- Я быстро, я сейчас! - пообещал Лобстер. Он бросился к ближайшему автомату. Сунул карту в щель, набрал номер. Долго никто не подходил, наконец раздался сонный голос Никотиныча:
- Слушаю.
- Это я, Лобстер. - Он прикрыл трубку ладонью. - У меня беда. Белка, которую я это… В общем, она сейчас мёртвая лежит у меня дома.
- Я уже сплю. Ты что, напился? Сколько сейчас?
- Не знаю. Три, наверное.
- Охренел совсем? Иди проспись! - В трубке раздались короткие гудки.
Лобстер ругнулся и снова набрал номер.
- Никотинчик, миленький, я не шучу - она мёртвая! Честное слово! Я боюсь туда идти. Приезжай!
- Блин, Лобстер, я тебя точно когда-нибудь грохну за твои шуточки! - последовала небольшая пауза. - Ладно, выезжаю.
- Я тебя около арки ждать буду!
Лобстер хотел вернуть девушке карту, но около магазина уже никого не было - компания испарилась. Ну и ладно - на карте осталось всего три единицы.
В течение сорока минут, пока не было Никотиныча, Лобстер ходил взад-вперёд около ночного магазина, не решаясь войти через арку во двор. Купил бутылку пива, чтобы хоть как-то отвлечься. Бутылка плясала в его руке, как у алкоголика с десятилетним стажем.
Наконец к арке свернула допотопная "копейка" Никотиныча. Лобстер сел в машину. Никотиныч загнал "Жигули" во двор, припарковал рядом с дверью подъезда.
- Ну, рассказывай, алкаш!
Лобстер, сбиваясь и путая слова, рассказал Никотинычу о вечере: как встретились с Белкой, как сидели в баре, потом поехали к нему…
- Что за дурь? - поинтересовался Никотиныч, когда он упомянул о волшебных каплях, после которых мир меняет свои очертания.
- Не знаю, - пожал плечами Лобстер.
- Не знает он! Скоро совсем с катушек съедешь! Ладно, сиди в машине и жди меня. Я быстро. Ключи! Лобстер протянул Никотинычу ключ.
- Там просто. Бороздкой вниз и два оборота направо, - попытался объяснить он.
- Разберусь, - кивнул Никотиныч. Он выбрался из машины. - Если понадобишься, позову.
Лобстер вздрогнул от грохота захлопнувшейся металлической двери подъезда. Он вдруг представил себе, как они с Никотинычем выносят завёрнутую в покрывало Белку, запихивают труп в багажник. Его передёрнуло. Лучше милицию вызвать…
Послышался свист. Лобстер открыл дверцу и глянул вверх. На освещённом балконе стоял Никотиныч. Он призывно махнул рукой.
- Поднимайся. Всё в порядке, - сказал он тихо.
Что значит в порядке? Лобстер заскочил в подъезд, побежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.
Никотиныч ждал его у открытой двери квартиры.
- Заходи-заходи, не стесняйся, - пригласил он.
Лобстер осторожно заглянул в комнату. Постель была пуста. Скомканное одеяло, подушки - всё лежало так же, как час назад…
- Где она? - спросил он шёпотом.
- Белка? В голове она у тебя, понял? В башке твоей дурьей!
Лобстер присел на корточки посреди комнаты, огляделся. Увидел пластмассовый пузырёк на полу, поднял его.
- А это что?
- Дерьмо, которое вы в нос капали? Дай-ка! - Никотиныч подошёл к открытой балконной двери и швырнул пузырёк в темноту. - Алкоголик, наркоман, тунеядец!
- Но я же видел! Она мёртвая лежала! - Лобстер никак не мог прийти в себя. - У неё шрам на шее был! - Он провёл ладонью по своей шее.
- На себе не показывай. - Никотиныч прикрыл дверь балкона. - Объясняю для дураков: то, что ты видел, был глюк. Пока ты ходил, она свалила. А у тебя от дури крыша съехала. Не знаешь, чем девки промышляют? Она тебя обчистила, а ты даже не заметил! Бабки проверь.
Лобстер стал шарить по карманам одежды, висящей на стуле. Деньги были на месте. Он протянул Никотинычу мятые купюры: - Вот!
- Странно, - задумчиво сказал Никотиныч. - Ну, значит, просто убежала. Может, тебя испугалась. Подумала, что ты сексуальный маньяк. Ладно, я поехал. Весь сон мне, скотина, перебил! - Он направился к входной двери.
- Я не могу здесь. Мне страшно! - жалостливо сказал Лобстер.
- Поехали ко мне, - предложил Никотиныч. - С утра за работу сядем.
- Нет, я лучше к матери.
- Ну, как хочешь, - пожал плечами Никотиныч. - Не пей сегодня больше, Лобстер!
SEARCH
Лобстер махнул на прощание Никотинычу рукой, набрал код на двери и зашёл в подъезд. Около подъезда он заметил припаркованный "форд". Это была служебная машина матери. Значит, шофёр у неё. Только его сейчас ещё не хватало!
Подъезд был ярко освещён, за стеклянной перегородкой среди цветочных горшков в кресле восседала консьержка - баба Таня. Несмотря на ранний час - было около пяти утра - она не спала.
- Здрасте! - кивнул Лобстер.
- О, явился - не запылился, блудный сын! - насмешливо произнесла баба Таня. - Мамаша-то не ждёт, поди! Андрюха у неё.
- Знаю, - мрачно кивнул Лобстер.
- Пил, гулял, веселился?
Лобстер заглянул в почтовый ящик. На дне ящика белел конверт. Лобстер достал ключи, открыл дверцу.
- Живёшь-то где теперь?
- На "Шаболовской", - сказал Лобстер. Он подумал, что надо немедленно заняться поисками новой квартиры. Завтра же повесит объявление в Интернете.
На конверте стоял прямоугольный штамп. Какое-то кладбище. Название не пропечаталось. Лобстер удивился. Может, не в тот ящик бросили? Нет, адрес матери - квартира 147.
- И охота тебе по углам болтаться? - не унималась баба Таня. - Квартира четырёхкомнатная. Заперся себе и живи. Никому не мешаешь. Я вот двадцать семь лет в коммуналке прожила.
Лобстер вскрыл конверт. Это была ксерокопия. Фамилия вписана шариковой ручкой. Какой-то Швецов Виталий Всеволодович. "В связи со строительством автотранспортной развязки администрация извещает Вас, что в октябре этого года кладбище будет снесено. Вам будет предоставлен специальный транспорт для захоронения останков вашего родственника на Богородском кладбище. Необходимо в тридцатидневный срок явиться в административное здание кладбища со следующими документами…"
- Мать переживает! Всё время о тебе говорит. Как там мой Олежек? Хоть бы зашёл, навестил. Не звонит даже, - оторвала Лобстера от чтения баба Таня.
"Врёт она всё!" - раздражённо подумай Лобстер. Он вызвал лифт. Мать у него не тот человек, чтобы с консьержками обсуждать поведение сына. Ей некогда. Что это ещё за Швецов? В их роду нет такой фамилии. Может, родственник дальний? Или?.. Догадка осенила его, когда разъехались створки лифта.
- Спокойной ночи, - сказал Лобстер, входя в лифт.
- Опомнился! Утро уже! - крикнула вслед ему баба Таня.
Он замялся у двери в квартиру, не зная, позвонить или открыть дверь своим ключом. Решил открыть сам, но дверь, как назло, оказалась на цепочке. Лобстер вдавил кнопку звонка. В спальне что-то сбрякало, в коридоре возник силуэт мужчины в трусах. Щёлкнул выключатель. Шофёр матери Андрей не сразу узнал его спросонья. Несколько секунд, щурясь, испуганно всматривался в лицо.
- А, это ты! - скинул цепочку, впустил. - Что это вдруг ни свет ни заря?
- Соскучился, - сказал Лобстер.
- Да ладно тебе врать - месяц носу не казал! - Андрей взглянул на часы и зевнул. - Сам тут разберёшься. Нам с матерью вставать через два часа.
- Андрюша, кто там? - раздался из спальни испуганный голос матери.
- Спи, иду сейчас! - сердито отозвался Андрей.
- Мам, это я, - сказал Лобстер. Он разделся, поискал в обувной тумбочке тапочки, прошёл на кухню. От всего пережитого за ночь разболелась голова. Лобстер полез в аптечку, нашёл цитрамон. Сунул в рот сразу две таблетки, стал цедить воду из чайника.
На кухне появилась мать. Она запахнула халат на груди, крепко обняла сына, прижалась губами к его щеке.
- Олежек, наконец-то! Совесть у тебя есть?
- Нету. - Лобстер полез в холодильник.
Мать со вздохом опустилась на деревянный стул. Лобстер положил на дубовую столешницу салфетку, поставил на неё стакан с соком. Сел. Мать, подперев подбородок рукой, нежно смотрела на сына.
- Похудел. Хоть бы обедать приезжал.
- Тебя всё равно дома нет. - Лобстер шумно отхлебнул из стакана. - Холодный!
- Меня нет, сам поешь. Холодильник всегда продуктами забит.
- Как у тебя дела?
- Работаем потихоньку, - кивнула мать. - Машину на день рождения хочешь?
- Не хочу. Ты мне денег дай, я сам себе куплю что надо, - сказал Лобстер.
- Опять свои железки, или как там они называются?
- "Железо"? Да нет, "железа" мне пока хватает, сканер хороший надо и считыватель для смарт-карт.
- Твой птичий язык я не понимаю. Сам посчитай, сколько надо. Я тебе дам на подарок. Что, выпил лишку, соком отдуваешься?
- Пива.
- От пива самое тяжёлое похмелье. - Мать поднялась из-за стола. - Я тебе постелю в кабинете. Полотенце твоё на вешалке с краю. Голубое с корабликами.
- Мам, почему у тебя нет фотографий отца?
- Опять? Ну сколько можно, Олег?
- Я давно тебя ни о чём не спрашивал! Мать подошла к нему, обняла сзади, нежно провела рукой по волосам.
- Сынок, давай сходим к психотерапевту. Он с тобой побеседует. У меня очень хороший знакомый работает. Пора избавляться от детских комплексов.
Лобстер упрямо мотнул головой:
- Это не комплексы, мама. Я просто хочу знать!
- Ну что, что тебе ещё хочется знать? - Мать отстранилась от него, повысила голос. - Когда он ушёл, я выкинула все его вещи, порвала фотографии. Мне было тяжело. Я не хотела, чтобы хоть что-то напоминало о нём. А потом он умер.
- Но вы так и не развелись?
- А зачем? - Мать пожала плечами. - Мне было всё равно - замужем или нет. Он не появлялся. Ты вырос.
- А фамилию почему не поменяла, когда за отца выходила?
- Да ну - Швецов! - Мать махнула рукой. - Когда он ушёл, я тебе свою дала. Наша лучше звучит, правда?
Лобстер пожал плечами.
На кухне появился Андрей. Теперь на нём был спортивный костюм. Он полез в холодильник, достал пакет кефира.
- Что вы тут разорались? Только, понимаешь ли, заснул.
- Андрюша, иди, я сейчас.
- Секретничаете? - Шофёр взял с мойки кружку и вышел из кухни. - Завтра подпишешь не ту бумажку и влетишь кусков на двести! - раздался из коридора его голос. - Голова свежая должна быть!
- Я смотрю, он здесь распоряжается, - недобро заметил Лобстер.
- Завтра у нас большой контракт. Если получится, я тебе квартиру куплю.
- Не надо. Я сам куплю, - помотал головой Лобстер. - А свидетельство о смерти у тебя есть?
- Отца? Было где-то. Хотя… нет. Его брат взял. Олег, выбрось ты это из головы. Лучше б в институте восстановился. Сейчас, наверное, ещё не поздно.
Она ушла. Лобстер посидел ещё немного и направился в кабинет.
Он улёгся на приятно пахнущую свежую простыню, натянул одеяло до подбородка. В детстве на его вопросы об отце мать отвечала, как все одиночки: был лётчиком-испытателем, героически погиб. Лобстер чувствовал неправду и снова возвращался к этой теме. Потом выяснилось, что вовсе не лётчиком и не погиб… Отец умер, когда ему было уже шестнадцать. Летом Лобстера отправили в молодёжный лагерь в Венгрию, а когда вернулся, мать сказала правду - похоронили две недели назад. Отец пил, курил, играл на бегах, бросал своих женщин и детей, вёл беспутную жизнь. Допился до чёртиков, попал в психушку, из неё уже не вышел. "У тебя плохая наследственность, сынок!" - сказала тогда мать. К тому времени Лобстер с головой погрузился в компьютерный мир и не видел для себя другой жизни. Он пообещал, что с ним ничего подобного не случится - он не такой… А теперь вот история с Белкой. Неужели Никотиныч прав, это был глюк, вызванный наркотиком и пивом? Но он своими глазами видел её голое тело, рубец на шее, прикасался к прохладной коже на её плече. Слишком уж реальный глюк! В пальцах появилось неприятное жжение. Лобстер подумал, что оно вызвано воспоминаниями о мёртвой девушке. Ведь он прикасался к Белке, когда она уже была мертва, когда невидимые бактерии уже начали разлагать её тело изнутри, съедать клетки. Примерно так же вирус разлагает компьютерную программу на сегменты, уничтожая её. Что будет с телом Белки через два дня? И где она сейчас? А может, наболтавшись по телефону со своей подругой, спит в своей кроватке и посмеивается над ним, лохастым Лобстером, во сне? Заглючила парнишку капельками! Или сказывается дурная отцовская наследственность и он потихоньку начал сходить с ума? Как он мечтал иногда хоть одним глазком взглянуть на своего беспутного папашу!
Лобстер соскочил с кровати, побежал в ванную. Мыл руки с бактерицидным мылом, скоблил, драил мягкой щёткой. Вытер полотенцем. Посмотрел на себя в зеркало, высунул язык. На языке был желтоватый налёт. Наверное, от пива. Прав был Никотиныч - завтра он не сможет работать… К чёрту всё, забыть!
Вернулся в постель. Постарался больше не думать ни о чём и скоро заснул.
Лобстер открыл глаза и посмотрел на напольные часы в углу кабинета. Тяжёлый маятник за стеклом медленно покачивался взад-вперёд. Было двадцать семь двенадцатого.
- Блин! - Он скинул с себя одеяло, побежал в туалет.
На кухонном столе лежала записка: "Олежек, на плите шницели и овощи. Обязательно позавтракай! На улице холодно - одевайся потеплей. Свитер на кресле в гостиной. Лучше всего, если ты останешься. Вечером сходим куда-нибудь. Мама".
Да, как же, останется он! Ему ещё не было семнадцати, когда он ушёл из этого дома. Объявил матери, что хочет жить своим умом и на свои деньги. Деньги к тому времени у него были. Не очень большие, конечно, но на съёмную квартиру и маленькие радости хватало. Радости у него какие? Сидюк купить да "железо" обновить.
Лобстер снял телефонную трубку, набрал номер.
- Ну что, проспался? - насмешливо просил Никотиныч.
- Ты извини, старичок. - Лобстер взял из вазы кисть винограда, стал её ощипывать ртом. - Сможешь сегодня без меня обойтись? А завтра - как штык!
- Ладно, обойдусь, - согласился Никотиныч.
- Ты пока криптографические ключи закачай. У тебя там на столике сидюшка с "кирпичом".
- С каким ещё кирпичом? - не понял Никотиныч.
- Знак такой дорожный на обложке - "Въезд запрещён". На диске - 56-разрядные ключи.
- Лобстер, ты можешь хоть что-нибудь по-русски объяснить? - рассердился Никотиныч.
- Я и так по-русски, - вздохнул Лобстер. Дал же Бог напарничка! - 56-разрядный стандарт используется в банках… с вареньем. Варенье будем кушать, понял?
- Теперь понял. Да, "чайник" я, Лобстер, извини, - сказал Никотиныч.
Лобстер положил трубку, подошёл к плите, поднял крышку со сковороды. Шницелей не хотелось. Он вспомнил про конверт в кармане куртки, про вчерашний разговор с матерью… Вернулся с кистью винограда в кабинет.
Лобстер сел на пол перед секретером, где мать хранила документы, выдвинул ящик, стал перебирать бумаги. Ага, вот оно! Свидетельство о смерти Ипатьевой Анны Григорьевны такого-то года рождения. Бабушка умерла двенадцать лет назад. Он ещё помнил тепло её морщинистых рук, шёлковый абажур с кистями в комнате, оладьи со сметаной, катанье с ледяной горки на портфелях во дворе. Он обморозил пальцы, потому что потерял варежки в школе, и бабушка ласково дула на них, приговаривая: "У кошки боли, у собаки боли, а у Олежки заживи!" Сами собой пальцы не зажили, и бабушка повела его к хирургу, который срезал омертвевшую кожу.
Он жил тогда у неё - матери было некогда заниматься сыном, после ухода отца она пыталась наладить личную жизнь. Напольные часы, которые стоят сейчас в кабинете, били пять раз, и они садились обедать за большой кухонный стол с массивными резными ножками - так было заведено в доме со старых времён - ровно в пять. А после обеда он за пятнадцать минут делал домашние задания и высыпал на пол детали конструкторов. Конструкторов у него было много, разных. Он смешивал детали от разных наборов в кучу и всегда собирал то, что не было изображено на картинках в инструкции. Сам придумывал монстров и космические корабли. Злился, что детали не подходят друг к другу. В десять лет бабушка купила ему первую игровую приставку…
Потом мать вдруг опомнилась, забрала его к себе. К тому времени она отказалась от идеи создать новую семью, найти ему достойного "папашу". Она серьёзно занялась бизнесом. Он уже был достаточно взрослым и дичился её. Мать пыталась дать ему то, что он недополучил в раннем детстве, хотела привязать к себе сына. В конце концов, он убежал из-под её чрезмерной опеки. Рано почувствовал самостоятельность, сконструировал своё будущее сам, без чужих инструкций… Кроме напольных часов в наследство от бабушки им досталось столовое серебро. Он помнил: две большие, обитые чёрным бархатом коробки с серебром стояли в буфете, бабушка доставала их, перебирала вилки, ложки и ножи, приговаривая: "Женишься на девице без приданого, будет чем пустую кашу есть". А квартиру бабушкину после смерти разменяли…
Лобстер сунул свидетельство в карман, задвинул ящик. Пора было ехать.
В Интернет-кафе в этот час было малолюдно, но киберпанк Гоша - рано поседевший мужик с небольшим красно-жёлтым ирокезом на голове - уже тусовался среди молодёжи - учил жизни. Лобстер подошёл к нему:
- Можно тебя на минутку?
Они отошли в сторону.
- Ты Белку знаешь, которая в нашем чате сидит?
- Знаю, - криво усмехнулся Гоша.
"Чему усмехается? Она с ним тоже спала? Конечно, спала, а как иначе!" - неприязненно подумал Лобстер.
- Может, ты другую знаешь? Их тут много, как в лесу. - Лобстер стал описывать внешность девушки, но Гоша его перебил:
- Сказал - знаю! Что, кинули тебя? Вот, Лобстрюша, была бы шея - топор найдётся. Если адрес надо, не дам! Сам понимаешь - информация огласке не подлежит.
- Позарез нужно! Она у меня шестьсот баксов стырила! - соврал Лобстер.
- Всего-то! Я думал - честь украла. - У киберпанка явно было шутливое настроение. - Ты проститутке сколько за сеанс платишь? А у нас не проститутки - девушки хорошие.
- Если не скажешь, я в милицию пойду! - предупредил Лобстер. Гоша посерьёзнел.
- К ментам ты не пойдёшь - сам виноват. Ладно, Слободчикова Маша. Адрес по справочной узнаешь. Только учти - я тебе ничего не говорил. Знаешь, сколько баб этим делом промышляет? Целая мафия!
- Устроили из Интернета притон! - вздохнул Лобстер.
- За что боролись, на то и напоролись. Лично я в стране сексуальную революцию не делал, - насмешливо ответил киберпанк.
Фамилия - это уже хорошо. Лобстер протянул Гоше купюру и сел к свободному терминалу. Он надеялся, что Белка уже объявилась в чате.
Бегая по строкам чата в поисках Белки, Лобстер прислушивался к разговорам за спиной… Удивлялся тому, что некоторых слов из разговоров "юных компьютерных гениев" понять не может. Перестав общаться с юзерами, окунувшись в работу над взломными программами, он отстал от жизни. И прошло-то всего два года! Сленг менялся, как хамелеон. Всё правильно: компьютерные технологии развиваются с космической скоростью, машины устаревают, не успев появиться на рынке, а вместе с ними развивается и устаревает хакерский язык. Непосвящённому знать не надо, а посвящённый поймёт. Главное - солидная языковая база, а она-то у Лобстера была. Потусуется немного и въедет!
Белок в чате не наблюдалось, и скоро Лобстер покинул Интернет-кафе. Он поехал в адресный стол.
- Вам кого? - раздался женский голос из-за двери.
- Мне Белку, - сказал Лобстер.