Вчера ночью я нанес очередной деловой визит в кабинет Кирилла Игоревича. В его, разумеется, отсутствие. Из бумаг меня более всего интересовали контракты, выполнение которых контролировал Роберт (и что меня к нему так тянет?). Их оказалось немного - по сравнению с общим бумажным потоком. И ничем эти контракты не отличались от других. Кроме "места действия". Турция, Пакистан, Афганистан, Вьетнам, Таиланд… Страны, народы которых говорят на совершенно разных языках, являются носителями разных культур и потомками разных древних цивилизаций. Объединяет их одно: во всех этих странах в промышленных масштабах производят наркотики.
Была, правда, еще одна особенность. Во всех контрактах, проходящих через Роберта, рядом с графой "банковские реквизиты" стояла пометка, похожая на греческую букву "омега" с чертой посередине. Или на латинскую "А", начертанную стильной вязью и опрокинутую с ног на голову. Что бы это значило? Код? Банковский знак? Здесь требовалась консультация специалиста по банковским операциям.
Я заехал на стоянку и включил магнитофон, поставив индикатор громкости на минимум.
- Нет, ты только послушай! - Божко покатывался со смеху. - Этого дурака продержали три дня в каком-то сарае на окраине города. Требовали долю - тридцать процентов от прибыли. Конечно! Наша доморощенная рэкетня! Лидер - какой-то русский парень лет тридцати с небольшим, с ним два олигофрена-португальца, которые, кажется, и не понимали, о чем шла речь! Потом дали ему позвонить, чтобы передал их условия.
- Надо их приструнить. Совсем распоясались, ублюдки!
- И самое смешное: этот русский оказался хохлом из Киева! Почти родной!
- Надо послать Василия, пусть проведет с ним воспитательную работу.
- Нет, Василий должен меня охранять. А здесь к вечеру будет Брык. Он сейчас в Испании.
- Побойся бога, Кирилл… Парень, может, первый раз в жизни оступился. Он же не мог знать, кто ты!
- Оступился - падай! - В голосе Божко появились жесткие нотки. - Не знаешь - не лезь! И вообще, я не советоваться тебе звоню. Как у нас с турками?
- Лучше, чем было. Но все равно трудно. Сложный человек Кайхан, сложный…
- Это - детали, - усмехнулся Божко. - Будут серьезные проблемы - звони немедленно.
- Кирилл, все-таки подумай о том парне. Может, сами разберемся?
- Нет, в Лиссабон поедет Брык. Он снимет этот вопрос. Все. Привет.
Опять Брык. Видно, не судьба нам с тобой разминуться.
8 июня 1996 года. Квартейра, Алгарве, Португалия
"…Вчера на автомагистрали Е1, в 80 километрах от Лиссабона, взорвался автомобиль "БМВ-318", следовавший на Север. Водитель и два пассажира погибли на месте. Инспектор криминальной полиции не исключает возможности теракта. Личности погибших не называются, но из слов инспектора ясно, что они связаны с уголовным миром…"
Я отложил в сторону газету, заплатил за кофе и вышел на улицу. Полдень. Жара. Квартейра…
Всю ночь я систематизировал телефонные разговоры господина Божко, стараясь выделить те места, которые мне непонятны или просто не нравятся. Таких мест оказалось несколько. Во-первых, с периодичностью один-два раза в месяц Божко беседовал с каким-то человеком, чей голос на пленке ни разу не прозвучал. Очевидно, его телефон обладал системой защиты. Божко называл его "Гросс", и, хотя беседовал с ним на равных, в голосе нет-нет, да и проскальзывали нотки подчиненного.
В разговорах с неизвестными мне людьми тоже несколько раз звучали фразы типа: "Я посоветуюсь с Гроссмейстером, позвони позже". Или: "Надо узнать, как Гросс на это посмотрит; нет, Гроссмейстер это не пропустит, поменяй схему" - и так далее.
Иными словами, в структурных построениях империи Божко (не "Ситаса", а именно Божко!) видную роль играет некий Гроссмейстер. Кто это такой? Какова его реальная роль? Связан ли он с легальным бизнесом Божко, или - с теневой его частью? Ответов на эти вопросы я не имел и, откровенно говоря, очень сомневался, что мог их получить, работая в одиночку. Единственный пробел в задании, полученном от Сармата.
С другой стороны, то, что я уже имею на Божко (через Роберта, разумеется), тянет на три-четыре тысячелетия строгого режима. Думаю, Сармату этого вполне хватит.
Верно говорят: что физическую форму восстановить гораздо легче, чем способность к аналитической работе. (Я вспомнил, как легко перелетал с крыши на крышу, пробираясь в офис Божко в последний раз. Мышцы, нагруженные месяцами интенсивных тренировок, "работали", как хорошо настроенный инструмент в руках скрипача-виртуоза.) Научиться бы так тренировать мозги… А то восемь часов - и голова готова лопнуть. Надо срочно с кем-то пообщаться. На самые отвлеченные темы.
Белоснежная ленточка трусиков-бикини находилась где-то на уровне моей груди. Чуть выше, над бронзовым животом с очаровательным розовым пупком, висела рыбацкая сеточка крупной вязки, призванная то ли прикрыть, то ли обнажить коричневые соски на силиконовых шарах. Венчала все это сооружение лучезарная улыбка, состоящая из доброй сотни мелких сахарных зубов, пухлых алых губ и огромных миндалевидных глаз.
Звуков улыбка не издавала, а я не мог, как ни старался. Что-то случилось с голосом. Дыхание перехватило. Неожиданно во мне проснулся самец, которому всего сорок.
И вдруг видение отступило куда-то в тень, и на пороге появился Кирк Фицсиммонс. Вид у него был измученный, но крайне самодовольный; движения - некоординированными, голос - слабым.
- Привет, амиго. - Он обнял меня за плечи. - Спасибо, что приехал. Она меня убьет.
- А-а-а… кто это? - пропищал я фальцетом.
- Какая-то очередная Мисс чего-то там латиноамериканского. - Кирк поморщился. - Два дня пытаюсь ей объяснить разницу между Мисс и обычной высокооплачиваемой шлюхой - ни в какую! По-английски - ни бум-бум. Может, тебе что-нибудь удастся? Ты же по-испански говоришь?
Я пожал плечами, а Кирк проворчал:
- Хотя я не уверен, что она понимает по-испански. Черт ее знает… Во всяком случае, за два дня не сказала ни слова. Только стонет. Может, конфигурация ее языка вообще не предназначена для разговора?
Я слушал его и медленно продвигался в сторону бассейна, в спасительную тень беседки. Там, на столике, были уже расставлены шахматы, а за стеклом встроенного в стену холодильника заманчиво поблескивали бутылки неизменного "Гролша".
- Как называется этот дебют? - спросил после пятнадцатого хода Кирк, игравший белыми.
- По построению - защита Каро-Канн, - ответил я, перекрывая ему белую диагональ. - По твоей игре - дебют Фицсиммонса. Думаю, не самый удачный в твоей карьере.
Через несколько ходов он и сам это понял. Полезных маневров у белых не было, а черные фигуры, запертые, казалось бы, в собственном лагере, неожиданно ожили, демонстрируя эффект пружины.
Мимо беседки пролетело что-то невесомое, и с соседнего миндального дерева свесилась полоска трусиков. Мисс продефилировала мимо нас в самом натуральном виде - в солнечных лучах коричневой полировкой сверкнула голая задница и скрылась в бассейне, подняв тучу брызг.
- Вот так весь день и ходит, - пожаловался Кирк, с мрачным видом глядя на своего короля. - Какая тут работа? И думать забудешь…
- Понимаю тебя, - сочувственно хмыкнул я. - Горькая участь миллиардера. Мат через два хода.
- Смеешься все. - Кирк отхлебнул пива прямо из бутылки. Почесав в затылке, аккуратно положил на доску своего короля. - Забрал бы ты ее у меня. На недельку. Надо бы в Гибралтар съездить, а тут - она…
- Премного благодарен, - отмахнулся я. - Излишества вредны во всем, даже в добродетели, как говаривал Анатоль Франс. А уж в моем возрасте - тем более.
- Как ты находишь время Франса читать? - с завистью проговорил Кирк.
- Ты же для этого находишь. - Я кивнул в сторону бассейна, откуда раздавался полный вселенского эротизма визг.
- Это - другое… - Он задумался. - Тоже, между прочим, штучка - не без легкого налета философии. - Кирк свистнул, и через десять секунд влажная Мисс вплыла в беседку, с интересом глядя на нас обоих. - Посмотри-ка на эту прелесть. - Он сделал круговое движение кистью, и Мисс повернулась к нам своей очаровательной попкой. На обеих ягодицах были вытатуированы какие-то сложные красивые иероглифы.
- Обрати внимание: слева - древнесинтоистский иероглиф, означающий приглашение; справа - обещание незабываемого наслаждения.
- Кто, кроме тебя, сумел это прочитать?
- Я бы тоже не сумел, - признался Кирк. - Знание, передаваемое по наследству. Я стащил ее с яхты одного старого техасского нефтяного хрыча, он-то мне и поведал… Может, наврал?
- Не исключено, - кивнул я. В памяти всплыл другой иероглиф. - Слушай, Кирк… Ты ведь банкир…
- В какой-то степени, - улыбнулся он.
- Что может означать в вашей среде вот такой значок, стоящий возле реквизитов банка? - Я нарисовал ему греческую букву "омега" с чертой внутри.
Кирк долго рассматривал значок. Потом поднял на меня глаза, в которых светился живейший интерес.
- Ты ничего не напутал? Такой буквы, насколько мне известно, не существует…
- Да нет, - пожал я плечами. - Зрительная память, слава богу, хорошая.
- А где ты это видел? - Он был явно заинтригован. - И почему ты связываешь это с банковскими документами?
- Встретил я это в одном контракте, не имеющем, впрочем, ко мне никакого отношения. А стоял этот знак рядом с банковскими реквизитами.
Кирк допил пиво и открыл следующую бутылку.
- В среде банкиров существует, конечно, целая система тайнописи. Но такого значка я не знаю. - Он положил руку на лист и покачал головой. - Означать он может все, что угодно: от кода определенной оффшорной зоны до степени доверия данному клиенту. Если где-то еще встретишь - покажи, вместе подумаем.
- Это - вряд ли, - в задумчивости пробормотал я. - Да и неважно все это. Так - обычное любопытство…
- Да… - Кирк тоже задумался. - Да, обычное любопытство…
10 июня 1996 года. Алгарве, Португалия
Что-то часто в последние дни я начал оборачиваться. Не знаете, почему? Объясню.
Работа, продолжавшаяся почти год, завершена. Документы, фотографии, пленки с записями разговоров - то, что на языке юристов сухо называется "доказательствами вины", - все это систематизировано, разложено по секциям и направлениям и спрятано в тайник, известный только мне. Через несколько дней должен прилететь Сармат и забрать результаты моих трудов. Что он будет делать с документами - его забота. Я, по большому счету, даже не знал, кто его заказчик. И, честно говоря, не очень стремился это выяснить. Тот самый случай, когда от чрезмерных знаний может надолго заболеть голова. Но эти несколько дней…
Если вы когда-нибудь занимались чем-либо подобным, вы меня поймете. Остался последний штрих - передача документов заказчику. Знаете, сколько замечательных агентов - не мне чета - сыпались именно на передаче? Не знаете? Я, откровенно говоря, тоже не знаю. Безусловно: большинство. В эти последние дни начинаешь считать часы, потом - минуты. Нервы натянуты, как поводок для пекинеса, удерживающий разъяренную кавказскую овчарку, и в любой момент могут лопнуть. Тут обычно и начинается полоса неадекватного поведения, приводящая к провалам. Все агенты - люди зачастую очень эмоциональные. Как я, например…
Вот и начинаю я подозрительно коситься на собственную тень. И кажется мне, что движется она то быстрее, то медленнее, чем предписано ей законами физики. В общем, последние дни как-то незаметно начали превращаться в необъяснимый и беспричинный - надеюсь! - кошмар.
Телефонный звонок напомнил короткую очередь из "узи" с самодельным глушителем. Я вздрогнул, лихорадочно схватил трубку мобильного телефона и прорычал:
- Да! Слушаю!
- Привет, шеф! Это я…
Спокойно, это всего лишь секретарша. Бог послал мне Кристину два года назад, когда я уже отчаялся найти алгарвийку, способную мыслить самостоятельно - и при этом не воровать. Собственно, даже способность мыслить меня бы, пожалуй, устроила.
Кристина же умела все, что должен уметь хороший секретарь. Плюс многое, чего не умел я сам. Если быть до конца откровенным, то мои функции в фирме - как администратора и единоличного владельца - уже давно сводились к подписанию контрактов и чеков. В мое отсутствие она каким-то образом умудрялась обходиться и без этого. Теперь вы понимаете, почему она зарабатывает больше, чем расфуфыренные секретари крупных международных компаний? А вовсе не потому, о чем вы сперва подумали…
- Здравствуй, золото мое. Соскучилась? Думаю, что не очень. Наверное, просто забыла, как я выгляжу.
- Потом пошутим, шеф… - Голос встревоженный. Что бы это значило? - Приходили три иностранца. Ищут вас.
- И что в том страшного? Почему тебя это взволновало?
- Интуиция, шеф. Обычная женская интуиция. На коммерсантов они похожи не более, чем я - на мать Терезу.
- А на кого они похожи?
- Извините меня, шеф. Я никогда не лезла в вашу жизнь и не интересовалась, чем вы занимаетесь - помимо фирмы. Они похожи… Да, они похожи на служащих похоронного бюро. Три здоровенных грустных парня с мертвыми глазами.
- На каком языке они с тобой говорили?
- Говорил только один - на дурном английском. Между собой они общались на языке, который я никогда не слышала.
- Они оставили какие-то координаты для связи?
- Нет. Я просила, но они только недобро рассмеялись и ответили, что сами вас найдут.
Недобро рассмеялись… Сами найдут…
У меня засосало под ложечкой. С нехорошим чувством я проехал мимо собственного дома, не снижая скорости. Припарковался на набережной и достал из-под заднего сиденья сумку с театральным реквизитом.
Борода, когда она не является культовой принадлежностью лица, а свидетельствует лишь о лени и нежелании следить за внешностью, способна любого человека изменить до неузнаваемости. У меня она была последним штрихом "случайного портрета". Этаким дополнением к темным мешкам под глазами, мясистому носу с лиловатыми прожилками и одутловатым, обвисшим щекам. Я слегка взгрустнул, подумав о том, что когда-нибудь и в самом деле стану таким. Выполз из машины, поправил сбившийся набок искусственный живот и скрипучей походкой подагрика заковылял в сторону собственного дома.
Они не прятались. Большой джип "Тойота" стоял на противоположной стороне улицы, и три стриженые головы поплавками покачивались за дверными стеклами. Обманчиво безразличные взгляды цепко прощупывали всех, кто проходил мимо подъезда, а водитель сверлил взглядом окна третьего этажа - мои, надо полагать, окна.
Я, естественно, привлек их внимание не более, чем потерявший где-то правое ухо грязный котище, перешедший дорогу в десяти метрах от меня. Подхожу сзади и, просунув физиономию в открытое окно правой дверцы, запинаясь, спрашиваю по-португальски:
- Сеньоры ждут Антонио Гутереса? Так он здесь не живет.
Три толстых шеи одновременно повернулись, и три пары глаз метнули в меня несколько молний. Ребята коротко и негромко посовещались, что бы им такое предпринять, чтобы побыстрее отделаться от старого глупого аборигена. Несколько весьма информативных глаголов, связанных между собой мостиками ненормативной лексики, не оставили ни грамма сомнений: свои, родные. Очень русские. Я недовольно хрюкнул что-то про долбаных англичан и захромал к подъезду.
- Слушай, а не его ли мы ищем? - шутка была, видимо, очень остроумной, потому что в джипе раздался оглушительный хохот.
Я зашел в свою квартиру и придирчиво все осмотрел, не включая света. По не заметным постороннему глазу деталям понял: здесь они не были. Что же, значит, - у меня есть фора. Первым делом я собрал все, что не должно попасть в чужие руки, и сложил в дурацкую полотняную сумку. Затем удобно устроился в кресле и начал думать. Решать какие-то стратегические задачи сейчас, разумеется, не время. И не время задаваться вопросами типа: кто, зачем и откуда?
Вопрос номер один: что им известно? Имя, место работы, домашний адрес и внешность (наверное, по какой-то фотографии). Может быть, - места, где я часто бываю. Еще, наверное, машина.
Вопрос второй: как от них избавиться?
Сразу ловлю себя на логической ошибке. Почему-то я принял за аксиому, что они ждут, когда я приеду и войду в дом. А почему - не выйду из дома? Они здесь не были, следовательно, не знают, где я нахожусь. Вполне возможно - дома, сплю, например. Решение пришло мгновенно.
- Алло! Полиция? Я звоню из Квартейры. К моему соседу, - называю свой адрес, - рвутся какие-то люди. Кажется, они вооружены. Когда? Десять минут? Хорошо.
Ровно через семь минут включаю в комнатах свет, выскакиваю на лестничную клетку, поднимаюсь этажом выше и вызываю лифт. Где-то на уровне второго этажа, мимо лифта, пыхтя и матерясь, проносятся все три "тойотовских" наблюдателя.
Я устраиваюсь за стеклянной витриной кафе - в трех метрах от пустого джипа - и не успеваю сделать заказ, когда к подъезду, заходясь в дизельном кашле, подскакивают два армейских джипа "УММ" - вершина инженерной мысли Португалии, нечто среднее между "уазиком" и трактором "Беларусь". Из них, точно зеленый горошек из перевернутой банки, с автоматами наперевес высыпались полицейские в количестве, вполне достаточном для вооруженного переворота в небольшом государстве.
Стрельбы я не слышал. Скорее всего ее и не было - хватило-таки ума. Уже через пять минут джипы с тремя закованными в наручники иностранцами отбыли, и на улице восстановилась вечерняя тишина, нарушаемая лишь доносившейся из окон верхнего этажа португальской народной песней. Пел человек без слуха и голоса, но, безусловно, очень веселый и пьяный.
Мне бы толику его веселья… Где же я прокололся?
Я медленно добрел до машины - не то чтобы я был в "образе", просто куда спешить-то? Немного поразмыслив, я пришел к однозначному выводу: нигде не прокололся. Утечка могла произойти только в Москве. С уровнем связей Божко это неудивительно. Кстати, Сармат тоже не отрицал возможной слежки за ним еще год назад.
Сармат - Сарматом, а меня они как сумели вычислить? Загадка… Все-таки я где-то прокололся сам. Да, дела… До приезда Сармата придется где-то прятаться. А что потом?
А что делать потом - потом и решим. Сейчас самое главное - дождаться Сармата, передать ему все материалы и обеспечить безопасный отъезд. И при этом желательно остаться в живых. Очень хотелось бы…