Дарзиньш был искренним врагом преступного мира, настоящим борцом. Такие же борцы находились среди высокопоставленных лиц в органах правопорядка. Один из них в ведомственном санатории предложил ему вступить в их кружок блюстителей порядка и подбирать среди своих заключенных людей, по своим физическим и моральным качествам готовых на выполнение самых опасных и трудных заданий внутри страны и за рубежом. Одним словом, нужны были профессиональные убийцы, но не просто люди, способные за деньги или за страх убить другого человека. Нет! Требовались люди типа японских средневековых ниндзя, способных всюду проникать и все сокрушать на своем пути в своем стремлении выполнить полученное задание. Далеко не каждый мог стать советским ниндзя. Здесь требовались такие качества, как стопроцентное здоровье, недюжинная сила, способность владеть собой и полное отсутствие внешних проявлений таких отвратительных качеств, как жестокость, свирепость, другие отталкивающие черты. Они ничем не должны были выделяться из общей массы людей, среди которых работали и жили под вымышленными именами. Этих людей внедряли в преступные сообщества, в антиправительственные тайные общества и организации, где они по приказу своего начальника убивали и похищали тех, на кого им указывал перст свыше.
Дарзиньш решил направить в эту организацию и Игоря. Он мог только предлагать организации кандидата, решать после тщательной и придирчивой проверки должны были другие специально поставленные чины, рассматривавшие представленную кандидатуру во всех параметрах: происхождение, моральные и физические данные, умение держать язык за зубами, вредные привычки и так далее. Отсутствие хотя бы одного из них почти всегда влекло за собой отказ в утверждении кандидатуры. "Штучный товар не терпит потока!" - любили говаривать эти чины, оберегая тайну организации. Малейший прокол со стороны ниндзя влек за собой его уничтожение. Ниндзя, как саперы, ошибались только один раз.
Составив шифрованную телефонограмму, Дарзиньш послал ее по радиотелефону и стал ждать решения руководства организации. В том, что оно будет нескорым, Дарзиньш не сомневался. Параметров, по которым проверяли кандидата, было много, делалось это незаметно, особенно там, где надо было расспросить множество людей, знавших Игоря Васильева. Все это требовало времени. Но времени у Игоря как раз было предостаточно. Впереди маячили целых десять лет заключения, да и после ждала не светлая и прямая дорога, а скорее извилистый терновый путь с огромным деревянным крестом на плечах, который каждый из ему подобных собственноручно тащил на Голгофу.
Разговор с Игорем внес в душу Дарзиньша некоторое успокоение. Он вовсе не кокетничал, когда говорил о чувстве, которое постепенно возникает от никем не контролируемой власти, он, действительно, иногда ощущал себя Богом, ответственным за жизнь и смерть людей. Дарзиньш мог их заново создать или уничтожить, стереть с лица земли или оставить в них искорку самосознания и самоуважения, превратить в ничтожество, забывшее о своем человеческом достоинстве, смешать с грязью, поменять сексуальную ориентацию, "опустить", превратить в бабу.
"Всякая власть развращает. Абсолютная власть развращает абсолютно!"
Дарзиньша устраивало его положение, он никогда не стремился взять на себя женскую колонию, чтобы блаженствовать там в окружении маленького гарема. Он находил высший смысл жизни в неограниченной власти. А женщины его никогда особо не интересовали, всегда находилась какая-нибудь служанка, удовлетворявшая его физиологические потребности, которые со временем становились все меньше и меньше, пока почти не исчезли.
Внимательно изучив дело Игоря Васильева, Дарзиньш окончательно убедился в правильности своего выбора: человек, который ради своей единственной любви мог пойти на десятилетние муки лишения свободы в неимоверно жестоких условиях, по мнению Дарзиньша, заслуживал иной жизни, чем та, на которую его обрекал срок заключения не только в лагере, но и в дальнейшей жизни. Быть изгоем, что могло быть хуже…
В конце рабочего дня к нему в кабинет зашел Вася, человек, которому Дарзиньш отдал всю агентуру в колонии к явному неудовольствию своего заместителя, тайного своего недоброжелателя. Дарзиньш перехватил место начальника колонии, которое, по мнению его заместителя, должно было по праву, за многолетние заслуги, принадлежать ему. Он не только не принимал методов Дарзиньша, но и всячески старался ему мешать, чтобы его убрали либо на пенсию, либо в другой лагерь. Дарзиньшу пока приходилось терпеть, но опирался "хозяин" теперь только на таких вот, как Вася, которых он вывел из подчинения своих замов и замкнул только на себя.
- Полковник заявил нашему подопечному, что в бараке "хозяин" только он! - сообщил начальнику колонии Вася.
- Блажен, кто верует! - усмехнулся Дарзиньш. - Его можно на чем-нибудь подловить?
- Естественно! - удивился Вася. - Но пока нам это ничего не даст. Зона взбунтуется по приказу "блатных". Есть другой вариант: завтра Полковник задумал "опустить" вновь прибывшего Павла Горбаня. Еще один танцор ритуального танца "чичи-гага". Парень здоровенный, но против горилл Полковника ему не устоять, "опустят".
- Интересно! - согласился Дарзиньш. - Можно разыграть и эту карту. Пусть твой агент даст нож в руки Горбаня. Какая у него кличка?
- Баня! - улыбнулся Вася.
Они добродушно посмеялись.
- Надо же! - усмехнулся Дарзиньш. - Вот пусть этот Баня и устроит Полковнику кровавую баню. Член ему отрежет, что ли?
И они опять весело загоготали, после чего Дарзиньш достал бутылку водки, пару стаканов и закуску. Выпив по стакану, они разошлись каждый по своим делам…
Игорь Васильев спал как убитый, без тени сновидений. И лишь крепкий толчок в спину и вопль бригадира: "Подъем!" вырвали его из черноты провала в страну Морфея.
Игорь спал на верхней полке, над Паном, который облюбовал себе нижнюю полку "купе". Проснувшись, Игорь не стал валяться в постели и нежиться, кто ему это позволил, а мгновенно спрыгнул с койки на пол, быстро оделся и, не дожидаясь, когда Пан закончит зевать, поспешил из душного и смрадного барака на свежий воздух.
Сбегав в общественный туалет на десять посадочных мест, Игорь быстро произвел весь комплекс упражнений, помогавший ему держать здоровую форму тела, да и духа.
Вялые и сонные зеки неторопливо тянулись в туалет и смотрели на приседающего Игоря с нескрываемым удивлением, как на чокнутого.
Игорь не обращал внимания на их жесты - вертящиеся возле виска указательные пальцы, ему не было дела до товарищей по несчастью, где каждый был за себя, несмотря на объединение в семьи, без которого не выживешь. Но в душе каждый был за себя, душевного объединения у таких изгоев, что противопоставили себя обществу, не бывает.
Времени было мало, надо было еще успеть помыться. Игорь бросился обратно в барак за полотенцем, лежащим под подушкой, вчера вечером у него недостало сил, чтобы помыться перед сном, смыть усталость и картофельную пыль.
У входа он сразу же заметил бригадира, пытающегося разбудить Павлова, который спал лицом вниз и не реагировал на угрожающие крики бригадира.
Тому надоело его тормошить и будить криками, он развернулся и пребольно лягнул Павлова ногой по заднице.
Павлов от удара перевернулся на бок, лицом к бригадиру. Увидев его лицо, и бригадир, и Игорь сразу поняли, что Павлов мертв.
Подушка, на которой он лежал лицом вниз, вся была в кровавых пятнах, а синюшное лицо Павлова яснее ясного говорило, что он задохнулся. Правда, было непонятно, сам ли он задохнулся во сне или кто-нибудь ему помог, помимо его воли. Отсутствие следов борьбы говорило в пользу первого предположения, но Игорь был уверен скорее в обратном. Потому что он сразу же вспомнил фразу, сказанную вчера возле туалета Полковником: "В бараке может быть только один больной".
И только Игорь подумал о Полковнике, как сразу же послышался его тихий голос:
- Что стряслось, "бугор"?
Полковник подошел к мертвому Павлову, оглядел его и сказал, чуть повысив голос:
- Сам задохнулся! Во сне! Всем ясно? Или, может, кто-нибудь что-то слышал?
Нестройный хор зеков уверил его, что никто, ничего и никогда не слышал, не видел.
- Тело-то на мне повиснет! - отчаянно произнес бригадир.
- Не выдержишь? - усмехнулся Полковник. - Ноги ослабли? Одна моя знакомая, когда ей говорили: "Садитесь, в ногах правды нет!" - отвечала: "Особенно весной!" Ты, когда резал горло теще, вспоминал Раскольникова?
- Какого такого Раскольникова? - завопил перепуганный бригадир. - Не знаю я никакого Раскольникова. Ты, Полковник, мне не шей больше, чем было. Тещу замочил, это было, так она меня, сука, поедом ела. Ее не только зарезать, на ремни пустить мало было.
- Не знаешь, а говоришь! - загадочно усмехаясь, произнес Полковник и несильно стукнул Игоря по спине. - Пойдем, Студент, нам по дороге.
Когда они отошли на пару шагов, Полковник сказал, глядя на Игоря прямо и твердо:
- Хорошо, что отмучился! Мог бы и весь барак перезаразить. Открытая форма туберкулеза. Эти козлы не знают уже, как и чем нас извести. Так и хочется спросить: "Вы их дустом не пробовали?" - и неожиданно добавил: - Ты, Студент, в шахматы играешь?
- Играю! - удивился Игорь.
- Отлично! - обрадовался Полковник. - Сразимся вечерком. На "интерес". На деньги играть с тобой не интересно. У тебя их просто нет.
Он приветливо махнул Игорю ручкой и ушел в свой председательский угол, где в нарушении всех существующих правил находилось "двухместное купе международного вагона". Ходить туда всем было запрещено под страхом смерти. Туда попадали избранные "воры в законе", гости и смертники, которых там и убивали тихо-тихо, не больно.
- Что там случилось? - сонно спросил Пан, никак не в состоянии продрать глаза, беспрерывно зевая.
- Павлов мертвый лежит! - тихо сказал Игорь.
Пан сразу перестал - зевать, и рука его, поднятая к голове, чтобы почесать ее, застыла где-то на уровне плеча.
- Инфаркт? - спросил Пан, сам себе не веря.
- Такого синюшного цвета лица при инфарктах не бывает! - убежденно ответил Игорь. - Как будто его задушили.
- Полковник боится инфекции! - наконец-то понял Пан. - Мне "кент" трепался, что зимой один фраер чихнул случайно на Полковника. Так того так изметелили, что он через неделю отдал Богу душу. Может, оно и к лучшему для Доцента? - спросил жалобно Пан. - Что понапрасну мучиться? Все равно бы зиму не пережил.
"Лучше смерти цвету нету! - почему-то подумалось Игорю. - Смерть - к лучшему, это - что-то новенькое в философии развитого социализма".
Пан заторопился из барака, словно его "прихватило".
Игорь, вытащив полотенце из-под подушки, быстро и ловко заправил койку и тоже поспешил на улицу, где стояли в ряд умывальники, соединенные одним корытом для воды, куда был подведен резиновый шланг из барака, чтобы зимой в сорокаградусные морозы железные трубы не лопались. Зимой на улице не помоешься, такой же умывальник стоял и в бараке, где висела рабочая спецодежда.
У выхода он не удержался, чтобы не посмотреть на Павлова, но бригадир, не дожидаясь прихода медика, натянул на мертвое тело Павлова одеяло, так что синюшное лицо во второй раз Игорю увидеть не удалось. Но он и так, с первого взгляда, определил, что Павлова задушили его же собственной подушкой, почему и кровавые пятна на ней остались. Здесь не надо было быть опытным криминалистом.
Умывшись холодной водой по пояс и почистив зубы, Игорь крепко растерся суровым полотенцем, которое ему, как и всем, выдали еще в тюрьме перед отправкой вместе с тюремной одеждой, и вернулся в барак.
Но долго находиться там он не смог. Тень смерти все еще витала в бараке, становилось не по себе, и Игорь, повесив на грядушке кровати мокрое полотенце, поспешил опять на свежий воздух, где уже столпилось полбарака, очевидно, испытывавших то же, что и Игорь.
До построения на завтрак оставалось несколько минут. Их лучше было провести, вдыхая свежий воздух тайги, лета, цветов и солнца, чем запах смерти, установившийся в бараке.
Сообщить о смерти Павлова до прихода дежурного с ключом от амбарного замка было невозможно. Не кричать же, в самом деле. Да и куда было теперь торопиться? Все равно никто бы и не подумал начинать расследование о смерти какого-то там заключенного, насолившего при жизни власть имущим так, что они упекли его в исправительную колонию, на смерть.
Явившийся наконец дежурный по зоне равнодушно выслушал сообщение о смерти заключенного Павлова, но первым делом он заставил всех построиться и повел отряд в столовую. Время на еду было расписано по минутам. Никто в столовой не ждал, когда ты поешь. Не успел - твое дело, ходи голодным.
На завтрак был обещанный "рыбкин" суп, на взгляд неприхотливого в еде Игоря, очень вкусный. Какая рыба была положена в суп, Игорь затруднился бы сказать, свежая треска - тоже "царская" рыба, может, нельма, может, хариус, но с картошечкой и травкой, даже с лавровым листом, суп был просто объедение.
И выдали по полной миске с большим куском рыбного филе, сразу тебе и первое, и второе, а на третье - овес под названием "кофейный напиток".
- Подкармливают нашего брата! - сообщил новый "кент" Пана. - Зимой кормили такой баландой, в столовую войти нельзя было, вонища быстро выгоняла на воздух. Но приходилось есть и такую баланду, иначе ноги протянешь. На одном хлебе организм долго не выдержит. Новый "хозяин" пряник показывает, за которым скоро последует кнут.
- Ну, кнут-то мы видели первым! - возразил Пан. - Беглецу на наших глазах так лихо Шельма рвала причинное место, что любо-дорого было глядеть.
- Так то же спектакль! - протянул "кент". - Каждый год такое показывают. Шельма - стерва, любит яйца отгрызать, а Буран - ейный хахаль, так тот большой специалист руки-ноги грызть, но член не трогает, в силу мужской солидарности.
Время завтрака закончилось быстро, надо было освобождать места для следующего отряда, который направлялся в механический цех. За ними больше никого, вальщики и сплавщики леса завтракали самыми первыми, затем шли "каторжники", штрафники, те, которым была прямая дорога в карьер, как в ад.
Когда отряд построился перед столовой, чтобы отправляться на работу, из больнички привели и впихнули в строй Петра Весовщикова, Хрупкого, у которого был вид вставшего из могилы мертвеца.
- Тебя хоть покормили, Петя? - спросил его Пан.
- Покормили! - тихо прошептал Хрупкий. - Только я есть не могу, внутренности мне все отбили. Через силу заставлял себя, пихал просто.
- А как беглец, оклемался? - спросил Игорь.
- Умер ночью, не приходя в сознание! - сообщил Весовщиков. - Да и зачем ему жить-то было? Сами слышали, что "хозяин" приказал…
Все молча согласились с ним, действительно, легче умереть.
- А у нас Павлов концы отдал, коньки отбросил! - сообщил Пан.
- Доцент? - ахнул Весовщиков. - Не фига себе, начало, что же будет в конце?
- Все то же самое! - объяснил ему Пан. - Здесь нет ни начала, ни конца…
- "Любовь - кольцо, а у кольца начала нет и нет конца… Любовь - кольцо!" - тоскливо спел Коростылев, Костыль. - Что тебе суждено, что на роду написано, Петенька, все получишь сполна, - добавил он, - без обмана.
- Кончай тень на плетень наводить, Костыль! - оборвал его Пан. - И без тебя тошно.
Игорь Васильев хотел было выйти из строя, чтобы направиться в "крикушник", но "бугор" его тут же шуганул:
- Куда, Студент? Встань на место!
- Так мне же велено в "крикушник" явиться после завтрака! - пояснил Игорь.
- Вот пусть мне об этом и скажут! - ухмыльнулся бригадир. - Ты у меня в списке швейников значишься, будешь учиться шить, выйдешь - пригодится.
И он ехидно захохотал.
"Это кто ж его вписал в швейники? - послышался голос Васи. - А ну, покажь список!"
Как он, такой громадный, смог подкрасться так незаметно? Но ведь подкрался же. И теперь протягивал руку к побледневшему "бугру", требуя список швейников.
Бригадир дрожащей рукой протянул ему требуемый список и замер рядом.
- Да! - весело хмыкнул Вася, бегло просмотрев список отряда. - Пойдем, разберемся. Ты, Студент, следуй за нами.
Дежурный по зоне скомандовал отряду на движение к производственной зоне, после чего он должен был отвести Пана, будущего владельца выгодной должности, в кочегарку, где всегда тепло и уютно, и людей можно не видеть часами, встречаясь с ними лишь в бараке да И столовке.
Как только Вася ввел в административный корпус, в "крикушник", бригадира с Игорем, он развернулся и влепил "бугру" такую затрещину, что тот не удержался на ногах и как бы вклеился в стену коридора.
- Передай Полковнику, чтобы он не зарывался! - спокойно велел Вася. - Усек?
"Бугор" находился в бессознательном состоянии и не был в силах ответить.
Но Вася больше не обращал на него внимания. Он поманил за собой Игоря и отвел его в кабинет Дарзиньша.
Показав на открытый шкаф со старыми бумагами, Вася сказал:
- Разбирай, Студент, бумаги. Там все так перепутано, что черт ногу сломит. Ты уж постарайся: номер к номеру, число за числом. А то приходит к нам бумага, где требуют ответить то-то и то-то. А мы даже не в курсе, что это такое и с чем его едят. Приходится молчать. А сколько можно молчать? И бумагу присылают чепуховую, времени жаль отвечать, а надо. Так что, Студент, теперь все это ляжет на тебя. Ты уж постарайся!
С этими словами Вася покинул Игоря Васильева.
"Отправился приводить в чувство "бугра" или, наоборот, внушать ему, как надо себя вести, отчего тому не поздоровится и от Полковника", - подумал Игорь, принимаясь за дело.
Просмотрев одну папку, в которую были свалены бумаги за разные года, и разложив их на полу, Игорь вдруг ощутил, что в комнате он находится не один.
Посмотрев искоса на входную дверь, Игорь увидел стоящего в проеме двери жилистого мужчину лет сорока с безумными глазами в робе зека. Он опирался на швабру с мокрой тряпкой, в коридоре стояло ведро с горячей водой.
- Почему ты живешь в этом мире? - неожиданно спросил он, ошарашив Игоря самой постановкой такого вопроса.
Глаза говорившего смотрели неотрывно в одну точку, и эта точка располагалась где-то между глаз Игоря, отчего он почувствовал себя неуютно.
"Как два дула пистолета сразу! - раздраженно подумал Игорь. - Кажется, религиозный фанатик!"
С чем только Игорю не доводилось иметь дело в своей жизни, особенно за последнее время, но с религиозным фанатизмом сталкиваться до сих не приходилось. Господь миловал.
- Вопрос, конечно, интересный! - скопировал Игорь интонацию лидера страны. - Но в том мире, в какой мы с тобой попали, наверное, правильнее было бы ставить вопрос по-другому: не "почему ты живешь в этом мире?", а "как выжить в этом мире?"
- А что является смыслом твоей жизни? - не слушая Игоря, продолжил свой допрос шнырь.
То, что перед ним был шнырь, о котором вчера говорил Дарзиньш, Игорь не сомневался.
"Как его Дарзиньш назвал?" - подумал Игорь.
Его выручил вернувшийся после выяснения отношений с "бугром" Вася.