Как и следовало ожидать, оптовый покупатель отказался оплатить доставленную на его склады говядину на том основании, что в договоре фигурировала говядина бельгийская, а на склады доставили говядину английскую, которая по причине распространившихся слухов о повальном губчатом энцефалите среди британских коров обесценилась до последней степени. Таким образом, покупатель был стопроцентно прав, фирма "Баскон", доставив говядину, растаяла как дым, как утренний туман, получив достаточный куш может и не от бельгийцев, а еще от каких-нибудь посредников, бельгийцы в свою очередь требовали денег, а "Фаворит" оказался крайним и вынужден был платить неустойку.
Николай Андреевич Беспрозванный, гораздо больше известный под кличкой Кондрата, был страшен. Его таким не помнили даже давние друзья, коллеги по зоне и по боевой молодости. Он не кричал и не топал ногами, нет, он был тих, но щеки его мелко тряслись, "паркер" с золотым пером сплющился в пальцах, а глаза излучали такое бешенство, что завяли даже красивые искусственные цветы в его кабинете.
- Доставить. Мне. Сюда. Эту шлюху. Живую или мертвую. Из-под земли достать. Сию секунду.
Доставать "эту шлюху" из-под земли не было надобности. Она не пыталась убегать - от судьбы не убежишь, а от Кондраши - подавно. Она сидела в своем кабинете. Ее там даже не искали и, обнаружив, крайне удивились.
Беспрозванный, увидев ее, позеленел. Сначала он заорал на нее и хотел придушить, но, вглядевшись в ее глаза, затих и сел в свое знаменитое кресло. Он понял, что Лана ничего не воспринимает, как под наркозом. Кроме того, он подумал, что придушить ее было бы слишком просто, совершенно бесполезно и доставило бы ему мало удовольствия. Он немного помолчал, отдышался и спокойным доходчивым голосом сказал:
- Ты, Лана, меня удивила. Я за тобой сколько лет слежу, думал - знаю уже как облупленную. Когда ты меня в такое дерьмо макнула, я очень расстроился. Ну, думаю, ошибся в человеке. Дурой, думал, оказалась, вообразила, что может у меня деньги хапнуть и живой остаться. А теперь вижу - не в деньгах дело. На мужике сгорела. Ну что ж. Это понять можно. И сам-то я хорош - бабе доверился, дал тебе право подписи серьезных бумаг. Ну да не самому же светиться.
Ну ладно, Лана. Я все понял. Я тебя столько лет знаю, ты мне, считай, как дочь родная. Вот что я тебе скажу. Я тебя прощу и жить оставлю. Только ты мне принесешь двести штук зеленых. Это совсем немножко, я к тебе как к родной. Я на этом дерьме больше потерял, уж о моральном ущербе не говорю. Но я на вещи реально смотрю - больше тебе не достать. Но ты эти двести штук принесешь, откуда хочешь возьмешь. А если не принесешь - очень пожалеешь. Я к тебе как к родной, но учить вас, дураков, надо. Я тебя убивать не стану, я тебя посажу и позабочусь, чтобы к тебе на зоне особое отношение было. Как к родной. Тебя бабы-уголовницы на хлеб намажут и с дерьмом съедят. Ты, Лана, так умереть захочешь, как никогда и ничего не хотела. Ты кобеля своего драного так не хотела, как смерти на зоне захочешь. Но тебе умереть не дадут - уж я об этом попрошу позаботиться. Уж ты поверь мне, заботой тебя там окружат. Со всех сторон. С одной стороны - уголовницы, ты уж поверь, они мужиков куда страшнее. С другой стороны - охрана, чтобы ты не заскучала. Доходчиво объясняю?
Лана кивнула. Шеф объяснял так доходчиво, что она сквозь свой наркоз, сквозь застилавшие ее глаза клочья тумана, когда-то - серо-розового, а теперь - грязно-серого, увидела, кожей почувствовала нарисованное им будущее. Ее передернуло. Шеф удовлетворенно кивнул.
- Вижу, дошло до тебя. Пробрало. Это хорошо. Теперь ты забегаешь, денежки искать будешь. Я тебя торопить не буду, я тебе, как родной, три месяца дам. Бежать от меня - не убежишь, я тебя везде достану, а что ты сама себя со страху порешить можешь - не верю. Ишь как зоны забоялась, знаю - жить хочешь.
Три месяца - это долго, очень долго. Но если ты, Лана, не уложишься - не обессудь. Все будет так, как я сказал. А теперь - все. Пошла вон. Я твою кислую рожу больше видеть не желаю. Придешь, когда деньги соберешь.
Лана вышла из его кабинета, снова повторяя одними губами: "Все кончено, все кончено, все кончено…" Где можно взять такие огромные деньги? Квартира, машина… И четверти не наберется, а больше у нее ничего не было. Занять? Господи, у кого можно занять такие немыслимые деньги? А как их потом отдавать?
Да и не даст никто. Знакомых масса, но все хорошо к ней относятся только пока она нужный, полезный, процветающий человек, а стоит заикнуться о деньгах - всех ее знакомых поминай как звали… Унесенные ветром. Нет, рассчитывать можно только на себя.
* * *
Вера была в отчаянии. Мужа перевели в палату, врач сказал, что состояние, конечно, тяжелое, но все идет, как обычно при инфаркте - полная неподвижность, потом можно чуть поворачивать больного на бок, на девятнадцатый день можно сесть, если! - многозначительно добавил врач, и понимать это "если" можно было как угодно - если все пойдет как надо или если вообще доживет. Но если так будет продолжаться, то скоро оправдаются самые мрачные прогнозы.
Муж не хотел поправляться, не хотел есть, он вообще не хотел жить. Он покорно принимал лекарства, лежал под капельницами совершенно неподвижно и, хоть был в сознании, ни с кем не разговаривал. Он лежал, отрешенно глядя в потолок, а когда Вера к нему подходила, он закрывал глаза, потому что не мог отвернуться. Если так будет продолжаться, дело кончится плохо.
Вера подошла к постели, муж лежал с закрытыми глазами, тихо-тихо.
- Виктор, - позвала Вера, - Витя, ты меня слышишь? Открой, пожалуйста, глаза.
Он с трудом приподнял веки и уставился куда-то в потолок.
- Посмотри на меня, Витя.
Он перевел глаза на Веру, в них не было ничего, кроме усталости.
- Витя, - начала Вера, - я знаю, что тебе неприятно меня видеть. Но я не могу просто так тебя тут оставить, не могу не приходить. Можно нанять медсестру и сиделку, но я знаю, что буду ухаживать за тобой гораздо лучше. Если бы ты смог преодолеть себя, я бы помогла тебе поправиться. Доктор говорит, что сейчас все зависит от тебя, - добавила Вера для пущей убедительности.
- Ты не понимаешь, - прошелестел он одними губами, - мне стыдно. - Он сделал попытку отвернуться.
- Не двигайся, Витя, тебе нельзя!
Тогда он опять закрыл глаза. Она посидела рядом, помолчала. Ему стыдно, и он не хочет жить. Нетрудно догадаться, чего он стыдится. Вера не спрашивала его о причинах, что-то подсказывало ей, что он никогда не скажет. Вот как переломала их жизнь эта непонятно откуда ворвавшаяся девица. Вера не хочет о ней думать, ей безразлично, кто она такая. Ее больше нет - и слава Богу. Одно Вера знает точно - она не даст мужу умереть. Как они будут жить дальше - об этом они подумают потом, когда Виктор поправится. Нормальные цивилизованные люди всегда смогут договориться. Всего один раз в жизни Вера вышла из себя и дала волю своим чувствам - из-за этого Виктор чуть не умер. Нет уж, больше она такого себя не позволит, и она вытащит его, обязательно вытащит, несмотря ни на что. Ему сейчас стыдно перед ней, перед детьми, Вере тоже ужасно стыдно, что она бросила его при смерти, и ее вовсе не оправдывает то, что это он ее довел до бешенства. И сейчас совсем не важно, что она не чувствует к мужу не только любви, но и жалости, что ей даже трудно к нему прикоснуться. Она себя преодолеет, но умереть ему не даст.
- Витя, - Вера сделала над собой усилие и погладила его по щеке, - давай отложим этот разговор до тех пор, пока ты не поправишься. Ты не думай сейчас обо всем этом.
- Я ни о чем другом не могу думать! - еле слышно прошептал он.
- Сейчас поедим, потом я тебе почитаю что-нибудь смешное, вечером Ира придет, скоро приедет Андрей, Ирина ему сообщила. Мак по тебе скучает, прямо не знаю, что с ним делать! Не привык один дома находиться. Позавчера вечером прихожу, представляешь, изгрыз твой новый ботинок! Из той итальянской пары, коричневый. Я говорю, Мак, как тебе не стыдно, ты же уже взрослый пес! На следующий день оставила ему в коридоре Андрюшины кроссовки старые, так он их не тронул и смотрит на меня так обиженно, мол, что ты мне подсовываешь? Что с ним делать, ума не приложу!
- Отдай ему второй итальянский ботинок, - слабо улыбнулся муж, и у Веры немного полегчало на душе.
* * *
После разговора, вернее, после монолога Кондраши, который Лана выслушала молча, прошло три дня. Лана прожила их в какой-то лихорадке. Ее мучила жуткая несправедливость случившегося. Вся ее жизнь была без тепла, без радости, без того, что называют "женским счастьем". О нормальной семье она уже перестала мечтать, но любовь… Неужели, эта безрадостная встреча и есть все то счастье, что отпущено ей судьбой? И за такую малость ее ждет такая страшная, такая несоизмеримая расплата? Лана ни на секунду не усомнилась в обещании своего бывшего шефа: он обещал ей ад, и он ей это устроит. В таких вещах его слово было твердым. Наркоз прошел, наступило отрезвление. Лана прислушалась к себе. Она хотела жить, это ее бывший шеф разглядел в ней абсолютно верно. Она не хотела на зону, но умирать она тоже не хотела, она хотела жить, и по возможности хорошо. Она хотела стать сильной, обладать большой властью, чтобы ее боялись. Лана усмехнулась этим мыслям - сейчас речь идет о том, чтобы выжить, а она думает о власти. Она не видела никакого практического выхода, как вдруг случайно вспомнила про Олега Николаевича Глебова.
Она нашла картонный квадратик с номером телефона, который оставил ей этот странный человек. Вспомнив его инструкции, она набрала номер, услышала длинные гудки, затем щелчок, как будто трубку на том конце провода сняли, и снова длинные гудки, но уже другого тона. Она хорошо знала, что такие гудки бывают у телефонов, оснащенных АОНами. Теперь на том конце провода уже знали, кому нужен Олег Николаевич. Лана повесила трубку и стала ждать.
Не прошло и десяти минут, как ее телефон зазвонил. Торопливо сняв трубку, она услышала холодный, уверенный голос своего таинственного знакомого.
- Здравствуйте, Светлана. Простите, что я называю вас так запросто, без отчества, но я так хорошо знал вашу мать, что испытываю к вам почти родственные чувства.
"Еще один родственничек нашелся! - в раздражении подумала Лана. - То Кондрата, прямо как отец родной, собирался на зону посадить, то теперь этот…"
- Знаю я, как хорошо вы ее знали. Она говорила мне, что если бы не ваши опыты, она бы не заболела.
- Светлана, это не так. Все опыты проводились под строжайшим медицинским контролем. И если вы так считаете, - то зачем же вы мне позвонили?
- Я в безвыходном положении. Кроме вас мне не к кому обратиться.
- Да… Я слышал о ваших проблемах.
- Хороший же у вас слух!
- Да, не жалуюсь. Что же вы хотели у меня попросить?
- Вы же все знаете, зачем спрашиваете?
- Денег?
- Об этом нетрудно догадаться, зная о моих проблемах.
- Сколько?
- Двести тысяч.
- Это большие деньги, - осторожно сказал Глебов.
- Я же не говорю о том, что соглашаюсь на опыты, стоившие моей матери жизни. Вам кажется, что за мою жизнь цена слишком высока? А за свою жизнь сколько бы вы запросили?
"Ну и ну, - подумал Глебов, - какой напор! Девица с характером, и как она при такой хватке умудрилась вляпаться в свои неприятности? И на старуху бывает проруха".
- Ну, ну, девочка, не кипятитесь. Во-первых, я не сказал "нет". Во-вторых, я еще раз говорю вам, что эти опыты безопасны, они проходят под постоянным медицинским контролем. В-третьих, если я соглашусь на ваши условия, я должен быть уверен, что покупаю не кота в мешке. Мы должны провести предварительное тестирование, чтобы убедиться в наличии у вас определенных способностей, в том, что вы - достойная дочь своей матери.
Лана сжав зубы и резко втянула сквозь них воздух. Вот оно! То, чего она боялась! Но странно было бы полагать, что Глебов согласится дать ей такие огромные деньги за просто так.
- Что вы имеете в виду?
- Мы проведем небольшую предварительную серию опытов, и, если вы покажете хорошие результаты - результаты, значительно отличающиеся о среднестатистических, - тогда я пойду на ваши условия. Но в этом случае вы тоже должны будете принять ряд моих условий, так же, как я, не торгуясь.
- Каких условий?
- Не торопите события, Светлана. Сначала я должен убедиться, что вы действительно тот человек, который мне нужен.
Олег Николаевич назначил Лане время и место, куда она должна была приехать для проведения предварительных тестов, и распрощался.
В назначенный день, с бьющимся от волнения сердцем, Лана приехала по указанному адресу. Повинуясь внутреннему голосу, она положила в пустой пузырек из-под валидола одну таблетку из маминого темно-синего флакона и, подходя к дверям, проглотила эту таблетку, не разжевывая.
Лана позвонила. Ей открыл сам Олег Николаевич. Они прошли в обычную старомодно обставленную квартиру - так обставляли свои квартиры обеспеченные люди брежневского времени: чешская полированная стенка, венгерские стулья, румынские диваны. Кроме Олега Николаевича в квартире была молодая подтянутая женщина в строгом костюме, которую Лане почему-то сразу захотелось назвать "товарищ лейтенант".
Не затягивая дело, Лану сразу же усадили за стол, положили перед ней лист бумаги и хорошо очиненный карандаш. Олег Николаевич подошел к ней и показал четыре карты, размером с игральные.
- Светлана, это так называемые карты Зеннера. На них могут быть четыре разных символа: крест, круг, волнистая линия и треугольник. Алина, моя помощница, сядет по другую сторону стола и будет по одной открывать карты из своей колоды, предварительно хорошо перетасованной. Она будет внимательно смотреть на каждую карту и стараться представить мысленно ее образ, а вы будете стараться прочесть этот образ, то есть попросту угадать, какую карту она открыла. Потом мы посчитаем, какой процент карт вы угадали.
Лана кивнула и сосредоточилась. "Товарищ лейтенант" на другом конце стола сняла первую карту и внимательно на нее посмотрела. Лана пыталась представить себе эти четыре проклятые символа, но в голове было пусто и звонко, как в барабане. Она нарисовала на листе первое попавшееся - круг. Ассистентка открыла следующую карту. Лана, безнадежно вздохнув, нарисовала треугольник. Потом - волнистую линию и, чтобы развязаться со всеми символами - крест. Вдруг ее чуть-чуть затошнило, комната качнулась, Лана даже сжала край стола, чтобы не потерять равновесия. К щекам прилила горячая волна крови, в глазах чуть потемнело, и она увидела вдруг совершенно ясно карту в руках у Алины. Это был треугольник. Лана, стараясь не показать волнения, нарисовала значок на своем листе. Следующим был круг. Лана рисовала значок за значком, нисколько не сомневаясь в правильности своих догадок. В какой-то момент она поняла, что нельзя угадывать все подряд - это вызовет подозрения. Тогда она стала время от времени нарочно ошибаться - рисовать неверно каждый пятый значок. Опыт продолжался довольно долго. У Ланы начали болеть виски, карты перед мысленным взором стали расплываться. Тогда она сказала:
- Я устала. Если можно, я хотела бы прекратить.
Олег Николаевич посмотрел на ее лицо и согласно кивнул:
- Хорошо, я думаю, серия достаточно большая, чтобы заметить отклонения от средней статистики.
Он взял Ланин лист и лист своей ассистентки. Лана видела, что, начав сверять результаты, он заволновался. Чем дольше он смотрел, тем более взволнованным выглядел. Наконец он оторвался от записей и сказал:
- Я не ошибся в вас. Вы даже более одарены, чем ваша мать. Не может быть никаких сомнений - результаты не просто отклоняются от статистических - они сенсационны. С нашей помощью вы еще больше разовьете свой дар и станете телепатом, каких еще не знал мир.
- Значит, вот чем занималась моя мать! Телепатией! Но зачем это вам нужно?
- Светлана, вы не представляете себе, насколько это интересует самые различные спецслужбы! Настоящий сильный телепат - не шарлатан, не мошенник - может прочесть стратегически важную информацию, для получения которой пришлось бы проводить дорогостоящие крупномасштабные операции, подключая огромный штат разведчиков, - и не гарантируя успех. Такой телепат может даже считывать информацию стратегических компьютеров, не подключаясь к ним, не внедряясь в сеть и не раскрывая паролей и кодов доступа, как это делают хакеры. Ваша мать была замечательным телепатом, и сегодняшний опыт убедил меня в том, что вы унаследовали ее уникальные способности. Кроме того - я раскрою вам еще одну тайну, поскольку мы будем работать вместе и вам нужно про это знать, - нами в процессе исследования способностей вашей мамы разработано уникальное вещество, многократно увеличивающее способности человека к восприятию удаленной информации. Это вещество способно на короткое время сделать телепатом любого совершенно неодаренного сверхчувствительностью человека, однако с каждым приемом воздействие этого вещества слабеет, со временем вообще прекращается. Но ваша мать и, надеюсь, вы тоже, обладала не только уникальной сверхчувствительностью. На нее очень сильно действовали, стимулируя, самые ничтожные дозы нашего препарата, привыкания не развивалось и дозу не приходилось увеличивать.
Лана вспомнила мамин темно-синий флакон и мысленно усмехнулась: мамаша явно водила Олега Николаевича за нос… Правда, результат ее жульничества был трагическим. Глебов продолжал:
- Поскольку вы унаследовали материнский дар телепатии, я надеюсь, что вы унаследовали и ее нестандартную реакцию на этот препарат. Но об этом говорить еще рано, я забегаю вперед, но уже сегодня можно с уверенностью сказать, что мы с вами будем плодотворно работать.
- Олег Николаевич, вы говорили мне о каких-то условиях, которые я должна буду принять.
- Да, такие условия есть. После того, как вы закончите ваши здешние дела, мы с вами уедем из этого города. Уедем далеко и надолго, но об этом никто не должен знать. Я знаю, что вы человек неболтливый, но тем не менее обращаю на это ваше внимание. Об этом никто не должен знать.