Вы когда-нибудь падали на бетон? Нет? Тогда вы меня не поймете… Несколько минут лежу, пытаясь собрать воедино кое-какие крепко ушибленные конечности. Кажется, пронесло. Все цело, только шишек набил. Везет. В голове промелькнула совсем уж дурацкая мысль: если поймают - назад прыгать не придется.
Кое-как восстановив дыхание, - мои свистящие вздохи разбудили, наверное, половину квартала, - достаю из рюкзака веревку с крюком, зацепляю ее за каминную трубу. Нужное мне окно - метрах в трех от крыши. Спускаюсь. Замок в раме - самый обычный. Универсальная отмычка справляется с ним за пятнадцать секунд. И вот я в кабинете референта. Распределительный щит - у двери. Сигнализация достаточно хитрая, но не новая:. Десять секунд… Дверь в кабинет Божко. Дольше подбираю отмычки, чем открываю замок. Простота, с которой я проникаю в его кабинет, настораживает. Впечатление такое, что ничего не боится господин Божко в Португалии! Или шеф его службы безопасности - пентюх.
Верхний ящик стола. Фотографирую все, что есть. Камера, функционирующая в инфракрасном диапазоне, - подарок Сармата. Второй ящик. Третий… Восьмой.
Сейф. Замок - электронный. Достаю из рюкзака код. Две минуты. Три. Шесть. Щелчок. Сейф открыт.
Да, г-н Божко не беден. Судя по нижним отделениям сейфа. Деньги. Пачками. Разные. Как на практическом семинаре по экономической географии. Если бы у меня прежде не было морального оправдания моей деятельности, то сейчас оно появилось бы. Держать такое количество наличных денег в сейфе - просто аморально. Здесь сладко пахнет белым порошком.
Однако - к делу. Верхнее отделение - две папки. Фотографирую все подряд. Потом разберусь. Еще восемь минут. Закрываю сейф. Код послушно возвращает замку первоначальную комбинацию. Заряжаю телефонные трубки дополнительными мембранами - так лучше слышно. Особенно, если находишься чуть ли не в километре от телефона. Вытираю все, за что хватался. Проделываю обратный путь. Странно, но он кажется мне значительно короче. Может, страх помогает? Наверное, не без этого.
Еду к своей машине, оставляю там рюкзачок, достаю из багажника коробку с драгоценной бутылкой. Поспешно возвращаюсь в бар.
- Друзья мои! Вот и я! А вот - то, что я вам обещал! - Тейшейра с Ритой, конечно, заметили, что я слишком возбужден и дрожу, но, надеюсь, отнесли это на счет моего безусловного трепета перед жемчужиной закавказского виноделия. - "Давид Сасунский", друзья! 1948 год! Один очень богатый человек из Армении подарил. Такой бутылки вы не увидите больше никогда, гарантирую.
Я, впрочем, тоже. Почти наверняка.
Апельсиновый сок с трудом цедился сквозь зубы, не желая нырять в коньячный омут желудка. Пухленькие, лишенные всякого изящества, мешочки под глазами бестактно напоминали о возрасте. Верхняя губа дергалась, стоило только вспомнить о ночном возлиянии и о Рите, три часа настойчиво полировавшей мое колено своей могучей дланью. Благо, в самые критические моменты, когда казалось, что она уже не остановится, на выручку неизменно приходил верный и проницательный Тейшейра. Иначе пасть бы мне жертвой ее нерастраченной в сексуальных баталиях женской мощи.
Губа опять дернулась, затем - правое веко. Мозг тоскливо и обреченно искал выход из очевидного тупика: как бы побриться так, чтобы нанести поменьше увечий и без того весьма непрезентабельной физиономии?
Полчаса назад артиллерийская канонада - со свистом, воем и взрывами - заставила меня с головой нырнуть под одеяло и сжаться в комок. Перед внутренним взором промелькнули живописные картины - знаменитое лиссабонское землетрясение, - видел я когда-то такие старинные гравюры. "Землетрясение" сменили лихорадочно горящие глаза какого-то безымянного усатого диктатора, с остервенением нажимающего красную кнопку. Потом видения померкли, и слегка протрезвевший мозг подкинул очередную версию, куда более правдоподобную: звонит телефон.
Я собрал остатки того, что в героических романах называют "силой воли", и вскочил на ноги. Так, наверное, назвали бы в тех же романах тот вялый набор некоординированных перемещений в пространстве, в результате которых я оказался на четвереньках перед замолчавшим уже телефоном, - что было обидно вдвойне.
Через пятнадцать минут, когда я, корча из себя раннего христианина, страдающего садомазохистским комплексом, истязал под душем свою плоть - то ледяной водой, то кипятком, - телефон зазвонил опять.
На сей раз неизвестный собеседник молча выслушал мои соображения по поводу утренних звонков, записанные на автоответчик, и расхохотался голосом Кирка.
- Привет, амиго! - Жаль. Кирк ни черта не понимает по-португальски, а то бы оценил мой вдохновенный спич. - Куда ты пропал? Я приехал еще позавчера. Вчера целый день пытался до тебя дозвониться - безрезультатно. Как появишься - дай знать. Я - в Кинта ду Лагу, но могу отъехать, так что звони на мобильный.
Скользя по полу и спотыкаясь, я подлетел к телефону. Кирк, естественно, уже отключился. Я набрал номер его мобильного, и телефонная компания металлическим голосом воинствующей феминистки сообщила мне, что номер - в данный момент - недосягаем. Если я найду нужным связаться с абонентом в любое другое время… и так далее. Автоответчик на вилле Кирка попросил меня связаться с ним после трех часов дня, позвонив ему на мобильный. Номер, однако, не сообщил.
Покончив с бритьем и - удивительно! - порезавшись при этом совсем чуть-чуть, я принялся оборудовать темный чулан под временную фотолабораторию. Проявление негативов с дальнейшей их сортировкой заняло около четырех часов, а тщательность, с которой я пытался выполнить давно забытую работу, окончательно выветрила из головы все ночные кошмары. Словом, к трем часам дня я был трезв, бодр, горд собой и голоден.
Кирк позвонил сам. Сообщил, что в пять часов у него арендовано время на корте теннисной академии Дэвида Ллойда, и пригласил меня присоединиться. Мысль о подвижных играх энтузиазма у меня не вызывала, но я согласился, вспомнив о замечательном баре всего в сорока метрах от кортов.
- Пойми, амиго, - Кирк потягивал грейпфрутовый сок, - оффшорные зоны - это не совсем то, что ты думаешь. И совсем не то, что думают о них люди, никакого отношения к ним не имеющие. Наивно было бы рассматривать их лишь как способ уклониться от налогов. Все гораздо сложнее.
- И все же? - Я вопросительно взглянул на приятеля. - Если не налоги, то что?
- Новые мировые реалии, амиго, - усмехнулся Кирк. - Скрытая форма протеста самой деятельной части человечества против диктата правительств. Вообрази… - Он развел руками. - Сегодня в мире живут и работают примерно два-три десятка человек. чьи доходы вполне сопоставимы - или превосходят бюджеты доброй половины стран - членов ООН. Такие корпорации, как, скажем, "Мицубиси", давно уже являются - де-факто - независимыми государствами с вполне сформировавшейся структурой: со своей мощной службой безопасности, способной в случае необходимости превратиться в армию; с законченным циклом производства, начиная от добычи полезных ископаемых и заканчивая продажей на мировом рынке космических технологий; с огромными людскими ресурсами, уже несколько поколений обучающимися и работающими в замкнутой системе корпорации; с собственной, наконец, социальной программой, куда более эффективной, чем государственная. Я уж не говорю о мощнейшей банковской сети, способной противостоять всем превратностям мировой экономики.
- А хорошо ли это, Кирк? - я в недоумении пожал плечами.
- Неважно, амиго, - покачал он головой. - Это - новая реальность, и все обязаны с этим считаться. В том числе правительства. В данном случае, как ты понимаешь, корпорация заинтересована в существовании правительства с его налоговой системой гораздо меньше, чем правительство - в существовании и процветании корпорации. Естественно, что внутри подобной корпорации зреет глухой протест против бесстыдного диктата государства. Получается, что корпорации не нуждаются ни в государственной полиции, ни в армии - есть свое, более эффективное, - ни даже в государственных банках, которые зачастую больше мешают, чем помогают. Вот тебе, амиго, и объяснение - почему оффшорные зоны приобретают все большую популярность.
- В общих чертах - понятно. - Я допил сок и энергично закивал головой. - Но в твоих рассуждениях… есть прокол. Пока не знаю, где именно, но чувствую: есть.
- Найдешь - скажи обязательно, - рассмеялся Кирк. - Может, разубедишь меня, и я подарю свои банки неимущим. - Он посмотрел на часы и поднялся.
- Пора, поехали в теннис играть, а то зажиреем.
Мы приехали в теннисную школу Дэвида Ллойда, в Вале ду Лобу. Переоделись, вышли на корт. Кирк дважды подавал. После чего бросил ракетку.
- Плечо потянул на прошлой неделе. Поиграй, а я посижу в баре.
Из группы беседующих игроков предпенсионного возраста отделился самый спортивный и направился ко мне. Он был чуть выше меня ростом, широкоплечий, с мощным торсом. Улыбаясь, протянул руку:
- Кирилл Божко, - английский почти безупречен, - подданный Украинского Королевства. - И расхохотался.
Я представился, назвав свое португальское имя, изобразил улыбку и добавил:
- Подданный Солнечной системы.
В теннис он играл значительно лучше меня, поэтому мы почти все время проговорили. Интересный тип этот Божко. Если бы не задание Сармата, мы могли бы стать приятелями.
- А у вас серьезные друзья. Этот парень, что пришел с вами, кажется, Фицсиммонс? Я несколько раз видел его фото в журналах.
- Да. Весь мир знает Фицсиммонса.
- Еще бы! Вы тоже, из мира денег, яхт и банков?
- Нет, я из мира автомобилей "Опель", детективной литературы и ежегодных трехнедельных отпусков.
Он опять расхохотался.
- А я торгаш. Импорт-экспорт. Масштабы не Фицсиммонса, но тоже стараемся.
Знаю я про ваши старания. Если бы ты догадывался, сколько я о тебе знаю, задушил бы меня прямо здесь. Сейчас это не трудно.
Божко пригласил меня, - а через меня и Кирка - пообедать в ресторане. Я отказался, сославшись на режим, и вопрос с Кирком отпал.
Февраль 1996 года. Квартейра, Алгарве, Португалия
Океан выдохся. Вся скопившаяся за осень и зиму дурная энергия пролилась на землю бесконечным двухнедельным ливнем, оставившим в воздухе легкий, едва уловимый аромат тления. Февральское солнце щадило скудный бюджет муниципалитета, выполняя за него работу по просушке отелей, готовившихся через несколько месяцев принять первые партии британских и скандинавских спонсоров-туристов.
Мелкие предприниматели-алгарвийцы оживали - натирали замшевыми тряпочками пропылившиеся за зиму исхудавшие бумажники. Рыбаки, уставшие от безделья и опухшие от дешевого кислого пойла, громко именуемого "столовым вином", все чаще спорили в прибрежных кабачках, доказывая друг другу преимущества весенней сардины перед зимней. Диспуты сплошь и рядом принимали угрожающий характер и казались театром абсурда, поскольку этих преимуществ никто никогда и не отрицал.
Ртутный столбик на шкале термометра поднялся до отметки +24, и аборигены со вздохом облегчения сбросили с себя куртки и плащи. В воздухе чувствовалось предвесеннее настроение. Все - и природа, и люди, - все чего-то ждали.
Ждал и я. Чего - уже и сам не знаю. Километры изведенной магнитофонной ленты с телефонными разговорами Кирилла Божко свидетельствовали лишь об одном: он, конечно, не святой, но тем, в чем его подозревает Сармат, он не занимается. Всего, что я услышал за несколько месяцев, хватило бы на небольшой штраф от налоговой инспекции, взимаемый в административном порядке. Ничто в "Ситасе" (кроме огромного количества наличных денег в сейфе) не указывало на какую-либо связь с миром наркобизнеса. А деньги, как известно, не пахнут. И доказательством не являются. Иными словами, если бы я был агентом налоговой службы, я бы уже прекратил наблюдение.
Увы, я не агент налоговой службы. Поэтому две недели ливней, когда океан, казалось, переехал жить на континент, я провел в машине, поеживаясь от холода и сырости и изучая манеру господина Божко вести телефонные разговоры. Конечно, глупо было бы ожидать, что Божко по телефону пустится в долгие рассуждения о технологии приготовления героина и способах его транспортировки. Этого я, разумеется, и не ожидая. А чего я ожидал?
Честно признаюсь: не знаю. Наверное, какой-то беседы, не вписывающейся в размеренный ритм работы "Ситаса". Какого-то ключевого слова. Фразы, не похожей на другие.
Но таких не было. Ни слов, ни фраз. На безупречном оксфордском английском Божко отдавал распоряжения о поставках кожи на север Португалии, о поставках обуви из этой кожи в страны Восточной Европы. Об осетрине к черной икре, поставляемых из Ирана в лучшие торговые дома Европы и Южной Америки. О фрахтах судов и долгосрочной аренде складов в морских портах Европы, России и Украины. И так далее и тому подобное…
Несколько тревожных дней я провел незваным гостем на вилле господина Божко в Виламоуре. В компьютере, мирно дремавшем на его рабочем столе, я обнаружил базу данных "Ситаса". Бухгалтерия, естественно, была закодирована, и раскодировать ее мне не удалось. Дискеты со всей остальной информацией были мной тщательно изучены и могли служить учебным пособием для менеджера, собирающегося заняться честным бизнесом.
Полы, стены и шкафы виллы я простучал и прослушал со всей возможной тщательностью, и если бы мне довелось брать подряд на ремонт этой виллы, то я бы точно знал, какую сумму запрашивать. Знал, что в чулане спальни первого этажа вспучился паркет, что в одной из ванных комнат второго этажа подтекает смеситель, что огромный роскошный камин в зале - липа, что если кто-то решит его зажечь - то дышать будет нечем уже через несколько минут.
Вряд ли, конечно, Сармат ждал от меня этой информации. Но другой, увы, не было. А что было? Вы, возможно, станете смеяться, но кое-что имелось. Чутье. Да-да, то самое примитивное чутье, которым руководствовались еще наши пращуры, периодически спускаясь с деревьев к пытаясь твердо стоять на двух конечностях. Чутье, над которым саркастически посмеиваются высоколобые аналитики и которое, как известно, к делу не пришьешь.
Идеальная чистота и открытость операций "Ситаса" настораживала больше, чем миллионы в сейфе. Я - мелкий предприниматель, и масштабы моих операций не достигали и одного процента от операций "Ситаса", но моя рабочая документация (крохи по сравнению с ними) никогда не имела такого полного и законченного вида. И еще один нюанс. Божко иногда закупал товары в странах, которые на этом виде продукции не специализируются, а уж что касается осетрины - вообще анекдот. Иметь такое влияние в Северном Причерноморье (Азовское море и Северный Каспий под боком) - и платить иранским фундаменталистам вдвое больше, чем розничная цена астраханской осетрины…
Вы что-нибудь понимаете? Я - тоже. Можно, конечно, заподозрить Божко в незнании основ рыночной экономики, но это, согласитесь, граничило бы с шизофренией. Остается одно: подозревать его в чем-то другом. Но в чем? До этого докопаться мне не удалось. Еще неделька-другая таких поисков - и можно сворачивать работу. Божко гораздо умнее, тоньше и хитрее меня, и своими силами я его не расколю.
Пусть Сармат ищет других исполнителей - помоложе, понастырнее. Поталантливее…
Замигала красная лампочка, сообщавшая о том, что господину Божко кто-то звонит. Послушаем. А вдруг… Чем черт не шутит…
- Алло? Кирилл Игоревич? Это я…
Вот это фокус! Давненько я не слышал русской речи. Стоп, стоп. А это что такое? Господин Божко нервничает?
- Ты что, с ума сошел? Ты где?.
- Здесь, в аэропорту. Надо срочно встретиться.
- Ты в Португалии?! - Божко говорил таким зловещим шепотом, что у меня мурашки по спине пробежали, на лбу выступила испарина. - Ты соображаешь, что делаешь? Встретиться ему надо!
- Надо, - заявил собеседник. - Обязательно. На полчаса, не больше.
- Ясно. - Божко взял себя в руки, - но, похоже, по-прежнему тревожился. Через час на вилле. Только не вздумай к самым воротам подкатить.
…И что же я, позвольте полюбопытствовать, сижу здесь, пытаясь понять природу охвативших меня эмоций? Так, вероятно, сидела бы дочь захолустного помещика на своем первом городском балу… Хотя им, дочерям, наверное, было легче. Они-то о своих желаниях догадывались, только вслух не говорили. Разве не этого я интуитивно ждал полгода? Впрочем, если это - пустышка, пойду утоплюсь в пруду. Или что они там делали в таких случаях? В монастырь уходили?
Дальнейшие приготовления к торжественной, но тихой встрече господина Божко с неведомым мне соотечественником отняли у меня около получаса. В этот срок уложилась поездка в Виламоуру, прогулка пешком до виллы, скромное, без фанфар, проникновение на ее территорию, мучительные раздумья по поводу предполагаемого места беседы.
Погода подсказывала: скорее всего на открытой террасе. Опыт шептал: внутри, на втором этаже, подальше от любопытных глаз. В последнем случае шансы подслушать милый лепет бывших соотечественников приближались к нулю, поэтому пришлось сделать ставку на погоду. Я внимательно и с пристрастием осмотрел прилегающие к террасе кусты, выбрал удобный, с моей точки зрения, пятачок и весьма комфортно - для полевых условий, конечно, - расположился всего в трех-четырех метрах от места предполагаемых переговоров.
Сколько раз в жизни я удивлялся очевидному несоответствию: чем больше у автомобиля цилиндров, тем бесшумнее он ездит. И вот чуть не пал жертвой этого парадокса. Двенадцатицилиндровый "Мерседес" Божко въехал в ворота настолько тихо, что я едва успел пригнуть голову. Василий, водитель Божко, грузный мордоворот моего возраста, остался в машине и, кажется, задремал. А может, сволочь, притворялся. Видел я этого Василия лет десять назад. Он не был тогда таким толстым. Топтался все время в МИДе. То ли охранником был при ком-то, то ли соглядатаем, а скорее всего - совмещал. Словом, гэбэшник бывший. А может, и не бывший - кто их сейчас разберет, современные спецслужбы…
В ворота едва ли не строевым шагом вошел человек, неумело корчивший из себя бездельника-туриста. Строгий темный костюм, модный галстук; военная выправка; тщательно выбритая лысина и затылок, образующий одну плоскость с бычьей шеей; тонкая щеточка седых усов; цепкий взгляд - глаза не желали глядеть рассеянно. Словом, этакий отставной полковник британских колониальных войск явился на свое ранчо.
Божко вышел к гостю, не проявляя, впрочем, особого восторга. О чем они говорили на лестнице, я не слышал, но, к моей великой радости, устроились они все-таки на террасе.
- В чем дело, Роберт? - Божко и не пытался скрыть раздражение. - Мы же договорились: никаких личных контактов!
- Кирилл, мальчик мой. - Вот даже как! На "ты", да еще "мальчик мой"! И все это - спокойным, исполненным превосходства тоном. - Прошу тебя, оставь эти манеры для своих шестерок. Я не хуже тебя знаю, что можно, а чего нельзя. Однако - обстоятельства…
- Извини, погорячился, - Божко понизил голос. - Так что случилось?
- Беда, Кирилл. - Старый боевой конь Роберт чем-то клацнул - то ли металлическими зубами, то ли костями. - Кайхан соскочить хочет. Говорит: сон дурной видел. Завязывать, дескать, пора.
- Сколько мы у него покупаем? - Божко успокоился и говорил теперь вполне будничным, деловым тоном. - В процентном отношении?
- Все. Других покупателей у него нет. - Роберт как-то "по-волчьи" хохотнул и добавил: - Уже.
- Загрузи все суда, платежи приостанови. Его счета в оффшорах на наших людей? Пусть отзовут доверенности. И еще. Погоди…