- Когда я работал технологом на "Искре", у нас, конечно, были занятия по гражданской обороне. Но преподаватель заболел, а когда выздоровел, тогда уже не до занятий стало.
Дверь в противоположной стене была могучая, с запорным колесом посредине.
- Ну, навалимся! - скомандовал Сидоров, и они с Альфредом ухватились за колесо.
С трудом им удалось раскрутить его и открыть дверь. За нею и правда оказалась душевая комната: из потолка торчали душевые сетки, а из стен - узкие патрубки без вентилей. Пульт управления водяными струями находился справа, а в противоположной от входа стене располагалась ещё одна дверь, такая же, с запорным колесом. Открыли и эту, и оказались в маленькой квадратной камере. В полу камеры находился чугунный люк, а вверх поднималась железная лестница, опоясанная дугами, страхующими от падения.
- Туда, - Сидоров указал наверх, - мы вряд ли проберёмся. Наверху руины, выход на поверхность наверняка завален. Но проверить стоит. Ты как считаешь, Альфред?
Восприняв слова Сидорова как руководство к действию, Молотилов резво вскарабкался по лестнице, и, потолкавшись плечами и головой в крышку люка, крикнул оттуда:
- Не-а! Бесполезно. Как приваренная.
- Спускайся! - крикнул Сидоров. - Будем недра покорять.
Едва они сдвинули тяжёлый чугунный блин в сторону, как из люка пахнуло "ароматом" канализационных стоков. Альфред зажал нос и метнулся от чёрного отверстия в полу к двери, чуть не сбив с костылей Окрошку, стоящего в дверном проёме и с любопытством наблюдающего за их действиями.
- Ну ты, шустрик, мать твою! - возмутился инвалид. - Чуть не затоптал, нахрен!
- Извини, Окрошка. Запах уж больно…
- Осторожней надоть. Запах ему! Антилигент. Хошь, противогаз одень. Там их полно… А ты чё, Ляксеич, неужто собрался залазить туда? В эту клоаку зловонную?
- Собрался. Тебя не зову, по канализационному коллектору тебе, думаю, несподручно, вернее, несподножно прогуливаться будет. А вот мы с Альфредом рекогносцировочку проведём, пожалуй. Дай-ка фонарик, Окрошка.
Окрошка протянул фонарь Альфреду, а тот, в свою очередь, передал его Сидорову. Сидоров встал на колени, и, наклонившись над люком, посветил внутрь. Противного запаха он, казалось, не замечал.
- Неужто по говну ходить станете? - не верил Окрошка.
Сидоров не ответил, внимательно вглядываясь в клубящуюся глубину. Выпрямившись и выключив фонарь, сказал:
- Не всё так плохо, как казалось вначале. По говну идти не придётся. Там вдоль канала тротуар с парапетом. Можно гулять, как по набережной реки Невы. А запах? Да его нет почти. Вся вонь ниже, где город начинается. А здесь так, припахивает слегка. И канал сухой. Ну что, полезли?
Альфред обречённо вздохнул и кивнул.
- А ты, Окрошка, будешь нас здесь ждать, - строго приказал Сидоров.
- Долго?
- Сколько понадобится.
- Твоё слово для меня закон, Ляксеич. Только я пойду изнутри запрусь. А то братья-бомжи придут, залезут сюда, в бомбоубежище, и весь арсенал растащат. А если кто узнает, что их предводитель в говно полез, потеряешь ты, Ляксеич, весь свой авторитет. Как два пальца об асфальт.
- Правильно слова кладёшь, - похвалил своего зама Алексей, - иди, запрись.
В подземном тоннеле темнота казалось абсолютной только в самом начале пути, пока глаза не привыкли. Вскоре Сидоров стал различать нечёткие очертания коллектора, бетонные плиты пола, низкий арочный потолок и металлическую трубу поручня. По-видимому, свет в подземелье каким-то образом проникал. Через вентиляционные шахты и боковые врезки, или ещё как-то. Его было очень мало, этого растворенного в темноте света, но он был.
Сидоров сначала изредка включал фонарь, а потом перестал, экономя зарядку. К специфическому запаху его обоняние уже приспособилось.
Сидоров шёл, с неудовольствием слыша, как за спиной сопит Альфред. Молотилов был мало адаптирован к различным жизненным коллизиям, ему никогда не приходилось рисковать жизнью, за исключением одного-единственного случая, когда он побывал в лапах пархомовских боевиков. И наверняка ему редко приходилось сталкиваться с грязью и вонью. Понятно, такая прогулка была Альфреду неприятна, а может и вызывала чувство страха. Сопел он, как паровоз.
Неожиданно Сидоров споткнулся о торчащую из бетонного пола арматурную петлю, на ногах удержался, но на него натолкнулся шедший следом Альфред. Они упали оба.
- Шестьдесят шесть, - пробормотал Альфред.
- Что?
- Шестьсот шестьдесят шесть.
- У тебя что, крыша поехала?
- Четыре тысячи шестьсот шестьдесят шесть, - продолжал бормотать Альфред. - Четыре шестьсот шестьдесят шесть умножить на ноль семь…
- Три с чем-то, - помог ему Сидоров, вставая с пола. Он вспомнил, что поручил Альфреду считать шаги. - Что-то около трёх километров трёхсот метров мы прошли. По идее, скоро должна быть врезка стока из "Мечты олигарха". Если верить кальке, до врезки метров семьсот осталось, а от врезки до посёлка ещё примерно столько же.
- Если только калька не врёт, - с какой-то обидой в голосе проворчал Альфред, - что-то мы идём, идём, а вокруг всё одинаковое. И ничего не меняется, и конца не видать. И тишина, как в могиле…
- Тихо! - прервал Сидоров его причитания, - Слышишь?
- Что?
- Вода журчит.
Бассейн у Пархома имел сорок метров в длину и десять в ширину. Как и большинство богатых людей, заимевших капиталы быстро и неправедно, Пархом страдал гигантоманией и болезненным пристрастием к помпезности.
К слову сказать, большим был не только бассейн. Дом Пархома был похож на средневековый замок. Вернее, сам Пархом считал, что его дом-крепость - вылитый средневековый замок. На деле это было высокое и громоздкое строение из красного фасадного кирпича с зелёной черепичной крышей и остроконечными башенками по углам. Эти башенки не имели никакой функциональности и были возведены исключительно по прихоти хозяина. Широкие мраморные ступени вели к порталу парадного входа, по бокам которого несли службу, и одновременно поддерживали лепную балку, две кариатиды с гигантскими грудями. Отличие размера бюста у античных девушек от стандартного тоже было прихотью Пархома.
Точно такие же грудастые кариатиды поддерживали арку въездных ворот. Ворота тоже впечатляли размерами. И сад вокруг дома был большим. Вдоль гравийных аллеек росли тщательно подстриженные кусты и возвышались белые гипсовые фигурки полуобнажённых нимф и наяд. Все скульптуры изготавливались индивидуально с учётом вкусов заказчика и по его личным рекомендациям. Пархом называл их где-то услышанным словом: куртизанки.
Куртизанок было много, и все они, по замыслу Пархома, должны были демонстрировать сексуальность и похоть. Куртизанки жеманно прикрывали пухлыми ручками свои прелести немалого размера и делали вид, что пытаются натянуть на круглые плечи края спадающих туник. Поздней осенью и зимой всё это выглядело уныло: с куртизанок слетала сексуальность, они казались напрочь замёрзшими бродяжками, а припорошённый снегом сад напоминал заброшенное кладбище.
Пархом разделся, и перед тем как зайти в воду, посмотрел на отражение в зеркале, занимавшем полстены. А что? Ничего, спортивная форма в полном наличии: впалый живот, мускулатура в тонусе. Не качок, но вполне, вполне… Пархом даже залюбовался своим совершенно обнажённым телом (он всегда плавал в бассейне без трусов) и татуировками, которыми оно было покрыто сплошь. Вылитый якудза!
Но, в отличие от тату японского гангстера, нательная живопись Пархома была представлена, в основном, отечественными уголовными знаками отличия, промежутки между которыми были заполнены шедеврами боди-арта, о назначении и смысле которых Пархом никогда не задумывался. Этот орнамент ему нравился тем, что покрывал всё тело. Татуированными были руки, ноги, спина, грудь и живот - все было синего цвета. На фоне остального тела задница Пархома казалась неестественно белой, как у трупа. Пархом повернулся так и эдак, крякнул довольно и встал на край. Нырнув в яркую, лазурную от кафеля воду, он полбассейна проплыл под водой. Вынырнув на середине, отфыркался и крикнул:
- Эй! Кто там есть живой? Ком цу мир!
На зов явился рослый кавказец, одетый в чёрное - без бороды, но традиционно небритый. Охранник молча подошёл к тому месту, где находился татуированный купальщик, и, сложив руки над причинным местом, уставился на Пархома, а точнее, поверх его мокрой головы. Взгляд кавказца не выражал ничего.
"Под дозой, что ли", - подумал Пархом. - Их не поймёшь ни фига, урюков этих, то ли он тебя слышит и видит, то ли вообще не здесь мыслями, а где-то в родных горах. А, может, с Аллахом беседует. Колются все почти. И не ерундой какой-нибудь, чистым героином.
Пархом всех их называл Асланами, Шамилями и Махмудами.
- Махмуд, скажи там, в охране, Усков должен приехать. Пусть пропустят…
- Меня зовут Гамлэт, - сказал кавказец.
- Я же не возражаю. Гамлет так Гамлет. Иди, Гамлет, скажи.
- Усков уже прыехал.
- Ну так давай его сюда! - И Пархом снова нырнул, сверкнув перед охранником мертвенно-белой задницей.
Гамлет плюнул на кафель, тихо проворчал что-то не по-русски, наверное, выругался, обозвал Пархома шакалом, или ещё каким-нибудь нечистым животным, и вышел из бассейна.
Усков не вошёл, а вкатился, такой он был толстый и круглый. Как один из трёх толстяков из сказки Олеши. И ножки и ручки у пархомовского компаньона казались коротенькими, хотя когда-то, лет десять-двенадцать тому назад, его конечности, совершенно точно, были нормального размера, да и сам Усков был более продолговатым. Пархом помнил его прежним, но все остальные в городе считали, что Андрон Ильич такой с самого детства: круглый и суетный, как заводной апельсин.
- Здорово, колобок! - весело приветствовал Пархом товарища. - Подмылся? А то в бассейн не пущу.
- Горцы твои - чистые церберы. Десять минут заставили в машине у ворот ждать, - отпыхиваясь, посетовал Усков, проигнорировав набившую оскомину шутку, и с трудом втиснул зад в пластиковое кресло, стоящее на краю бассейна. Достав носовой платок, принялся промокать молочно-белую лысину. - Ты что, предупредить их не мог, что меня ждёшь? Морды тяпками, глаза оловянные. Смотрят, будто впервые видят. И каждый раз, когда я приезжаю, такая канитель. А сегодня ещё и облапали всего, как какого-нибудь…
- Извини, дружбан! Забыл предупредить охрану. Голова проблемами забита, свободного местечка нет. А на абреков не серчай, служба у них такая.
- Служба службой, но я-то не простой посетитель. Они что, теперь и мэра обыскивают, прежде чем к твоему телу допустить?
- И мэра обыскивают. А как же? Это я им такую установку дал, обыскивать каждого, кто является ко мне с визитом. Ты, Андрон, Шульмана помнишь?
- Это, того, обиженного тобой еврея? У которого ты бизнес отнял?
- Бизнес он мне сам отдал, вернее, продал. Тяжело ему было крутиться в условиях жёсткой конкуренции. Вот он его мне и уступил… за приличные отступные.
- Помню эту платёжку в оффшор, - усмехнулся толстяк. - Миллион долларов ты считаешь приличными отступными? Его бизнес миллионов десять на тот момент стоил! Считай, даром ты его приобрёл, за чисто символическую плату, отнял, по сути, - Усков поднял повеселевшие поросячьи глазки на Пархома и осёкся, натолкнувшись на жёсткий взгляд, понял, что переборщил, - Извини, Пархом, я же не осуждаю. Просто считаю, что со мной ты можешь называть вещи своими именами. И… бизнес есть бизнес, штука жестокая. Конкуренция. Я понимаю… Так что там с этим Шульманом?
Пархом удовлетворённо кивнул, и, плеснув себе на голову пригоршню воды, фыркнул и сказал:
- А заявился ко мне на прошлой неделе. Сказал, блин, конфиденциальный разговор имеет. Сучара! Я дал команду его пропустить. Думал, бабки пришёл клянчить. Грешным делом, решил добавить ему немного… для поддержки штанов. Его пропустили, а он только вошёл в кабинет, пушку из кармана выхватил, и… Если бы не Махмуд, а может, Шамиль или Аслан, или Гамлет, не плавать бы мне сейчас в бассейне, меня бы давно уже обмыли.
Пархом погрузился в воду и под водой, подплыл к сходням. Пока поднимался по ступенькам, держась за хромированные поручни и вальяжной походкой подходил ко второму креслу, Усков с завистью смотрел на его гибкое сухощавое тело.
- Завидно? - ухмыльнулся Пархом, - А ты перестань свинину трескать и лобстерами закусывать. И чёрную икру жри не столовыми ложками, как привык, а чайными. А пирожные, конфеты, и прочие сладости, вообще из рациона исключи. И будет как у меня, - Он картинно провёл большими пальцами рук по своим бокам и бёдрам.
- Можно подумать, в твоём рационе эти продукты отсутствуют, - проворчал Усков.
- Присутствуют, - ответил Пархом, садясь рядом с товарищем, - но, не в таких количествах. Кроме того, мне, Андрон, природа такую конституцию подарила. Мне можно. А тебе следить надо за своим весом. Шульман вот тоже не следил. И что с ним стало?
- Что?
- Утонул. В этом самом бассейне. Решили мы с ним поспорить, кто выносливее. Я ему предложил поплавать. Зрителей позвал, - хохотнул Пархом, - болельщиков, так сказать.
- Махмудов своих?
- Угу. Догонишь, говорю, делай со мной, что хочешь. Я, говорю, даже сопротивляться не буду. Поплыли. На второй дистанции стал Шульман пузыри пускать. Избыточный вес. Ничего не попишешь. Жрать надо меньше! Не смог до края бассейна доплыть. Утоп, - Пархом испытующе взглянул на Ускова. - А знаешь, за что Шульман убить меня пытался?
- Отомстить хотел?
- Ага, только не за себя. За Катьку! За Екатерину Великую…
Сидоров сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев.
"Сволочь! Значит, он и Шульмана…"
Они с Альфредом находились в техническом помещении под бассейном Пархомовского дома. Попали они сюда совершенно случайно, едва не заблудившись в тёмных подземных лабиринтах.
…До врезки оказалось всего около трёхсот шагов. Над трубой метрового диаметра, из которой в коллектор стекала зловонная жижа, был перекинут железный мостик. Рядом с мостиком, в стене, Сидоров увидел узкий и низкий проём, в который они не преминули войти, и, втягивая головы в плечи, чтобы не расшибить о неровно уложенные бетонные плиты потолка, прошли по длинному тёмному коридору метров пятьсот. Сидоров шёл впереди и освещал дорогу фонарём. Сначала луч света был ярким, но вскоре батарейка в фонаре стала садиться, и свет ослабел. А потом и вовсе потух. Они оказались в кромешной темноте.
- И что? И куда дальше? - громким шёпотом произнёс Альфред. В этом шёпоте Сидоров уловил нотки обеспокоенности, граничащей с отчаянием, - Может, вернёмся? Найдём другой фонарь и снова сюда придём…
"Слабак", - подумал Сидоров и решил немного взбодрить малодушного попутчика.
- Торопиться нам некуда, - спокойно сказал он. - сейчас потихоньку прощупаем тут всё, и домой пойдём. И опасаться нам некого и нечего. Мы здесь совершенно одни, а о том, где мы, никто не знает. Так что бросать всё и возвращаться, когда мы уже почти у цели, глупо.
- Но, не видно же ни зги!
- По звуку ориентироваться можно. Слышишь, шум под ногами?
- Мне кажется, он отовсюду идёт.
- Ну, хорошо, - вздохнув, согласился Сидоров, - ещё метров сто пройдём и возвращаться будем.
Шагов через пятьдесят шедший впереди Сидоров нащупал справа боковое ответвление коридора и свернул, увлекая за собой Альфреда. Потом было ещё несколько ответвлений. Сидоров решил идти зигзагом. Если вначале он сворачивал направо, то следующим поворотом должен быть левый. А Молотилов плёлся следом, держась за хлястик сидоровского бушлата, и едва не плакал.
- Свет, - тихо сказал Сидоров, останавливаясь.
- Где?
- Не видишь? В конце тоннеля, как и положено.
- Что положено?
Сидоров не ответил.
Свет казался каплей молока, растворённой в большой грязной луже. Идя вперёд, Сидоров отмечал в уме, сколько боковых левых и сколько правых свёртков они миновали.
Помещение, в котором они оказались минут через десять, освещено не было. Свет сюда проникал сквозь плохо зачеканенные отверстия в перекрытии, откуда сверху спускались трубы, и через щель в железной двери, к которой вели четыре крутые ступени. Поискать, так наверняка где-то должен отыскаться выключатель, но Сидоров не стал этого делать. Он подошёл к двери, аккуратно потянул её на себя, та оказалась закрытой снаружи: клацнул металлом навесной замок. Приложив ухо к щели, Сидоров прислушался. Альфред тоже выставил ухо вперёд.
"Здорово, Колобок, - услышал Сидоров насмешливый голос, слегка искажённый многократным эхо, как бывает, если помещение большое и много воды, - подмылся? А то в бассейн не пущу".
Сидоров взглянул на Альфреда, и сквозь полумрак увидел, как тот вздрогнул и напрягся.
- Пархом, - выдохнул Молотилов.
"Твои горцы - чистые церберы".
- А это Усков…
- Видишь, как удачно попали? - шёпотом спросил Сидоров, - Это всё ты. Это твоя ненависть к Пархому нас сюда привела. Но, тихо…
…Усков неуютно заёрзал в кресле.
- Что ты сфинктер массируешь, - усмехнулся Пархом, - тебя убивать никто не придёт. Это мой кидок, ты в стороне… Как всегда, впрочем.
- Я твой партнёр, Макс. Если к тебе пришли просто так, зная, что у тебя абреков сотня, то уж меня… У меня охрана только в банке. В доме четверо охранников, да и какие это охранники! Пенсионеры. А езжу я сам, без водителя-телохранителя.
- Да, не ссы ты, Колобок, кому ты нужен! Никто не придёт тебя убивать. Некому. Кто у Катьки был? Одни знакомые торгаши. Партнёры, контрагенты и прочая хренотень. А торгаш торгашу - волк, конкурент и сволочь! Никто мстить не придёт. Каждый за себя колотится.
- Но Шульман же пришёл!
- Шульман был психом.
- А Молотилов? А Сидоров, первый муж Екатерины?
- Молотилова я сам ищу, а он от меня прячется. Из него мститель, как из говна пуля. А о Сидорове мне и думать лень. Сколько лет прошло, как они с Катькой расстались?.. То-то. Где он, Сидоров? Сгинул на просторах нашей могучей и необъятной…
"Зря ты меня со счёта списал, ублюдок!", - подумал Сидоров, злорадно усмехнувшись.
Что-то загрохотало, это Альфред случайно столкнул лежащий на ступенях разводной ключ, по-видимому, забытый здесь нерадивым сантехником.
- Ты чего гремишь? - зло прошептал Сидоров.
- Я нечаянно…
- Тихо будь!
- И вообще, не от этих мстителей опасность идёт, - задумчиво сказал Пархом, не услышав шума в подвале.
- Самсонов?
Пархом кивнул.
- Я позвал тебя, чтобы ты мне рассказал, как идут дела по выводу моих активов из банка и переводу их на зарубежные счета.
- Что, так всё серьёзно? А ты говоришь…
- Я вопрос задал. Чисто конкретный.
Усков пожал плечами:
- Технологическая цепочка подготовлена. И здесь, и в оффшорах. Счета открыты. Даёшь отмашку и бабки пошли. Вопрос двух секунд.
- Что с чёрным налом?
- Лимон дополнительно обналичил, как ты просил.
- Где он?
- В банке, в ячейке, - Усков удивлённо взглянул на Пархома, - где же ещё деньгам храниться?
- В банке опасно. Со счёта бабло слить, согласен, двух секунд вполне достаточно, только кнопку нажать, а забрать лимон наличкой… можно не успеть. Нагрянут ребята в вязаных чёрных масках - и кирдык. Пока время есть, ты забери деньги из банка.
- И куда их? К тебе привести?
Пархом задумался.