- Да ладно, они все равно будут следить за делом Клер Кемплей, так что воспоминаний и без меня будет достаточно.
- Да, ты им только поможешь. Катарсис. - Барри улыбнулся и окинул взглядом клуб.
- Они все как-то связаны. Я знаю.
- С чем связаны? Три пива и…
Я отвлекся, спохватился:
- И виски с водой.
- …и виски с водой.
Барри Гэннон смотрел на Кэтрин.
- Везет же тебе, Данфорд.
Мне, оглушенному чувством вины и волнением, - слишком много виски, слишком мало виски - весь этот разговор казался странным.
- Что ты хочешь этим сказать? Что ты имеешь в виду?
- Сколько у тебя времени?
- Пошел ты на хер, я устал и не хочу играть в эту игру.
- A-а. Я понял, что ты имеешь в виду.
Но Барри уже повернулся к какому-то лохматому рыжему пацану, тощему, как карандаш, в толстом бордовом костюме; нервные черные глаза стрельнули в мою сторону из-за плеча Барри.
Боуи хренов.
Я попытался прислушаться к их разговору, но пернатое платье на крошечной сцене урезало "Не забудь же помнить".
Я взглянул вверх, вниз, снова на стойку.
- Ну как, развлекаешься? - У Кэтрин был усталый взгляд.
Я подумал: начинается.
- Ты же знаешь Барри. Грубиян, - сказал я шепотом.
- Грубиян? Кто бы говорил.
Игнорируя одну наживку, бросаюсь на другую:
- А ты как?
- Что - как?
- Не скучаешь?
- О да, я просто обожаю стоять у барной стойки в полном одиночестве за двенадцать дней до Рождества.
- Ты не одна.
- Была, пока Стеф не пришла.
- Могла бы подойти к нам.
- А меня не позвали.
- Бедная деточка, - улыбнулся я.
- Ну, давай, раз уж спрашиваешь. Я буду водку.
- Я, пожалуй, тоже.
От холодного воздуха лучше не стало.
- Я тебя люблю, - говорил я, не в силах удержать равновесие.
- Давай, любовь моя, садись в такси, - женский голос, голос Кэтрин.
От дезодоранта с запахом сосны в салоне мне стало еще хуже.
- Я тебя люблю, - говорил я.
- Смотри только, чтобы он мне там не блеванул, - крикнул через плечо водитель-пакистанец.
Сквозь сосну пробивался запах его пота.
- Я тебя люблю, - говорил я.
Ее мать спала, отец храпел, а я стоял на коленях в туалете.
Кэтрин открыла дверь, включила свет - я снова чуть не сдох.
Рвота, поднимаясь по горлу, обжигала и причиняла мне боль, но я не хотел, чтобы это кончалось. А когда фонтан наконец иссяк, я надолго замер, тупо уставившись на виски, на кусочки ветчины, плавающие в унитазе, на кусочки, лежащие на полу.
Кэтрин положила руки мне на плечи.
Я пытался определить, кому принадлежал голос, звучавший у меня в голове: "На самом деле есть люди, которым его действительно жаль. Кто бы мог подумать, что такое возможно".
Кэтрин сунула руки мне под мышки.
А я совсем не хотел вставать. Когда я наконец поднялся на ноги, то заплакал.
- Ну что ты, родной, - прошептала она.
Три раза за ночь я просыпался от одного и того же сна.
Каждый раз я говорил себе, что я в безопасности, что мне ничего не грозит, что надо снова заснуть.
Каждый раз я видел один и тот же сон: на улице, среди частных домов, стоит женщина, кутается в красную кофту и выкрикивает десятилетнюю ярость мне прямо в лицо.
Каждый раз большая черная птица, кажется ворона, спускается с неба, отливающего тысячами оттенков серого, и вцепляется в ее красивые светлые волосы.
Каждый раз она гонит ее по улице, норовя выцарапать ей глаза.
Каждый раз я просыпался в ледяном оцепенении, вся подушка в слезах.
И каждый раз лицо Клер Кемплей улыбалось мне в темноте с потолка.
Глава вторая
07:55
Суббота, 14 декабря 1974 года.
Я сидел в полицейском отделении Милгарта в кабинете начальника уголовного розыска Джорджа Олдмана и чувствовал себя полным ничтожеством.
Комната была какой-то пустой. Ни фотографий, ни лицензий в рамочках, ни наград.
Дверь открылась. Черные волосы, белое лицо, протянутая ладонь, крепкое рукопожатие.
- Рад познакомиться, мистер Данфорд. Как поживает Джек Уайтхед и этот ваш начальник?
- Спасибо, хорошо, - сказал я, снова садясь.
Ни тени улыбки.
- Садись, сынок. Чаю?
Я сглотнул и сказал:
- Пожалуйста. Спасибо.
Начальник уголовного розыска, главный следователь Джордж Олдман сел, повернул какой-то выключатель на рабочем столе и с придыханием проговорил в микрофон:
- Джули, милая. Две чашки чая, как освободишься.
Это лицо, эти волосы так близко, совсем рядом: черный полиэтиленовый мешок, расплавленный, наплывший на миску с салом и мукой.
Я крепко стиснул зубы.
Из-за его спины сквозь серые окна полицейского управления блеснуло слабое солнце и бросило блик на его сальные волосы.
Меня затошнило.
- Господин… - Я снова сглотнул. - …главный следователь…
Олдман обшарил меня с головы до ног крохотными акульими глазками.
- Ну-ну, сынок, продолжай, - подмигнул он мне.
- Я бы хотел узнать, нет ли каких-нибудь новостей?
- Никаких, - прогремел он. - Тридцать шесть часов псу под хвост. Сотня долбаных полицейских, куча родственников и местных жителей. Результат нулевой.
- А какое ваше личное…
- Мертва, мистер Данфорд. Бедняжка мертва.
- А не скажете ли, что вы…
- Нам, сынок, выпало жить в жестокие времена, будь они не ладны.
- Да, - сказал я, чувствуя слабость и думая: что же вы тогда задерживаете одних только цыган, педиков и ирландцев?
- Теперь уже я буду рад, если нам вообще удастся найти труп.
Мои кишки выворачивает наизнанку.
- И что вы думаете…
- Нам ведь без трупа ни хрена не сделать. Да и родным будет полегче в конечном-то счете.
- Значит…
- Проверим помойки, посмотрим, кто брал отгулы в тот день. - Он почти улыбался, снова собираясь подмигнуть мне.
Я с трудом перевел дыхание:
- А как насчет Жанетт Гарланд и Сьюзан Ридьярд?
Начальник уголовного розыска, главный следователь Джордж Олдман приоткрыл рот и облизал тонкую нижнюю губу жирным мокрым лилово-желтым языком.
Я подумал, что меня вырвет прямо в кресле, а потом еще посреди кабинета.
Джордж Олдман закатал свой язык обратно и закрыл рот. Крошечные черные глазки смотрели прямо мне в глаза.
В дверь мягко постучали, и Джули вошла, неся две чашки чая на дешевом цветастом подносе.
Джордж Олдман улыбнулся, не отрывая от меня взгляда, и сказал:
- Спасибо, Джули, милая.
Джули закрыла за собой дверь.
Не будучи до конца уверен, что по-прежнему обладаю даром речи, я начал бубнить:
- И Жанетт Гарланд, и Сьюзан Ридьярд - обе пошли…
- Я в курсе, мистер Данстон.
- Ну и вот, я подумал, возвращаясь к случаю в Кэнноке…
- Да что ты, мать твою, знаешь о случае в Кэнноке?
- Сходство…
Олдман треснул кулаком по столу:
- Рэймонд Моррис сидит под замком с тысяча девятьсот шестьдесят восьмого, мать твою так.
Я смотрел, как на столе все еще тряслись две маленькие белые чашки. Изо всех сил стараясь говорить ровно и спокойно я произнес:
- Прошу прощения. Я просто хочу сказать, что в том конкретном случае три маленькие девочки были убиты, и, как выяснилось, это было дело рук одного и того же человека.
Джордж Олдман наклонился вперед, держа руки на столе, и сказал с ехидной усмешкой:
- Те три бедняжки были изнасилованы и убиты, помоги им господь. И тела их были найдены.
- Но вы же сказали…
- У меня нет ни одного трупа, мистер Данфилд.
Я снова сглотнул и сказал:
- Но Жанетт Гарланд и Сьюзан Ридьярд числятся без вести пропавшими уже…
- А ты, сволочь, думаешь, что ты один до этого додумался, тщеславный ты сукин сын? - тихо проговорил Олдман и сделал глоток из чашки, не сводя с меня глаз. - Моя дряхлая мамаша и то бы догадалась, черт ее побери.
- Я просто хотел бы узнать, что вы думаете…
Начальник уголовного розыска, главный следователь Джордж Олдман хлопнул себя по ляжкам и откинулся в кресле.
- Ну так, значит, что мы, по-твоему, имеем? - улыбнулся он. - Три пропавшие без вести девчонки. Один возраст, более или менее. Тела не найдены. Кастлфорд и…
- Рочдейл, - прошептал я.
- Рочдейл, и теперь вот Морли. Перерыв между убийствами три года, так? - Он взглянул на меня, подняв тонкую бровь.
Я кивнул. Олдман взял со стола лист бумаги.
- Ну, а как насчет этих? - Он швырнул лист через стол мне под ноги и начал перечислять наизусть: - Хелен Шор, Саманта Дэвис, Джеки Моррис, Лиза Лэнгли, Никола Хэйл, Луиз Уолкер, Карен Андерсон.
Я поднял с пола список.
- Пропавшие без вести. Целая куча, мать твою. И это только с начала семьдесят третьего, - сказал Олдман. - Согласен, они все немного старше. Но не старше пятнадцати на момент исчезновения.
- Простите, - пробормотал я, протягивая ему бумагу.
- Оставь себе. Напиши о них какую-нибудь статью, мать твою.
На столе зазвенел телефон, загорелась лампочка. Олдман вздохнул и подтолкнул ко мне одну из чашек:
- Допивай, а то остынет.
Я сделал, как мне велели, взял чашку и проглотил чай одним длинным холодным глотком.
- Если честно, сынок, я не терплю газеты с их враньем. Но у тебя такая работа…
Эдвард Данфорд, криминальный спецкорреспондент по Северной Англии, обрел равновесие и второе дыхание:
- Я не думаю, что вы найдете тело.
Начальник уголовного розыска, главный следователь Джордж Олдман улыбнулся. Я опустил глаза на дно своей пустой чашки.
Олдман встал, рассмеявшись:
- По заварке нагадал, что ли?
Я поставил чашку и блюдце на стол, свернул лист со списком имен.
Телефон зазвонил снова. Олдман подошел к двери, открыл ее.
- Ты копайся сам, а я - сам.
Я стоял, чувствуя слабость в ногах и желудке.
- Спасибо, что уделили мне время.
На пороге он крепко схватил меня за плечо.
- Знаешь, Бисмарк как-то сказал, что журналист - это человек, пропустивший свое призвание в жизни. Может, тебе надо было стать полицейским, Данстон.
- Спасибо, - ответил я собравшись с духом, думая: тогда бы здесь стоял хотя бы один полицейский. Олдман внезапно усилил хватку, словно читая мои мысли.
- А мы с тобой, сынок, раньше нигде не встречались?
- Было дело, - сказал я, освободив наконец плечо.
На столе снова зазвонил и замигал телефон - долго и настойчиво.
- Ни слова, - сказал Олдман, провожая меня из кабинета. - Ни единого слова, мать твою.
- Они ему крылья отрубили на фиг. Бедняга лебедь типа был еще жив, - сказал Джилман из "Манчестер ивнинг ньюс", улыбнувшись мне, когда я вошел в зал на первом этаже и сел.
- Да ты шутишь, мать твою! - Сидевший сзади нас Том из Брэдфорда подался вперед.
- Серьезно. Отрезали крылья начисто и оставили беднягу подыхать.
- Ни хрена себе, - присвистнул Том из Брэдфорда.
Я оглядел конференц-зал, у меня снова возникли ассоциации с боксерским поединком, но на этот раз тут не было ни радио, ни телевизионщиков. Жаркие софиты были выключены. Вход свободный.
Собрались одни газетчики.
Я почувствовал толчок под ребро. Опять Джилман.
- Ну, как вчера все было?
- Да ты знаешь…
- Да, бля.
Я посмотрел на отцовские часы, подумав о Генри Купере и Дейве, муже моей тети Энн, который был похож на Генри, и о том, что Дейва вчера с нами не было, а еще - о чудном запахе брюта.
- Видал статью, которую Барри написал про этого ребенка из Дюйсбери? - Том из Брэдфорда дохнул перегаром мне в ухо. Надеюсь, что от меня не так ужасно воняет.
Ушки на макушке:
- Про какого ребенка?
- Про ребенка-урода? - заржал Джилман.
- Да нет, про ту девчонку, которая в Оксфорд поступила. В восемь лет типа.
- Ну да, - засмеялся я.
- Похоже, умница та еще.
- Барри говорит, ее папаша еще хлеще. - Я смеюсь, и все смеются вместе со мною.
- Папаша, короче, с ней поедет, - сказал Джилман. Какой-то новый журналюга, сидящий сзади, рядом с Томом, тоже смеется:
- Повезло чуваку. Молоденькие студенточки, и все такое.
- Не думаю, - шепотом сказал я. - Барри говорит, папочка все время только и думает, что о своей ненаглядной малышке. О своей Рути.
- И о девочках-целочках, - сказали двое одновременно. Все засмеялись.
- Шутники, мать вашу. - Том из Брэдфорда смеялся меньше всех. - А он пошляк, этот Барри.
- Пошляк Барри, - засмеялся я.
- А кто такой Барри? - спросил новичок.
- Барри - Черный Ход. Педик долбаный, - сплюнул Джилман.
- Барри Гэннон. Он работает в "Пост" вместе с Эдди, - объяснил новичку Том из Брэдфорда. - Тот мужик, про которого я тебе рассказывал.
- A-а, который с Джоном Доусоном? - сказал новичок, глядя на часы.
- Ага. Кстати, о пошляках, слышали про Келли? - теперь шепотом говорил Том. - Я вчера вечером видел Гэза, он сказал, что Келли пропустил прошлую тренировку и завтра не будет играть.
- Келли? - снова новичок. Сразу видно - не местный. Скорее всего, из какой-нибудь центральной газеты. Везет же придуркам. Я начал нервничать: история уходит в национальную прессу, моя история.
- Регби, - сказал Том из Брэдфорда.
- Союз или Лига? - спросил новичок, с Флит-стрит , как пить дать, мать его.
- Иди на хрен, - сказал Том. - Келли - Великая Белая Надежда Уэйкфилдовской команды!
- Я вчера видел его Пола. Он ничего не сказал, - вставил я.
- Гэз сказал, что он просто встал и ушел, сволочь такая.
- Да, наверное, опять какая-нибудь сучка подвернулась, - равнодушно сказал Джилман.
- Начинается, - прошептал новичок.
Второй раунд:
Дверь открывается, все снова стихает и замедляется.
Начальник уголовного розыска, главный следователь Джордж Олдман, несколько людей в штатском, один в форме.
Родственников нет.
Свора чует: Клер мертва.
Свора думает: тело не нашли.
Свора думает: новостей нет.
Свора чует: информационный повод сдох.
Начальник уголовного розыска, главный следователь Джордж Олдман с ненавистью смотрит мне в глаза, берет на понт.
Я чую чудный запах брюта и думаю: давай, РАЗЛЕЙ ЕГО ПОВСЮДУ.
Первые капли сильного дождя.
Я полз из Лидса на запад, по направлению к Рочдейлу, держа блокнот на коленях, глядя на темные заводские стены и притихшие фабрики:
Предвыборные плакаты, размокшая бумага и клей.
Цирк приехал, цирк уехал; нынче здесь - завтра там.
Большой Брат наблюдает за тобой.
Страх съедает душу.
Не останавливаясь, я включил диктофон, прослушал еще раз пресс-конференцию, пытаясь уловить детали.
Все присутствующие напрасно потратили время. Все, но не я. Никаких новостей - хорошие новости для Эвдварда Данфорда, спецкорреспондента по криминальной хронике Северной Англии, играющего вслепую, идущего на поводу у своей интуиции.
" Очевидно, что опасения возрастают…"
Олдман держался своей версии: ни хрена не нашли, несмотря на огромные усилия его самых лучших людей. Народ обращается в полицию, граждане готовы давать показания, но на данный момент лучшие люди не располагают никакими уликами.
"Мы хотим подчеркнуть, что любой гражданин, который обладает какой-либо, даже самой малозначительной информацией, должен срочно обратиться в ближайший полицейский участок или позвонить по телефону.."
Затем последовал ряд напрасных вопросов и ответов.
Я держал рот на замке. Ни единого слова, мать твою.
Олдман, адресуя каждый ответ мне лично, смотрел застывшим взглядом, не моргая.
"Спасибо, господа. На данный момент это все…"
Начальник уголовного розыска, главный следователь Джордж Олдман поднялся со стула и нарочито хитро подмигнул в мою сторону.
Голос Джилмана в самом конце записи: "Да что это с вами, мать вашу?"
Утопив педаль газа в пол и оставив Лидс позади, я выключил диктофон, включил печку и радио и стал слушать: опасения продолжали возрастать на местных станциях, да и национальные уделяли этой истории все больше внимания. Она не давала себя замять и забыть. Все взяли наживку, каждая сволочь.
Если тело не будет найдено, я дам им еще день. Потом на второй полосе пойдет статья. В следующую пятницу я дам результаты следственного эксперимента и тем самым отмечу неделю с момента исчезновения. Затем на первой полосе снова появится краткая заметка.
После этого, в субботу днем, будет сплошной спорт.
Держа одну руку на руле, я вырубил радио и просмотрел аккуратно отпечатанные листы формата А4, которые приготовила для меня Кэтрин. Я поставил диктофон на запись и начал наговаривать:
- Сьюзан Луиз Ридьярд. Пропала 20 марта 1972 года, возраст 10 лет. Последний раз ее видели у начальной школы Святой Троицы в Рочдейле в 15 часов 55 минут. Продолжительные поиски полиции и объявления в национальных средствах массовой информации не дали ничего, абсолютно никаких результатов, ноль. Джордж Олдман вел следствие лично, несмотря на то что оно подпадало под юрисдикцию Ланкашира. Напросился сам.
- Кастлфорд и?..
- Рочдейл.
Лживый подлец.
- Официально дело до сих пор не закрыто. Родители - приличные люди, у них еще двое детей. Они продолжают регулярно распространять плакаты по всей стране. Расходы на это покрываются за счет заложенного дома.
Я выключил диктофон и со злорадной улыбкой мысленно послал Барри Гэннона на хер, думая, что Ридьярды ни о чем не забыли и я не дам им ничего нового, кроме свежей рекламы.
Я припарковался на окраине Рочдейла у ярко-красной свежевыкрашенной телефонной будки.
Пятнадцать минут спустя я въехал задом во двор типового многоквартирного дома мистера и миссис Ридьярд, расположенного в тихой части Рочдейла.
Моросило.
Мистер Ридьярд стоял в дверях.
Я вышел из машины и сказал:
- Доброе утро.
- Хорошая погодка для уток, - ответил мистер Ридьярд. Мы обменялись рукопожатиями, и он проводил меня через крохотную прихожую в темную гостиную.
Миссис Ридьярд сидела в тапочках на диване, обнимая сидящих справа и слева от нее подростков, мальчика и девочку. Взглянув на меня, она прошептала, чуть прижав их к себе, прежде чем отпустить:
- Идите-ка приберитесь у себя в комнатах.
Дети вышли, глядя в пол, застеленный ковролином.
- Пожалуйста, садитесь, - сказал мистер Ридьярд. - Кто-нибудь хочет чаю?
- Спасибо, - сказал я.