- Какая? - машинально спросил Альфред, хотя ему было всё равно, что ответит Цам.
- Видишь ли… Все люди делятся на две категории. Лидеры и исполнители. Первые и вторые номера. Ты, к сожалению, второй номер. Ты не лидер.
- Да, я не лидер, - согласился Альфред, - я это знаю. Уже давно. Может быть, всегда знал. И я не претендую на вашу фирму, я не прошу, чтобы вы отдали её мне… Леонид Яковлевич, - он просительно посмотрел на Цама, - возьмите меня с собой в Израиль. Это ведь и моя родина тоже. Историческая. Мама еврейкой была, да и отец русский только наполовину, по дедушке. Возьмите, а? Я кем угодно у вас работать буду. Простым торговым агентом хоть. Или курьером. Кем скажете, тем и буду работать…
Леонид Яковлевич налил ещё по одной.
- Не могу сейчас, - ответил он после некоторого раздумья, - Может, позже. Если всё пойдёт, как я планирую, я тебя вызову… Сейчас, извини, не могу. У меня у самого сейчас проблем выше крыши.
- И что же мне делать?
- Ждать. Маленько денег я тебе дам. И насчёт твоего нового места работы подумаю, есть у меня кое-какие мыслишки.
Слово своё Леонид Яковлевич сдержал. Частично. По поводу нового места работы позаботился, сведя его с Екатериной Андреевной Сидоровой, поручившись за него и охарактеризовав, как грамотного расторопного коммерсанта и крайне исполнительного работника. А к себе в Израиль не позвал, Альфред, с того момента, как Цам отбыл на землю обетованную, больше ничего и никогда о нём не слышал. Может, планы Леонида Яковлевича не осуществились, а скорей всего, старый мудрый еврей просто-напросто забыл о его существовании, погружённый в процесс накопления и приумножения капитала.
Но Альфред не особенно горевал по этому поводу. Работая в фирме Екатерины Великой, он с первых дней ощутил некую защищённость от всевозможных внешних проблем и гипотетических рисков. Всё в этой фирме держалось на хрупких плечах её владелицы. Казалось, Екатерина Андреевна не только знает всё, что происходит в стенах офиса фирмы и многочисленных точках и филиалах, не только то, что происходит за пределами этих стен - в городе, в стране, - казалось, она знает вообще всё. И всегда принимает правильные решения. А проблемы и риски… их не было.
Нет, наверное, они были, но даже слухи о них никогда не доходили до сотрудников фирмы. Проблемы решались Екатериной Великой легко и незаметно для окружающих, а риски, так же легко и незаметно, сводились к абсолютному нулю или рикошетом уходили к конкурентам, нанося им ощутимые удары и принося потери.
Многие думали, что у Екатерины Сидоровой имеется мохнатая лапа на самом верху - в Москве. Другие суеверно полагали, что Екатерину ведёт по жизни её персональный ангел-хранитель. Третьи, в том числе и Альфред Молотилов, справедливо считали, что успех коммерческого предприятия Сидоровой основывается на трезвом расчёте, доскональном знании рынка, огромной работоспособности и небывалой коммерческой хватке этой маленькой хрупкой женщины.
Альфред вновь обрёл уверенность и покой. Тревожные мысли о будущем и страх перед неизвестностью и одиночеством истончились и спрятались на время в глубине сознания.
Сначала он работал заведующим отделом фасованных сыпучих продуктов в одном из магазинов коммерческой империи Екатерины Великой, и ему, как и всем, вновь принятым, был установлен испытательный срок - три месяца. Торговать сахаром и крупами оказалось не сложнее, чем унитазами и душевыми кабинами. Даже проще. Правда, было немного скучновато, Альфред Молотилов, крепко натасканный в коммерции Лёней Цамом, был способен на гораздо большее, нежели руководство тремя девицами-продавцами и ежедневное составление отчёта о продажах.
Однако уверенность в завтрашнем дне и неплохая заработная плата компенсировали скуку и раздражение нудной повседневностью. Екатерина Андреевна ежедневно объезжала все торговые точки. Её появления Альфред ждал с нетерпением. Помимо деловых качеств, она обладала бездной обаяния и странной притягательностью. В неё невозможно было не влюбиться, и Альфред, естественно, влюбился. В минуты её присутствия в магазине он исподтишка бросал на госпожу Сидорову взгляды, не имеющие ничего общего со взглядами обыкновенного завотделом на начальницу.
Екатерина взгляды заметила сразу, и поняла правильно. Она тоже частенько посматривала на Альфреда, но не по причине интереса к его внешним данным, скорее, помня рекомендации Леонида Яковлевича, она присматривалась к молодому перспективному сотруднику, определяя его будущие функции и размышляя над тем, что ему можно будет доверить, а что рановато.
Вскоре на место заведующего отделом был принят другой человек, а Альфреду было сообщено, что испытательный срок окончен, хотя с момента трудоустройства прошло меньше месяца. Он был переведён в офис. Сначала его должность называлась помощник директора по общим вопросам, но выполнять приходилось некоторые поручения Екатерины Андреевны, которые относились к функциям коммерческого директора. Ещё через месяц Альфред им стал.
По долгу службы он встречался с Екатериной Андреевной ежедневно. Катенька - так он стал называть её мысленно. На что-то более отчаянное, или хотя бы на то, чтобы произнести это имя вслух, он решиться не смел, мешала природная робость и совершенно спокойное, ровное отношение к нему начальницы. А после встречи с её мужем, Алексеем Алексеевичем Сидоровым, Альфред спрятал своё обожание глубоко-глубоко и понял: орешек по имени Катенька не по его зубам.
Сидоров показался ему гигантом. Красивым, но страшным светловолосым великаном-атлантом.
Катенька сказала:
- Знакомься, Альфред Аркадьевич, это мой муж.
Сидоров был слегка подшофе. Он усмехнулся, и, вытащив из кармана пальто руку, протянул Альфреду:
- Здорово! Вместо меня теперь будешь… коммерческим процессом руководить?
Глядя на протянутую руку, Альфред зримо представил себе, как пальцы Сидорова с хрустом сжимаются в кулак, и как этот кулак с глухим стуком опускается на его бедную кудрявую голову, и голова плющится, сминается и становится похожей на летающую тарелку инопланетян.
Он с трудом заставил себя вставить свою узкую ладонь в сидоровскую клешню.
- Екатерина Андреевна назначила меня коммерческим директором, - промямлил он.
- Не обольщайся. Здесь всем руководит она. Катерина у нас и просто директор, и финансовый директор, и коммерческий. Одна в трёх лицах, а то и больше… Кать! - Сидоров повернулся к жене; Молотилова для него больше не существовало, - Слушай, у нас сейчас налички тысячи две зеленью будет?..
В дальнейшем они с Сидоровым встречались редко.
А в начале ноября двухтысячного произошло нечто, изменившее всю жизнь Альфреда, да таким это нечто было странным и неожиданным, что он и не понял ничего. Всё было как в тумане и словно не с ним. А когда он выбрался из тумана, оказалось, что он плывёт по течению быстрой реки под названием "Случай" и берегов этой реки не видать.
Ну и что ж, решил он, поплыву.
В тот вечер Катенька была очень нервной, накричала на бухгалтера Раису Анатольевну, разбила вазу с шарами-хризантемами (случайно или намеренно?), неожиданно для всех отменила назначенную встречу с важным для фирмы клиентом, потенциальным оптовиком. В конце рабочего дня зашла в кабинет Молотилова, который собирался домой, и, не глядя на Альфреда, приказала:
- Собирайся, поедем.
- Куда? - опешил Альфред.
- В ресторан.
- На встречу?
Катенька посмотрела на него с каким-то сожалением и кивнула:
- На встречу.
Велико было смущение Альфреда, когда он понял, на какую встречу они поехали…
…Выйдя из ресторана, Катенька затолкала его в свой "Пежо", села за руль, и, не говоря ни слова, резко рванула с места. Она привезла растерянного и ничего не соображающего Альфреда в свой дом, взяв за руку, затащила по лестнице в спальню и там, торопливо скинув с себя одежду, набросилась на него со страстью, похожей на сумасшествие.
Они занимались сексом несколько часов кряду. Катерина была неутомима и требовала всё новых и новых ласк. А Альфред, у которого и женщины-то никогда по-настоящему не было, так, одна почти стёршаяся из памяти пьяная групповуха в общаге на первом курсе института, да три или четыре съёма дешёвых проституток, от обладания такой женщиной, владычицей его тайных грёз, просто очумел. Его инстинкт самосохранения куда-то спрятался, Альфред забыл обо всём: о том, что находится на чужой территории, в чужой спальне, что занимается сексом с чужой женой на чужой постели, и что в любую минуту может прийти хозяин всего этого чужого, и тогда ему будет очень плохо. Плохо и больно.
Но страшные кулаки Алексея Сидорова не возникали в помутнённом сознании Альфреда. Он видел перед собой тело прекрасной женщины, и ему было невдомёк, что её самой рядом нет.
Катенька… В короткие передышки она вставала с кровати, наливала себе и Альфреду виски. Он почти не пил, а она пила много, что было ей совершенно несвойственно. Пила и не пьянела. А потом они снова занимались сексом.
Внезапно Катенька замерла и принюхалась.
- Сидоров пришёл, - спокойно произнесла она.
И тут к Альфреду вернулся разум. А вместе с ним и страх за свою жизнь.
- Будь здесь. Не бойся, сюда я его не пущу.
Как была, голая, Катерина спустилась в холл, Альфред слышал шлепки босых ног по лестнице, а вскоре раздался её голос внизу:
- О, любимый! Я думала, что ты закончишь игру не раньше четырёх утра. А теперь только… без четверти четыре. Неужели все деньги проиграл?
"Что же теперь будет? Он меня убьёт! Он же такой сильный!" - панически думал Альфред, поднимая с пола вещи и лихорадочно натягивая их на себя.
- Альфред! - услышал он Катин зов, и подумал: "Всё! Это конец"
Сам не понимая, зачем, Альфред стал собирать Катины вещи и аккуратно складывать на прикроватную тумбочку. Он никак не мог отыскать трусики.
"Где же они, где? - мысленно повторял он, - Чёрные такие, кружевные… Платье есть. Чулки, лифчик. А где же трусики?.."
- Альфред Молотилов прекрасный коммерсант и неплохим любовником оказался, - снова услышал он Катин голос. - Кстати, лучше, чем ты, дорогой.
- Врёшь! Врёшь, тварь!
По голосу было понятно, что Сидоров взбешён, и в эту минуту готов на всё.
"Сейчас он её убьёт. А потом меня…" - Альфред, наконец, решился и смиренно побрёл принимать смерть.
Но случилось чудо: ему была дарована жизнь.
И не самая плохая жизнь…
Когда Сидоров ушёл, Катенька долго стояла, не шелохнувшись, и смотрела на дверь. По её смуглым щекам текли прозрачные слёзы. Альфред в нерешительности стоял сбоку и ждал, потом тихо подошёл и нежно прикоснулся губами к её красивому голому плечу.
- Катенька…
Она вздрогнула, и, оглянувшись на Альфреда, словно опомнившись, что стоит перед ним голая, кинулась к столу, и, сорвав скатерть, укуталась ею.
Катя вдруг застеснялась своей наготы, она не хотела, чтобы Альфред на неё смотрел. И Альфред понял: то, что произошло этой ночью, было банальной женской местью. Она мстила Сидорову, унижала себя изменой, а, унижая себя, унижала и его, своего мужа, изменившего или собирающегося изменить. Сейчас месть исполнена и всё закончилось. Они, Альфред и Катенька снова стали чужими. Она - Екатерина Андреевна Сидорова, его начальница и прекрасная недоступная женщина, а он… Наверное, он теперь никто.
Катерина присела на диван и попросила:
- Прикури мне сигарету.
Альфред, никогда не видевший Катю курящей, удивился, но достал пачку, прикурил и подал ей. Катенька глубоко затянулась, выдохнула дым и объявила:
- Теперь ты будешь тут жить, в этом доме… Со мной.
- Но ведь ты меня не любишь… - вяло возразил Альфред, - ты его любишь.
Катя пожала плечами, и, помолчав, задумчиво произнесла:
- Люблю.
И было не совсем понятно, кому адресовано признание, но у Альфреда не было сомнений - не ему.
Тем не менее, они стали жить вместе. И прожили пять лет. Катенька не любила Альфреда, она никогда в этом не признавалась, но и обратного не утверждала. У них просто не было разговоров на тему любви. Жили, да и всё. Регулярно занимались сексом, но Альфред чувствовал: Катенька в эти минуты где-то очень далеко, глаза закрыты и думает о чём-то своём. Впрочем, прежнего мужа Катя не вспоминала, во всяком случае, имени вслух никогда не произносила. Жили дружно, сообща крепили и расширяли бизнес, никогда не ссорились, даже по рабочим моментам. Да и о чём спорить и по каким поводам ссориться, если все решения всегда принимает один человек, а у другого собственное мнение либо отсутствует напрочь, либо он в своих суждениях уверен не бывает?
Альфред был не то чтобы в полном восторге от такой жизни, но она его, в принципе, устраивала. Катенька заменила ему мать. Он и любил-то её, как маму, которая всегда знает что делать…
Но вот Катеньки не стало. Альфред решил: всё! Это конец! Конец его жизни! Нет смысла бродить по городу. Нет смысла чего-то ждать. Нет смысла ни в чём. Рядом с ним нет человека - взрослого и рассудительного. Альфреду тридцать три, а он ощущает себя ребёнком, нуждающемся в опеке старшего. Так где же найти этого старшего, способного вести его, Альфреда, Алика Молотилова? Куда? Неважно. Лишь бы он был, этот ведущий, а куда поведёт, не имеет значения. Но его нет. А значит, и смысла нет в дальнейшей жизни.
И когда он был уже готов наложить на себя руки, он встретил Сидорова и воспрянул духом: нашёлся человек, который знает, что делать. Ничего, что Сидоров бомж, он сильный, он знает…
А вот теперь не стало и Сидорова.
Что делать?!..
- Эй, Окрошка! - Альфред тряхнул сидящего на асфальте Окрошку за плечо, - Пётр Васильевич!
Окрошка вдруг ожил.
- Какой я тебе Пётр Васильевич! - Окрошка сверкнул в темноте глазами. - Я… - он склонил голову набок, на мгновение задумался и сказал с хитрой полуулыбкой: - Зови меня просто: Василич.
- Хорошо. Куда мы теперь, Василич? - Альфред с радостью входил в роль ведомого.
- Куда? Знамо куда, домой пока. А там видно будет.
- Куда домой? На "Искру"?
- У меня другого дома нет.
- Но там же бандиты!
- Ага. Сидят, тебя караулят. Делать им больше нечего.
- Караулят, Василич, караулят, - спорил Альфред, - я Пархому нужен. Вернее, наоборот, не нужен. Я же свидетель, а Пархому мои свидетельские показания ни к чему. Тех бандитов, что ты, Василич, с Сидоровым замочил, наверняка Пархом хватился…
При упоминании о его боевых заслугах, лицо Окрошки озарилось довольной улыбкой.
- А это означает, - продолжал Альфред, - что на заводе засада. Так что на "Искру" нам с тобой никак нельзя. Меня убьют, и тебя за компанию.
- Убьют, ясен пень, - согласился Окрошка, - как я этих бандюков… из калаша! Такое не прощают. Да. Убьют. Обязательно отомстят. Меня зарежут, и тебя, - он снисходительно посмотрел на Альфреда, - как свидетеля. Они ж разбираться не станут, кто ихних братков из автомата мочил, а кто под столом прятался.
- Не будут, - кивнул Альфред.
- Вот и я говорю… И что ж теперь делать? - Окрошка почесал затылок, - Куда теперь?.. Хоть и правда в монастырь. Или к майору вертаться? Только, сдаётся мне, что он не шибко нашему возвращению обрадуется. Не нужны мы ему теперь. С Ляксеичем-то они корефанили, я думаю. Потому он ему и не отказал. А теперь, когда Ляксеича нет больше… А жёнка у него хорошая, - мечтательно произнёс Окрошка и чмокнул губами, - красивая. И вся ладная такая! Было чё у тебя с ей?.. Я сразу понял: было.
- Нет. Не было ничего, - Альфред категорически опроверг предположение одноногого бомжа о своей любовной связи с женой майора Мотовило, и, видя, что тот ему не верит, добавил: - могло быть, но… не было. Честное слово. Нас всех с завода уволили, и никто не знал, что его ждёт завтра. И я… В общем, решил, что одному легче выкарабкаться… А у Наденьки папа с мамой в деревне. Она к ним должна была уехать. Вернуться. Я подумал…
- Да ладно, - прервал его лепет Окрошка, - было, не было. Какая теперь разница! Всё равно, к майору не пойдём. Сейчас бы в наше бомбоубежище пробраться. Там и светло, и тепло, и двери железные. Отоспались бы, покумекали. Да как туда проберёшься, коли там засада? Был бы Ляксеич живой… Эх! Мы бы с ним с любой засадой в два счёта справились.
- А если… - Альфред вдруг задумался, - Правда, там крысы-мутанты…
- Какие крысы? Ты о чём, Альф?
- О канализации. Ты, Василич, пока в бомбоубежище спал, мы с Сидоровым по коллектору до самого Пархомовского дома дошли.
- Ну и чё?
- В этот коллектор стоки со всего города идут. Я к тому, что в бомбоубежище с другого конца пробраться можно.
- Так, это ж класс!
- Но там воняет…
- От тебя сильней вонять будет, если Пархом тебя изловит. Не сразу… хотя, и сразу тоже вонять будет. Ты, Альф, мужик бздиловатый. Вмиг обосрёшься. Давай, показывай, где в твой коллектор залазить. Чего стоишь? Помоги подняться, руку дай.
- А крысы-мутанты? - спросил Альфред, помогая одноногому бродяге встать на ноги.
- Фигня! Нет никаких крыс-мутантов. Брехня это всё. Крысы в канализации самые что ни есть обыкновенные.
- А ты откуда знаешь?
- А хоть и мутанты, что с того? У меня есть, чем от них отбиться. - Окрошка выхватил из-за пояса пистолет, прихваченный из коморки Юрки Грибоеда. - А у тебя есть какое-нибудь вооружение?
- Есть. Пистолет.
- Тем более! В два смычка мы всех мутантов разгоним.
- Там темно. Без фонарика делать нечего, - Альфреду страсть не хотелось спускаться под землю.
Окрошка подмигнул, и, как фокусник-иллюзионист, извлёк из кармана фонарик.
- Тот самый? - спросил Альфред.
- Тот.
- В нём батарейки сели.
- А я их заменил, - весело сказал Окрошка, лишая Альфреда последней надежды остаться на поверхности, - как знал, что пригодится. Ну, говори, где спускаться.
- Ты стоишь на канализационном колодце, - вздохнул Альфред.
Окрошка взглянул под ноги.
- Но мы поближе к заводу под землю спустимся… Найдём колодец и спустимся.
- Тогда вперёд! Альф, какого хрена стоишь?!
- Пошли…
Альфред понуро побрёл за Окрошкой, безуспешно пытаясь выкинуть из своего воспалённого сознания красочную картинку, на которой полчища гигантских крыс, скалясь и издавая странные звуки, надвигались на него со всех сторон. Он даже ощущал зловонное дыхание тех, что шли в первых рядах.
Но, может быть, это пахло от Окрошки.