Пан уже сидел рядом с одним из "старичков", и они что-то жевали.
- Студент, иди к нам! - позвал Игоря Пан. - Угощать тебя не буду, потому как сам на халяву. Встретил старого "кента", вот сидим, вспоминаем.
- "Бойцы вспоминали минувшие дни и битвы, где вместе рубились они", - по-доброму пошутил Игорь, чуть исказив фразу.
- Что-то похожее! - согласился Пан. - Ужин сегодня, говорят, царский: картофельное пюре на молоке.
- Праздник! - с иронией согласился Игорь, испытывая приятную сытость от двух огромных бутербродов с ветчиной, съеденных им в кабинете Дарзиньша.
- Сытый! - с горечью определил старый знакомый Пана. - Из жопы еще булка торчит. А я уже шестой год сижу, сам себя жрать стал. Видишь, какой стал худой? А на воле я весил, Пан не даст соврать, девяносто килограммов.
Игорь обомлел. Перед ним сидел человек, весивший от силы килограммов шестьдесят. Ну, может быть, килограммов шестьдесят пять.
"Если он за год терял по пять килограммов, то как раз: пятью пять - двадцать пять, - подумал Игорь. - Сколько же можно потерять за десять лет?"
О результате не хотелось и думать. Слишком страшно было.
"Освенцим", - мелькнуло в сознании Игоря, но развивать дальше теоретические выкладки не хотелось, слишком далеко они могли завести.
К тому же в подсознании Игорь ощущал, что Дарзиньш, со всей его тиранией и жестокостью, все же гораздо ближе Игорю, чем "воры в законе". И очутиться между молотом и наковальней не хотел даже мысленно. Он решил придерживаться пока строгого нейтралитета, ни на одну из сторон ему вставать не хотелось. Его вполне устраивали несколько отстраненные отношения как с Дарзиньшем, так и с Полковником. И пока и тот и другой были согласны на такой нейтралитет. Что могло быть дальше, в связи с развитием событий и длительностью срока, Игорь не мог ни предположить, ни предвидеть. И хотя Игоря тревожили слова, сказанные Дарзиньшем о каких-то видах на Игоря, он все же надеялся всех "пересидеть", вспомнив "Железную волю" Лескова. Правда, подумав о печальном конце героев этой повести Лескова, он несколько смутился, но решил, что у него будет все по-другому.
За ничего не стоящими разговорами, мелкими и ничтожными, время летит быстрее. Вскоре объявили ужин, и заключенные по крику бригадира быстренько построились в колонну и весело и шумно двинулись в столовую, откуда и вправду доносились аппетитные запахи. Навстречу им попался один из поваров, тоже из заключенных, который нес в термосах ужин в барак, где оставались Полковник со своими приближенными.
Игорь проводил глазами повара, на что Пан ему заметил:
- Ты, Студент, ни на что не обращай внимания, это тебя не касается, и ты не должен замечать этого, - сказал он внушительно и как-то по-отцовски. - В зоне любопытных не любят, сразу буркалы выколют.
- Так это чисто познавательный интерес! - стал оправдываться Игорь.
- Говори проще и яснее! - опять сделал ему замечание Пан. - Не выпендривайся, не лезь поперек батьки в пекло, не беги впереди паровоза.
- Я же не употребляю научную терминологию! - оправдывался Игорь.
- Будь проще! - не стал слушать оправданий Пан. - Ты сюда не на экскурсию приехал. Тебе срок здесь тянуть. И не маленький. "Червонец", как-никак. Ты меня слушай! Я тебе плохого не посоветую. Не хотелось бы тебя увидеть ни на "пере", ни на "хере". Живи здесь с оглядкой. Забудь привычки с воли. Они тебе здесь не пригодятся, мешать только будут.
Игорь промолчал. Спорить не хотелось, к тому же он знал, что Пан, действительно желает ему добра, а следовательно, прислушаться к его словам необходимо.
В столовой было на удивление чисто и вкусно пахло картофельным пюре. Игорь даже ощутил чувство голода.
Они с Паном сели вместе, забили себе места у маленького оконца, тоже, к удивлению Игоря, чисто вымытого, правда, вид из него был прямо на колючую проволоку, но что делать, такая уж специфика Лагеря, созданного якобы для исправления заключенных сюда правонарушителей, а на самом деле служившим местом страшного наказания, земным адом, местом полного исчезновения.
Дежурный по столовке быстро раздал по пайке хлеба, которую многие стали тут же с голодным блеском в глазах уничтожать. Их сразу же можно было отличить от вновь прибывших, они все время хотели есть, культ еды был главным в жизни, основой и целью.
"Странно, - подумал Игорь, - что это они все такие голодные, если и пайка хлеба не маленькая, и картофельное пюре на ужин дают?"
Дежурный притартал на огромном деревянном подносе, который придерживал широкий брезентовый ремень, прибитый к основанию подноса и надетый дежурному на шею, алюминиевые миски с картофельным пюре.
Сидящие с краю стола стали снимать миски с подноса и швырять их по столу сидевшим дальше. Первыми получили свои порции сидевшие у окна Пан и Игорь.
Картофельное пюре было, действительно, на молоке и очень вкусным. Но только было его очень уж мало, несколько ложек.
Игорь и не заметил, как съел и пюре, и хлеб.
- Прямо как по диетическому питанию: "Вставайте из-за стола с легким чувством голода", - сказал он, начисто вылизав миску. - А добавки попросить нельзя?
- Почему? - возразил Пан. - Попросить можно, получить нельзя. Ничего. Я уже нас с тобой записал на работу в столовую на сегодняшний вечер. Картошку чистить.
- На завтрак опять картофельное пюре? - удивился Игорь.
- Держи карман шире! - усмехнулся Пан. - На рыбкин суп будем чистить картошку. Но отварной картошечки заработаем на ночь глядя. На сытый желудок и спится веселей.
Миски были уже у всех пусты, хлеб съеден, но все сидели, ожидая команды "встать".
- Долго сидеть будем? - поинтересовался Игорь.
- А ты торопишься куда? - улыбнулся Пан. - Случайно не на свиданье? Здесь на свидание ходят только к "Дуням". В барак к опущенным.
- Менять свою сексуальную ориентацию я пока не собираюсь! - недовольно заметил Игорь.
Он еще кое-что хотел добавить, но Пан вновь его перебил:
- Опять сложно говоришь! - заметил он. - Не раздражай братву. Не любят здесь шибко умных. Подлянку могут какую-нибудь сотворить. А сидеть мы будем до команды. Ты теперь приучайся все делать по команде. "Подъем", "отбой", "встать", "сесть", "на работу". Команд много, но не очень, все узнаешь, все выучишь, все будешь не только знать, но и исполнять.
Вскоре последовала и команда. Отряд заключенных вновь построился в колонну и, весело гогоча и толкаясь, двинулся обратно в барак.
Игорь, еще раньше, стоя на плацу, разглядел, что жилой сектор лагеря составляли четыре зоны, неравномерно разделенные столбами с колючей проволокой. Две большие зоны и две маленькие, как и та, в которой сейчас находился Игорь.
Он и спросил об этом Пана.
- Тоже мне, уравнение с четырьмя неизвестными! - засмеялся Пан. - Две большие - это зоны вальщиков и каменотесов, здесь есть страшный каменный карьер, не дай тебе Бог попасть туда, хуже каторги, там работают все штрафники, нарушители режима злостные, те, кого надо уничтожить, если команда такая поступила.
- Как? - поразился Игорь.
- А вот так! - нахмурился Пан. - "Как накакал, так и смякал!" Знаешь такую поговорку?
- Разве можно изменять приговор суда? - удивился Игорь.
- Кому тут надо изменять приговор суда? - тоже удивился Пан. - Изменяют жизнь человека на смерть, и все тут, какие дела! Не бери в голову, свихнешься. Здесь надо принимать все так, как есть, иначе психанешь и на проволоку полезешь, что под током ночью.
- Что-то я на внутренних столбах не заметил изоляторов, - сказал Игорь.
- Какому козлу придет в голову внутреннюю проволоку на ток сажать? - сначала даже не понял Пан. - Я имел в виду ту, что на деревянном заборе. Электрический стул под открытым небом. Ладно, хватит разговоры разговаривать, пора и потрудиться.
Игорю, честно говоря, не очень хотелось идти работать на кухню, но для расширения своих познаний о лагере, о его внутренней жизни, можно было и пожертвовать свободным вечером, тем более что идти было совершенно некуда, сидеть на завалинке возле барака и курить и трепаться с зеками о житье-бытье было, может, и интересней, но Игорь, во-первых, не курил, а во-вторых, знал, что таких разговоров наслушается еще в течение десяти лет на всю оставшуюся жизнь.
Следом за Паном он вышел из барака. Пан прошел к проволочным воротам, запертым на большой амбарный замок, и остановился возле них, поглядывая в сторону столовой, откуда за ними должны были прийти дежурный по столовой с охранником, с работником внутренней охраны, с вертухаем, как их называли в тюрьме.
В ожидании Пан закурил сигарету, но Игорю уже не предложил.
- То, что ты не куришь, - хорошо, с одной стороны, а со всех остальных сторон - плохо! - философски заметил он. - Здоровье здесь губят не от курения, а табак помогает отвлечься от мыслей о воле, не дает разгуляться нервам, способствует общению с другими зеками, много чего еще, перечислять можно до вечера.
- А куда торопиться? - подковырнул его Игорь. - В барак к опущенным?
Пан не ответил. Он заметил то, чего пока не заметил Игорь. К ним уже направлялся дежурный по кухне, держа в руке ключ от амбарного замка.
Игорь в это время открыл для себя еще одно важное обстоятельство: все заключенные, сидя на завалинках возле бараков, курили, трепались, смачно плевались на пари "кто дальше", но ни один из них не делал даже попытки подойти к "колючке", как все называли колючую проволоку, и пообщаться с зеками из других бараков.
Он поделился своими наблюдениями с Паном, тот только хмыкнул. Но потом все же снизошел до ответа:
- И тебе не советую это делать. Запрещено потому что! Ясно? "Хозяином" зоны. А кто очень общительный, тех либо в БУР отправляют, либо в карьер, откуда они прямиком отправляются к Господу Богу ответ держать о грехах своих.
- Так что, зона с зоной не общается совершенно? - удивился Игорь.
- Работяги, "мужики" которые, те не общаются! - подтвердил Пан. - А "воры в законе" всегда найдут возможность пообщаться. Зона-то "черная" считается. А это знаешь, что значит.
- Правят авторитеты! - ответил Игорь.
- Образование в тюрьме ты получил не хуже, чем на юридическом! - усмехнулся и как-то передернулся Пан. - Только теперь тебе эти знания не пригодятся. Полковник шутит, когда говорит, что ты, мол, молодой, выйдешь, учиться пойдешь. Параша все это! Ни в один вуз тебя не возьмут. Найдут тысячу причин, чтобы отказать. И в городе не пропишешься. И на работу путевую тебя не возьмут. Только на вредное производство.
Скрежет амбарного замка прервал его тираду, он замолчал и с улыбкой обратился к дежурному по кухне:
- Что-то, гражданин начальник, не торопитесь! Неужто мало картошки чистить?
- Желающих сегодня больше, хоть отбавляй, - засмеялся вертухай. - Аппетит проснулся. Обед был сегодня постный, ужин в урезанном количестве, котел перевернулся, и пюре сгорело.
- То-то так сильно пахло! - понял Игорь.
Только Пан иронично усмехнулся. Он уже был в курсе того, как котел опрокинули в огонь: картофельное пюре вертухаи растащили по домам, каждый захватил по кастрюле, а чтобы скрыть следы, остатки картофельного пюре спалили, чтобы запах пошел по всей зоне и каждому можно было напомнить, что и он нюхал этот запах.
Но Пан и виду не подал, что знает истинную подоплеку исчезновения котла с картофельным пюре на молоке. Ссориться с охраной себе дороже. Доказать ничего все равно не докажешь, а неприятностей на свою шею заработаешь целую кучу.
Впрочем, Игорь сам столкнулся с таким случаем мздоимства со стороны внутренней охраны, которая должна была питаться на свои деньги, получая кормовые, но предпочитала объедать заключенных, которым и так выделяли на содержание крохи, только бы с голоду не умерли, а то, что член стоять не будет, так это даже к лучшему.
На кухне кругом стояли большие котлы, куда заключенные бросали очищенный картофель. Сами они сидели возле огромной кучи картофеля, которую, на взгляд Игоря, вообще нельзя было перечистить и за месяц.
"Ты что, падла, глазки оставляешь?" - услышал сразу же, как только переступил порог кухни, Игорь.
"И так сожрут!" - послышался ответ, после чего послышалась звонкая затрещина и мат-перемат.
Заставили ли вырезать картофельные глазки напортачившего, Игорь так и не узнал. Ему с Паном тут же вручили ножи и усадили на свободные места, плечо к плечу, и они с ходу принялись за дело.
Пока Игорь не вошел в работу, он огляделся и заметил, как в глубине кухни один из прапорщиков внутренней охраны укладывал в бумажный пакет ощипанную курицу и несколько рыбин. Упаковав все это, он завязал пакет шпагатом и ушел.
- Ты работай, работай! - толкнул его в бок Пан. - Не сачкуй! А о том, что ты видел, забудь и не говори даже себе! Усек?
- Усек, усек! - поспешил согласиться Игорь и принялся за работу.
Он столько картошки начистил за свою жизнь и в детдоме, и в общежитии! Зачастую картошка была единственным продуктом в его меню, когда заканчивались деньги, вареная и жареная с постным маслом, она прекрасно утоляла голод безо всяких там разносолов.
Пан сразу отметил ловкость Игоря в таком трудном деле, как чистка картофеля, и одобрил ее:
- Трудяга! Не пропадешь в зоне, если языком управлять научишься. Трудяг не любят, но уважают. А "бугры" так просто молятся. И как это тебя "хозяин" в шныри записал?
- Там работы - вагон и маленькая тележка! - возразил Игорь. - Вкалывать руками, может, оно и легче.
- Это на воле легче! - вздохнул Пан. - А здесь - смерть!
- Что, так уж все и умирают? - возразил Игорь.
- Половина, так уж точно! - упорствовал в своей правоте Пан. - Ты думаешь, что беглец с оторванными яйцами когда-нибудь выйдет отсюда? Да ни в жизнь! Его "хозяин" не выпустит под угрозой расстрела. Я почему, как ты заметил, сразу же взятку дал? В котельной тепло и сухо, и мухи не кусают. А эту работу я хорошо знаю. В котельной еще никто не умирал, все выходили на волю.
- А кто там сейчас работает? - поинтересовался Игорь.
- Трудяга, хозяйственник! - охотно пояснил Пан. - Он в конце навигации отправится в городскую тюрьму досиживать несколько недель срока, а я займу его место уже надолго.
За разговорами да перебранками работа кипела споро. К отбою, объявленному по внутреннему радио, гора картошки, которую, на первый взгляд, и перечистить-то было нельзя, исчезла, зато все котлы оказались полными.
Руки у Игоря и Пана оказались черными от картофеля. Они помыли их с хозяйственным мылом и сели за большой деревянный разделочный стол, по обе стороны которого стояли деревянные лавки длиной со стол.
Каждому из своих работников повара накладывали в алюминиевые миски вареного рассыпчатого картофеля, политого подсолнечным маслом. Но все получили разные порции: кто меньше работал, тот меньше и получил, у поваров глаз зоркий. Игорь с Паном получили по полной миске обильно политого подсолнечным маслом пышущего паром картофеля.
Поработав несколько часов, Игорь почувствовал, что очень хочет есть, и с огромным аппетитом принялся уничтожать вкусную еду.
После крепкой заправки Игорь внезапно ощутил, что у него начинают слипаться глаза. Действие чифиря, как и предсказал Дарзиньш, закончилось, и стала сказываться усталость, вызванная тяжелой дорогой.
Игорь так заразительно зевнул, что Пан тут же последовал его примеру и, рассмеявшись, сказал сквозь зевоту:
- Что-то стал я уставать, не пора ли нам поспать?
- Храповицкого исполнить! - согласился охотно Игорь.
Они вымыли за собой алюминиевые миски и отправились в барак в сопровождении дежурного.
Зайдя в барак, они поразились спертости воздуха. Храп, раздававшийся в разных частях барака, и другие звуки, вызванные недоброкачественной пищей и испорченными желудками, создавали ощущение, что в барак заползло какое-то чудовище, отравляющее воздух своим смрадным дыханием, хотелось бежать куда-нибудь подальше, да некуда. А за побег к тому же рвали яйца, Игорь убедился в этом своими глазами.
Но когда человек хочет спать, когда он устал так, что веки на ходу слипаются, он уснет в любом месте и положении.
Игорь уснул, едва только лег и накрылся одеялом, щека еще не коснулась подушки, как он провалился в небытие.
Виктор Алдисович Дарзиньш, увидев на плацу в строю вновь прибывших заключенных Игоря Васильева, скорее обрадовался, чем удивился. После происшествия в Таллинне он не раз укорял себя, что не поблагодарил спасшего ему жизнь юношу, который чем-то ему понравился и чем-то встревожил. Его любовь к красотке Лене вызывала умиление у всех, кроме Дарзиньша. Знавший людей с низменной натурой, он нисколько не обманывался, глядя, с какими ухищрениями Лена привораживала к себе Игоря.
"Для чего-то ей он еще нужен, кроме постели! - сразу же решил Дарзиньш. - А парень влюблен по уши, хоть веревки из него вей".
Хотел предупредить, но постеснялся. Да и совет его был бы воспринят однозначно: завидует старик, сам не может, так и другим не позволяет. А Дарзиньш знал многое и видел то, что для других скрыто за семью печатями.
Не успел предупредить, нападение бывшего зека из его бывшей уже колонии спутало все его планы. Травма оказалась более серьезной, чем он предполагал, потребовала времени на лечение, а после лечения он активно помогал следственным органам найти нападавших, правда, безуспешно. После чего его отправили отдохнуть в ведомственный санаторий. А там уж время пришло и новую зону принимать.
Скрыть свою радость Дарзиньшу не составило больших трудов, привычная маска легко ложилась на лицо, как только он появлялся перед заключенными, теми, кто впервые переступал "порог" вверенного ему исправительно-трудового лагеря, колонии, что более правильно, но все говорили "лагерь": и заключенные, и их так называемые "воспитатели", которые, на самом-то деле, были надсмотрщиками или скорее - мучителями.
Но Дарзиньш был искренно убежден, что в снижении уровня преступности по стране есть и его заслуга. Его теория, о том, что в местах заключения нужно создавать такие условия, чтобы небо в овчинку показалось, была принята на вооружение вышестоящими товарищами. "Ломать - не строить!" - любили говорить эти товарищи, призванные делать из правонарушителя законопослушного гражданина страны Советов. И ломали! Так ломали, что из лагерей потоком шли человеконенавистники, законченные преступники с высшим тюремным образованием. Уголовный мир получал квалифицированные кадры, а вершина преступного айсберга уменьшалась лишь в отчетах милицейских чинов. Латентная преступность росла, но не находила своего отражения в сводках, а партийные руководители искренно считали, что вот-вот они и в самом деле покажут по телевизору последнего преступника.