* * *
В следующее мгновение они уже все втроем, вместе с гранатометами лежали на асфальте, удивленно моргая глазами, глядя на поднятую в воздух пыль, клубящуюся в свете фар, на людей в бронежилетах и на наведенные на них стволы автоматов.
Николет опустился на одно колено рядом с Зулу. Взяв в руки валявшийся тут же гранатомет, он взглянул на инструкции, а затем положил оружие на грудь "шестерке".
- Что, даже это прочитать не смог? Ты, тупой ублюдок - а мы-то все думали, чем вы тут таким занимаетесь. Вот видишь, сам виноват, - заключил Николет, - нечего было школу бросать.
* * *
Орделл назначил Луису встречу в баре на Бродвее, в Ривьера-Бич, где обычно собирались только негры, и теперь Луис то и дело беспокойно оглядывался по сторонам, сидя у стойки бара.
- Не волнуйся, - заметив это, сказал Орделл. - Ты со мной.
Орделл и сам казался взволнованным, сидел, как на иголках, много курил, и попивал ром из бокала: ему хотелось самолично проехать мимо склада, посмотреть, что там происходит, а затем этим же вечером выехать в Исламораду, забрать оттуда Мистера Уолкера и посадить его на самолет до Фрипорта. И дело с концом. Это было бы тем более кстати, что ему далеко не помешало бы уехать из города этим вечером, и по возможности особенно не показываться здесь и на следующий день.
- Вот самое главное из того, о чем я тебе хотел рассказать: туда, где меряют шмотки, пойдет Мелани, - сказал он Луису.
- Это называется примерочная, - подсказал Луис и тут же добавил: - А я тем временем убежусь, что нигде поблизости нет соглядатаев.
- Правильно, - согласился Орделл. - Но только никуда не отлучайся. Если зазеваешься, то она обязательно смоется вместе с сумкой. Ты понял, о чем я говорю? Заберешь у неё сумку и тут же сматывайся, ничего и никого не жди. Если стерва станет возникать, двинь ей как следует по зубам. То есть ты в любом случае должен забрать у неё груз, усек? В противном случае Мелани свалит, и нам не достанется ни шиша. И мы потеряем все. А это целых пятьсот пятьдесят тысяч. Так-то.
Глава 22
В четверг, на обратном пути из Фрипорта в Вест Пальм, Джеки провела в туалете целых пятьдесят минут, заново перекладывая сумку. Сначала она положила сверток с пятьюстами тысячами, который тут же занял половину сумку. По краям она подоткнула нижнее белье и прикрыла деньги блузками и парой юбок, а затем все крепко-накрепко перевязала. Оставшиеся пятьдесят тысяч она положила в самую последнюю очередь, оставляя их на самом верху.
Когда она наконец снова вышла в салон, то один из пассажиров, парень, возвращавшийся домой из Фрипорта, где он проводил свободное время за игрой в рулетку, заявил ей:
- Я тут умираю от жажды, а вы проводите почти половину полета в сортире. Я этого так не оставлю, как только мы приземлимся, я подам на вас жалобу.
- Из-за того, что я не переношу высоты? - спросила Джеки.
- Тогда как вообще в таком случае вы можете работать стюардессой на самолете?
- Именно поэтому я и увольняюсь с работы.
- Но все равно я напишу жалобу.
- И на что пожалуетесь: на то, что меня мутит на высоте, - поинтересовалась Джеки, - или на то, что я назвала вас мудаком?
Он был как будто смущен.
- Вы мне этого не говорили.
- Разве? Ладно, тогда скажу. Вы мудак.
Это был её последний полет.
Рей Николет дожидался её на верхнем этаже автостоянки. Он взял у неё ручку тележки, сказав при этом:
- Вообще-то не дело, что мы встречаемся вот так.
- Так ты ведь сам сказал, что это последний раз.
- Да? И это действительно так, не правда ли? Мы могли бы встретиться ещё где-нибудь. Вот только дело до конца доведем. Как считаешь?
- Можно было бы. Если только я снова не окажусь в тюрьме.
- Ферон звонил в офис атторнея штата. И сегодня утром выездной сессией окружного суда дело в отношении тебя было прекращено.
Вот так - услышать такое, нежданно-негаданно, в полутемном гараже, среди рядов пустых автомобилей. Она остановилась. Николет прошел ещё несколько шагов вперед и тоже остановился, выжидающе оглядываясь назад.
- Ты хочешь сказать, что я свободна? - уточнила Джеки.
- Свободна как птица. Но я надеюсь, что ты все же доставишь товар по назначению и тем самым завершишь начатую работу. Сколько тебе дали на этот раз?
- Как я и сказала, - ответила Джеки. - Пятьдесят тысяч. Он уверен, что ему понадобятся деньги для залога.
- На тот случай, если таковой будет установлен, - сказал Николет. Они остановились перед "Хондой" Джеки. Пока она открывала багажник, он добавил: - Вчера вечером мы задержали товар, который должен был бы принести ему по самым грубым подсчетам ещё тысяч двести. И ещё мы без единого выстрела, практически голыми руками, взяли троих из его ребят.
Джеки подняла крышку багажника.
- Но ведь сам-то Орделл вам не попался.
- Пока. Но кто-нибудь, один из троих, его обязательно заложит. Или тот, другой, которого я показывал тебе в больнице, он морально уже готов к этому. - Николет положил тележку в багажник, и сел в машину, прихватив с собой сумку Джеки. Сумка с расстегнутой "молнией" уже стояла у него на коленях, когда Джеки села за руль.
- Так это и есть пятьдесят тысяч, а? - спросил он, глядя на пачки стодолларовых банкнот, каждая из которых была перетянута посередине тонкой резинкой. - А с виду как будто их совсем и не так много.
- Мне сказали, что в каждой пачке ровно десять тысяч.
- А сама ты не пересчитывала?
- Я никогда не считала. В конце концов это не мои деньги.
- А вдруг он засунул сюда кокаин? Этого ты тоже не проверяла?
Она следила за тем, как Николет ощупал все пачки с деньгами, а также поискал в складках юбки.
- Мистер Уолкер обещал мне, что больше он никогда этого не сделает.
- А где же твои бигуди?
- Я их не брала.
Она глядела, как его рука переместилась в ту сторону сумки, где сбоку была засунута пара черных туфель с высокой шпилькой. Его пальцы коснулись лакированной кожи, а затем снова вернулись к верхнему свертку, выхватывая из него одну из пачек. Поднеся пухлую стопку банкнот близко к уху, он быстро зашуршал ими.
- Точно, десять тысяч.
Николет в очередной раз потер купюры между пальцами и протянул пачку Джеки.
- На них осела кокаиновая пыль. Чувствуешь? Наверное, если проверить все деньги во Флориде, то на доброй половине из них выявится то же самое.
Джеки потрясла пачкой. У неё в руке было десять тысяч долларов.
- Разве тебя не одолевает искушение? - улыбнувшись, поинтересовалась она.
Николет серьезно посмотрел на нее.
- В каком смысле? Ты имеешь в виду, не хочется ли мне положить одну из этих пачек себе в карман? Но в таком случае мне пришлось бы позволить тебе проделать то же самое, разве не так? Или же можно было забрать столько, сколько душе угодно, ведь никакого счета к ним не прилагается. И никто кроме нас с тобой не знает, сколько здесь денег. - С этими словами он забрал у неё пачку с деньгами и бросил её обратно в сумку. - Мне приходилось видеть и гораздо больше денег, вываливаемых во время обыска на столы подпольных складов наркотиков, и даже целые картонные коробки, до отказу набитые деньгами. Я видел горы вот таких грязных денег, как эти, и у меня никогда не возникало желания прикарманить из них что-нибудь для себя. А ты как?
- Ты что, шутишь? - сказала Джеки.
- Совсем нет.
- Попытаться надуть Орделла?
- Или меня, - уточнил Николет. - Как только эти деньги будут мною помечены, все пятьдесят тысяч становятся уже собственностью Управления по борьбе с контрабандой.
- И вообще, каким образом, я могу запустить сюда руку, - продолжала Джеки, - если я буду под постоянным наблюдением?
- Вот именно это я и хочу втолковать тебе. Любая подобная попытка бессмысленна. Ты положишь все эти пятьдесят тысяч в пакет, и именно такую же сумму я ожидаю обнаружить, когда ко мне попадет сумка, которую я отберу у Шеронды. У тебя в руках опять будет пакет из "Сакс"?
- Не этот раз "Мейсиз".
- Почему?
- Это ты у Орделла спроси.
- Обязательно спрошу. Уже жду - не дождусь, - согласился Николет.
* * *
Во что должен одеться человек, когда он собирается похитить целых полмиллиона долларов? Выбрать что-нибудь неброское, дополнив гардероб кроссовками или кедами, или же, напротив, вырядиться как можно элегантнее? Поразмыслив некоторое время над этой дилеммой, Макс наконец выбрал для себя охрового цвета костюм из поплина с голубой рубашкой и синим галстуком. В соответствии с последними указаниями, он должен был занять позицию на втором этаже "Мейсиз", в отделе женской одежды, в непосредственной близости от выставленных здесь моделей Анне Кляйн, дожидаясь того, когда Джеки выйдет из примерочной. Ожидалось, что это должно было произойти примерно в четыре тридцать. Выждать ещё некоторое время, чтобы у возможных наблюдателей было бы достаточно времени отправиться вслед за ней, после чего подойти к девушке-продавщице и сказать, что его жена только что по рассеянности оставила в одной из кабинок примерочной сумку. У неё там были пляжные полотенца.
Когда-то давно он прочитал где-то, что люди пунктуальные в большинстве своем одиноки, и это показалось ему сущей правдой: и вот теперь, когда стрелки на часах показывали начало пятого, он стоял у витрины галереи Рене, с газетой подмышкой, глядя через стекло на зеленые холсты. Но Рене нигде не было видно, пока он не услышал у себя за спиной её голос, окликнувший его:
- Макс?
Печальный, или скорее нерешительный. Она стояла позади него, в гуще царившего вокруг людского столпотворения, придерживая рукой опущенную на пол одну из картин своего талантливого мальчика на побегушках.
- Сегодня утром, - сказала Рене. - Приходил судебный исполнитель с повесткой в суд.
- Все правильно, - подтвердил Макс.
Она казалась такой маленькой и беззащитной, стоя на бойком месте, крепко держа обеими руками край натянутого на раму полотна, и не обращая внимания на спешивших за покупками людей, обходивших её стороной. Это было отличительной чертой её характера, не обращать внимания на окружающих: останавливаться для разговора на самом проходе, в дверях, на пороге всевозможных учреждений, отличающихся большим скоплением народа, на автостоянке, особенно когда водитель какой-нибудь машины тем временем терпеливо дожидается, когда можно будет заехать на то место, посреди которого она стоит.
- Я была крайне разочарована, - продолжала Рене. - Я думала, что ты обставишь все как-нибудь пооригинальнее, и уж в любом случае не подошлешь мне с подобной миссией чужого человека, который просто банально поставил меня в известность. После целых двадцати семи лет, что мы с тобой были вместе… И ты считаешь, что это порядочно с твоей стороны?
- Почему бы тебе не отойти в сторону и не освободить проход? - предложил Макс. Покупатели мельком поглядывали на Рене, а проходя мимо него, не упускали возможности взглянуть и в его сторону. - Вот сюда, давай помогу.
Она вошла в свою галерею. На Рене было свободного покроя платье, чем-то отдаленно напоминающее наряд бедуинов - широкие фалды и глубокие складки белой и золотисто-коричневой ткани, через которые проходили полосы черного цвета. Макс последовал за ней, на мгновение остановившись, чтобы придержать рукой стеклянную дверь. Он занес картину в зал и, остановившись, прислонил её к низкому столику, стоявшему в самом центре зала, приготовившись к дальнейшему выяснению отношений с Рене. Ее маленькая головка с аккуратной стрижкой в виде шапочки темных волос, возвышалась над по-восточному широким балахоном, глаза были старательно подведены. Теперь Рене не сводила взгляда с картины.
- Я была абсолютно уверена, что Ральф Лорен обязательно купит этот холст, особенно после того, как я притащила вот это к нему на дом. Я ещё сказала: "Повесьте у себя подлинник, излучающий жизнь и энергию вместо эти дурацких английских репродукций".
- Да и что они вообще знают о настоящем искусстве, - сказал Макс, в какой-то мере даже начиная проникаться сочувствием к ней. Теперь она глядела на него, и по выражению её лица можно было без труда догадаться, что она крайне расстроена.
- Знаешь, Макс, тебе следовало бы прийти ко мне раньше и самому сказать о том, что ты задумал сделать.
- Так я же приходил. Но у тебя не было времени для меня. Ты была очень занята своим сыром и крекерами.
- На том приеме я продала три работы Дэвида. И ещё один холст купили вчера.
- Значит, дела у тебя идут в гору.
- Двадцать семь лет, - повторила Рене, - как будто их и не было никогда.
Ее слова заставили Макса задуматься. Нет, они были, они должны были быть. Но вслух он не сказал ничего. А зачем? Нужно просто поставить её перед фактом и уйти. Было уже десять минут пятого.
Рене отсутствующим взглядом смотрела на картину перед ней - тростниковая плантация.
- Мы с тобой были совершенно разными, - сказала она. - И с каждым днем мы все дальше и дальше удалялись друг от друга. Я жила своим искусством. Ты же… Наверное для тебя главным была твоя работа. - Теперь она глядела на него. - Но ведь были и такие дни, когда мы были счастливы вместе. Ведь они были, правда, Макс?
Откуда это? Строчка из песни?
Когда мы были счастливы друг с другом…
Он постарался припомнить хотя бы один такой день. Может быть, это был период на заре их супружеской жизни, когда он не мог налюбоваться на нее, и считал, что она тоже должна быть от него в восторге. Это было задолго до того, как он оставил все свои ухищрения и перестал придумывать темы для разговоров с ней. А может быть, никаких счастливых дней не было и в помине, во всяком случае таких, которые могли бы запомниться надолго, на все двадцать семь лет, за вычетом тех периодов, когда они жили отдельно. Потому что именно эти периоды и можно было назвать относительно удачными для него. Это были те времена, когда Сверчок пела для него песни кантри. Та его Сверчок при лунном свете… Может показаться странным, но ему нравилось заводить знакомство с официантками. Джеки была совсем не такая. Интеллигентна, спокойна, нетороплива, но в то же время по-своему непредсказуема - взять хотя бы то, как она соблазняла его, когда они вдвоем стояли на балконе, как бросила вниз через перила свой бокал, раскрывая для него свои объятья. Ее общество ему никогда не наскучит…
- Да уж, были времена, - сказал он Рене, и увидел, как у неё задрожал подбородок.
Она была неплохой актрисой и могла проделывать это при каждом удобном случае, и этот её трюк безотказно срабатывал почти всегда; и тогда он проникался безотчетной жалостью к ней, чувствуя себя виноватым во всех её бедах.
Она снова перевела взгляд на картину с зарослями тростника и сказала:
- Что толку в разговорах, когда ты уже все решил. - Рене тягостно вздохнула. - Если это то, чего тебе так хочется…
- А тебе не кажется, что это вполне закономерно?
- Может быть. - Она подняла голову, и губы её больше не дрожали. - Но это вовсе не означает, что тебе это просто так сойдет с рук. Ты за это ещё поплатишься.
- Рене, а я на дармовщину и не рассчитывал.
* * *
Фрида, продавщица из отдела женского платья с выправкой манекенщицы, стояла в примерочной рядом с Джеки - держа одну руку на бедре, локоть отведен в сторону, пальцы направлены в сторону позвоночника.
- Вот этот костюм от Исани вам очень подойдет, - говорила она.
Джеки взглянула в зеркало через плечо.
- Вообще-то я привыкла носить юбки поуже.
- Для вашей фигуры одинаково идеально подойдет прямой покрой, а также вещи свободного силуэта, - сказала Фрида. - Вы собираетесь за границу?
- Думаю начать с Парижа, чтобы потом проехать на машине через всю сказочную страну вин.
- Да? И вы едете одна?
- Возможно, - ответила Джеки. - Я ещё не знаю.
- Это прекрасно комбинируется с отдельными вещами. Например, вот с той шелковой кофточкой, которую я вам показывала раньше. Замечательно подходит. - Фрида взяла несколько платьев, висевших на спинке стула. - Если вы предпочитаете узкие юбки, то почему бы вам не примерить вот эту, с асимметричным разрезом спереди?
Джеки посмотрела на часы.
- Так. В первую очередь мне нужен костюм. Вообще-то думаю, его-то я и одену - уж очень надоела эта форма.
- Черный шелк будет вам очень к лицу, - сказала Фрида и вышла.