- Исследовательская работа, изучение данных, два языка, доктор философии по английскому языку, мастер боевых искусств, приятная во всех отношениях личность.
Я слышал, как он постукивает по столу кончиком карандаша.
- С какой целью вас наняла Майя - чтобы поговорить о литературе или сломать кому-нибудь обе руки?
- Вы будете удивлены, как мало людей умеют делать и то и другое.
- Хм-м-м. - Его энтузиазм как-то совсем не бил через край. - У вас есть лицензия частного детектива, выданная в штате Техас?
- Я работал на компанию "Терренс и Голдмен" неофициально.
- Понятно…
Его голос становился все дальше и тише, словно он отодвигался от трубки.
- Кажется, я еще не сказал, что работал барменом.
Чтобы доказать, что не вру, я начал излагать рецепт "Розовой белки", но к тому времени, когда добрался до сахара на ободке стакана, он повесил трубку.
Я заклеивал клейкой лентой дыру в стене и размышлял о своих ограниченных возможностях в получении работы, когда позвонил Карлон Макэфри из "Экспресс-ньюз".
- "Шилос", - сказал он. - В час. Ты платишь.
Когда я добрался к часу до маленького ресторанчика в центре города, где подают самые разные диковинки, он еще был забит бизнесменами, которые поглощали в огромных количествах пастрами и особый ржаной хлеб. В воздухе висел такой густой аромат пряного мяса, что вполне можно было насытиться, только его вдыхая.
Карлон помахал мне от стойки. С тех пор как я его видел в прошлый раз, он прибавил, по меньшей мере, фунтов двадцать, но я сумел узнать его по галстуку. Он никогда не носил таких, в которых было меньше двенадцати разных цветов. Пастельных оттенков на сегодняшнем хватило бы, чтобы заново покрасить половину Вест-Сайда.
Он улыбнулся и подтолкнул по стойке в мою сторону толстый конверт из манильской бумаги.
- Когда люди-кроты начинают копать, они не отвлекаются на пустяки. Я получил все, даже кое-что из "Лайт". Мы унаследовали большую часть их архивных материалов, когда они прекратили свое существование.
Первым, что я вытащил, оказалась фотография моего отца, снятая в последний год кампании на пост шерифа. Его серые, хитрые глаза смотрели на меня из-под полей ковбойской шляпы, на лице застыло довольное выражение.
Я никогда не понимал, как можно, взглянув на фотографию вроде этой, проголосовать за то, чтобы изображенный на ней человек получил серьезный пост на государственной службе. Отец был похож на типичного клоуна, примерно из третьего класса школы, только старше и толще. Я легко мог представить, как он обрезает хвостики девчонкам ножницами из пенала или бросает шарики пережеванной бумаги учителю в спину.
К нам подошла официантка, обслуживающая посетителей около стойки. Я решил не заглядывать в меню и сразу заказать фирменный чизкейк, состоящий из трех слоев, каждый из которых по отдельности представлял собой лучший в мире чизкейк. Я ел его и просматривал содержимое конверта.
Мне попалось огромное количество заголовков о последнем крупном проекте моего отца - операции с участием нескольких отделов и агента, внедренного в организацию, занимавшуюся оборотом наркотиков, которую возглавлял Ги Уайт. Однако она оказалась самым дорогим провалом в истории полицейского управления округа Бехар. Судя по тому, что писали в статьях, дело против Уайта всего за несколько недель до убийства отца вышвырнули из суда, объявив провокацией преступления с целью его изобличения. Кроме того, отец заполучил много друзей на федеральном уровне, когда заявил журналистам, что ФБР все изгадило.
Еще я обнаружил серию "гостевых редакционных статей", написанных в "Лайт" другим большим поклонником моего отца, членом городского совета Фернандо Асанте. Он поносил отца за все подряд: от оскорбления органов правопорядка до дурного вкуса в одежде, однако по большей части сосредоточил свои силы на выступлениях шерифа против "Центра Трэвиса", проекта гостинично-туристического комплекса в юго-восточной части города. В 1985 году "Центр Трэвиса" являлся ключевой картой в первой кампании Асанте на пост мэра. Он утверждал, что благодаря новому комплексу туристические доллары начнут стекаться в бедные районы города, где по большей части живут латиноамериканцы. Мой отец отказывался поддержать проект, потому что его осуществление предполагало использование земли, принадлежавшей округу, но главным образом из-за того, что идея принадлежала Асанте.
Затем я наткнулся на отчет о результатах выборов осени 1985 года, до которых отец не дожил. Избиратели продемонстрировали здоровое чувство юмора, проголосовав против кандидатуры Асанте на пост мэра в соотношении пять к одному, но единодушно поддержали его инициативу по поводу "Центра Трэвиса". И вот теперь, спустя десять лет и бессчетное количество миллионов долларов, Асанте по-прежнему всего лишь советник, а строительство "Центра", наконец, подошло к концу. Я видел его из самолета во время последнего захода перед посадкой - огромное уродливое сооружение в форме луковицы, выкрашенное в розовый и красный цвета и располосовавшее холмы на окраине города, точно громадная кровавая рана.
В самом конце были собраны статьи, посвященные убийству, я увидел заголовки передовиц, преследовавшие меня в кошмарах, и целые страницы подробностей дела, прочитать которые мне так и не хватило мужества. Место преступления, расследование, поминальная служба - все в мельчайших деталях. В нескольких статьях речь шла про Рэндалла Холкомба, единственного кандидата на роль подозреваемого, чье возможное участие в деле публично обсуждало ФБР. Бывшего помощника шерифа Холкомба мой отец уволил за неподчинение в конце семидесятых, затем в 1980-м его арестовали за убийство и условно освободили из Хантсвилля за неделю до гибели отца. Очень удобно. Только вот, когда парни из ФБР его нашли через два месяца после смерти отца, бывший помощник шерифа лежал, скрючившись, в оленьей засидке в Бланко, с пулей между глаз. Очень неудобно.
Последним из конверта Карлона я достал снимок тела моего отца, накрытого одеялом, одна рука выскользнула наружу и висит, точно он пытается нащупать банку с пивом, а его помощник поднял руку, чтобы помешать сделать фотографию, но немного опоздал.
Я снова запечатал конверт и стал смотреть на неоновую рекламу пива над входом в ресторан, пока не сообразил, что Карлон что-то говорит.
- …теория о личной мести, будто бы бывший заключенный решил поквитаться с твоим отцом, - продолжал он, - все это чушь собачья. Боже праведный, если Холкомб действовал в одиночку, тогда почему ему всадили пулю в лоб как раз, когда федералы начали его искать?
Я съел кусок чизкейка и вдруг почувствовал, что у него вкус свинца.
- А ты не поленился сделать домашнее задание, Макэфри. Что, всю ночь читал вырезки?
Карлон пожал плечами.
- Просто сказал, что думаю. В них должно что-то быть.
- Может, в тебе говорит журналист?
- Да пошел ты! Твоего отца убили, но никто не отправился в тюрьму. Даже суда не было. Я всего лишь пытаюсь помочь.
Годы хорошей жизни немного смягчили черты лица Карлона, но в улыбке по-прежнему осталась жесткость, и голубые глаза были холодными. Его переполняли энергия, уверенность в себе и довольно грубое чувство юмора, но даже намека на сочувствие я не видел. Он был тем же пареньком из колледжа, который веселья ради сталкивал коров со склона и, совершенно не смущаясь, смеялся расистским шуткам и над сломанными конечностями. Он приходил на выручку своим друзьям и, скорее всего, искренне сказал, что хочет мне помочь. Однако я знал, что, если результат не приносит дохода или веселья, ему становится неинтересно.
- У Холкомба имелся собственный мотив, - напомнил я ему. - Если предположить, что стрелял он, Холкомб вполне мог действовать в одиночку.
- Готов поставить кругленькую сумму на то, что это кто-то из банды Уайта. Мои источники в полицейском управлении сказали, что я прав.
- Я слышал от них то же самое. Не слишком вдохновляющее заявление.
- Твой отец погиб сразу после того, как арестовал Ги Уайта за наркоторговлю. Не говори мне, что это совпадение.
- Зачем парням из банды Уайта было убивать уходящего на покой шерифа. Это не имело смысла. К тому же обвинения против Уайта отозвали.
Карлон снял кусочек квашеной капусты со щеки, и я заметил, что он смотрит через мое плечо в сторону кабинок у восточной стены ресторана.
- Хороший вопрос, - заявил он. - Иди, спроси у него.
- У кого?
Карлон показал донышком бутылки с пивом на столик, на который смотрел.
- Ги Уайта, приятель.
В кабинке, на которую показывал Карлон, сидели два человека. Спиной ко мне - худой англо-американец средних лет, которого мать одевала довольно смешно. Его брюки доходили только до щиколоток, бежевый пиджак болтался на плечах, да еще редеющие каштановые волосы торчали в разные стороны. Он уже все съел и с рассеянным видом постукивал четвертинкой соленого огурца по тарелке.
Мужчина напротив него был намного старше и значительно аккуратнее одет. Я никогда не видел Ги Уайта, но подумал, что если это он, то "белое" у него только имя. Очень загорелая кожа, светло-голубой костюм, волосы и глаза густого темного цвета, как соус моль, делали его одним из самых привлекательных мужчин за шестьдесят, которых мне доводилось встречать. Мистер Уайт успел лишь наполовину справиться со своим "клубным" сандвичем, но, похоже, не спешил с ним покончить. Он болтал с официанткой, улыбался ей рекламной улыбкой пасты "Колгейт" и время от времени показывал на своего спутника, сидевшего напротив. Официантка вежливо смеялась. Плохо одетый приятель мистера Уайта - нет.
- Он приходит сюда дважды в неделю, чтобы его все видели, - сообщил мне Карлон. - Сегодня он чистенькая знаменитость, спас от банкротства симфонический оркестр, ходит на все игры на стадион "Аламодом", поддерживает искусство. Стал совершенно респектабельным. Если в деле твоего отца появится новая информация, которая отправит псу под хвост его образ общественного деятеля, получится потрясающая история.
Я покачал головой.
- Ты хочешь, чтобы я прямо сейчас к нему подошел и начал задавать вопросы?
- И куда подевалась прежняя отвага моего сокурсника? Где тот Трес Наварр, который мог подойти к капитану КВПОР во время учебных стрельб боевыми патронами и сказать, что его подружка…
- Тут все немного иначе, Карлон.
- Хочешь, чтобы я это сделал?
Он начал подниматься, но я надавил ему на плечо ровно столько, чтобы он снова сел на табурет.
- Тогда что? - спросил он. - Ты попросил меня раздобыть дело. Значит, у тебя наверняка есть какая-то теория.
Я откусил еще кусочек чизкейка, потом встал, засунул конверт из манильской бумаги под мышку и оставил последнюю двадцатку на стойке.
- Спасибо за информацию, Карлон, - сказал я.
- Не за что, - ответил он. - Если тебе потребуется доброжелательное освещение событий, ты знаешь, к кому обратиться.
Я еще раз оглянулся на него, когда шел к двери. Он положил в карман мою двадцатку и заказал еще пива за счет "Экспресс". Целую минуту я задавался вопросом, почему Карлон перестал заниматься обычными новостями. У меня сложилось неприятное впечатление, что он очень для этого подходит. Но тут мне пришло в голову, что он, скорее всего, процветает на своем месте, удовлетворяя интересы и аппетиты города в отделе развлечений. И эта мысль понравилась мне еще меньше.
Глава 12
Через двадцать минут я оставил свой "Фольксваген" на верхнем этаже общественного гаража на Коммерс-стрит, через один ряд от темно-зеленого "Инфинити Джей-30", принадлежавшего Ги Уайту и стоявшего на зарезервированной за ним стоянке в той части, где парковочные места сдавались на постоянной основе.
Я не сомневался, что он ставит свою машину здесь, поскольку это самое логичное место, если ты собираешься в "Шилос". Кроме того, я узнал, что Уайт арендует тут стоянку, потому что десять минут назад очень славный служащий парковки показал мне список клиентов, которые вносят ежемесячную плату за место в гараже. На самом деле он буквально сунул мне список в нос, потеряв терпение и пытаясь убедить, что моего имени, Эд Бивис, в нем нет. При обычных обстоятельствах я бы просто заплатил ему, чтобы получить нужную информацию, однако нищета пробуждает к жизни творческий потенциал и помогает находить альтернативные решения.
Я прождал всего несколько минут, когда дверь лифта содрогнулась и открылась. Тощий приятель мистера Уайта, все в том же мешковатом костюме, вышел первым, подбрасывая на правой ладони ключи от машины. Спереди он не показался мне привлекательнее, чем сзади. Его лицо пропеклось на солнце, как обычно бывает у фермеров: темная, в мелких отметинах, рябая кожа, постоянно прищуренные глаза, черты, износившиеся до такой степени, что остались только прямые углы. Мистер Уайт шел в нескольких шагах позади него и читал сложенную газету которую держал в одной руке, и с довольным видом улыбался, как будто там были только хорошие новости.
Мы завели наши машины. Даже не стараясь хотя бы чуть-чуть задержаться, я сразу поехал вслед за "Инфинити" из гаража, потом на Коммерс и целую милю на восток до автострады. Я ничего не видел сквозь посеребренное заднее стекло машины Ги Уайта, но время от времени мой приятель, его водитель, поглядывал на меня в зеркало бокового обзора.
Следить за кем-то как следует довольно трудно. Очень редко удается найти правильное соотношение между тем, чтобы находиться достаточно далеко и не привлекать внимания, и одновременно не потерять свою цель. В девяноста процентов случаев вы ее упускаете из-за движения или светофоров, иными словами, по причинам, от вас не зависящим. И тогда приходится предпринимать все новые и новые попытки, порой семь или восемь дней подряд.
Разумеется, в том случае, если вы не хотите, чтобы вас заметили. Зато следить за кем-то, не соблюдая правил, совсем просто.
Когда на центральном проспекте Макалистера расстояние между мной и "Инфинити" составляло пятнадцать футов, водитель посмотрел в боковое зеркало и нахмурился. Я ему улыбнулся, и он что-то сказал своему боссу, устроившемуся на заднем сиденье.
Если бы они прибавили скорость, они без проблем избавились бы от меня, оставив глотать пыль, но они не стали этого делать. Наверное, одинокий парень в оранжевом "ФВ" не входил в их каталог наводящих ужас вещей. "Иифинити" продолжал катить вперед на скорости пятьдесят миль в час и, наконец, выехал с Гильдебранд на эстакаду. Я последовал за ними в Олмос-Парк.
Постепенно среди холмов и леса начали появляться особняки. Мне то и дело попадались навстречу жены банкиров, вышедшие на пробежку в спортивных костюмах, которые стоили больше моей машины. Местные жители, казалось, принюхивались к моему "Фольксвагену", когда он проезжал мимо, и у меня сложилось впечатление, что их носам его запах совсем не понравился.
Мы миновали бывший дом моего отца. Потом полицейский участок и свернули с Олмос-драйв на Кресент, где "Инфинити" покатил по дорожке из красного кирпича к резиденции, которую я знал только по имени: Белый Дом.
Ее называли так не только из-за человека, там жившего. Фасад здания являлся точной копией своего знаменитого тезки - широкие крылечки, идущие по всей длине, греческие колонны, даже американский флаг. Иными словами, мечта эгоманьяка. Если, конечно, забыть, что дом был примерно в два раза меньше размерами, чем оригинал. И тем не менее он производил впечатление. Впрочем, через некоторое время начинало казаться, что он какой-то жалкий, вроде "Вольво", пытающегося выглядеть как "Мерседес", или если в бутылку от текилы "Эррадура" налить "Хэппи амиго".
Я остановился у противоположной обочины, где кактусы и дикие горные лавры сползали по склону к высохшему ручью. Водитель "Инфинити" выбрался наружу и зашагал в мою сторону. Мистер Уайт вылез из машины вслед за ним, смахнул невидимую пылинку с небесно-голубого костюма, засунул газету под мышку и не спеша направился к двери в дом, даже не оглянувшись на меня.
Тощий парень прошел через президентскую лужайку, затем через дорогу и, положив руку на бок моей машины, наклонился к окошку. Когда его пиджак распахнулся, я сумел без помех рассмотреть пистолет 38-го калибра в подплечной кобуре.
- Проблемы? - спросил тощий тип.
Количество слогов и гласных звуков, которые ему удалось уместить в одном слове, подсказало мне, что он родом из Западного Техаса; возможно, его доставили сюда прямо из Лаббока.
- Никаких проблем, - ответил я и обезоруживающе улыбнулся.
Лаббок провел языком по губам, наклонился еще ближе ко мне и коротко хихикнул.
- Меня не интересует, есть ли у тебя проблемы, мистер, я спросил, хочешь ли ты их получить.
Я изобразил замешательство и показал на свою грудь. Лицо Лаббока превратилось в одну мрачную складку.
- Дерьмо, - выплюнул он слово из двух слогов. - Ты умственно отсталый, мистер? Какого дьявола ты за нами ехал?
Я одарил его еще одной ослепительной улыбкой.
- Как насчет пары минут драгоценного времени мистера Уайта?
- Даже не мечтай.
- Скажи, что его хочет видеть сын шерифа Наварра. Думаю, он согласится со мной поговорить.
Если имя Наварр что-то и значило для Лаббока, он этого не показал.
- Мне плевать, чей ты сын, мистер. Убирайся-ка отсюда, пока я не решил…
- Ты никогда не был патрульным на автостраде?
Он нахмурился и, должен сказать, не стал привлекательнее.
- Что?
Прежде чем он успел понять, что произошло, я схватил рукоять его пистолета и, не вынимая из кобуры, развернул так, что дуло уставилось Лаббоку прямо в грудь. Его руки инстинктивно взлетели вверх, словно он вдруг захотел высушить дезодорант, которым облил подмышки. Все напряженные линии на лице расслабились, и цвет медленно сполз на шею.
- Когда останавливаешь кого-то в машине, - терпеливо начал объяснять я, - никогда не надевай подплечную кобуру. До нее слишком просто добраться.
Лаббок медленно пошевелил руками, уголок его рта равномерно дергался.
- Будь я проклят, - произнес он, но слогов оказалось так много, что я не стал их считать.
Я вытащил из кобуры пистолет и открыл дверцу машины. Лаббок отступил назад, чтобы дать мне дорогу. Он уже широко улыбался, глядя на пистолет, который я направил ему в грудь.