* * *
Мы шли с ним не спеша, по затопленной весенними ручьями улице, в пивную, расположенную недалеко от заводской проходной известного сибирского завода. Считалось, что в таких районах меньше всего вероятность напороться на коллег и представителей иностранных резидентур. Шли и как бы непринужденно болтали. Хотя я аж вспотел от стремительных переходов моего собеседника от одной опасной темы к другой:
- Денег, которые зарабатывают в разведке, никогда не хватит на нормальную жизнь. Значит, либо надо воровать, либо продаваться врагам.
- И получить за это автокатастрофу за кордоном или пулю в России.
- Это зависит от того, с кем делиться.
- Деньгами?
- И деньгами, и секретами, и явками, и много чем другим. Все ведь живые люди! И тоже жить хотят.
- А мне казалось, что все работают за идею и звездочки на погонах.
- Советую делать вид, что ты так и продолжаешь считать! Целее будешь.
- А чем я должен делиться, если у меня ничего нет?!
- Пока не должен. Именно потому, что у тебя пока ничего нет. Но наступит время, когда тебе могут поручить рулить большими деньгами. Или владеть большими секретами.
- И что, я должен буду секреты продать, а деньги разворовать, поделившись с начальником?
- Что-то типа того.
- Не понял.
- Ты со временем все поймешь. А пока слушай, что я тебе скажу. Любой, или практически любой из начальников управления нашей конторы контролирует большие деньги. Время от времени суммы бывают столь значительными, что люди, облеченные властью решать и тратить, начинают порой выстраивать не разведывательные операции, а операции по инвестированию, отмыванию, наращиванию и выведению из под контроля конторы ее же капиталов. Все это делается как бы в целях оперативной или даже стратегической необходимости. А на деле, происходит примитивное воровство, которое покрывается вышестоящими начальниками. Разумеется, если те тоже в доле.
- Ты не слишком ли фантазируешь?
- Я вообще не фантазирую. Я просто хочу однажды оказаться с тобой в доле. И урвать свой кусок пирога. Понял?
- Понял. Значит, урвешь. Но без меня. Хорошо?
- Не кажи гоп, пока не перескочишь.
- Ты что это не на своем любимом диалекте заговорил?
- Откуда ты знаешь про то, что я люблю?
- А про меня ты откуда и что знаешь?
- Я про тебя знаю все. Потому что мой папа твоего хорошо знает. Но у моего - биография правильная. А у твоего - подозрительная. Одно слово - не выездной из перебежчиков.
- А что это ты за него переживаешь?
- Я не за него, я за тебя. Ну, и себя тоже хотел бы не обидеть при случае. Когда стану генералом. Я, может, и раньше до денег дорвусь.
- А ведь и вправду дорвешься!
- Вот именно! И мне не нужны идейные мальчики, или, наоборот, мальчики, с пеленок ворующие у государства вместе со своими родителями в атмосфере ими же созданной государственной тайны. Это не каламбур - это жизнь.
- А чем же я хорош для твоих грандиозных планов?
- Не знаю. Но мой папа сказал, что из всего нашего выпуска ты один - настоящий джентльмен.
- Скорее, джентльмен, выросший в теплице. Потому что я их увидел впервые - не считая, конечно, моего папу - в двадцать три года. И мне, кстати, не показалось, что они святые.
- Я не о святости. А о добросовестном выполнении взятых на себя обязательств.
- Это само собой.
- Вот это и имел в виду мой папа. Ладно, вот и пивбар, пошли пиво пить и о ерунде болтать.
* * *
Всего три года, которые длилась моя первая командировка, понадобилось мне, чтобы окончательно убедиться, насколько я далек от своей Родины! От России! Мыслями. И чувствами. Вот ведь и мама, и папа здесь! И родился я на этой земле! И школу здесь закончил, и два учебных заведения осилил с успехом… Только к чему все это перечислять, если я с самого начала чувствовал, что живу на чужой земле!
Страшно это! В чужой Испании я тоже не чувствовал себя комфортно. Поездки в Англию, Францию и Германию - исключительно по работе переводчика авиа концерна - не принесли ничего кроме разочарования! Живут здесь люди хорошо. И я вполне смогу прокормить семью! Но все вокруг чужое! А где же свое?! Где мое?
Когда-то в юности, в узком семейном кругу в родной моей Сибири я не задумывался о том, в какой стране я живу, и чувствовал себя комфортно и даже счастливо! А не задумывался я по очень простой причине - мне не с чем было сравнить! Папа, да и все преподаватели в секретном учебном заведении часто повторяли: "За кордоном ничему не удивляйтесь!"
…Нас тренировали, как собак. Даже лучше. Потому что мы при случае могли обмануть и уничтожить собаку… Мы должны были не реагировать на любую, особенно русскую речь, не оглядываться на окрики, не выдавать волнения, не возбуждаться от вида и близости красивой и даже голой женщины, не реагировать на секс, происходящий поблизости и даже у нас на глазах, не реагировать на хамство и неприятные запахи и звуки, не подавать вида, что голоден или напуган, не пить и не есть сутками, оставаясь при этом в нормальном работоспособном состоянии. Нас учили убивать и держать удар, чтобы не быть убитыми. Нас учили бить так, чтобы болели почки или печень, но человек, страшно страдая, мог все-таки выжить. Нас учили бить еще и так, чтобы никакая медицина уже не могла никому помочь. Нас учили пить алкоголь, особенно, заграничный, не закусывая и почти не хмелея. Нас учили сидеть под толщей снега в горах и в лесу, лежать под слоем песка в пустыне пол суток и даже дольше, ничем не выдавая себя. Нас учили почти как хамелеонов менять свою внешность. Если надо, то несколько раз в день.
Чему нас только не учили?! Нас не учили лишь одному: любить то место, в котором родились. Подразумевалось, что это у нас впитано с молоком матери. Ага, особенно у меня! Когда с детства снятся цветные сны про Кубу, которую я никогда не видел и про Англию, в которой не был, но очень надеялся побывать! Я не был предан. Я не любил. Я не рвался сюда. Я не видел в словах присяги ничего кроме бюрократической необходимости. Интересно, а мои наставники-кураторы, тоже ничего этого не замечали? Или им застили глаза мои выдающиеся успехи в языках и стрельбе?! Умение выуживать в открытых зарубежных печатных изданиях зерна разведывательной информации? Умение бить куда надо и как надо - в зависимости от того, насколько смертельна схватка? Я не верил, что они не видят моей отчужденности. И тем более, не понимал, зачем я им? Не понимал следующие три года после окончания специального учебного заведения. Странный и довольно подозрительный разговор по пути в рабочую пивнушку, можно сказать, открыл мне глаза. Я понял. Либо я им не нужен и поэтому им наплевать на мои моральные и идейные ориентиры. Либо я нужен им для какой-то локальной специальной операции! Как презерватив при сексе с распущенной до предела дамой. А потом, сделав дело, презерватив обычно не сохраняют на память об этом сомнительном эпизоде в биографии, а выбрасывают. Интересно, а как они собираются выбросить меня? Просто убить?! После чего? И когда?!
Следующие шесть лет, мучительно размышляя над этими невеселыми выводами, я все ждал и ждал подвоха от своего уже ставшего генералом начальника, изучая и осваивая окружающую заграничную действительность. И, так и не дождавшись, решился обнародовать свой Проект. В виде диссертации. Я понял, что только задание, спецоперация, тема, которая потрясет моих боссов, хотя бы одного и даст мне шансы стать презервативом, который собираются выбросить. Но поскольку презерватив знает, что его обязательно выбросят, то он, то есть я, Стрелок, был намерен побороться за свою жизнь!
Я понял, что это шанс, реальный шанс, имитируя выполнение приказа генерала, уйти из под контроля конторы! Они, скорее всего, не захотят, чтобы меня не светить, позволять мне выходить на связь! Прекрасно! Я надеялся спрятаться так, что если они меня не найдут, то это будут их проблемы. Но пока, до начала осуществления Проекта, я боялся как-либо демонстрировать, что я мог бы уйти из под контроля. Ибо знал, что все, кто пытается это сделать, обречены на смерть! Поэтому я сам спровоцировал приказ, позволяющий попытаться скрыться от них всех. О, Боже, как они мне все надоели!
Наши дни, Париж
Стрелок
Но они меня все-таки нашли! Через двенадцать лет! Я не верю в случайности! Выходит, либо я - плохой разведчик, либо они очень сильная организация.
…Сергей подошел ко мне на выходе из билетных касс Парижской оперы, и, как ни в чем не бывало на хорошем английском с легким французским акцентом спросил, не нужен ли мне лишний билет, последний на сегодняшний вечер, который он, не подумав, только что купил?
- Я перепутал время отъезда, - пояснил он.
Я кивнул. Почти механически.
Он достал билетик и, передавая его, как бы невзначай вполголоса обронил на английском дно слово "Project" (Проект). Затем он радостно засмеялся, принимая от меня деньги за билет, произнес:
- Я вспомнил, что приеду в Париж ровно через месяц, и смогу прийти в то же самое время в эту же кассу. Надеюсь, я сумею купить билет на спектакль. Если мне повезет.
Он ушел, не дожидаясь моего ответа, и не оборачиваясь. Довольный. Радостный. А слово "Проект" осталось гвоздем сидеть в моей голове.
- Мне явно назначили встречу, - подумал я, - Меня поставили в известность, чтобы через месяц я имел возможность не разыскивая их, просто прийти к кассам оперы и сдаться со всеми потрохами на милость победителей. Вернее, на милость хозяев. Я был уверен, что я в их последующую комбинацию не вписываюсь. Я же в Париже второй день. И не был здесь почти два года. Значит, меня пасут довольно давно и старательно. И тогда они знают, что я почти пятикратно умножил и превратил за двенадцать лет в успешном автономном плавании выделенную его папой стартовую сумму уже в 98 миллионов. Причем, это только сегодняшние банковские активы Фонда, который мне до сих пор удается контролировать! Пока удается! Похоже, я намолотил сумму, которая сделает-таки меня презервативом!!! Хозяева денег пришли за ними и моей жизнью…
Что ж, посмотрим.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
СКОЛЬКО СТОИТ БЛАГОДАРНОСТЬ?
Наше время, в Латинской Америке
Стрелок
- Я пришел, чтобы сообщить Вам, Диего, что я скоро планирую изъять свои деньги из Фонда имени Вашего отца и прекратить на этом наше взаимовыгодное сотрудничество. Это будет примерно 90 процентов активов Фонда. А именно 90 миллионов американских долларов, которые Вы перечислите в указанном мной направлении. Разумеется, я помню наши договоренности, достигнутые еще при жизни Вашего отца, не совершать финансовых операций, разорительных для нашего Фонда. Поэтому сразу же после того, как я получу от Вас запрашиваемую сумму, Вы получите от нескольких благодарных бывших стипендиатов Фонда около пятидесяти миллионов долларов спонсорских денег. Это и будет мое последняя благодарность Вам за все, что Вы сделали и, надеюсь, сделаете и в этот раз. Я полагаю, что те двенадцать лет, что я сотрудничаю с Фондом имени Вашего отца, а Вы возглавляете его, доказали, что я всегда выполняю свои обещания.
- Да. Но речь идет на этот раз об очень значительной сумме, которой мы лишимся в обмен на всего лишь обещания.
- Не на обещания. А на гарантию дать Вам очень значительную сумму именно в обмен на вашу добросовестность. На этом мы расстанемся.
- Словесную гарантию. А почему бы Вам, Хулио, не начать с перечисления нам этих пятидесяти миллионов?
- Во-первых, я не хотел бы вести пререкания, подобные сегодняшним. А во-вторых, до сих пор именно под мои словесные гарантии Фонд не раз производил вполне сопоставимые по размерам финансовые операции. И Вас это не смущало.
- Да, но Вы, никогда не просили отдать почти все.
- Но я никогда прежде и не обещал перестать Вас доить. Но вот наступило такое время. Капиталам пора разделиться и дальше Вы поплывете сами. Машина запущена и работает. Или Вы хотите поторговаться?
- Возможно, Хулио. Я Вас понимаю. Но у меня еще есть брат-юрист, Вице-Президент нашего Фонда, более моего понимающий в такого рода делах. Я должен посоветоваться.
- Советуйтесь. Только, пожалуйста, не слишком долго. Вам хватит недели?
- Надеюсь, да.
* * *
Я, разумеется, решил проследить за братьями - руководителями Фонда, основанного на мои деньги их отцом - хирургом и профессором медицины. Проследить, не более и не менее тщательно, чем я делал это все двенадцать лет. Профессионально.
Только прежде я делал это для порядка и собственного спокойствия. А теперь, мне была нужна ясность в моем финансовом вопросе. Я еще окончательно не решил, куда я спрячу эти деньги. Хотя варианты давно были наработаны. Я еще не знал, отдам ли я эти деньги или часть их ребятам из русской секретной конторы, нашедшей меня, не смотря на мои хорошие документы и абсолютно неузнаваемую внешность! Несмотря на всю мою осторожность! Несмотря на мои иллюзии, что я не особо засвечивал все эти годы свою кипучую деятельность.
…Я всегда умел обходиться малым. Работа разведчика-нелегала научила меня за много лет создавать резервы. Резервные явки, склады, тайники, суммы денег. Но в первые годы мои возможности были более чем скромными - в лучшем случае я мог с помощью сэкономленных денег залечь на дно на год-два. В лучшем случае!
А теперь я, возможно, совершил глупость, столь увлеченно зарабатывая деньги! Потерял чувство меры и где-то засветился. Ладно, мы еще отыщем свой прокол, который выдал меня моим русским коллегам. А сейчас надо решать! С Фондом. С братьями - держателями его денег. С Сергеем и его папой-генералом. И это еще, скорее всего, не все…
Когда двенадцать лет назад я, еще находясь в клинике косметической хирургии вместе с женой и сыном, координировал создание Фонда имени аргентинского профессора - хирурга, покупал себе настоящие аргентинские документы, а заодно ранчо в Аргентине поблизости от ранчо скандинавского резидента, давно ставшего моим агентом, я представлял себе, что Фонд может кинуть меня. Не сразу, но все-таки может. Поэтому я предусмотрительно потратил на все эти мероприятия чуть больше трети денег, выделенных под мой Проект товарищем генералом. Потом около трех миллионов баксов я превратил в бриллианты и рассовал по тайникам в Европе - в Италии, Греции, Германии и Бельгии. Моя жена, присутствовавшая при закладке всех четырех тайников, могла их теперь найти, и потому я мог не беспокоиться за финансы моей семьи, в случае непредвиденных проблем со мной. Оставшиеся деньги конторы вот уже двенадцать лет продолжали храниться на номерных счетах в банках Скандинавии и Швейцарии. С учетом набежавших процентов за эти годы я практически остался при своих стартовых деньгах. Я умудрился не растерять этот финансовый резерв. Но дарить мое богатство своим русским коллегам, я не собирался.
Наши дни, в Латинской Америке
Сыновья Хирурга, они же руководители Фонда
(магнитофонная запись разговора)
- Брат, он сегодня пришел, чтобы забрать из Фонда 90 миллионов. Он, как всегда, предлагает сделку и как бы думает о наших интересах. Сказал, что сразу после этого мы получим в награду около пятидесяти миллионов спонсорских денег. Обещал, что перестанет нас доить, если мы выполним его просьбу.
- А тебе не кажется, что все было до сих пор слишком хорошо, чтобы на этом, завершающем этапе, тоже оказаться правдой?! Тебе не жалко наших денег?!
- Это его деньги!
- Это наши с тобой деньги. По документам так.
- Мы обещали папе.
- Двенадцать лет назад. Он нас простит.
- Нет. Он такого нам не простит.
- Ты что, всерьез готов расстаться с такими деньгами?
- Я не хочу иметь проблемы. Он не простой человек.
- Мы тоже - не из фермеров.
- Ты не иронизируй. И не заносись! Кем бы ты был сейчас без его денег?!
- Давай пока подумаем. Поторгуемся. За это время кое-что уведем со счетов.
- Мы вполне легально это делаем долгие годы. Твои сбережения и недвижимость уже превысили состояние некоторых банкиров. Имей совесть, брат!
- А ты имей чувство меры. Твоя щедрость не уместна! Ты согласен удовлетвориться крохами? Мне проще сдать его легавым, чем остаться на бобах!
- Давай подумаем! Я боюсь его! Я считаю, что даже восемь миллионов, оставшись в нашем распоряжении, вполне стоят того, чтобы расстаться с этим мутным бизнесменом. Расстаться по тихому. Без жертв.
Наше время, в Латинской Америке
Стрелок
Ну, братья, вы блин даете! Подождем пару дней! Может, еще одумаетесь! Жаль вас. Особенно младшего. Юрист херов! Собственно, я предполагал, что рано или поздно они привыкнут считать деньги Фонда своими. Интересно, а если я сдам их моим коллегам, они тоже будут торговаться с ними? Но какая мне от этого выгода? Кому будет лучше? Надо подумать. А пока надо ехать в аэропорт. Пора в Париж.
Наше время, Париж
Стрелок и Сергей
Разумеется, я не стал ждать целый месяц дня нашей встречи с Сергеем. Я вычислил его довольно нескромную квартирку. Подождал, и сел в его "Ягуар", одновременно с ним в подземном гараже. Он дернулся было. Но, увидев меня в зеркало заднего вида, заулыбался:
- Мы же намеревались встретиться через месяц.
- Это вы намеревались, Сергей. У меня туго со временем. Уж извините. Тем более, что у вас наверняка есть, что мне сказать. Дай сюда оружие, ну!
- На.
- Куда едем?
- Никуда.
- В каком смысле никуда?
- В буквальном. Сейчас, генеральский сын, ты отъедешь пару километров до ближайшего сквера. Выйдешь со мной из машины, и мы спокойно поговорим.
- А если я не соглашусь.
- Я тебя пристрелю.
- За что?
- За то, что ты собирался сделать со мной.
- Я не собирался.
- Хорошо. Ты не один, а с папой и еще, я думаю, с парочкой его коллег.
- Ты сгущаешь краски! Мы не хотели тебе зла! Мы просто хотели забрать свои деньги!
- Сука ты! Еще большая, чем я! Вы использовали меня. Используете ресурсы супер мощной организации. И все для заурядного воровства. И заурядного убийства.
- Мы не собираемся тебя убивать!
- Скажи это кому - нибудь из дилетантов. Я не знаю ни одного случая, чтобы человек, отдавший такие деньги, да еще знающий их происхождение, остался бы после этого жив. Как только вы меня нашли, вы вынесли мне смертный приговор, суки!
- Что ты хочешь?
- Имена тех, кто нашел меня. Сколько их? Где они?
- Их, кажется, двое. Они сейчас в Москве.