ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
ЧУВСТВА
Наши дни, в США
В кабинете Директора спецслужбы
- Мистер Михальский, что Вы мне можете сказать по поводу тех двух досье, которые я Вам передал вчера? Вы успели с ними ознакомиться?
- Да, сэр. Я не спал всю ночь. Я до сих пор не могу опомниться! То досье, которое касается жены моего сына, меня, честно говоря, шокировало!
- Вы про Бару?
- Да, сэр. Это же ангел во плоти! Мой сын в ней души не чает! Я, впрочем, тоже! Я не знаю, как я могу сообщить сыну, что его прелестная супруга и мать моих двоих любимых внуков - агент красных?
- Почему красных? Мы же, вроде бы, свыклись с мыслью, что русские теперь уже не красные.
- Извините, сэр. Я по старой памяти. В конце концов, она - агент тех же самых людей, которые сделали карьеру при красных.
- Вас смущает, что она - агент русских или как Вы говорите, красных? Или Вас смущает, что она вообще оказалась агентом?
- Меня смущает в этой ситуации, как Вы понимаете, все! Само существование этого досье - нонсенс и огромный прокол в нашей работе, сэр.
- В Вашей работе, мистер Михальский. В Вашей! Поскольку мы редко опускаемся до перепроверки обстоятельств личной жизни членов семей столь высокопоставленных офицеров нашей службы, как Вы. Это обижает людей. Разве не так? Тем более, Ваши прежние возможности, еще до того, как Вы стали моим заместителем, позволяли Вам удостовериться в безгрешности Вашего ангела во плоти. Ведь Вы, насколько я помню, проверяли Бару?
- Я проверял, сэр. Она не проходила нигде и никаким образом. Она же была очень хорошо законспирирована. Ее биография вызывала просто умиление - настоящая американская мечта. Этот парень, передавший досье, то ли ее любил, то ли берег именно для такого рода скандалов.
- Скандалов в благороднейших семействах, как мне сказал этот, как Вы выразились, парень, передавая досье, теперь имеющиеся у Вас. Я понял, что он не берег, а создавал биографию Бары. И, видимо, не только ее. Годами. И все эти годы терпеливо ждал момента, когда его очередная девочка-шпион получит шанс занять удобную для него позицию в жизни.
- Думаю так, сэр.
- Но согласитесь, что теперь наши выводы никого особенно не интересуют кроме нас самих. Мы опоздали со своими умозаключениями и аналитическими потугами на десять лет! Он ничего не анализировал. Ничего не собирал. Он создавал мир, некую яйцеклетку, которую внедрит нам, и мы, не заметив подвоха, осеменим его идею во плоти. Как Вы сказали, его ангела во плоти. Это он позволил дважды сделать Вашему любимому сыну.
- Цинично!
- И виртуозно!
- А Вы не пытались пресечь его кипучую деятельность, сэр?
- Нет. И Вам не советую. Потому, что он явно сможет предать огласке все, что передал нам и все, что у него осталось. Если там материалы такого же качества, то не он, а мы, одна из самых могущественных спецслужб мира, вместе с нашими хозяевами, оказались у него на крючке! Нонсенс, конечно! Бред сумасшедшего! Но это еще раз подтверждает, что он - гениальный разведчик!
- А если привлечь его к сотрудничеству с нами?!
- Не сыпьте мне соль на раны, мистер Михальский! Я пытался. И гордился бы таким сотрудником! Однако он и слышать не хочет ни о каком сотрудничестве!! Он создал себе этот гениальный страховой полис из компроматов на жен мировой элиты, сбежал от русских, попался нам, но потребовал нас оставить его в покое в обмен на досье. На американские досье, заметьте! То есть на небольшую часть всего. что он имеет в банковских ячейках.
- А Вы уверены, сэр, что у него больше ничего не осталось на американок?
- Нет, я не уверен. Я был рад, что мы получили хотя бы это, и пообещал не преследовать его. Я склонен думать, что мы работаем и работали с этой категорией дам просто отвратительно! Теперь мы должны сомневаться в каждой из них!
- Вот ведь наказание! Даже если она - уже и так наш агент?!
- Даже. И тем более, если она уже наш агент! Ведь, например, Аманда - девочка из второго досье, полученного Вами от меня, настолько тщательно изучалась нами, что наши коллеги считали возможным ее привлечение к работе с нашей службой.
- Но Вы не утвердили ее кандидатуру, сэр.
- Мне не нравятся девочки с провалами в базах данных, даже если это - сбой компьютера, случайно унесший досье нескольких сотен людей. Впрочем, мужчины с такими провалами в биографии - тем более нежелательны, как агенты и даже просто информаторы.
- Сэр, что Вы прикажете мне теперь делать с супругой моего сына?
- Ничего! Неужели Вы можете себе представить, что я прикажу ликвидировать девушку, ставшую волею судьбы членом одной из семей, правящих миром?! Мне это не по зубам. Ваш тесть, мистер Михальский, не смотря на преклонный возраст, жив! И я уверен, что он не простит никому такого прокола. Даже Вам, даже своему любимому и единственному внуку - вашему сыну! Ну и уж тем более - мне. Кто я для семьи, создавшей на свои деньги атомную бомбу?! Клерк в генеральских погонах, по гроб жизни обязанный блюсти ее интересы.
- Кстати, мой тесть тоже души не чает в Баре! Его это убьет!
- Но сначала он убьет нас с Вами…
- Он может.
- Тем более! Поэтому, расслабьтесь и спрячьте досье на Бару подальше! Это в наших общих интересах. Теперь мы можем только наблюдать и молить Бога, что в обмен на нашу лояльность этот, как вы выразились, парень, будет лоялен к нам и нашей службе.
Кстати, он - не русский и, не красный. И никогда им не был! А его происхождение позволяет мне надеяться, что он сдержит свое обещание. Он произвел на меня впечатление настоящего джентльмена.
- И Вас не смущает, что этот джентльмен залез в постели людей, которые мы должны охранять, как свои.
- Лучше чем свои, мистер Михальский! Лучше! А мы с Вами, наоборот, обосрались. И благодарите Бога, что я питаю к Вам искреннее уважение и никогда не стану без особой нужды выносить это дерьмо на всеобщее обозрение наших коллег и хозяев.
- Да, ситуация, сэр!!Я ценю Ваше решение и обещаю Вам содействие во всем и всегда!
- Спасибо! А я, как Вы знаете, очень ценю помощь Вашей семьи.
- Знаете, когда после Йельского университета я проходил собеседование с Джеком, который, как Вы помните, сидел тогда за Вашим столом, сэр, я был уверен, что поступаю на службу, охраняющую интересы тех, кто правит миром. Я был уверен, что наша служба никогда и никому не позволит ставить нам условия и, тем более, диктовать правила игры.
- Вы правильно думали, мистер Михальский. И продолжайте так думать. Мы все - живые люди. У нас всех, как Вы убедились, бывают заблуждения.
- Сэр, а ведь он влез в святая святых - в наши чувства!
- Хорошие разведчики всегда влезают именно в чувства. Причем настолько нежно, что мы замечаем, что они топчут нашу душу грязными сапогами, когда уже бывает слишком поздно что-либо изменить… М-да. Вы свободны, мистер Михальский.
Наши дни, Греция, остров Корфу
Стрелок и его семья
- Мама-мама, скорее спускайся вниз! Папа вернулся домой!
- Здравствуйте, мои дорогие!
- Ты даже не представляешь, как здорово, что ты так быстро приехал!! Все нормально?
- Да, милая, все нормально.
- Папа, мы с мамой уже начали учить греческий язык. Пока с нашим садовником. Нашли школу, где половина предметов на английском, другая - на греческом. Мне очень понравились там все - и преподаватели и дети!
- Скажи, как ты с ними общался?
- На английском.
- О, дорогой, он прекрасно смог объясниться.
- Папа, я просто по их просьбе говорил медленно. Учитель английского, грек, сказал, что у меня Манчестерский диалект, который он не раз слышал во время путешествий в Великобританию. Еще он сказал, что в школьном театре они ставят Шекспира и для меня найдется большая, возможно, главная роль. Просто не все дети отваживаются говорить длинные тексты на английском.
- И что ты ответил учителю?
- Что я почту за честь принять его предложение играть в пьесе моего великого соотечественника!
- Так и сказал?!
- А как же еще должен говорить английский мальчик?!
- Молодец! Именно так ты и должен говорить.
* * *
Какое счастье, думал я, сидя на веранде своего дома на вершине горы. Веранда выходила в сад. Оливы, персики, туи, хурма и виноградные лозы, обвившие беседку, создавали совершенно неповторимый аромат. Его смешение с запахом плещущегося внизу моря и спавшая к вечеру дневная жара - все это давало ощущение полной оторванности от жестоких реалий жизни. Мой, мальчик, наболтавшись со мной вволю и наскакавшись под вечер у теннисного стола, уснул прямо в кресле, вытянув ноги на диванчик, на котором уютно расположились мы с женой.
- Скажи, дорогой, надолго мы здесь?
- Может быть даже навсегда.
- Ты знаешь, мне здешний климат напоминает климат на побережье океана в Аргентине.
- Может быть. Главное, чтобы все у нас получилось.
- Дорогой, ты теперь не будешь ездить по делам в Штаты и Европу?
- Пока нет. У меня длительный отпуск по болезни. Ты же знаешь! Врачи, сославшись на многовековой опыт лечения англичан именно на острове Корфу, посоветовали мне забросить работу на несколько лет! Как же это здорово!
- И ты, в самом деле, готов это сделать?
- Что сделать? Забросить работу или лечиться от всяких болезней, как это делали в прежние века англичане?
- Ну, ты же понимаешь о чем я!
- Нет, я больше ничего не понимаю. Вернее, не хочу больше ничего понимать.
- Я тоже. Но ты же говорил, что расслабляться нельзя никогда.
- А я и не собираюсь расслабляться, я просто отдыхаю. Я перехожу из режима наступательного в режим наблюдательный. Это же несколько легче!
- Не надоест?
- С вами двоими рядом не надоест. Мы с тобой будем готовить с мальчиком уроки, и играть в настольный теннис. Читать книги и гулять по окрестным рощам и пляжам, и, конечно, купаться в море! Здесь говорят, местные жители купаются до декабря. Мы теперь тоже - местные жители!
- Прекрасно! Я тоже хочу все это делать! Кстати, дорогой, ты помнишь, что у тебя была мечта просыпаться утром от крика петуха и кушать яйца, которые мы соберем от наших курочек прямо во дворе нашего дома?
- Конечно, помню. Ты считаешь, что нам пора завести кур?
- Я уже заказала на рынке десяток кур - несушек местной породы и одного петуха.
- А хватит одного?
- Сказали, что пока хватит, а потом видно будет.
- Так им надо соорудить курятник?
- Вот этим вы завтра с мальчиком и займетесь. Инструменты он уже все купил. Доски и прочее привезут завтра вместе с птицами. Мальчик вообще-то собирался строить курятник вместе с садовником и удивить тебя, когда ты вернешься.
- Я и так удивлен, как вы бурно начали жизнь на новом месте! Всего-то неделю, как приехали. Кстати, сколько дней осталось до начала занятий в школе?
- Почти неделя. Успеете все построить.
- Как мальчику наши новые роли и наша новая жизнь?
- Он, по-моему, в диком восторге! Он воспринимает эти перемены в нашей жизни, как приключение.
- Ну, и здорово! Давай, я отнесу его на кровать. И мы пойдем спать.
- Давай. Еще я хотела весь день тебе сказать, что я тебя люблю.
- Я тебя тоже.
- Ты не дослушал. И у нас будет второй ребенок.
- Мальчик или девочка?
- Еще рано об этом говорить. Я на втором месяце.
- Хорошо! А ты спрашиваешь, чем мы будем на этом острове заниматься?! Все само определилось. Мы будем наслаждаться жизнью!
- Будем!!
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
СТАРЫЙ БУХГАЛТЕР
Наши дни, Россия, Сибирь
В кабинете генерала русской спецслужбы
- Здравия желаю, товарищ генерал. Спасибо, что нашли время принять меня лично.
- Здравствуйте! Честно говоря, Евгений Леонидович, со временем у меня всегда туго. Но для наших ветеранов мы обязаны время находить. Кстати, Вы сказали моему помощнику, что хотите встретиться со мной по служебному вопросу. Итак, я Вас внимательно слушаю.
- Как Вы знаете, я на пенсии уже двенадцатый год. Живу очень бедно. Если учесть, что здоровье шалит и приходится тратиться на лекарства, то честно скажу, что нередко по полмесяца до следующей пенсии почти голодаем с женой. Она, кстати, тоже из наших - просто звание у нее пониже было.
- Я знаю биографию членов Вашей семьи. Вы оба с супругой состояли в штате нашей бухгалтерии.
- Верно. Только я - в спец секторе.
- Это в том, который по валютным операциям в особо крупных размерах?
- Именно так.
- И что же Вы столько лет имели в голове, но не могли сообщить? Я полагаю, что Вы хотите поделиться со мной какой-то информацией о делах, как говорится, давно минувших дней. Так?
- Правильно понимаете. Прямо перед пенсией я открыл несколько номерных счетов в Швеции и Швейцарии на общую сумму более двадцати миллионов американских долларов.
- Первый раз слышу об этом.
- А об этом кроме меня знал только один человек - наш с Вами тогдашний начальник.
- И почему же Вы решили теперь сообщить об этих деньгах мне?
- Потому, что наш генерал недавно убит. Именно убит, а не трагически погиб, как написали в заметке в одной из газет.
- А почему Вы так считаете?
- Я в этом просто уверен. Я прекрасно помню, с какими предосторожностями, и в режиме какой строжайшей секретности я развозил эти деньги наличными по заграничным банкам. Это просто чудо, что я до сих пор жив и меня не устранили, как свидетеля. У нас, знаете ли, за такое знание могут и того. Мне кажется, что меня просто берегли для какого-то дела. Этой надеждой и жил все эти голодные годы.
- Давайте без таинственности. Для какого дела Вас берегли?
- Я же говорю, не знаю. Мне так кажется.
- И какую личную выгоду Вы хотите получить, рассказав мне про эти миллионы.
- А это уж, насколько у Вас, совести хватит, товарищ генерал. Вы тогда майором были, карьера, можно сказать, только начиналась. А я уже знал, что мой потолок - подполковник. Вот и готовился на пенсию.
- Каким образом Вы готовились?
- Я ежедневно, а иногда и дважды в день, как молитвы, повторял номера этих счетов наизусть. Молиться, кстати, тоже не забывал. Бог, он милостив…
- Извините, но я перебью Вас. Все двенадцать лет Вы повторяли номера счетов наизусть, но никому об этом не рассказали?!
- Да.
- Даже Вашей жене?!
- Ей - тем более. Женщина - одно слово. Не выдержит, узнав про такие большие деньги. Разволнуется…
- Понятно. А сколько их было - счетов?
- Пять. Я уверен, что они существуют по сей день. Хотя их могли переименовать или просто снять деньги с них. Это надо проверять.
- Почему Вы считаете, что я смогу поделиться с Вами этими деньгами, а не отдам их на те нужды, для которых они и предназначались?
- А потому, товарищ генерал, что никаких нужд не было!
- Как это? Ухнули такие деньги просто так, бесцельно?!
- Именно. Их явно собирались украсть. Вернее увести под видом какой-нибудь специальной операции. Я не знаю нюансы договоренности погибшего генерала с самым большим тогдашним начальством нашей организации. Но зато мне известно, где, каких и сколько бумаг должно оставаться после каждой такой операции с наличной валютой! Тем более со столь значительными суммами.
- Так сколько бумаг должно оставаться?
- А Вы откройте инструкции того времени, полистайте отчетность.
- И что? Вы без загадок - проще излагайте, пожалуйста, раз уж мы встретились.
- Я и так без загадок. Я вам предлагаю попытаться найти в спец секторе бухгалтерии хоть какой-нибудь след тех денег. Хотя я уверен, что ничего Вы там не найдете.
- Значит, это была какая-то особая операция.
- Была, конечно. Только и для особых операций с валютой тоже есть свои инструкции. А в данном случае мне был приказ концов не оставлять и инструкциям не следовать. Понимаете?
- Понимаю. Только у меня возникает, слушая Вас, один вопрос: А почему же Вы, зная, что происходит воровство, никому не доложили?
- Чтобы сыграть в ящик? Да и кому я, по-вашему, должен был пожаловаться - тому, кто разрешил нашему генералу возить чемоданы с наличной валютой? Или президенту России? А если генерал как раз и выполнял приказ кого-то из этих высокопоставленных товарищей?
- Да-а-а. Вам не позавидуешь. А почему Вы теперь не боитесь мне об этом рассказывать?
- Да потому, что всех участников операции больше нет в живых - как явных, так и тех, кто, возможно, отдал приказ на ее выполнение. За исключением двоих.
- Почему двоих? С Вами еще кто-то был, когда Вы чемоданы в банки развозили?
- Нет. Со мной никого не было. Но я догадался, что за деньгами в банки придет какой-то человек. Скорее всего, из наших, и нам с Вами, товарищ генерал, лично знакомый.
- Кто?
- У меня нет абсолютной уверенности. Но я полагаю, что это кто-то из наших нелегалов, связь с которым прервалась примерно в то же время. То есть двенадцать лет назад.
- А почему связь должна быть прервана?
- Я, извините, сужу как финансовый работник. Слишком много денег единовременно тратилось, чтобы продолжать финансирование впредь.
- То есть Вы считаете, что, получив эти суммы, наш человек должен был залечь на дно.
- Точно. Иначе я открывал бы эти счета совершенно другим образом. И, по меньшей мере, двое, кроме убитого генерала и меня, знали бы о судьбе денег. А на деле, как я понял, не знает никто.
- А Вы? Вы же знаете!
- Я не знаю. Я догадываюсь или предполагаю. От голода, знаете ли, иногда голова проясняется.
- А что, если Вы сгущаете краски, и при проверке окажется, что деньги целы и связь с товарищем, которому они предназначались, не потеряна?