прошла секунда, прежде чем я понял, что он имел в виду.
– Проще говоря, не было ни одного отверстия, через которое можно было бы дышать?
– Ни малейшего. Маска плотно прилегала к коже, и она была герметична. Какие выводы вы делаете? О проницательный детектив!
– Девица была уже мертва, когда на нее надели эту маску, – проворчал я.
– Вы не ошибаетесь, – с сожалением произнес он. – Я думаю, девица добровольно надела маску, чтобы покончить с собой. Затем появился некто всадивший ей в грудь нож просто так, чтобы повеселиться.
– Доктор, – заметил я, – даже заочный курс должен был научить вас, как выглядит человек, погибший от удушья. Невозможно спутать задушенного с зарезанным – и вы знаете это так же хорошо, как и я. Так кого вы хотите ввести в заблуждение?
Он страдальчески покачал головой и пробормотал:
– Сколько бессонных ночей провел я за изучением всего этого, а Уиллер знает столько же, сколько и я, даже не учившись заочно – когда я думаю об этом, то просто теряю мужество!
– Ха-ха-ха! Никогда так не смеялся! – парировал я. – Теперь возвращайтесь домой, – я показал на больницу, – и поиграйте со своими товарищами.
– Я лучше подожду катафалк, – любезно ответил он. – До скорого! Да! И проконсультируйтесь у окулиста!
– Теперь сержант, вы можете ему пожаловаться, – дружелюбно посоветовал он, – теперь лейтенант смертельно ненавидит меня, а не вас. – Полник повернулся и угрюмо взглянул на меня.
– Я ничего не говорил о вас, честное слово, лейтенант!
– Я очень хотел бы в это поверить, – сухо ответил я. – С каких пор вы так вежливы?
– Ах, вот в чем дело! – с уважением воскликнул он. – А я даже не понял, что хозяин говорит гадости, – приблизившись ко мне, он прорычал мне в ухо: – Скажите, лейтенант, что значит "фасция"?
– Я охотно объясню, сержант, но мне кажется, что вы слишком молоды... и мне пора ехать...
– Тем хуже, – ответил он с разочарованным видом. Но вскоре разочарование сменилось полным непониманием.
– Откуда вы знаете, лейтенант, что такое "фасция"? Ведь вы на десять лет моложе меня?
– Это потому, что меня так воспитывали, – объяснил я поспешно и продолжал: – Я оставляю вас, сержант, на месте, допросите сторожей. Спросите, кто всю ночь дежурил у ворот, и постарайтесь узнать, не видели ли они чего-нибудь необычного. Затем попросите дело Нины Росс, запишите число, когда она приехала в больницу, длительность ее пребывания здесь и дату ее отъезда. Постарайтесь найти кого-нибудь из сестер, кто принимал ее, и заставьте разговориться, рассказать, что это была за девушка...
– Слушаюсь, лейтенант, – сказал он. – Но я хочу спросить, кто такая Нина Росс?
– Девушка, которую убили, – ответил я, стараясь сохранять спокойствие, что было довольно трудно, так как мои нервы были натянуты.
– Черт возьми, – с облегчением вздохнул он. – Я уже подумал, что речь идет о приемной сестре, знаете, такая "старая сова", которая думает, что "душевнобольной" – это что-то грязное.
– Во всяком случае, – сказал я, – знаете, чем можно ее убить? Если она к вам привяжется, обзовите ее "фасцией"!
* * *
Утро было все такое же хорошее, и все еще была весна, когда я завернул за угол и выехал на дорогу. "Это просто, я сам стал другим, – решил я. – Может быть, у меня поседели волосы? Во всяком случае, у меня поднялось настроение, когда я представил себе, какое лицо будет у шерифа Лоэрса, когда я расскажу ему историю о девушке в кошачьей маске, которая считала, что одержима нечистой силой, и кончила тем, что ее закололи... А... черт!"
Я вытащил адреса, которые дала мне "старая сова", и для начала решил осмотреть бывшее жилье Нины Росс. Ничто не мешало мне думать, что Джеймс Эриот – симпатичный и совершенно нормальный человек, но вспомнив свой визит в лечебницу доктора Мойберга, я предпочел не рисковать. Теперь, по крайней мере.
Тишина, которая царит сейчас в доме Нины Росс, без сомнения, успокоит мои возбужденные нервы. Кроме того, Нина жила на Ла Пинед, в кварталах, расположенных на маленькой скале в пяти километрах к югу от города. А Эриот жил в Парадиз-Плейдж, на три квартала южнее. Я мог посетить оба места, не сворачивая с дороги.
Через 20 минут я остановился на самом верху дороги, которая вела через вершину скалы, огибая обрывы, окружающие дом. В пятидесяти метрах был виден дом с террасами. Он находился в очень ненадежном равновесии, как кандидат в самоубийцы, которому осталось сделать только шаг.
Я еще раз посмотрел на адрес, чтобы убедиться, что не ошибаюсь. Не знаю, почему, но я удивился, что Нина Росс жила здесь. Я представлял, что ее квартира находится в одном из четырехэтажных зданий, которые так примелькались на этом берегу. Дорога, ведущая к дому, пролегала по скале почти вертикально. Я вышел из машины и остальную часть пути прошел пешком.
Я осторожно продвигался по тропинке, подставив лицо свежему, морскому ветру. Далеко на горизонте виднелась нефтяная вышка, она походила на игрушку, забытую в гигантской ванне. С другой стороны дома была пропасть глубиной метров шестьсот. Я спрашивал себя, не на метле ли переправлялась через нее ведьма, которая овладела Ниной.
Бетонный барьер, инкрустированный черепицей, вел к входу, расположенному за стеклянной верандой, окна которой были затянуты плотными шторами. Двери были приоткрыты, и мне вдруг показалось, что, может быть, Нина жила не одна и надо предупредить о своем приходе. Я позвонил, раздался мелодичный звонок, а через две секунды такой же мелодичный голос:
– Дверь открыта!
Я вошел в вестибюль – это была квадратная комната, в которую выходили различные двери. Четыре ступени направо вели в жилую комнату.
– Сюда! – позвал несколько раздраженный голос из ближайшей комнаты. – Мне нужны чьи-нибудь руки!
"Нет, никто никогда не скажет, что Уиллер покинул девушку в беде", – подумал я и решительно повернул ручку двери. Мой нюх тотчас подсказал мне, что комната, в которую я вошел, была спальней, так как в ней находились кровать, комод, внушительных размеров трельяж, – я понял, что это комната какой-нибудь куколки, что и подтвердилось присутствием существа женского рода, стоявшего спиной ко мне посреди белого пушистого ковра.
Вот это была спина! Загорелая, цвета сливы, созревшей на солнце. Она заканчивалась двумя длинными стройными ногами такого же цвета. Голубые трусики плотно облегали округлые бедра. Обе рука делали мне нетерпеливые знаки.
– Не могу застегнуть этот проклятый лифчик! – воскликнула она. – Я поправилась в последнее время. Но поскольку я полнею в нужных местах, то это меня не волнует.
Взяв застежки лифчика, которые она мне протягивала, я не без труда застегнул его.
– Ай! – воскликнула она. – Зачем так сильно тянуть! Что с тобой? Ты опять пьян? Опоздал на полчаса, и я была вынуждена тереть себе спину сама!
– В другой раз я приду вовремя, это уже точно! – ответил я так же страстно, как и чистосердечно.
Ее спина окаменела.
– Боже мой! – пробормотала она. – Это не Джонни?
– Я послан "Бюро добрых услуг", – объяснил я, – прогуливаю собак, застегиваю лифчики. Короче говоря, стараюсь дарить радость и счастье.
Она медленно повернулась и посмотрела на меня так, будто я был только что прилетевшим марсианином.
Она была брюнетка, ее длинные волосы были собраны в пучок. Глаза черные и очень выразительные. У нее были изящные скулы, а губы прекрасно очерчены и выдавали чувственность. Лифчик, так прекрасно застегнутый мною, был голубой, такого же цвета, что и трусики, и теперь он вздымался двумя круглыми женственными холмами.
– Я уже опоздала покраснеть, – сказала она. – Но что вы делаете в моей комнате?
– Если вы помните, это вы сами крикнули, чтобы я вошел.
– Верно, – призналась она, кивнув головой. – Значит, вина моя.
– Нет! – воскликнул я в порыве великодушия. – Моя! Если бы я пришел на полчаса раньше, я мог бы потереть вам спину!
– Во всяком случае, не раньше, чем представитесь, – объявила она. – Я не хотела бы показаться нелюбезной, но вы... что-нибудь продаете?
В этот момент в вестибюле раздались тяжелые, торопливые и довольно решительные шаги. И прежде чем я успел ответить, дверь распахнулась, и появился атлет, кричавший:
– Я в отчаянии, что опоздал, крошка! Я...
И тут он увидел меня. Воцарилось молчание, во время которого я успел заметить, что он добрых метр восемьдесят пять ростом и весом не менее девяноста килограммов. И одни мускулы! Его пепельные выгоревшие волосы были коротко подстрижены и нахально вились. Лицо было тяжелое, голубые глаза скрывались в жирных складках от слишком надутых щек. Тонкие и жесткие губы презрительно сжались, что, впрочем, оказалось его обычным выражением. На нем были спортивная куртка и велюровые брюки. Его ультраплоские часы с толстой цепочкой охватывали волосатую руку и были, по-видимому, из пластика.
– Черт возьми! Что здесь происходит? – прорычал он, как только обрел дар речи.
– Все очень просто, – ответила брюнетка без всякого смущения. – Нет нужды нервничать, Джонни, а то у тебя поднимется давление или случится нервная депрессия. Когда позвонили в дверь, я решила, что это ты, и крикнула, чтобы вошли, и все еще уверенная, что это ты, я попросила этого господина застегнуть мне лифчик. Откуда я могла знать, что это он, – она сделала жест в мою сторону, – а не ты? Я была уверена, что не ошибаюсь. И вовсе не хотела, чтобы именно он застегнул мне лифчик.
– Да, действительно, откуда было знать? – сказал я с надеждой.
Атлет так посмотрел на меня, что я, не обладая даром ясновидения, смог предугадать свою участь. Диким голосом он спросил:
– Прежде всего, кто этот тип?
– Но, дорогой, это!.. – она секунду смотрела на меня, а затем с беспричинным смехом, сказала:
– Я ничего об этом не знаю! Мне только известно, что его послали из "Бюро добрых услуг"!
Смех сотрясал ее тело. Никакой лифчик не мог бы выдержать такого напряжения.
– Очень весело, – проворчал силач. – Будет еще забавнее, когда я дам ему в морду! – Он направился ко мне с угрожающим видом. – Ну, сволочь! Кто ты?
– Лейтенант Уиллер, я состою на службе шерифа, – хладнокровно ответил я. – А кто вы?
– Полицейский? – пробормотал он, недоверчиво глядя на меня.
– А что, я похож на скаута?
Вдруг красотка перестала смеяться и заинтересованно посмотрела на меня.
– Может быть, лучше представить вас друг другу? – сказала она. – Лейтенант Уиллер, это Джонни Крейстал, один из моих друзей.
– Каждый может ошибиться, – галантно заметил я. – Я думаю, что этот парень – ваша единственная ошибка. Нет?
– Полицейский вы или нет, – пролаял Крейстал, – но почему, черт возьми, вы застегиваете лифчик моей приятельнице?
– Шериф решил улучшить отношения между полицией и населением и именно мне поручил сделать это... Бросьте изображать сторожевого пса, Крейстал, – мрачно добавил я.
Тут примиряюще вмешалась брюнетка:
– Лейтенант пришел сюда, конечно, не без причины, Джонни. А что если мы дадим ему высказаться?
– Я надеюсь, что у него веская причина, – ответил гигант.
Игнорируя его, я повернулся к девушке и спросил:
– Здесь жила Нина Росс, не так ли?
– Она живет здесь и сейчас, – с улыбкой ответила девушка.
– Увы, нет! Нина Росс убита сегодня на рассвете. Они переглянулись, и Крейстал загремел снова:
– Это не полицейский! Это сумасшедший! Он, должно быть, убежал из клиники!
– Замолчи, Джонни, – приказала девушка дрожащим голосом. Темные глаза мгновение смотрели на меня. – Мне кажется, лейтенант, здесь ужасное недоразумение.
– В самом деле? – спросил я с интересом. – Что же заставляет вас так думать?
– Нина Росс – это я, – ответила она.
3
Служащий морга Чарли Кетц был вынужден оставить работу, так как больше не мог выносить компанию своих особых гостей, и впал в депрессию.
Новый служащий Рерих Холт был коротенький и жирный тип. Он улыбался всем и всегда и был похож на переодетого Керубино. Холт по-своему был усерднее, чем Чарли Кетц.
Он появился со своей обычной улыбкой на устах, энергично вытирая руки с таким довольным видом, как будто у него была очень приятная работа.
– Счастлив снова видеть вас, лейтенант! – воскликнул он пронзительным голосом.
– Привет, Рерих! – ответил я без особого энтузиазма. – Представляю вам мисс Нину Росс.
– Рерих Холт, – сказал он, повернувшись к девушке.
– Здравствуйте, господин Холт, – ответила она серьезно.
Улыбка Рериха стала мало-помалу меркнуть.
– Вы что-то путаете, лейтенант, – снисходительно сказал он. – Я только что устроил Нину Росс в одном из ящиков холодильника.
– А разве вам известно, кого вы положили в ящик? – резко спросил я.
– Надеюсь, что мисс Росс поможет нам выяснить это.
– Вы хотите сказать, что убили не ту девушку, которую надо? – воскликнул он, и его глаза стали как блюдца.
Я услышал, как девушка судорожно икнула и подавила в себе желание немедленно удушить этого человека его же подтяжками. Он, должно быть, прочитал это зловещее намерение на ее лице, так как побледнел и на несколько секунд забыл о своей улыбке. Дрожащим голосом он спросил:
– Я сказал глупость, лейтенант?
– Ты – кусок сала и безмозглый дурак, – прорычал я. – Закрой свою пасть!
Я почувствовал нежное прикосновение прелестной ручки к своему локтю.
– Прошу вас, лейтенант, – вмешалась Нина Росс, – не будем говорить об этом.
– Пойдемте поглядим на ваши ящики, – буркнул я Рериху, который так усердствовал, что чуть не растянулся, показывая дорогу. Несколько минут спустя он осторожно снимал простыню с незнакомки, устремив на меня взгляд, полный уважения.
– Час назад доктор Мэрфи констатировал удушение, – униженно объявил он. – Надо ли предупредить его, что произошла ошибка в опознании личности?
– Уж не знаю, как мне вас благодарить, Рерих. Может быть, я был должен...
– Лейтенант, – настойчиво шепнула Нина.
Я повернулся к ней и заметил, что ее лицо покрылось испариной. Едва слышно она прошептала:
– Я знаю ее... Если можно, выйдем отсюда... Мне кажется, что если я останусь здесь еще минуту, то потеряю сознание.
– Ну конечно!
Я взял ее под руку и помог ей выбраться наверх, на солнце.
– Теперь лучше, – объявила она. – Возможно, это от неожиданности. Увидеть Диану в таком положении... Я впервые вижу труп, лейтенант. А когда дело касается человека, которого знаешь...
Я прервал ее: "Диана?"
– Да. Диана Эриот, – уточнила она.
– Она была из семьи некоего Джеймса Эриота?
– Я ничего об этом не знаю, – задумчиво сказала она. – Мне кажется, что она как-то говорила о своем дяде Джеймсе. Возможно, этот тот самый человек.
– Она ваша подруга?
Она кивнула.
– Я познакомилась с ней примерно год назад, она позировала мне. Я художница по костюмам, модельер... – ответила она на мой вопросительный взгляд. – Диана была профессиональной моделью. Хорошей моделью. Она часто позировала мне, и мы подружились. Я не могу поверить, что она умерла, – прибавила она прерывающимся голосом.
– Когда вы видели ее в последний раз?
– Должно быть, месяца два тому назад. – Она нахмурила брови, стараясь сосредоточиться. – Однажды вечером, очень поздно, Диана пришла ко мне и сказала, что у нее серьезные неприятности. Она сказала, что должна немедленно уехать, и попросила у меня кое-что из одежды и два чемодана.
– Вы дали?
– Разумеется. Она же была моей подругой.
– Она не говорила вам, куда она собирается поехать?
– Она считала, что для меня будет лучше не знать этого. Я никогда не видела человека в таком подавленном настроении, в каком Диана была в тот вечер.
Мы возвращались в Хилл вместе с Ниной. Я сел за руль и сказал ей:
– Я провожу вас, иначе ваш добрый друг решит, что вас похитили.
– Не следует воспринимать Джонни слишком серьезно, лейтенант, – ответила Нина с легкой улыбкой. – Он по природе ревнив и вспыхивает мгновенно.
– О, без сомнения, ревнив в отношении своих привилегий. В конце концов, это он трет вам спину, – сказал я несколько игриво.
Она покраснела от гнева и воскликнула:
– Совершенно точно!
– Тогда расскажите немного о Диане и ее друзьях.
– Она никогда ничего мне не говорила, – медленно сказала Нина. – Она была скрытна, и я очень скоро поняла, что она не любит говорить о своей личной жизни, разумеется, я и не настаивала.
– Она никогда не говорила вам о своем клейме? – спросил я с рассеянным видом.
– О своем... чего?
– О маленьких белых шрамах под левым коленом?
– Нет, никогда.
– И она никогда не пользовалась метлой, чтобы прилететь на вашу скалу? – Я почувствовал на себе взгляд темных внимательных глаз.
– Это шутка, лейтенант? – спросила она ледяным тоном.
– Она никогда не говорила о колдунье? Никогда не говорила вам, что она одержима?
– Разумеется, нет! Абсурдный вопрос!
Нас догнала машина дорожной полиции, и агент бросил на меня такой укоризненный взгляд, что я тут же опустил акселератор, так как понял, что превысил дозволенную скорость.
Я покосился на Нину Росс и почувствовал, что она очень рассержена. Возможно, ей было неприятно говорить о своей приятельнице, чей труп она только что опознала, а может быть, еще не переварила намеки на Джонни Крейстала.
– Диану Эриот убили кинжалом, ударив в сердце, – сказал я, наконец, тихим голосом. – Лезвие кинжала вышло из спины на два сантиметра.
Она не могла сдержать слезы, закрыла глаза, потом воскликнула:
– Как можно делать такие вещи?
– Очень острым ножом, – грубо ответил я.
– Замолчите, – прошептала она.
– Я думал, что вы захотите знать детали, – пояснил я. – Диана провела семь недель в больнице, а затем уехала оттуда, потому что думала, что доктор не может ей помочь.
– В больнице? – она медленно повернулась ко мне. – Душевное заболевание?
– Да, но не такое тяжелое, чтобы ее следовало изолировать, как считал врач. Она была убеждена, что ее телом и душой овладела ведьма.
– Бедная Диана!
– Она уехала из больницы неделю назад, сегодня утром она вернулась туда. Во всяком случае, ее труп. Когда ее нашли, она была совершенно голая, голова целиком была покрыта резиновой маской, изображающей кошку, самую противную из всех, каких мне только приходилось видеть...
– Это... это невероятно! – задыхаясь, воскликнула Нина. – Она, должно быть, сошла с ума!
– Возможно, она была без ума от кошек, – предположил я. – Она их любила?
– Я не знаю. Она никогда мне об этом не говорила.
Мы выехали на середину автострады. Я немного помолчал.
– Я не могу вас укорять, крошка, но для подруги вы чертовски мало осведомлены.
– Диана не любила исповедоваться, я уже говорила вам, – сухо сказала Нина, – она никогда не рассказывала о своей личной жизни, а я ее никогда не спрашивала.