- Он был ужасно пьян, - простодушно сказала она. Уэксфорд возблагодарил господа за то, что отправил Бэрдена на другое задание. - Мы просидели около часа. Потом он протрезвел и пошел к Которну за своей машиной, а я отогнала "альпин" домой. Было уже около часа ночи. Руперт спал. Он терпеть не может, когда его будят, и я оставила записку, сообщив, куда еду. Потом вспомнила о Рэе и приписала, чтобы Руперт сходил к Гроверу и узнал, все ли с ним в порядке. У меня были дурные предчувствия.
- Где вы ее оставили?
- Что?
- Записку.
- А, записку! Я написала ее на большом листе плотной бумаги и прислонила его к груде газет на кухонном столе. Наверное, она потерялась.
- Он ее выбросил. Пробки перегорели, и впотьмах он выбросил ее вместе с газетами. Он думал, что мы пришлем к нему уборщицу, - Уэксфорд помолчал. - Но мы сочли это ниже своего достоинства. Наверное, надо быть проще.
- Да, это поубавило бы хлопот, - сказала Анита Марголис и вдруг расхохоталась, раскачиваясь на столе так, что стеклянная фигурка опасно затряслась. - Это очень похоже на Ру. Он думает, что мир должен предоставить ему полчище рабов. - Внезапно она вспомнила, что речь идет о весьма печальном предмете, и сразу посерьезнела. - Я встретила Дикки на Хай-стрит, и мы сразу поехали в лондонский аэропорт.
- Почему вы сменили верхнюю одежду?
- Сменила? Правда?
- То, что сейчас на вас, нашли на пассажирском сиденье вашей машины.
- Да, припоминаю. Шел сильный дождь, и я надела красный плащ. Понимаете, у Дикки очень шумная машина, а мне не хотелось тревожить Руперта, поэтому я договорилась с Дикки встретиться на Хай-стрит. - Она лукаво посмотрела на Уэксфорда. - Вы когда-нибудь сидели в машине три часа подряд в насквозь промокшей шубе?
- Пожалуй, не доводилось.
- Это как в поговорке про крысу-утопленницу.
- Полагаю, что тогда же вы захватили и паспорт.
Она кивнула, и Уэксфорд с легким раздражением спросил:
- Вы даже не считаете нужным присылать открытки, мисс Марголис?
- О, зовите меня просто Энн. Все так делают. А что касается открытки, я бы ее отправила, кабы отдых был мне в радость. Но там был Дикки, и я тратила миллионы этих поганых жалких лир! Мне их все время не хватало. Бедный Ру! Я подумываю завтра вытащить его в Ибизу. Он столько натерпелся, и, к тому же, здесь я не могу носить свои замечательные новые наряды.
Она легко соскользнула со стола, и Уэксфорд с большим опозданием увидел, как ее пятнистая шубка задела хрупкую статуэтку. Мисс Марголис рванулась, чтобы подхватить падающую вещицу, но та со звоном разбилась о ножку стола.
- О, боже, я ужасно виновата, - сказала Энн. Она смущенно подобрала с десяток самых крупных осколков. - Какая жалость!
- Она мне никогда не нравилась, - ответил Уэксфорд. - Последний вопрос, и можете идти. Вы когда-нибудь пользовались той зажигалкой?
- Какой зажигалкой?
- Золотой, подаренной Энн, огоньку чьей-то жизни.
Она задумчиво склонила голову, и волосы тяжелыми полумесяцами упали ей на щеки.
- Зажигалка, которую я когда-то показывала Алану Кэркпатрику?
Уэксфорд кивнул.
- Она никогда не была моей. Это зажигалка Рэя.
- Он ремонтировал машину и случайно оставил ее?
- М-м… Я возвратила ее на другой день. Признаюсь, я дала Кэркпатрику понять, что зажигалка моя, - она пошевелила пальцами, торчавшими из золотистых босоножек, и принялась растирать осколки по ковру. - Он очень ревнивый, его так и хочется подразнить. Вы видели его машину? Он хотел катать меня в ней! За кого он меня принимал, интересно? За участницу парада лорда-мэра? Боюсь, что я - любительница подразнить людей.
- Нас вы уж точно подразнили, - сердито ответил Уэксфорд.
Он отодвинул в сторону прошение об отставке вместе с ворохом других бумаг. Оно все еще не было распечатано - плотный белый конверт с четко выведенным на нем именем старшего инспектора. Дрейтон использовал дорогую бумагу и писал чернилами, а не шариковой ручкой. Уэксфорд знал, что констебль любит хорошие вещи. Но любовь к красоте может быть чрезмерной, опьяняющей, лишающей свободы.
Уэксфорду казалось, что он понимает Дрейтона, но это не помешало бы ему удовлетворить прошение об отставке. Он возблагодарил господа за то, что истина выяснилась вовремя. Еще день, и он предложил бы констеблю сходить в чичестерский театр в обществе Шейлы и ее друзей.
После ухода Аниты Марголис в комнате остался аромат ее духов, Chant d'Aromes, который Уэксфорд узнавал без всякого лабораторного анализа. То был запах легкомыслия, расточительства и равнодушия - вполне под стать натуре этой девицы. Уэксфорд распахнул окно, чтобы дух выветрился до начала собеседования.
Дрейтон пришел за пять минут до назначенного времени и застал Уэксфорда на полу собирающим осколки. Но такое положение начальника не дало молодому человеку никаких преимуществ. Уэксфорд считал, что даже работа уборщицы предпочтительнее пустого хождения из угла в угол. Да еще из-за того, что какой-то зеленый констебль выставил тебя дураком.
- Как я понимаю, вы подали в отставку, - сказал он. - Я думаю, это самое мудрое решение.
Лицо Дрейтона почти не изменилось, разве что, возможно, чуть побледнело. На щеках виднелись красные пятна, но ногти Линды оказались слишком короткими и не прорвали кожу. Уэксфорд ожидал увидеть замешательство или вызов, но ничего подобного не было. Взрыв долго сдерживаемых чувств тоже не удивил бы его. Возможно, этот взрыв еще впереди. Но сейчас Дрейтон держал себя в руках, да так крепко, что выглядел совершенно спокойным.
- Слушайте, Дрейтон, - сказал Уэксфорд, - никто не думает, будто вы действительно что-то обещали этой девушке. Я знаю, вы на такое не способны. Но в общем и целом это… дурно пахнет.
Ответом ему была тусклая улыбка. Вполне под стать шутке.
- Пахнет продажностью, - сказал Дрейтон. Его голос был еще холоднее, чем улыбка. В кабинете все еще витал дух французских духов, похожий на аромат букета, который ставят на стол судей, чтобы уберечь их от порчи.
- К сожалению, все мы должны быть безупречны.
Что тут еще сказать? Уэксфорд вспомнил заготовленную заранее напыщенную проповедь, и ему стало тошно.
- Боже мой, Марк! - вскричал он, обходя вокруг стола и останавливаясь перед Дрейтоном. - Почему вы не могли внять моим намекам и оставить ее, когда я предупреждал? Вы ее знаете. Она же разговаривала с вами. Или вы не смогли сложить два и два? Алиби, которое она обеспечила Кэркпатрику, на самом деле было алиби для нее самой! Она видела его в восемь, а не в девять тридцать.
Дрейтон кивнул, его губы сжались. Под ногами Уэксфорда захрустели осколки.
- Она ехала к Руби, когда видела его. Энсти был с ней, только Кэркпатрик не заметил этого. Гровер сказал, что она ходила в магазин во вторник днем. На самом деле днем она ходила стирать белье.
- Я начинал догадываться, - прошептал Дрейтон.
- И не сказали ни слова?
- У меня просто было ощущение неловкости, будто что-то не так.
Уэксфорд стиснул зубы. Он задыхался от злости. Во многом он был виноват сам: не одобряя любовных похождений Дрейтона, старший инспектор, тем не менее, романтизировал его и тайно восхищался им.
- Вы околачивались у Гроверов бог знает, сколько, и все это время тело лежало в гараже. Вы знали ее, знали слишком хорошо, - он повысил голос, надеясь разбудить чувства Дрейтона. - Разве не естественно полюбопытствовать, с кем она дружила до вас? У них целый месяц жил человек, невысокий и темноволосый, который исчез в ночь убийства. Разве вы не могли сообщить об этом нам?
- Я не знал, - сказал Дрейтон. - Я не хотел знать.
- Вы обязаны хотеть знать, Марк, - устало сказал Уэксфорд. - Это первое правило игры.
Он забыл, что значит быть влюбленным, но вспомнил освещенное окно, смотревшую из него девушку и стоявшего за ней в темноте мужчину. С болью в сердце он понял, что страсть и печаль могли сосуществовать, ломать человека и в то же время не оставлять никакой печати на лице. У старшего инспектора не было сына, но время от времени каждый мужчина чувствует себя отцом другого мужчины.
- Я бы на вашем месте уехал отсюда. Вам нет нужды появляться в суде. Все забудется, поверьте.
- Как она это сделала? - тихо спросил Дрейтон.
- Энсти прижал нож к ее горлу, надеясь, что страсть и его собственная неотразимость заставят ее молчать. Но не вышло. Линда вырвала у Энсти нож и пронзила ему легкое.
- Он был мертв, когда они вернулись домой?
- Не знаю. Думаю, она тоже не знает. Вероятно, это останется тайной. Линда бросила его в машине и поднялась наверх, к отцу. На другой день она не смогла пойти в гараж, и я ее понимаю. Отцу машина понадобилась бы еще нескоро, значит, и Энсти нашли бы не сразу. А Линда надеялась на чудо. Думаю, этим чудом она считала вас. Вы должны были помочь ей спрятать тело. Но мы опередили ее.
- Она уже приготовила для меня ключи от машины, - Дрейтон потупил взор и почти шептал.
- Приди мы получасом раньше, все было бы иначе, Дрейтон.
Констебль вскинул голову.
- Я никогда не поступил бы так.
- Даже если бы это привело к разрыву? Нет, я уверен, не поступили бы, - Уэксфорд откашлялся. - Что вы намерены делать теперь?
- Я не пропаду, - сказал Дрейтон. Он шагнул к двери. Осколок хрустнул под его ногой. - Вы разбили свое украшение. - Вежливо проговорил бывший констебль. - Мне очень жаль.
В коридоре он надел свое байковое пальто и накинул капюшон, став похожим на средневекового оруженосца, потерявшего меч и решившего, что крестовый поход - пустая трата времени. Он пожелал доброй ночи сержанту Кэму, который знал лишь, что Дрейтон угодил в какую-то переделку, потом вышел в дождь и отправился к своему жилищу. Он мог бы обойти лавку Гровера стороной, сделав небольшой крюк, но не захотел. Дом был погружен во мрак, словно его бросили, и булыжники на дорожке напоминали мокрый пол пещеры.
Дональд Уэстлейк
Блаженны скудоумные
Глава 1
В пятницу 19 мая я получил свое сполна. С утра какой-то однорукий гад в парикмахерской на Западной двадцать третьей улице впарил мне поддельный лотерейный билет, а вечером мне домой позвонил некий стряпчий и сообщил, будто бы после смерти моего дядюшки Мэтта я унаследовал триста семнадцать тысяч долларов. Разумеется, я сроду не слыхал ни о каком дядюшке Мэтте.
Едва стряпчий повесил трубку, я тотчас позвонил в Куинс своему дружку Райли, который служит в отделе борьбы с мошенничеством.
- Это я, - сообщил я ему. - Фред Фитч.
- Ну, что с тобой сотворили на этот раз, Фред? - с тяжким вздохом спросил Райли.
- Две пакости, - отвечал я. - Одну - утром, а другую - только что.
- Да? Ну, тогда берегись. Моя бабка не уставала повторять, что беды всегда ходят тройками. Будь начеку.
- О, господи! - вскричал я. - Клиффорд!
- Что такое?
- Я тебе перезвоню, - ответил я. - Похоже, меня только что посетила и третья.
Я бросил трубку, сбежал вниз по лестнице и позвонил в квартиру мистера Гранта. Он самолично открыл мне дверь. Подбородок его оттеняла засунутая за воротник салфетка, а в руке мистер Грант держал вилку с насаженной на нее крошечной кривой креветкой, облик которой был вполне под стать наружности моего соседа: мистер Грант и сам был маленьким, кротким креветкоподобным человечком с плешью, в очках в стальной оправе. Трудился он в какой-то бруклинской средней школе, где преподавал историю. Примерно раз в месяц мы встречались с ним у почтовых ящиков и обменивались ничего не значащими замечаниями. Собственно, к этому и сводилось все наше общение.
- Прошу прощения, мистер Грант, - сказал я. - Понимаю, время нынче обеденное, но скажите, нет ли у вас, часом, соседа по комнате, которого зовут Клиффорд?
Грант побледнел; рука с вилкой и креветкой повисла, будто плеть. Он медленно захлопал глазами.
Я сознавал, что дело безнадежное, но, тем не менее, продолжал:
- Миловидный, приятный в обращении парень примерно моих лет, подстрижен под "ежик", в белой рубахе с расстегнутым воротом, темных свободных брюках, на шее - галстук с ослабленным узлом.
За годы вынужденных упражнений я весьма понаторел в составлении кратких, но емких словесных портретов. Увы. Я мог бы продолжить, сообщив соседу приблизительные данные о росте и весе Клиффорда, но сомневаюсь, что в этом была необходимость.
И верно: необходимости не было. Вяло взяв навскидку вилку с креветкой, мистер Грант промямлил:
- Я-то думал, он - ваш сосед…
- Он сказал, что получил посылку НП.
Мистер Грант кивнул с видом страдальца.
- Мне он заявил то же самое.
- А в доме не набралось достаточной суммы.
- Даже после того, как он одолжился у Уилкинса со второго этажа.
Я кивнул.
- В левой руке он держал комок смятых бумажных денег.
Мистер Грант сделал глотательное движение.
- Я ссудил его пятнадцатью долларами.
Я тоже сглотнул.
- А я - двадцатью.
Мистер Грант взглянул на креветку, словно силясь вспомнить, чьими стараниями она очутилась на вилке.
- Полагаю, - задумчиво молвил он. - Полагаю, нам следовало бы… голос его совсем ослаб.
- Идемте, потолкуем с Уилкинсом, - предложил я.
- Что ж, пожалуй, - со вздохом согласился Грант и вышел в коридор, тщательно прикрыв за собой дверь квартиры. Мы поднялись на второй этаж.
В этом квартале Западной девятнадцатой улицы стояли почти исключительно трех- и четырехэтажные дома без лифтов, но зато с каминами и садиками. В квартирах были высоченные потолки. Ума не приложу, как этому району столько лет удавалось избегать знакомства с бабками рабочих по сносу зданий. В нашем доме мистер Грант занимал первый этаж, на втором проживал отставной военный летчик по имени Уилкинс, а я обретался на третьем. Все мы жили бобылями, были людьми тихими и малоподвижными и не очень любили шум. Мне стукнуло 31, и я был младшим из нашей троицы, а старшенствовал у нас Уилкинс.
Мы добрались до его двери, позвонили и стали ждать, состроив скорбно-растерянные мины, издревле присущие всем дурным вестникам.
Вскоре дверь открылась, и перед нами предстал Уилкинс - ни дать ни взять редактор отдела писем "На склоне лет", облаченный в синюю рубаху с красными нарукавниками; зеленый солнцезащитный козырек был сдвинут на лоб. В заляпанной чернилами руке Уилкинс держал древнюю самописку. Посмотрев на меня, потом на мистера Гранта, на его вилку, на его креветку и, наконец, опять на меня, он спросил:
- Хм?
- Извините, сэр, - сказал я. - Не заходил ли к вам нынче пополудни человек по имени Клиффорд?
- Ваш сосед по комнате, - Уилкинс ткнул в мою сторону самопиской. - Занял у меня семь долларов.
Мистер Грант застонал. Мы с Уилкинсом, как один, взглянули на его креветку, словно стенания исходили от нее. Я сказал:
- Сэр, этот Клиффорд, или как там его, никогда не был моим соседом по комнате.
- Хм?
- Он мошенник, сэр.
- Хм? - Уилкинс прищурился, словно смотрел не на меня, а обозревал залитое полуденным солнцем техасское раздолье.
- Мошенник, - повторил я. - Кидала. От слова "кидать", или обманывать. Это разновидность жулика.
- Жулика?
- Да, сэр. Кидала - это человек, который умеет убедительно врать, и в награду за такое умение вы отдаете ему свои денежки.
Уилкинс задрал голову и уставился в потолок, словно хотел проникнуть взором в мое жилище и убедиться, что по нему не расхаживает Клиффорд в рубахе с коротким рукавом, тихо и безмятежно вкушая от радостей сожительства со мной. Не сумев разглядеть никакого Клиффорда (а возможно, и пробуравить взглядом потолок - уж и не знаю, в чем именно он потерпел неудачу), Уилкинс удовольствовался созерцанием моей особы и спросил:
- А как же посылка? Разве ее принесли не ему?
- Никакой посылки не было, сэр, - объяснил я. - В этом и заключалось мошенничество. Он соврал вам, будто получил посылку НП, и ему…
- Совершенно верно, - Уилкинс наставил на меня самописку, разбрызгав немного чернил. - Оно самое: НП. Наложенным платежом.
- Но на самом деле никакой посылки не было, - твердил я свое. - Он соврал, чтобы вытянуть из вас деньги.
- Не было посылки? Не ваш сосед?
- То-то и оно, сэр.
- Черт возьми! - вскричал Уилкинс, мгновенно приходя в ярость. - Стало быть, этот человек - грязный обманщик!
- Да, сэр.
- Где он? - сердито вопросил Уилкинс, приподнимаясь на цыпочки и выглядывая из-за моего плеча.
- Должно быть, за много миль отсюда, - ответил я.
- Правильно ли я вас понял? - спросил Уилкинс, злобно зыркнув на меня. - Вы даже не знаете этого человека?
- Совершенно верно, - ответил я.
- Но ведь он пришел из вашей квартиры.
- Да, сэр. Он только что выклянчил у меня двадцать долларов.
- А я дал ему пятнадцать, - вставил мистер Грант, который выглядел куда несчастнее своей креветки.
- Так вы думали, будто он - ваш сосед? - спросил меня Уилкинс. - Это же бессмыслица.
- Нет, сэр, не думал. Он представился мне как сосед мистера Гранта.
Уилкинс метнул на Гранта суровый взгляд.
- Так он - ваш сосед?
- Разумеется, нет! - жалобно воскликнул мистер Грант. - Я и сам выложил ему пятнадцать долларов!
Уилкинс кивнул.
- Понятно, - сказал он и задумчиво добавил:
- По-моему, нам следует обратиться к властям.
- Мы как раз собирались, - сообщил я ему. - Позвоню, пожалуй, своему приятелю из ОБМ.
Уилкинс опять с прищуром взглянул на меня из-под козырька.
- Прошу прощения?
- Это полицейское подразделение, которое занимается ловлей мошенников.
- И в этом учреждении служит ваш друг?
- Мы познакомились на деловой почве, но за эти годы успели подружиться, - пояснил я.
- Тогда - всенепременно! - решительно сказал Уилкинс. - Я не припомню случая, когда от подачи официального заявления был бы какой-то прок, так что звоните своему другу.
Итак, мы всем кагалом отправились ко мне. Уилкинс по-прежнему был в солнцезащитном козырьке и с самопиской в руке, а мистер Грант - в салфетке и с креветкой на вилке. Я предложил им присесть, но оба предпочли остаться на ногах. Я снова позвонил Райли. Едва услышав мое имя, он воскликнул:
- Кидала Клиффорд!
- Что?
- Кидала Клиффорд, - повторил Райли. - Поначалу я не врубился и спохватился, лишь когда ты положил трубку. Ведь это был он, верно?
- Похоже на то, - ответил я.
- Новый сосед соседа.
- С посылкой НП.
- Да, он самый, - сказал Райли, и я представил себе, как он кивает телефонному аппарату. У Райли большая голова с копной жестких черных волос и пышные усы того же цвета. Кивает он всегда так рассудительно и с таким значительным видом, что невольно проникаешься убеждением: в этой голове рождаются одни лишь непререкаемые истины. Иногда мне кажется, что Райли преуспел в борьбе с мошенничеством только благодаря мошеннической жилке в собственной душе.