Чили подошел к нему вплотную и, едва не наступая ему на носки ботинок и глядя прямо в глаза, сказал:
– Я Чили Палмер, он же Эрнесто Палмеро, он же Чили Ростовщик, Чили Акула, он же – знаменитый Чили П. М. Ж.
– Черт, – сказал Син Рассел. – Так ты, значит, знаменитость? А что такое П. М. Ж.?
– Поцелуй меня в жопу! – гаркнул прямо ему в лицо Чили. – Так меня на улице прозвали! Чем могу служить?
Син не ответил, но его озадаченный вид свидетельствовал о том, что он не знал, оскорбиться ему или нет.
Поглядев на него, Чили надвинулся вперед на него еще сильнее.
– Мы ведь встречались и раньше, не правда ли? Кажется, а Рикерсе, в зале суда?
Мужчина прочухался и сказал:
– В жизни не был в Рикерсе.
– Ты в Ломпоке был, как я слышал, в окружной федеральной тюрьме, – сказал Чили, – там и с парнями этими сошелся и сколотил свою группу, да? Этих "Фанатов Роупа". И заделал новый стиль – этот ваш тюремный рэп, музыку арестантов, отбывающих срок.
– Мы и там делали что хотели. Пели песни вроде "Сучки белого" или "Взять белого за жопу", – парировал ему Син. – Я пришел за своим гонораром.
– Дай-ка мне сначала разобраться, – сказал Чили. – Так в Рикерсе ты не был?
– Я уже сказал – не был.
– А я в Ломпоке не был. Но мы оба знаем толк в торговле, верно? Если есть разные мнения, всегда можно договориться.
– Тут важно только одно мнение, – сказал Син. – Мое.
– Сколько, по-твоему, вы заработали?
– Столько, сколько Томми говорил – миллион шестьсот.
– Дам тебе три сотни "косых".
– Ты хочешь сказать, что дашь на три сотни меньше?
– Чего это мы разговариваем стоя? – сказал Чили. – Пройдем-ка лучше. – И он повел человека в анораке и шляпе к дивану с красной обивкой.
Диван этот, как сказала Эди, Томми приобрел на распродаже.
Как только они уселись, Чили предложил собеседнику сигару. Син взял сигару и прикусил ее зубами, намереваясь откусить кончик.
– Погоди, – сказал Чили, вытаскивая ножик для обрезки сигар. Обрезав сигару прямо у того во рту, он вынул обрезанный кончик, предоставив Си-ну сжимать зубами остальное. Син изумленно глядел на него через очки, но помалкивал. Щелкнув спичкой о ноготь, Чили зажег ее и поднес к сигаре.
– Пуф-пуф. Хорошо. Я тебе и еще дам. Это настоящие, гаванские. Сорокадолларовое курево, дружище! Ну, как тебе?
Вынув изо рта сигару, Син оглядел ее, а Чили тем временем зажег сигару и себе, поглядывая на "Фанатов Роупа", уставившихся на него, – угрюмые лица, темные очки, широкие опущенные плечи.
– Мне бы твою команду, – заметил Чили. – Не для рэпа, конечно. Я тут с одним делом разобраться не могу, Син. Вот проглядываешь счета Томми – и все ясно – страховки, деньги рекламным агентам, словом, обычные расходы. А потом смотришь его чековую книжку и видишь, что чеками и наличными он платил то, что можно назвать откатом, платил суммы, сопоставимые с обычными расходами. По словам Эди, тут не хватает примерно полумиллиона. – Повернувшись к маячившей в дверях и глядевшей на него с испугом Эди, он спросил: – Верно я говорю, полмиллиона в общей сложности он выплатил, так?
Ничего не понимая, она тем не менее быстро подхватила его игру, ответив:
– А может, и больше.
– На прошлой неделе они приходили за очередным платежом. Томми сказал, что у него нет денег. Они прижали его, и Томми сторговался на трех сотнях "косых". А через два дня они его кокнули.
Син Рассел поглядел на своих рэперов.
– Слыхали? – И, уже обращаясь к Чили, сказал: – А кто это "они", о которых мы говорим?
– Русские.
Син затянулся сигарой.
– Какие русские?
– Просто русские. Парни с русскими фамилиями. Как тот, что был найден у меня в доме.
– Это ты его пристрелил?
Откинувшись, Чили выпустил изо рта струйку дыма.
– Хочешь, чтобы я все тебе раздоложил в присутствии незнакомых мне людей?
– Но ты намекаешь на вымогательство со стороны русских.
– Признаюсь тебе как на духу, – сказал Чили, – Томми вел незаконную торговлю дисками. Он и студию-то завел главным образом для этого. Передирал хиты, самые забойные – Мадонну, Элтона Джонса, "Спайс герлс" – и продавал куда-нибудь в Южную Америку за бесценок. Загребал на этом дай бог как.
Син Рассел глядел на него во все глаза.
"Фанаты Роупа" глядели на него во все глаза. Хью Гордон глядел на него, приоткрыв рот, с выражением полного изумления. Чили обернулся к Эди.
– Он их сбывал в основном в Южную Америку, так?
– Ага, – сказала Эди, – в Южную Америку. Они набивали ими ворованные машины, и дружок Томми переправлял их туда.
Красота. Вдова мошенника и сама не промах. Можно положиться.
Никто не сказал ни слова, поэтому Чили продолжал:
– Русские прознали про это, а кстати, они сами промышляют поставкой джипов "чероки" в Россию, почему Томми и вынужден был делиться с ними. Понимаешь, о чем я говорю? А обратиться в полицию он никак не мог.
Чили видел, как Син мучительно соображает и ждет, когда может вклиниться, чтобы задать вопрос. Поняв, что вопрос готов вот-вот сорваться у того с языка, он не дал ему заговорить.
– Знаю, что ты хочешь сказать. Спросить, каким образом он отражал эти свои доходы в бухгалтерских книгах. Ведь нельзя записывать большие суммы, не подвергая себя опасности со стороны фининспекции. Так знаешь, что он делал?
Чили покосился на Хью Гордона, который заинтересованно слушал.
– Он записывал незаконные доходы как заработки разных групп – "Фанатов Роупа", например, или "Кошачьего концерта". Вот почему, милый мой, и выходила такая огромная сумма, как миллион шестьсот, почему ты и считал себя таким замечательным артистом. Он вынужден был платить тебе большие деньги, иначе вся его схема полетела бы к черту. Но видишь ли, – продолжал Чили, – я-то тебе столько платить не должен, потому что незаконной торговлей не занимаюсь. Отныне я стану платить тебе столько, сколько и выходит по действительным цифрам продаж. А это как раз и составляет три сотни "косых", которые я и предлагаю тебе. Но беда, однако, в том, что и их у меня нет. Ведь Томми отдал их русским в прошлую субботу и предупредил их, что завязывает и больше незаконной торговлей не занимается, что было равносильно тому, что послать их к черту. Вот в понедельник, когда мы с ним завтракали, они его и пришили. Так.
А теперь посмотрим, съел ли он это.
Син катал сигару во рту – человек в живописном наряде, погруженный в глубокое размышление.
– Значит, деньги у русских.
– Они их в рост дают. Деньги всегда наготове, можешь прийти и взять сколько хочешь.
– Ты в этом уверен?
– Я это проверил.
– Знаешь, одного я никак не пойму – если ты такой знаменитый П. М. Ж., как говоришь, то почему ты сам не вернешь себе эти деньги?
– Я же сказал тебе, – проговорил Чили, косясь на "Фанатов Роупа", – мне бы твою команду. Горстку молодых здоровяков, которые никому спуску не дадут.
– То есть ты считаешь, что заняться этим должен я?
– Это твои деньги, – сказал Чили. – Если б я смог каким-то образом их вернуть, я все равно отдал бы их тебе, ведь правда?
– Понял. – Син пыхнул сигарой, выпустил дым и пыхнул еще раз. – Скажи мне только одно: куда бы ты пошел, если б хотел раздобыть у них денег?
16
Элейн не любила сидеть на террасе ни в "Плюще", ни вообще где бы то ни было. Им дали ближний столик слева, и Элейн сказала:
– Если тебе неудобно сидеть спиной к залу, сядь рядом со мной.
Чили ответил, что после выхода "Поймать Лео", когда он приходил сюда с компанией, ему всегда предоставляли центральный столик. Теперь же, когда он заказывает столик, его пихают куда подальше.
Дело было во вторник.
– Если картина получится, ты вырастешь в их глазах, – пообещала Элейн. – Так на чем мы остановились? Нет, сначала давай закажем спиртное.
К тому времени, как принесли шотландское виски Элейн, а ему пива, Чили успел перечислить:
– Понедельник. Был застрелен Томми. Вечером я встретился с Линдой. Вторник. Она связалась с участниками ее бывшего ансамбля. Я навестил Эди Афен, посоветовал ей сохранить компанию и пообещал снять на этом материале кино. Боюсь, что она мечтает стать кинозвездой. Среда. В газете напечатали мою фотографию. Придя домой, я увидел в гостиной мертвое тело и позвонил Даррилу Холмсу.
– А ночь ты провел у Линды.
– Верно. И ничего не произошло. Я впервые слушал ее музыку и от нее утром в четверг позвонил тебе. В пятницу я зашел к тебе на студию, продемонстрировал тебе видео и оставил си-ди-диск. Как он тебе?
– Хороший.
– И это все?
– Мне понравилось. Но я остаюсь поклонницей Синатры. Ты рассказал мне о Джо Лазе. Джо и русский убиты из одного и того же пистолета. Вот это мне понравилось.
– В пятницу же я повидался с Ники Каркатерра. В присутствии Раджи. Я посоветовал им забыть о Линде.
– Передай мне точные слова.
– Я сказал… что-то вроде того, что если будешь ей угрожать или попробуешь как-то обидеть… нет, я сказал: если ты осмелишься пальцем ее тронуть, то будешь до конца своих дней рвать на себе волосы. Вот так.
– Это "вот так" – совершенно лишнее.
– Знаю. Но так сказалось, словно где-то я уже слышал эти слова.
– Они из "Поймать Лео". Их говорит Майкл.
– Черт. Ты права. Я и забыл. И во время моего визита я видел Элиота, самоанца. Я боялся, что он сбросит меня в шахту лифта, потому рекомендовал ему позвонить тебе и условиться о пробе.
– Он позвонил и оставил свой номер. Джейн сказала, что у него приятный голос.
– Мне интересно его попробовать. Задать ему вопросы, посмотреть, как он станет отвечать на камеру.
– Так ты теперь психологом заделался?
– Меня не комплексы интересуют, просто я задам ему вопрос и хочу послушать, что он скажет.
– И посмотреть, как он настучит на парня, на которого работает.
– Ты сама сидишь сейчас как будто на тебя настучали. Ну да, он может не выдержать и что-нибудь нам поведать. Ладно. Итак, позже я встретился с Даррилом, ведущим наблюдение за русскими, пошел к ним и познакомился с парнем по фамилии Булкин.
– Хорошая фамилия. Да, ты рассказывал о нем. Мне все еще трудно в это поверить, но, помнится, ты рассказывал.
– Мне надо было посмотреть, не он ли пришил Томми. Я убедился, что это он, но поклясться в этом не могу.
– Ты рассказывал и о Сине Расселе и его рэперах.
– Расселе.
– Ты выдумал всю эту историю с ходу, экспромтом?
– Ага, но накануне вечером я разговорился с одним парнем в баре во "Временах года"…
– Разве ты не с Линдой был?
– Я провел с ней всего один вечер.
– Ты разочаровал ее? Я имею в виду, когда ушел?
– Да, она хотела, чтобы я остался.
– Линда – женщина не твоего типа?
– Кто-то хочет убить меня, Элейн. Они обнаружат меня там и откроют стрельбу… и по ошибке кокнут Торопыгу. Нет, не по ошибке – пристрелить его можно и намеренно: он действует на нервы. – Чили помолчал. – Но из него можно выжать стоящую сюжетную линию.
– Ты не ответил на мой вопрос.
– Да, она женщина не моего типа. Ты что, неравнодушна ко мне, Элейн?
– Я просто поддерживаю беседу.
– Когда это нам приходилось делать? Ведь мы можем болтать без умолку в любое время, когда только пожелаем.
– И сейчас это так. Разговаривая друг с другом, мы не испытываем затруднений. Знаешь, что я очень давно хотела тебя спросить? Сильно ли ты переживал, когда Карен наподдала тебя?
– Переживал?
– Ну, ты понимаешь, что я имею в виду. Был ли ты опечален, зол, обижен?
– Более всего – удивлен. Но я справился с собой. Если ей понадобился сценарист… Возможно, это компенсация за все сцены с голыми сиськами, щипками за зад и взвизгами, которые она проделывала для Гарри.
– Думаешь о ней?
– Нет. Ну иногда, конечно, думаю. Но не так, как представляется тебе.
Они сидели рядышком на скамье, так, что бедра их почти соприкасались. Чили повернулся к Элейн.
– У тебя другая прическа.
– Я подстриглась.
– И накрасилась.
– Я крашусь, когда иду куда-нибудь. Знаешь, ведь видимся мы исключительно у меня в кабинете. А вне кабинета – только в ресторане, где мы лишь приветствуем друг друга взмахом руки.
Чили глядел на нее, и лицо его расплывалось в улыбке.
– Ты ушла из "Юниверсал" из-за того, что они поместили тебя в здание Айвана Райтмана.
– Ну и что? – сказала Элейн.
– Просто это забавно, а больше ничего. Но я не удивляюсь – это в твоем ключе. – Принесли заказанное спиртное, и Чили сделал глоток пива. – Так или иначе, я разговорился с парнем в баре…
– Во "Временах года"?
– Ага. Я собирался переночевать у Эди, у нее там места полно, но заявились Дерек Стоунз с Тиффани. Их вышвырнули из квартиры за то, что они уронили телевизор на машину управляющего домом, с балкона телевизор сбросили.
– Воображаю. Прямо как в кино.
– Есть такое кино.
– Ты прав. "Карманные деньги". Там Ньюмен роняет с балкона телевизор. Или это Ли Марвин?
– Нет, по-моему, Ньюмен. Так или иначе, парень в баре меня узнал. Терри, не помню, как дальше, со студии "Мейврик-рекордс". У него там была встреча с одной из их артисток, популярной певицей, но какой именно – он не сказал. Мы поговорили о кино. Он видел "Поймать Лео" и был без ума от этой картины. Девушка, которую он поджидал, запаздывала, и это дало мне возможность порасспросить его о бизнесе звукозаписи. Как раскрутить артиста. Нужен ли для этого классный промоутер. Нужно ли видео. Он оказался очень приятным парнем. И между прочим обмолвился и о том, как незаконно торгуют свежими дисками популярнейших звезд – делают копию и продают потом во все страны. Вот я и использовал это в разговоре с Сином Расселом и его "Фанатами". Воскресенье – тут я отдыхал. Подремывал себе возле бассейна в отеле, читая "Спин" и "Роллинг Стоунз". Линда была занята репетицией. Я ни с одной живой душой словом не перекинулся до звонка этой крошки. Она позвонила и пришла повидаться.
– Этой крошки? – переспросила Элейн.
Раджи несколько раз уже бывал у Виты в ее доме в Венисе, в двух кварталах от набережной, на улице, где дома громоздились на разных уровнях – на холмах и в низинах. Дом Виты стоял на холме. Надо было вскарабкаться по лесенке на торце дома, и попадаешь в ее квартиру, где всюду были раскиданы подушки. На диване валялось такое множество подушек, что приходилось расчищать себе место, чтобы сесть. Подушки были и на креслах, и на полу – целая груда подушек. Красивых подушек с ярким цветастым узором. Однажды он спросил ее, почему она так любит подушки. Вита ответила, что они придают квартире уют и ненавязчивый шик. Он согласился – да, конечно, но прежде чем лечь в постель, надо эти подушки снимать. Вита сказала, что уж это-то не его забота. Было непонятно, чего она так взъелась.
На этот раз, в воскресенье к вечеру, Раджи в своей кепочке, надетой как положено, вскарабкался по лесенке для того, чтобы задать Вите совсем другой вопрос. Он позвонил в звонок, поправил кепочку, надев ее поудобнее, и одним пальцем приподнял дужку темных очков на переносице. Дверь открылась, она стояла в проеме.
– Фу-ты ну-ты! – воскликнула Вита.
– В каком это смысле "фу-ты ну-ты"? Пришел повидаться с тобой, детка. Ты чудесно выглядишь. – Раджи очень понравилось розовато-оранжевое кимоно, в которое она куталась, придерживая его на груди. Раджи подумал, что под кимоно, наверное, у нее ничего нет, и сказал, что не прочь присесть и выпить что-нибудь прохладительное – стаканчик грейпфрутового сока с капелькой белого рома – Вита так чудно готовит этот напиток. Он проводил глазами Виту, отправившуюся на кухню готовить сок, так как смелости дать ему от ворот поворот у нее не хватило, устроился среди диванных подушек и задрал на кофейный столик свои "лучезе". Глядя на сапожки, он размышлял, не стоит ли приделать к ним шпоры – большие, как у ковбоя. Они так классно позванивают при ходьбе. И ногами со шпорами бить – милое дело. В комнату вошла Вита с одним стаканом для него и зажженной сигаретой с марихуаной. Она подала ему стакан с мутной желтоватой жидкостью.
– Сядь рядом.
Не вышло. Придвинув стул, она уселась напротив, через кофейный столик, и закинула ногу на ногу, аккуратно прикрыв кимоно свои пышные бедра.
– Поглядите, какая паинька, – сказал Раджи. – Можно подумать, что никогда не задирала ног мужику на плечи и не визжала от восторга.
– Ну, чтобы тебе на плечи я ноги задирала, милый мой, не дождешься. Воскресенье, значит, ты с перепоя, и тебя на клубничку потянуло. Почему это с перепоя вас всегда на клубничку тянет?
– Уж такими нас создал Господь, девочка. Заставил мечтать о приятном, чтобы утихомирить страдание. Но я не трахаться пришел, а просто заглянул посмотреть, как ты да что. В каком ты настроении. Не нуждаешься ли в чем, пока мы простаиваем в поисках другой солистки. Какие известия от Линды?
– Никаких.
– Что, она опять своих деревенских рокеров сколачивает? – Он потянулся к Вите. – Дай-ка и мне курнуть.
Она встала, чтобы угостить его сигаретой, и потом села опять со словами:
– Уже сколотила. И в понедельник вечером они играют в зале "Марихуана".
– Ты с ними будешь?
– У Линды и без меня голосище дай бог. Я ей не нужна.
– Небось она советует последовать ее примеру и бросить "Цыпочек"?
– Мы подруги и друг другу советов не даем. Хочешь, скажу, о чем я мечтаю, чего действительно очень-очень хочу?
– Валяй, просвети.
– Петь бэк-вокал. Помогать какой-нибудь знаменитости, безразлично, будет ли она об этом знать или нет. Я-то знать буду.
– Ты хорошая певица, можешь и одна петь.
– Имей я талию в двадцать дюймов и инструмент, как у Уитни Хьюстон, тогда да. И я бы сейчас не бедствовала здесь с тобой. Я знаю, чего могу и чего хотят от меня другие, а это совпадает.
– Ты не очень-то высоко себя ценишь, – заметил Раджи.
– Зато и не треснусь головой о потолок.
– Я и говорю: тебе надо понять, что для тебя выгоднее всего. Подумать и выждать. Тут важно улучить момент. Знать, когда начать действовать.
Она посмотрела на него пристальным взглядом.
– Ты что-то задумал? Начал новую игру?
– Не хочешь сыграть в нее со мной на пару? – спросил Раджи.
– Вита, – объяснил Чили, – это одна из "Цыпочек интернейшнл". Она позвонила мне – Линда сказала ей, как меня найти, – и заявила, что хотела бы со мной поговорить, для чего прийти ко мне в отель.
– Но разговор уже состоялся по телефону, – сказала Элейн. – Зачем еще заходить?
– Этого я не спросил. Подумал, что это что-то личное, о чем она хочет мне сказать с глазу на глаз.
– Она хочет тебя использовать. Вопрос только – как.
– Ты ведь ее даже не знаешь!
– Ладно, продолжай. Так что было? Официант принес меню, которое они отбросили в сторону, заказав еще спиртного.
– Вита приходит…
– У тебя там что – одна комната или двойной номер?
– Двойной, но спальня одна… Вита приходит и говорит, что к ней заходил Раджи, их бывший директор.