- Вроде бы. Вы обо всем этом с ее соседкой по комнате поговорите. Долли Лэнг - девушка хорошая, честная, она вам всю правду расскажет, ничего не утаит. У нее своя точка зрения.
- А сейчас Долли дома?
- Кажется, да. Позвонить ей?
Миссис Донкастер хотела было встать, но я ее опередил:
- Одну минуту. Немного погодя, если можно. Какая же у Долли точка зрения?
- Это уж пускай она вам сама рассказывает. - Старуха заколебалась. - Насчет Фебы мы с Долли кое в чем расходимся.
- В чем же?
- Долли считает, что Феба собиралась вернуться, а я так не думаю. Собиралась бы - вернулась. А раз не вернулась, значит, не хотела. Мисс Уичерли - особа капризная. Ей, видите ли, условия наши не нравились, распорядок. Ей свободу да веселье подавай.
- Она что же, вслух об этом говорила?
- Говорить, может, и не говорила, но я-то сразу поняла, с кем дело имею. Только вселилась - первым же делом мои занавески сняла и свои повесила. Даже разрешения не спросила.
- Погодите, но раз Феба повесила занавески, значит, никуда убегать отсюда она в ближайшее время не собиралась. Так ведь получается.
- Это у вас так получается, а у меня совсем иначе. Просто, по-моему, у этой богачки ветер в голове, вот и все! Ей же на всех, кроме себя, наплевать. Кукла балованная!
Наступило неловкое молчание. На лице миссис Донкастер изобразилось смятение, складки на подбородке расправились, а полные раскаяния и даже страха глаза встретились с глазами улыбающегося усатого мужчины на портрете.
- Простите, - сказал она, обращаясь к портрету, а не ко мне. - Я так расстроена, что говорю бог весть что. - Она встала и направилась к двери. - Я сейчас приведу сюда Долли.
- Не беспокойтесь, я сам к ней подымусь. Мне все равно хотелось осмотреть комнату. Какой номер?
- Седьмой, на втором этаже. - Ее тучная фигура застыла в узком дверном проеме.
- Вы все мне рассказали про Фебу? - допытывался я. - Про ее увлечения, например, вам ничего не известно?
- Откуда мне знать про ее амуры? Она мне не докладывала. - Челюсть старухи в этот момент была похожа на захлопнувшуюся мышеловку. Отзывчивая особа, ничего не скажешь.
По внешней лестнице я поднялся на второй этаж. За дверью под номером "семь" стрекотала пишущая машинка. Я постучал.
- Войдите, - послышался усталый женский голос.
У зашторенного окна, за письменным столом, на котором стояла зажженная лампа, в большом, с чужого плеча белом свитере из искусственной шерсти и в широких синих брюках сидела, обхватив коленями ножку стула, маленькая, нескладная, коротко стриженная девица, очень смахивающая на кролика. В глазах у нее застыло нечто, отдаленно напоминающее мысль.
- Мисс Лэнг, мне хотелось бы с вами поговорить. Вы сейчас очень заняты?
- Не то слово, - ответила девица, даже не пошевелившись. Затем, с безысходным видом дернув себя за челку, она изобразила на лице кривую улыбочку: - Сегодня в три часа дня я должна сдавать курсовую по социологии, от нее зависит моя оценка в полугодии, а у меня совершенно голова не работает. Вы что-нибудь знаете о причинах детской преступности?
- О детской преступности я знаю столько, что мог бы целую книгу написать.
Она просияла:
- Что вы говорите! Так вы социолог?
- Почти. Я - сыщик.
- Потрясающе. Может, тогда вы мне подскажете: кто больше виноват в детской преступности - сами дети или родители? А то у меня совершенно голова не работает.
- Это я уже слышал.
- Правда? Извините. Так кто же все-таки виноват - родители или дети?
- Если честно, то, по-моему, ни те, ни другие. Вообще, пора бы нам перестать обвинять друг друга. Когда дети обвиняют родителей во всех своих бедах, а родители - детей во всех их грехах, отношения между ними лучше не становятся. Надо не других винить, а к себе повнимательней присматриваться.
- Здорово! - одобрила она. - Как бы теперь это записать, чтобы звучало нормально? - Она оттопырила нижнюю губу. - "Деструктивное поведение внутри семейной ячейки…" Что скажете?
- Ужас! Терпеть не могу научного жаргона. Впрочем, мисс Лэнг, я пришел к вам не для того, чтобы на социологические темы беседовать. Я к вам по поручению мистера Уичерли…
Тут губки девушки сложились в кружочек, кожа на лице приобрела какой-то землистый оттенок, а изо рта вырвалось непроизвольное "Ой!". Она постарела на глазах.
- Неудивительно, что я никак не могу сосредоточиться, - сказала она наконец. - Надо же быть такой дурой - сбежала, никого не предупредив! Уже два месяца в себя прийти не могу. Ночью в холодном поту просыпаюсь. Как подумаю, что с ней могло случиться, - страшно становится.
- И что же, по-вашему, с ней могло случиться?
- Лучше не думать. Ночью ведь всегда самые нехорошие мысли в голову лезут. Вспомните пьесу Элиота про Суини. Мы ее по английской литературе недавно проходили: "Девушку каждый должен убить".
Долли покосилась на меня с таким видом, словно я и есть Суини, который пришел ее убить. Потом, расцепив ноги, "завязанные узлом" вокруг ножки стула, она вскочила, маленьким бело-синим мячиком прокатилась по комнате, уселась с ногами, спиной к стене, на кушетку, уперлась подбородком в колени и уставилась на меня. В ее зрачках настольная лампа отражалась начищенными медяками.
- У вас есть основания думать, что ее убили? - спросил я, повернувшись к ней вместе со стулом и загородив лампу.
- Нет, - ответила она писклявым голоском. - Просто мне очень за нее страшно. Миссис Донкастер да и все остальные считают, что Феба сбежала. Я тоже одно время так думала. А теперь мне кажется, что она собиралась вернуться. Я даже в этом уверена.
- Почему?
- По многим причинам. Во-первых, она захватила с собой только легкую сумку с одной сменой белья.
- Она хотела провести выходные в Сан-Франциско?
- По-моему, да. Во всяком случае, перед отъездом Феба сказала мне, что мы увидимся в понедельник: у нее в девять утра было занятие, на котором она собиралась присутствовать.
- Феба была с вами откровенна, мисс Лэнг?
Долли утвердительно кивнула головой, угодив подбородком в колено. В черных зрачках опять вспыхнул желтый огонек от настольной лампы.
- Я Фебу знаю совсем недавно, она же приехала только в сентябре. Но мы с ней сошлись быстро. Соображала она хорошо и иногда мне помогала. Она ведь на последнем курсе училась. - Опять прошедшее время! - А я только на втором. Кроме того, в нашей судьбе много общего.
- Расскажите.
- У нас обеих родители разошлись. Про ситуацию в своей семье рассказывать не буду - это к делу не относится, а у Фебы дома обстановка была ужасной: отец с матерью ссорились постоянно, пока наконец прошлым летом не развелись. Феба очень из-за развода расстраивалась, говорила, что теперь у нее нет дома.
- А на чьей она была стороне?
- На стороне отца. Ее мать, насколько я поняла, вышла за него замуж из-за денег. Впрочем, Феба говорила, что они оба хороши - ведут себя, как дети. - Она осеклась. - Опять я про родителей и детей. Вам, наверно, надоело, мистер… Вы, кажется, не назвались.
Я назвался.
- Она часто говорила о матери?
- Практически никогда.
- А мать с ней поддерживала связь?
- Мне, во всяком случае, об этом ничего не известно. Вряд ли.
- Феба знала, где в настоящее время живет ее мать?
- Если и знала, то мне об этом ничего не говорила.
- Значит, нет никаких оснований считать, что в данный момент она живет у матери?
- Маловероятно. Она ведь на мать злилась. И было за что.
- Она когда-нибудь говорила вам, почему?
- Напрямую - никогда, - Долли опять выпятила губу, словно подыскивала нужное слово. - Скорее, намекала. Как-то ночью мы разговорились по душам, и Феба рассказала мне про какие-то анонимные письма. Первый раз они пришли за год до развода, когда Феба приехала из Стэнфорда домой на пасхальные каникулы. Она вскрыла одно из них и прочла какие-то гадости про свою мать.
- Что именно?
- В письме говорилось, что она изменяет своему мужу, - выпалила Долли. - Причем, насколько я понимаю, Феба автору письма поверила. Еще она почему-то сказала, что в этих письмах виновата она сама и что из-за них, по сути дела, разошлись родители.
- Не значит ли это, что она их и написала?
- Едва ли. Я не поняла, что она хотела этим сказать, и стала допытываться, но наш разговор явно действовал ей на нервы, а наутро, когда я заговорила на ту же тему, Феба сделала вид, что она вообще мне ничего не рассказывала. - На лице Долли появилось какое-то загадочное выражение. - Напрасно, наверно, я все это вам говорю.
- Мне, кроме вас, Долли, не к кому обратиться. Скажите, когда произошел этот разговор?
- За неделю до ее исчезновения. В тот же вечер, помню, она рассказала мне, что ее отец собирается в плаванье.
- И как же Феба отнеслась к его планам?
- Хуже некуда. Она ведь сама хотела уехать - только не с ним.
- Не понимаю.
- Чего ж тут непонятного? Она собиралась сесть на пароход и уплыть в Китай. Одна, без него. Но наверняка никуда не поехала.
- Откуда вы знаете?
- Сначала она решила закончить колледж. Ей очень хотелось получить диплом, найти работу, встать на ноги и ни от кого не зависеть.
- И в первую очередь от отца?
- Да. И потом, неужели вы думаете, что молоденькая девушка отправится в далекое путешествие, не захватив с собой туалеты: вечерние платья, свитера, горы обуви, сумки, куртки. Даже роскошное светлое пальто с бобровым воротником - и то не взяла, а ведь ему цены нет!
- Где оно?
- В подвале, вместе с другими ее вещами. Я их туда относить не хотела, это миссис Донкастер настояла. - Долли заерзала на кушетке, садясь поудобнее. - Свинство, конечно, но что я-то могла поделать? Платить за двоих мне не по карману. Пришлось искать себе другую соседку. К тому же миссис Донкастер в конце концов убедила меня, что Феба попросту отправилась с отцом в плавание. Я и сама до вчерашнего дня так думала.
- Почему миссис Донкастер так решила?
- Что значит "почему"? - Девушка замялась. - Пришло в голову, и все тут.
- Не могла же ей эта идея просто так прийти в голову?
- Видите ли, - начала Долли, помолчав с минуту, - миссис Донкастер очень хотелось, чтобы Феба… - Девушка осеклась. - Поймите меня правильно…
- …чтобы Феба не вернулась?
- Да… Зла она ей, разумеется, не желала, но была очень рада, что Феба исчезла. Она надеялась, что девушка уехала навсегда, и все время твердила мне, что в самое ближайшее время Феба обязательно даст о себе знать. Пришлет письмо откуда-нибудь из Новой Зеландии или из Гонконга с просьбой прислать свои вещи. Но такого письма, как видите, до сих пор нет.
- Не понимаю, чем все-таки руководствуется миссис Донкастер? Ей что же, просто не нравится ваша соседка?
- Да она ее на дух не переносит. Впрочем, против Фебы лично она ничего не имеет. Я вовсе не хочу сказать, что миссис Донкастер в это дело замешана.
- В какое дело?
- В историю с Фебой. Она жива, не знаете?
- Не знаю. Давайте-ка лучше вернемся к миссис Донкастер. Почему она ненавидела Фебу?
- Почему ненавидела? Да это же элементарно. - У Долли все было или "элементарно", или "очень сложно". - Мне не хотелось бы его сюда путать, парень он неплохой, но все дело в том, что Бобби Донкастер влюбился в Фебу. По уши. Ходил сам не свой. А миссис Донкастер это не нравилось.
- Феба отвечала ему взаимностью?
- Вроде бы. В отличие от Бобби она о своих чувствах помалкивала. Но, честно говоря… - Тут она спохватилась и, замолчав, замигала своими круглыми блестящими глазами.
- Вы что-то хотели сказать?
- Нет, ничего.
- А мне показалось, что хотели.
- Ненавижу сплетни. И совать нос в чужие дела тоже не хочу.
- В чужие дела сую нос я, а не вы. Поймите, Долли, дело серьезное. Да вы это и сами знаете. Чем больше вы расскажете мне про Фебу, тем больше вероятности, что я ее разыщу. Так что же вы хотели сказать?
Она опять заерзала и наконец уселась по-турецки.
- Мне кажется, Феба перевелась в наш колледж из-за Бобби. Мне она в этом ни разу не признавалась, но однажды, когда разговор зашел о нем, обмолвилась, что познакомилась с Бобби летом на пляже, и тот уговорил ее записаться в Болдер-Бич.
- И комнату снять у его матери?
- Этого миссис Донкастер не знает. И я тоже. - Долли с опаской посмотрела на меня. - Только не подумайте, что между ними что-то было. Феба не такая. Да и Бобби тоже. Он хотел на ней жениться.
- Мне надо поговорить с ним.
- Это не сложно. Возвращаясь из колледжа, я слышала стук молотка из подвала. Бобби там серфинг мастерит.
- Сколько Бобби лет?
- Двадцать один. Столько же, сколько Фебе. Но он вам ничего особенного про нее не расскажет. Бобби ведь ее толком не знал. Ее знала только я, да и то не до конца. Феба - человек сложный.
- Что вы хотите этим сказать?
- Сложный. Она умела скрывать свои мысли. Смеется, бывало, болтает без умолку, а сама в этот момент думает о своем. О чем - не знаю, не спрашивайте. Может, о родителях. Может, о чем-нибудь еще.
- У нее были, кроме вас, друзья?
- По-настоящему близких не было. Она ведь прожила здесь меньше двух месяцев. Мы встретились с ней в квартирном бюро. Нам обеим нужна была соседка по комнате, причем мне - обязательно старшекурсница, чтобы жить в городе, а не на территории колледжа. Мне Феба ужасно понравилась. Она ведь, как и я, со странностями - мы сразу же нашли общий язык.
- А что в ней было странного?
- Мне трудно сказать. Я плохой психолог. Феба бывала очень разной, иногда язвительной, а иногда в себе замыкалась. Впрочем, и я тоже не больно-то общительная - так что мы друг другу вполне подходили.
- Она часто бывала в подавленном настроении?
- Случалось. Иногда в такую тоску впадала, что еле ноги волочила. А иногда, наоборот, была душой общества.
- А отчего она тосковала?
- От жизни, - совершенно серьезно ответила Долли.
- Мысли о самоубийстве ей в голову не приходили?
- Да, мы с ней часто говорили о том, как лучше покончить с собой. Помню, как-то мы обсуждали, кому какой способ больше подходит. Я, например, принадлежу к тем людям, которые норовят с моста в воду броситься. Типичная истеричка.
- А Феба?
- Она сказала, что предпочитает застрелиться. Самая быстрая смерть.
- У нее был пистолет?
- Про Фебу не знаю, а вот у ее отца в Медоу-Фармс целая коллекция пистолетов есть. Фебу это очень раздражало. Нет, она бы никогда не застрелилась. Все это одни разговоры. На самом ведь деле она огнестрельного оружия боялась. Неврастеничка - как, впрочем, и все симпатичные люди.
Главное - никогда не противоречить свидетелю.
Я встал и опять подставил стул к письменному столу. В пишущую машинку был вложен наполовину отпечатанный лист бумаги с заголовком: "Доротея Лэнг. "Психические основы детской преступности"". Я пробежал глазами последнее неоконченное предложение: "Многие специалисты считают, что в антиобщественном поведении преобладают социоэкономические факторы; существует, однако, иная точка зрения, согласно которой отсутствие любви…"
Буква "е" выпадала из строки. Любопытно…
Глава III
Пансион находился на пригорке, поэтому вход сзади в подвал был на уровне первого этажа. Во дворе стояло несколько машин. Изнутри, из самой дальней комнаты подвального помещения, доносились звуки, очень напоминавшие громкие стоны и истошные крики. Пройдя коридором, заставленным коробками, ведрами и швабрами, я вошел в мастерскую. Окон не было, и комната освещалась висевшей под потолком электрической лампочкой.
У верстака ко мне спиной стоял широкоплечий парень и строгал зажатую в тиски доску. В его коротко стриженных рыжих волосах застряли опилки, под ногами хрустели стружки. Некоторое время я молча смотрел, как он энергично орудует рубанком, как под майкой перекатываются огромные мускулы, а затем окликнул его:
- Бобби!
Он резко повернулся к двери. Живые зеленые глаза. На верхней губе еле заметные рыжеватые усики. Если бы не поджатый рот и тяжелый материнский подбородок, он был бы хорош собой.
- Вы ко мне, сэр?
Когда он узнал, кто я такой и по какому делу, то попятился к увешенной инструментом стене и затравленно огляделся по сторонам, словно я нарочно заманил его сюда. В его руке угрожающе сверкнул острым лезвием рубанок.
- Надеюсь, вы не думаете, что я к этому причастен?
Он попытался улыбнуться, но улыбка получилась натянутой и какой-то жалкой. Трудно сказать, чего он боялся: сыщика, разыскивающего без вести пропавшую, или же вообще всего на свете.
- К чему "к этому"?
- К исчезновению Фебы.
- Если причастен, самое время сообщить об этом.
Его зеленые живые глаза погасли. Он в замешательстве посмотрел на меня и, изобразив гнев, крикнул:
- Да вы что, с ума сошли?! - Перебор. - С чего вы взяли, что я сюда замешан? - Он явно сам себя накручивал.
- Ты же первый заговорил на эту тему.
Он попытался - на манер своей мамаши - прикусить усики нижними зубами. Вообще, мне показалось, он еще не решил, кому подражать - отцу или матери.
- Ладно, Бобби, поговорим начистоту. Ты же был другом Фебы, иначе бы я к тебе не обратился.
- А с кем вы уже беседовали?
- Какая разница. Ты ведь дружил с ней, верно?
Тут он заметил, что сжимает в руке рубанок, и положил его на верстак.
- Я жить без нее не мог, - признался он, по-прежнему не смотря мне в глаза. - Это что, преступление?
- Бывает, что и преступление.
- Чего вы ко мне привязались? - Он медленно поднял голову. - Говорю же, я жить без нее не мог. И сейчас не могу. Уже два месяца жду не дождусь, когда она объявится, а тут еще вы со своими вопросами!
- Не ждать надо, а действовать.
- Что значит "действовать"? - Он развел руками, увидел, что они испачканы, и вытер их об грязную майку. - Что вы имеете в виду?
- Надо было пойти в полицию.
- Я хотел… - Сын своей матери: орудует челюстью, как мышеловкой.
- Что, мать не пустила?
- Я этого не говорил.
- Зато я говорю.
- Кто же это вам про нас лжет, а? Вы с кем разговаривали?
- С твоей матерью и с одной студенткой из пансиона.
- Допрашивать мать вы не имели никакого права. Она ничего плохого не сделала. Мать подумала, что Феба отправилась со своим отцом в плаванье. И я, между прочим, тоже так решил, - добавил он, помолчав. - Мы ждали от нее вестей. Мы же не виноваты, что она не писала. Могла бы хоть открытку прислать - распорядиться насчет вещей.
- Почему же от нее не было писем, как ты думаешь?
- Понятия не имею. Честное слово.
Все время оправдывается. "Может, я его напугал, надо бы с ним помягче", - подумал я и решил сменить тактику.
- Меня интересуют ее вещи. Не скажешь, где они?