- Здравствуйте! - вежливо поздоровался Игорь.
- Какой вежливый! - с издевкой протянул бандит, оглядывая Игоря, как цыган лошадь. - И какой сладенький петушок!
Игорь уже наслушался всяких рассказов, когда сидел, дожидался своей очереди в суде. Знал уже, что такое "сладенький", что такое "петушок".
Обитатели камеры умолкли, ожидая дальнейшего развития событий. Главным для них было увидеть реакцию Игоря.
И реакция последовала.
Игорь с разворота ударил ногой бандита в лоб, и тот отлетел к нарам и еще приложился затылком о деревянный столб. Удар был такой силы, что обидчик потерял сознание, а из уголка его рта засочилась струйка крови.
Ударить второй раз Игорю не дали. Двое громил встали перед ним. Один из них весомо сказал:
- Оставь его! Он свое получил. Драться можешь, давай пять!
Игорь обменялся с ним рукопожатием. Первое ощущение было такое, словно он решил поздороваться с клещами, причем с механическими.
- Сила есть! - сказал он уважительно.
- Ума не надо, есть собственный! - добавил сразу силач. - Можешь звать меня Колян. Я канаю по сто сорок шестой. Это тебя взяли с "дурью" на миллионы "зеленых"?
- Меня! - подтвердил Игорь. - Только я тут ни при чем!
- Слышали, что ты в несознанке! - удовлетворенно сказал Колян. - "Молоток"! Так и пускай пыль. Никого не сдавай. Раскрутят группу, и всех к стенке! Вышняк!
- Прокурор и так требовал "вышку"! - сообщил Игорь.
- Это он пугал, козел вонючий!:- возмутился Колян. - Ты на пересмотр дела подавал?
- Когда? - удивился Игорь. - Меня только же осудили.
- Завтра же требуй бумагу и перо, садись и пиши! - посоветовал Колян. - Дело говорю.
- Зачем? - тоскливо спросил Игорь. - Неужели ты думаешь, что они от своего приговора откажутся?
- Пацан! - презрительно протянул Колян. - Переигровки не будет, это и ежу ясно. Но пока суд да дело, время идет. От дальних этапов отбояришься. На ближний пойдешь. Время тебе надо потянуть. Сейчас готовят этапы на север, в самые лютые зоны. Ты же идешь в первой, можешь не выдержать, сломаешься.
- Спасибо за совет! - поблагодарил Игорь. - Куда мне можно приткнуться?
- Здесь для новичков закон один: все начинают с параши! - усмехнулся Колян. - Но ты не унывай! Тут каждый день дергают на этапы, так что иногда за одни сутки полкамеры меняется. Тогда ты передвинешься поближе к свежему воздуху. А пока придется спать, слушая "музыку". А когда не было промывных толчков, спать приходилось и с амброзией. Выносили парашу раз в день, утром. Те, кто начинали свой путь у параши, надолго запоминали этот въедливый запах.
- Ты, Колян, как будто сидел тогда! - презрительно прервал его один из крутых.
- Люди рассказывали! - так же презрительно ответил Колян. - Не хочешь слушать, уши завяжи на узелок.
- Мало ли о чем люди треплются? - еще более презрительно заявил "Фома неверующий". - Языки почесать все горазды, а вот дело сделать, так многие в кусты. А то еще, суки, и закладывают.
- Есть люди и люди! - глубокомысленно сказал Колян. - Мне рассказывали люди, а не суки, те, кто заслуживает доверия. Свои в доску!
Игорь присел на край нар, совсем рядом с ватерклозетом, отгороженным невысокой деревянной стенкой.
- Этот суд у меня все силы высосал! - сказал он устало.
- А ты отдохни! - посоветовал сосед, тоже новичок, поскольку расположился рядом с Игорем.
"Отрубленный" Игорем разбойничек неожиданно застонал и очнулся. Бессмысленно поводя глазами по сторонам, он пытался понять, что же все-таки произошло с ним, вроде сначала все было так хорошо. Потом он сделал попытку подняться, но застонал и оставил попытку до лучших времен.
- А я думал, что тебя убили! - засмеялся Колян. - Язык распускать не будешь! Отвечать надо за свои слова.
- Отвечу! - простонал разбойничек. - Оклемаюсь маленько и отвечу. Я ему…
Он сделал неосторожное движение и, схватившись за голову, застонал.
- Ответишь! - презрительно заметил Колян. - Жопой ответишь, если еще раз к нему подойдешь.
- Да оставь ты его! - увел Коляна другой громила. - Фраер решил поиграть в крутого. Сами разберутся. Этот "мул" лягается классно, как боевой конь. В обиду себя не даст.
Ему удалось увести Коляна, и они засели на своих местах у окна разговоры разговаривать.
Колян оказался прав, когда говорил, что Игорю не придется долго спать у параши. После ужина открылась дверь, вошли в камеру вертухаи и стали по списку выкликать тех несчастных, кому предстоял многомесячный путь до своей "зоны" на крайнем севере.
Так что Игорю не пришлось познать прелести ночного сна под "музыку" с унитаза.
Но Колян заблуждался, думая, что Игорю будет позволено написать ходатайство о пересмотре дела. Его протест вызвал дружный смех.
- Написать-то ты можешь, только вряд ли бумага прокинет тюрьму! - усмехаясь, сообщил ему вертухай, когда Игорь попросил его принести бумагу и ручку. - К тому же, я слышал, что тебя завтра "дернут" на этап.
Эта новость вызвала сильное удивление, только побитый Игорем разбойничек злорадно ухмыльнулся.
- Ты точно слышал? - переспросил Колян.
- Какой мне смысл врать? - обиделся вертухай. - Но его далеко не повезут. В санаторий отправят.
- Ништяк! - одобрил Колян. - Там хозяином Семенов. Мужик незлобливый, если ему не хамить, жить можно.
- Так-то оно так, да не так! - ухмыльнулся вертухай. - Говорят, что вашего Семенова отправили на Пенсию, а туда пришел хозяин с севера. Свои порядки будет устанавливать.
- Откуда, не слышал? - равнодушно спросил Колян.
- Слышал бы, так сказал бы! - простодушно ответил вертухай.
На его лице было написано, что у него так заведено: что на уме, то и на языке. Это несколько не соответствовало той работе, на которой он работал, где необходимы были хитрость и умение держать язык за зубами.
Вертухай ушел, а Колян сразу подсел к Игорю. Ему нравился этот парень, попавший как "кур в ощип".
- Концы обрубают! - посочувствовал он Игорю. - "Чует кошка, чью мясу съела", и лютуют. Ты не дрейфь! Зона самая лучшая по всему пути на север, сравнительно близко к центру. Но это ничего не значит. Запомни три правила поведения в зоне: не сучь, не кусочничай, не любопытствуй. И следи за своими словами. Скажешь, как этот фраер, что решил поразбойничать, будешь отвечать за свои слова, изобьют, а то и опустят, то бишь раком поставят.
- Спасибо за науку, - поблагодарил Игорь, - но я все эти правила с детства знаю, вырос в детдоме.
Его слова вызвали оживление в камере. И это было понятно. Едва ли не каждый второй был поставлен в тюрьму тем или иным детдомом, правда, разных лет выпусков.
Выросшие с младенчества в коллективе и выброшенные после окончания школы в большую жизнь, они оказываются совершенно не приспособленными к самостоятельным решениям, всегда за них все решали и управляли, многие не выдерживают одиночества и кончают самоубийством, некоторым везет на коллектив, и они становятся полноценными членами общества, другим не везет, и они становятся членами преступных сообществ, беспрерывно пополняя ряды уголовного мира.
- Ты все равно напиши на пересмотр! - продолжил Колян. - Откажут - не откажут, а для порядка надо. Деньги получают, пусть работают.
Разбойничек, вступивший в конфликт с Игорем, с трудом поднялся с пола и злобно сказал:
- Контра пишет! Если его выпустить, то надо посадить тех, кто ему дал эти наркотики, А их либо нет, либо руки коротки у ментов, чтобы взять за жопу императора наркотической империи.
- Нет, ты только посмотри на него! - удивился Колян. - Расскажи лучше, как ты с высшим образованием на разбой пошел?
- Как будто не знаешь! - хмуро ответил разбойничек. - В карты проиграл большую сумму, на счетчик поставили, не отдашь - перо в бок, четыре сбоку, ваших нет.
- Не за то отец сына бил, что играл в карты, а за то, что отыгрывался! - назидательно проговорил Колян. - В зоне будешь играть, жизнь потеряешь. Или заставят самого убивать.
- А мне обратной дороги уже нет! - хмуро проговорил разбойничек.
Он прикидывал, глядя на Игоря, стоит ли ему еще раз попытать счастья и справиться с новичком. Но очередной приступ головной боли напомнил ему о возможных последствиях такой попытки, и он решил отказаться от нее.
Но отказаться от злобной реплики он все же не смог:
- Некоторые до утра не доживают! - сказал он Игорю.
Но за Игоря ответил Колян.
- Ты здесь свои порядки не устанавливай, фраер! - предупредил он гневно. - Иначе не посмотрим на твою статью и поставим на место. А в какой позе будет это место, догадайся сам.
И разбойничек сразу же стушевался, занял свое место на нарах и умолк, не пытаясь в очередной раз испытывать судьбу.
Игорь за многие месяцы фактического одиночества, старый басмач принципиально не разговаривал с "гяуром", отвык от шумного человеческого общества и за день, проведенный в суде и в новой общей камере, подустал, а потому и сразу уснул, как только объявили отбой.
И снился ему остров Сааремаа, заросли можжевельника, теплый мягкий песок, на котором среди зарослей можжевельника он занимался любовью с Леной, а потом они заметили, что за ними, оказывается, все время наблюдали двое пацанов лет по десять-одиннадцать, а Игорь с Леной тогда разошлись и испробовали все самые выразительные позы. А потом, когда они усталые лежали рядом, на них неожиданно с неба, с ясного и безоблачного, посыпались вдруг целлофановые маленькие пакетики с "дурью". Они сыпались в таком количестве, что через несколько секунд засыпали Игоря с головой. Он закричал и попытался выбраться из кучи запечатанной в целлофан "дури", но пакетики стали лопаться, выбрасывая в лицо Игоря белые фонтанчики "белой леди", так на жаргоне называют кокаин, и Игорь почувствовал, как все тело его теряет чувствительность, мысли куда-то сразу улетучились, и он превратился в робота, созданного для подчинения.
Проснулся Игорь с опаленной душой. Ясная мысль пронзила его лучше любого острого ножа, и эта мысль была о предательстве Лены, единственной женщины, которую он любил в своей жизни и готов был сделать для нее все, чтобы она ни попросила. И вот во что обернулась его готовность сделать для нее все: десятью годами строгого режима, строже которого был лишь каторжный, где все ходили "полосатые", в одежде с матрацной полоской.
Игорь вдруг впервые осознал, что он в тюрьме, и это надолго, и неизвестно еще, куда приведет его этот скорбный путь, и что Лена полностью разрушила его жизнь, дав взамен лишь десять дней безоглядного счастья.
Но Игорь признался себе, что будь у него такая возможность повторить все, он опять бы пошел по тому же пути, ибо любовь лишает возможности рассуждать и выгадывать.
После завтрака в камеру опять ввалились вертухаи и стали выкликать "на выход с вещами" осужденных. Понять, кого на какой этап "дергают", было невозможно, все равно никто ничего не сказал бы. Сообщение об Игоре Васильеве было сделано по указанию начальника тюрьмы, и никто ничего не смел знать.
Игорь Васильев был уже внутренне готов к тяжкой дороге, к своему крестному пути, в конце которого его ждал крест, его Голгофа, после которой ему уготовлен либо рай, либо ад.
- Не забывай моих советов! - крикнул ему на прощание Колян.
Дверь камеры захлопнулась, Игорь уже стоял в строю крестников, осужденных на муки за грехи тяжкие.
В "воронок" заключенных набили, как говорится, по самую завязку. Один из заключенных, сдавленный телами других, завопил с болью в голосе:
- Куда набиваешь, козел? Мы же не сельди в бочке!
- До пристани доедете! - весело ответил вертухай. - Не баре! В тесноте да не в обиде! А там свежий речной воздух. Аппетит даже нагуляете.
И он злобно захохотал.
Всем заключенным выдали спецпаек в зависимости от величины пути до лагеря назначения: черный хлеб и ржаную селедку. Игорь получил еще четыре кусочка сахара при норме два куска на день, из чего он вывел, что ехать ему не более двух дней, включая сегодняшний. Значит, вертухай говорил правду, и его лагерь находился не так уж и далеко, следовательно, можно было надеяться на лучшее, а надежда выжить в подобных обстоятельствах - это самое главное.
Пока "воронок" ехал по асфальту, было еще терпимо, тесно, душно, но терпимо. Но как только машина свернула с асфальта на проселочную дорогу, ведущую к грузовому причалу, удаленному от речного порта на приличное расстояние, тогда народ почувствовал, каково быть в тесноте. Тут уж было не до обиды, потому что никто не мог гарантировать, куда тряхнет машину в следующую секунду и кто тогда завопит, прижатый массой тел к железу кузова.
Когда наконец машина остановилась, открылась дверь и старшина конвоя зычным голосом крикнул: "Выходь! Стройся по пять в колонну!" Многие заключенные восприняли освобождение из чрева "воронка" почти как освобождение от неволи, как долгожданную свободу.
Торопливо выпрыгивая на землю, они, с трудом удерживаясь на ногах, жадно хватали ртами свежий речной воздух и радостно оглядывались по сторонам.
Нетерпеливый крик, словно хлыстом, заставлял их строиться по пять человек в колонну.
По обе стороны от них на довольно большом расстоянии друг от друга выстроились автоматчики со взведенными стволами. Кроме автоматов, при них находились еще и овчарки, пристегнутые короткими поводками к их поясам. Карабин расстегивался очень легко, и при необходимости можно было спустить собак на заключенных в считанные секунды. Автоматы выглядели ненужными при наличии такой своры собак, но это было видно лишь на первый взгляд. Среди заключенных было мало невинных, вроде Игоря, которые страдали за свое молчание, а не за вину. Матерые преступники не были подарком никому из начальников лагерей. Отпетые бандиты и разбойники, грабители и насильники, взломщики и "медвежатники" высшей квалификации - все они, повинуясь любому понятному им сигналу, ринутся на охрану, чтобы бежать.
Каждый заключенный, осужденный на десять-пятнадцать лет лишения свободы, мечтает о побеге с каторги.
Трудно, почти невозможно вынести столь длительное заключение при тяжелой, каторжной работе, а потому бегут они при первой возможности. Удается побег одному из тысячи, но и эта статистика все равно не останавливает беглецов.
Однако перед автоматами все Становятся кроткими, как овечки. Они покорно становились в ряды колонны и по команде двигались в сторону огромной баржи, где их партию за партией загоняли в трюм.
Разгрузив одну машину и загнав заключенных в чрево трюма баржи, охрана давала сигнал, и шофер "воронка" уводил машину за следующей партией, а на ее место становилась под разгрузку другая машина.
А громадная баржа терпеливо ждала, когда ее чрево насытится заключенными и можно будет подавать сигнал буксиру, ожидающему ее на рейде в полной готовности подцепить баржу и повести ее далеко на север, выбрасывая партию за партией заключенных в многочисленные лагеря по берегам реки.
Место уплывающей баржи немедленно занимала другая, столь же ненасытная в своем чреве до заключенных, и стояла до тех пор, пока не насыщалась до отвала и, в свою очередь, не уходила в Богом проклятые места, чтобы выблевать отбросы общества в места, специально для этого предназначенные, где эти отбросы использовались на тяжелых работах, получая за это гроши, чисто символическую плату, за которые на воле никто бы и не подумал браться.
Но у рабов выбора не бывает, а они и были рабами, кто пожизненно, кто на десять-пятнадцать лет, срок, вполне достаточный для того, чтобы он стал пожизненным.
Игорь, выпрыгнув из машины спецназначения, встал в общую колонну, но его выкликнули и отвели под конвоем всего одного конвоира к небольшой группе заключенных на различные сроки. Человек сорок стояли в стороне от основной массы заключенных и чего-то ждали. Они не знали, чего они здесь ждут, им этого не говорили, да им было к тому же и безразлично, от них все равно ничего не зависело, зачем и думать.
Только когда баржу загрузили "под завязку", группу, в которой находился Игорь Васильев, повели по сходням на баржу, но в трюм не загнали, разместив на верхней палубе под дощатым навесом.
Обреченные на долгие сроки лагерной жизни, заключенные, как это водится, сразу же стали "кентоваться", создавая прообраз лагерной "семьи", ибо без "семьи" не выжить в одиночку, затопчут.
И сидевшие рядом с Игорем стали сразу "кирюховаться". Знакомились, называя вместе с именем и фамилией полученный срок, по какой статье, чем занимался в прошлой мирной жизни.
Игорь очень удивился, обнаружив, что рядом с ним находятся двое, имеющие высшее образование, один из них даже имел звание кандидата биологических наук. Студенты звали его сокращенное. П.П.П. - по инициалам от Павлова Павла Павловича. Осужден он был по двести семнадцатой статье за хранение огнестрельного оружия, которое он впервые увидел, когда у него производили обыск. Оружие ему, попросту говоря, подкинули, чтобы состряпать обвинение.
- За что же вас, Павел Павлович? - поинтересовался Игорь.
- Байкал спасал! - усмехнулся Павлов. - Строить собираются на его берегу деревообрабатывающий комбинат. А это - гибель озера.
- С чего это вы взяли? - грубо перебил тезка Павлова - Павел Горбань, осужденный по сто семнадцатой за изнасилование, которого, как он клялся, не совершал.
- Для отбеливания бумаги используют хлор, - пояснил Павлов, ничуть не обидевшись на молодого парня. - Для производства требуется масса воды, чистой, как вода озера, обратно будут уже сливать жидкость, насыщенную хлором, и она постепенно погубит все живое в озере, как и само озеро. Я разоблачил факт огромной взятки, которую получили начальники, поэтому меня и бросили в узилище.
- И суд не разобрался? - удивился Игорь.
- Если он в твоем деле не разобрался, то в моем ему просто не дали этого сделать, - ответил Павлов. - Решили похоронить меня. Я тяжело болен и даже такого маленького срока, как три года, не переживу без лекарств…
Буксир натянул канаты, связывающие его с баржей, они загудели от напряжения, баржа оторвалась от причала и стала медленно удаляться от берега, выплывая на фарватер реки, текущей спокойным двухкилометровым по ширине потоком.
На стеклянную гладь реки по борту, где сидели Игорь и его новые друзья по несчастью, ложились зубчатые тени от поросшего соснами высокого берега. Густая синева прибрежной части перешла в голубой, а затем зеленоватый цвет, сменившийся на середине реки золотисто-оранжевыми красками. Взбиваемый винтом катера-буксира ковер длинных переплетающихся водорослей колебался и извивался головой медузы Горгоны.