Резкие движения в окне прекратились, потом пропали и силуэты, и, наконец, вовсе погас свет. Роман поглядел на часы - было еще рано, только двадцать минут десятого. Видимо, супруги ушли для объяснений в другую комнату. Он вышел из машины и направился к дому. Открыл калитку, прошел в темный сад, обогнул дом… Подошел к окну с противоположной стороны дома. Оно было слабо освещено, видимо, горела настольная лампа или торшер. Вдруг он увидел прильнувшее к стеклу заплаканное странное лицо Юли. Ему показалось, что она хочет биться головой о стекло. В деревенской тишине слышны были ее всхлипывания и приглушенные слова: "Боже мой, боже мой, за что?.." Дальше терпеть он не мог. Он постучал в окно. "Кто это?!" - приглушенно вскрикнула Юля. "Я, Роман Ильич", - тихо ответил он. Она вплотную приблизилась к стеклу и увидела его. "Уходите!
Немедленно уходите! - не сказала, а простонала она. - Пожалуйста…" Он увидел ее расширившиеся от ужаса глаза. "Что с вами?" - спросил Роман. "Уходите, ради бога", - яростно шептала она. "Но я вас ждал", - не сдавался и он. "Завтра, хорошо, я приду завтра. Или послезавтра", - шептала она, и он все понимал, несмотря на стекло, разделявшее их Роман разглядел ее лицо, бледное, с расширившимися глазами, опухшими от слез веками. Как же она была похожа в эту минуту на Карину, рыдавшую оттого, что она умирает, что она больше не увидит Сашку, не увидит его. Романа. Одинаковое, отчаянное выражение больших карих глаз. Роман сжал кулаки и плотнее приблизился к стеклу. "Я не уйду, - сказал он. - Я сейчас войду к вам и…" - "Если вы сделаете это, вы убьете меня, - прошептала Юля. - Уходите. Уходите, пожалуйста". - "Хорошо, - пожал плечами Роман. - Но завтра…" Тут он увидел, что в глубине комнаты открывается дверь, и услышал громкий зловещий голос:
"Что такое, Юлия?" Она отпрянула от окна и бросилась к мужу. Он же подбежал к окну, но Роман спрятался в ночную мглу, и муж не увидел его.
Потом задернулись шторы, и все затихло. Роману ничего не оставалось, как уходить несолоно хлебавши. Он пошел к машине, посидел недолго, покурил и поехал домой. Выпил там коньяка, немного поел, посмотрел фильм по телевизору, ничего не понимая, и задремал на мягком диване. У него кружилась голова, он чувствовал, что любит Юлю так же, как любил покойную Карину. Они слились для него в один образ, он даже черт их не различал. Она рядом, она страдает… И что ему в этой ситуации делать, он не понимал.
Знал только одно - нахрапом здесь действовать нельзя. Надо как-то по-другому. А как именно, он не знал.
Пока не знал.
Забросив все дела, он стал бродить около ее дома.
Он действовал один, не хотел вмешивать в это кого-нибудь еще. Это было его личное дело, оно не касалось никого. Он даже не знал, поделился бы он своими переживаниями с Серегой Заславским, если бы тот был на свободе.
Он бродил так два дня, но, к его удивлению, из дома никто не выходил. Конечно, он дежурил там не круглые сутки, так что уверенности быть не могло. Он понял, что одному ему с этим не справиться. Пригляделся к пацанам, выбрал двух посмышленее, дал им денег, от которых у них глаза вылезли на лоб, и велел, как только из дома выйдет хозяин, немедленно бежать к нему и сообщить об этом.
Дежурить около дома было непросто - наступили декабрьские холода, но пацаны за такие деньги дежурили исправно. И наконец один прибежал к нему, запыхавшись, красный, взъерошенный.
"Ушел мужик", - пробасил он. "Молодец", - похвалил Роман и сунул ему двадцатидолларовую купюру.
Малец убежал, а Роман только собрался идти к Юле, как зазвонил мобильный телефон, с которым он никогда не расставался Звонил его ближайший помощник Чиж, тридцатилетний великан, половину жизни проведший за решеткой "Шухер, Роман, - мрачно прохрипел он в трубку. - Люди Малька наехали на наших, когда они лавы с рыночников стригли. Потасовка была серьезная. Косой ранен в руку". - "Чем закончилась?" - спокойно спросил Роман. "Отшили мы их, но дело этим не кончится. Тут разборка нужна.
Это наша территория, и при Серже Малек такого себе не позволял. Они туда с девяносто пятого морды не совали, как Соловья и Вареного грохнули. Оборзел Малек… К тебе домой ездили Ты где находишься?" - "Я приеду через час", - коротко ответил Роман и отключил связь. Он закусил губу. Сообщение не понравилось ему. В голосе Чижа он почувствовал осуждение. Он занялся личными проблемами, а в это время беспределыцик Малек попытался влезть на их территорию. Если это не прервать в зародыше, последствия могут быть непредсказуемыми.
Роман сел в машину и поехал в Москву. Поглядел с сожалением на дом Серовых Юля там была одна…
В кои-то веки… Но выбирать не приходилось…
На следующий день он собрал всех своих людей.
Около ресторана "Три богатыря", где оттягивались люди Малька, была грандиозная перестрелка. Четверо людей Малька было убито на месте, а из его людей один только ранен. Роман лично разнес из своей "беретты" башку одному мальковскому головорезу. Вскоре после этого он позвонил Мальку "Малек, как жизнь молодая?" - весело осведомился Роман. "Нормально", - равнодушно ответил Малек, уже осведомленный о случившемся. "Тут ребятишки твои от рук отбились, залезли куда не надо, разговор нехороший получился, извини, братан, если что не так. Я-то понимаю, что ты здесь ни при чем, но на всякий случай я сейчас собираюсь поехать к Ферзю, пусть нас рассудит". - "Зачем к Ферзю? - спросил Малек, и в голосе его Роман почуял беспокойные нотки. - Сам говоришь - я тут ни при чем. Твоя правда - от рук отбились. Да вы, знаю, в долгу не остались. Я слышал. Дюзе-то ты башку в труху превратил. А и верно - больно умный был, самого достал". - "На толковище поедешь, Малек, - зловеще прошипел Роман. - Пусть нас большие люди рассудят, кто мы с тобой, пыль дорожная, я бывший учитель математики, а ты вроде бы дворничал в былые времена, что мы с тобой в делах соображаем?
Пусть Ферзь и Черный рассудят, они воры в законе, они беспредела не допустят". Роман прекрасно знал, что Ферзь и Черный будут на его стороне и поганому Мальку придется несладко. Оба крупных авторитета благосклонно относились к бесшабашному и отважному Сержу, отстоявшему еще три года назад свою территорию от посягательств Соловья, которого он взорвал в его джипе. Роман был человеком дела и четко придерживался воровских законов, деньги в общак платил исправно, а деньги он имел именно с тех территорий, на которые стал посягать Малек, известный своим гнусным характером. "Чо ты завелся, Роман? - утихомиривал его Малек. - Подъезжай лучше по-доброму, посидим, покайфуем, в баньке попаримся, телки у меня есть - обалдеешь. Я те клянусь - обалдеешь Приезжай, оттянемся". - "Я в таких забавах не участвую, мне вредно в бане париться, - ответил Роман. - А если сегодняшней зарядочки мало, мы еще размяться готовы…" - "Да чо мало? Нормальная зарядочка. Не бери в голову, ваша взяла Проучили мудаков, и ладно". - "Последний раз", - пообещал Роман и отключил связь.
Братва теперь глядела на него во все глаза. Он оказался не только исполнителем, правой рукой Сержа, но и хорошим организатором дела. "И стреляешь классно", - подивился Чиж. "Так получилось, я в основном по другой части", - проворчал Роман.
Он простился с братками и поехал в Воронцово один. Уже начинало темнеть, шел снег, мороз ослабел.
Роман приехал в Воронцово часам к шести и, проезжая мимо дома Серовых, неожиданно увидел на крыльце Юлю Он быстро остановил машину и подбежал к ней. Она была в накинутой на плечи шубе, в руке сигарета. От нее сильно пахло спиртным. Она даже пошатывалась. "Юля", - шепнул Роман. "Вы?" - вздрогнула она и вдруг бросилась к нему на грудь Он взял ее на руки и понес к машине. Уже садясь в машину, почувствовал на своем затылке пристальный ненавидящий взгляд. Ему было все равно. Он посадил Юлю на заднее сиденье и тронул машину с места.
"Роман Ильич, - шептала Юля. - Мне так плохо, что со мной? Куда вы меня везете?" - "Домой", - ответил он. Она промолчала.
Он помог ей выйти из машины, открыл дверь своего домика, пропустил ее вперед. Юлю шатало из стороны в сторону. Он снял с нее накинутую шубу, провел в комнату, усадил за стол. Сам сел напротив и внимательно поглядел на нее. Она была пьяна, глаза красные, опухшие, волосы растрепаны, но яркий, пунцовый румянец на щеках делал ее еще неотразимее. Она была в спортивном синем костюме и белых кроссовках.
"Вам плохо. Юля?" - спросил Роман. Она странным затуманенным взглядом посмотрела на него. Он знал, когда он смотрит в глаза, обычно люди взгляд отводят. На сей раз он сам был вынужден отвести глаза, ему стало не по себе от ее страдающего взгляда. Именно так смотрела на него перед смертью Карина. "Сами видите", - прошептала она еле слышно. "А что произошло?"
Она не ответила, как-то странно взмахнула рукой и улыбнулась вымученной улыбкой. "Выпейте горячего чаю, - сказал Роман. - У меня хороший чай, английский, настоящий. Другого ничего не предлагаю". - "А почему?" - истерический смешок сорвался с ее губ. "Потому что вам это нельзя", - строго произнес Роман, заварил ей крепкого чаю в большую фарфоровую чашку. Она покорно стала пить маленькими глотками. Роман почувствовал, что ей страшно хочется спать. Он постелил ей на диване, и она легла, не раздеваясь. "Спасибо", - прошептала она, и он увидел на ее полусонных глазах хрусталики слез. Роман накрыл ее одеялом и вышел на крыльцо. Снова закурил, хотя его тошнило от сигарет. Вдали он увидел маленького человечка, спешащего, спотыкаясь, к его дому.
Он узнал в нем мужа Юли. "Послушайте, - кричал тот еще с дороги. - Моя жена у вас? Я видел, как она садилась в вашу машину. Я ищу ее, с ног сбился, вот, увидел вашу машину…" - "Да, она у меня", - спокойно ответил Роман. "Но… Как же так?" - взмахнул руками Серов. "Ей плохо. Она переночует у меня", - безапелляционным тоном произнес Роман. "А может быть…" - "Не может. Она не дойдет". - "Вы понимаете, у нас большая беда, я от всех скрываю. Юля запойная алкоголичка, еще давно. Я полюбил ее, мы поженились, но… Я не смог ее вылечить. Вы не подумайте, что у нас так плохо, но эти ее запои… Они ужасны". - "Я знаю хороших врачей, наркологов, - сказал Роман. - Они смогут вылечить ее". - "Но, простите… Вы-то кто? Какое вы имеете к ней отношение?" - "Я вам потом объясню, - сказал Роман. - Знайте только одно - я не причиню ей вреда, а вот вам могу причинить…" В его голосе появились тягучие зловещие нотки, которые, как он знал, особенно действенны при серьезной беседе Особенно в сочетании с дулом пистолета, направленным на собеседника. Но пистолет пока не был нужен "Если я узнаю, что вы плохо обращаетесь со своей женой, разумеется". - "Да вы что? Я обожаю Юленьку, я так хотел вылечить ее от алкоголизма…" - "Давно она пьет?" - "Она пила еще до знакомства со мной. Она начала пить с тех пор, как ее бросил один парень, который обещал на ней жениться. И она быстро втянулась в это дело. Но очень умело скрывала. Брала бюллетень у знакомого врача, несколько дней пила, а потом выходила на работу как ни в чем не бывало. Удивительная женщина" - "Родители знали?" - "Разумеется, знали, ее мать отчасти от этого и умерла. Но я сказал ее отцу, что с этим покончено, что я вылечил ее, а поскольку она практически не бывает у него, он поверил. Да и подруга ее считает, что Юля вполне здорова. Мы ведем уединенный образ жизни, живем на даче, вот здесь она и пьет, запой длится не меньше недели, потом наступает светлый период, она ездит в Москву, встречается с подругой, с отцом иногда, ходит по магазинам и так далее. А через пару недель запой начинается снова". - "Понятно, - нахмурился Роман. - Идите, ладно. Завтра она придет домой. И не задавайте мне дурацких вопросов. Я не для того привез ее к себе, чтобы изнасиловать, мне это не нужно. Не докучайте мне, ладно? Завтра она будет дома. А там… посмотрим" - "Что значит посмотрим?" - лающим голосом прокричал Серов. "Посмотрим - значит посмотрим", - приблизил к нему лицо Роман. И, поглядев в его налившиеся, кровью глаза при тусклом свете луны, Серов сразу сник, "Ладно, я пошел", - пробормотал он и потрусил по дорожке обратно.
Около двух месяцев прошло с тех пор, но как много они значили для Романа…
…Роман свернул на проселочную дорогу, скользкую, всю в заносах, и, аккуратно ведя машину, поехал к Юлиному дому… Глаза наливались кровью, руки яростно сжимали баранку "Ауди". Воспоминания жгли его душу…
Глава 9
На следующий день Константин Савельев вылетел утренним рейсом в Санкт-Петербург. Ему очень хотелось поговорить с двоюродной сестрой Юли и сыном Серова Петром. Он считал, что от них он может узнать много интересного.
В Пулковском аэропорту он взял такси и поехал в Купчино, где жила Валя. Из аэропорта он позвонил ей, она была дома и ждала его.
Полнеющая крашеная блондинка лет сорока открыла ему дверь. От нее резко пахнуло парфюмерией.
- Я Константин Дмитриевич Савельев из частного сыскного агентства. Вы в курсе, что пропала ваша двоюродная сестра Юля?
- Знаю, - тяжело вздохнула Валя. - Вы проходите, раздевайтесь. Звонил мне и отец ее… И муж звонил…
- И что вы по этому поводу думаете? - спросил Костя, снимая заснеженную дубленку. Из комнаты выскочила маленькая такса и залаяла на него басом.
- Пошел отсюда! - крикнула Валя. - Маленький, а злобный - жуть… Как муж нашей Юльки, - усмехнулась она.
- Разговор сразу направляется в нужную струю, - одобрил ее шутку Константин. - Вижу, вы деловая женщина и понимаете, что я приехал сюда не для того, чтобы посетить Эрмитаж, хотя мне, честно говоря, очень этого хочется…
- А мы-то с мужем давно там не были, - вздохнула Валя. - В Лувре два раза были за два года, а в Эрмитаже лет уж десять. Муж в Париж ездит по коммерческим делам, иногда меня берег, и я сразу - в Лувр Джоконду смотреть, чтобы потом перед подругами выпендриваться…
- Вы самокритичны. Итак, что вы можете сказать про Юлиного мужа?
- Что я могу сказать? Да ничего не могу. Я пару раз его видела, тьфу, мышонок какой-то злой. Ни вида, ни интереса никакого. Да и достаток не так чтобы очень… Не голодают, разумеется. И прикинута она в меру. Но знаете, Костя, она очень несчастна, я вижу…
Я как женщина вам говорю - она очень несчастна.
Хотите кофе?
- Не откажусь, замерз, честно говоря, и взбодриться надо. Сегодня вечером обратно в Москву.
Валя принесла кофе и печенье, поставила на журнальный столик. Костя успел оглядеть комнату - куча техники, импортная мебель, евроремонт…
- Итак, вы сказали, Валя, что она очень несчастна? Поясните, пожалуйста, ваши слова, мне важны факты.
- Да нет у меня никаких фактов, Костя. Знаю, что несчастна, и все. Вот я, например, счастлива, мой муж далеко не идеал, пьет, погуливает, а все равно мне с ним хорошо. А вот ей с ним плохо. Хотя она ничего не рассказывает. И потом, вы, наверное, знаете - она же сильно пьет.
- Юля? Пьет?!!
- А как же? Запоями пьет. Гостила она у нас как-то два года назад. Ох и намучились мы с ней, Костя…
Я в жизни не видела, чтобы женщина до такого себя доводила. Неделю сидела сиднем в этой самой квартире и пила, пила. Начали-то мы вместе, за столом, под хорошую закуску. А она после того еще неделю гудела.
Одна.
- А почему мне ее отец про это ничего не рассказывал? И Вадим ни словом не обмолвился.
- Отцу стыдно, наверное, про дочь такое говорить. А подруга - уж не знаю. Он сам вечно пьяный, этот аферюга Вадик. Куда ему за другими следить?
- А как же ее муж к этому относится? Он-то мне тоже ничего не говорил про ее запои.
- Из этого мышонка слова лишнего не вытянешь.
Тоже, наверное, стыдно о таком говорить. Он вроде бы пытался ее лечить, но безуспешно.
- Так что же все-таки вы думаете по поводу ее исчезновения? - спросил Константин.
- Что думаю? Она приезжала ко мне в начале февраля. Просила денег взаймы. Много просила. Пятьдесят тысяч долларов. Откуда у моего мужа такие свободные деньги, сами подумайте? Она сказала, что они с подругой заняли деньги у очень серьезного человека, а Вадик украл их у нее и опять впутался в какую-то аферу, и его кинули. А деньги теперь надо либо отдавать, либо пускать в дело. Ну что я могла? Я-то хотела ей помочь, конечно, мы поехали с ней на работу к мужу, но он отказал. Он деньги зарабатывает, трудится от зари до зари, а это все равно что их выкинуть…
- Но ведь эти деньги могли стоить жизни вашей двоюродной сестре, - заметил Костя.
- Да нет у него таких свободных денег. А потом, мы так поняли, не она занимала, а подруга, деньги истратил ее муж, так пусть они и отвечают.
- Вот они обе и пропали. И подруга, и Юля, - сказал Костя.
- Ой, не знаю, не знаю… Жизнь такая пошла, Костя, деньги дороже всего. Гораздо дороже человеческой жизни. Юля сама должна была думать, с кем связывается. А у нас двое детей, и мы своими деньгами рисковать тоже не можем. Несколько лет назад с хлеба на воду перебивались, а Юля сыто за мужем жила, они никогда не бедствовали…
- Понятно. А теперь скажите мне вот что - вы ничего не слышали от Юли о предыдущей жене Серова Ире?
- Юля мне ничего не говорила. Я только одно заметила: когда я спрашивала ее, как раньше жил ее муж, был ли женат, есть ли дети, она бледнела, и глаза у нее становились какие-то странные, словно она что-то жуткое знала и не решалась сказать. А отвечала коротко. Мол, был два раза женат, от первого брака есть сын, живет тут, в Питере. А от второго брака детей нет.
Не любила она об этом говорить, очень не любила, Костя.
- Ладно, Валя, спасибо за кофе. Поеду я. У меня еще одна встреча в этом славном городе.
- Счастливо вам, Костя. Дай бог, чтобы наша Юленька побыстрее нашлась. А порой, знаете, что я думаю - сбежали они куда глаза глядят от своих замечательных мужей. Что один хорош, что другой. С одним маета, с другим смертная тоска, как в могиле.
- А объясняла вам Юля, почему она вышла замуж за Серова? - спросил напоследок Константин.
- Говорила, что устала жить одна, что он человек солидный, с положением и достатком, что очень любит ее. А это уже немало. Когда он ухаживал за ней, она веселая ходила, и глаза блестели, а вот когда они поженились, она сильно переменилась. Появилось в ней что-то такое… как вам сказать… Словно жила через силу, словно что-то ее постоянно мучило.
- Спасибо, Валя, вы рассказали мне много интересного, - сказал Костя, вставая.
- Да не за что, чем могла… Заходите еще, если что… Вы такой интересный мужчина, - подмигнула она ему.
Он тоже подмигнул ей.
- Зайду, если еще кто-нибудь пропадет…
- Ой, не дай-то бог, - замахала руками Валя.
- А я по другим поводам не захожу, - улыбнулся Костя, надел дубленку и вышел.
Теперь его путь лежал в самый центр Санкт-Петербурга. Там на улице Марата проживал сын Серова Петр. Константин поймал такси, и машина понесла его по заснеженным улицам к старому, видимо, дореволюционному дому.
Он вышел из машины, расплатившись с водителем, нашел нужный номер, зашел в подъезд. Повеяло стариной, запахом чего-то ветхого, пыльного, затхлого.
Обшарпанные стены, съеденные временем ступени широкой лестницы - все это наводило на грустные размышления, в душе как-то защемило, даже страшновато стало - подъезд был темный, мрачный…