Игорь, сидевший у самого борта, вгляделся в глубь реки и увидел сквозь голубовато-зеленоватую толщу удивительно чистой воды стайки юрких ельцов, проворно снующих между водорослями, где подстерегали свою добычу головастые щуки. Чуть поодаль почти неподвижно повисло скопление крупных окуней.
Внезапно речное зеркало воды избороздили трещины, морщиня воду. Они образовали почти идеальный круг, в центре которого над поверхностью реки волнисто и медленно поднялась черная спина рыбы.
- Осетр! - заметил рыбу Павлов.
Осетр, плавно изгибаясь, звучно ударил плавником. И замер. Снова ударил и снова замер.
- Смотрите, лебеди! - восторженно воскликнул Павел Горбань.
И действительно, рядом с песчаным островком у противоположного берега мирно отдыхали на спокойной воде красивые белые птицы, гордо поводя длинными шеями. В нескольких метрах от них тяжело плюхнулись в воду четверо серых гусей. Они посуетились, посуетились, трубно гогоча, а потом попарно расплылись в разные стороны.
Осужденные впитывали и запечатлевали в памяти картины воли и покоя, чтобы потом, в заключении, жить ими, потому что жить больше им было нечем.
- Лебедя ты заметил, - иронично проговорил Панжев Константин Иванович, вор со стажем, имевший, кроме воровской специальности "скокарь", еще и мирную историка, которой занимался лишь в местах "не столь отдаленных". - Ты лучше расскажи, как ты девочку заломал.
- Никого я не заламывал! - хмуро заметил Горбань. - Мы с нею жили половой жизнью почти год, а девочкой я ее не застал. Ее отчим заломал, очень большой начальник. Он меня и посадил по сто семнадцатой, чтобы свои грехи с "концами в воду". Пришел на час раньше положенного, застал нас в постели, меня поначалу избил, здоровый мужик, как скала, а потом милицию вызвал. Моя дура испугалась, а может, другие соображения были, и накатала на меня заявление в милицию об изнасиловании. Доказать я ничего не мог, как ни пытался.
- Невиновный, значит? - криво усмехнулся Пан, чью кликуху знал каждый уважающий себя вор. - Мне говорили, что по таким делам назначается до семи экспертиз: судебно-медицинская, биологическая, питологическая, наложения, судебно-психологическая, судебно-психиатрическая и трассологическая. Только они дают ответ на вопрос, было изнасилование или нет. А ты мне "горбатого" лепишь.
- Какие познания! - засмеялся Горбань. - "Съест-то он съест, да кто ж ему даст". Ни одной экспертизы со мной не проводили. Ясно?
- Тебя в камере еще не "опустили"? - нагло ухмыльнулся Пан.
- Пытались! - честно признался Горбань. - Сломал три челюсти, сразу отстали. Я кандидат в мастера спорта по боксу, между прочим.
- Когда тебя три "шкафа" замажут в клещи, то кулаками особливо не помахаешь, - насмешливо продолжил Пан. - Кому суждено стать "петюней", тот им станет.
- Только через мой труп! - сказал Горбань.
- Некрофилы вряд ли в лагере водятся! - вмешался Павлов. - Но я тебе, тезка, верю. На насильника ты не похож. Те - ущербные, а ты здоровый и нормальный парень. Такому любая девка даст. У меня был приятель-адвокат. Так вот он утверждал, что только тридцать процентов осужденных по сто семнадцатой статье сидят за совершенное преступление. Остальные же либо из-за мести покинутой любовницы, либо из-за вымогательства.
- Как так? - опешил Пан. - Бабы специально дают, чтобы потом вымогать деньги?
- Да! - подтвердил Павлов. - И многие откупаются, чтобы не сидеть. Лучше уж, считают они, заплатить коварной подруге, а в следующий раз быть поосторожнее, мало кого прельщает участь тюремного "петюни". Если ты угодил в такую ловушку, то выбраться из нее очень трудно. "Потерпевшая" способна так сфабриковать доказательства, что суд тебя и к расстрелу может приговорить.
- А следователи что, дураки? - не поверил Пан.
- Такие уголовные дела требуют специалистов высокой квалификации, - напомнил Павлов, - а где их взять?
Мимо баржи такие же трудяги-буксиры тянули вереницы плотов древесины. Один катер-буксир тянул вереницу пучков стволов деревьев спереди, а второй замыкал плот.
- Доцент! - обратился Пан к Павлову. - Ты не знаешь случайно, чего это делает второй катер, идущий позади? Толкает он плот, что ли?
- Случайно знаю! - усмехнулся своим мыслям Павлов. - Даже лекции читал.
- Вот ты нам и прочти коротенько! - предложил Пан. - Плыть нам долго, а за разговорами время быстро летит. Давай, ври!
- Бескрайние наши просторы, - начал спокойно Павлов, - покрыты борами, зеленеющими под лучами летнего солнца и серебрящимися инеем в морозном тумане зимнего дня. Среди пород деревьев первое место принадлежит сосне. Короткое лето Сибири ограничивает прирост древесины, и поэтому годовые кольца на поперечном спиле ангарской сосны расположены столь плотно, что между ними не войдет и лезвие ножа. Смолистая древесина отливает маслянистой желтизной. В основном такие, как мы, и заготавливают эту древесину, а заготовить ее очень и очень непросто. А ее еще надо и вывезти из таежной глубинки. Вывозят ее к берегам реки, где лесовозами, где сплавом по малым речушкам. Так лес приходит к берегам реки. Здесь, на рейдах, бревна вяжут в пучки, из пучков формируют плоты. За навигацию сплавляют в плотах миллионы кубиков леса, что по объему равно нескольким тысячам железнодорожных составов. Только если поезда идут по стальным путям, перемахивая через реки, овраги, ущелья по мостам, то перевозка леса по воде во многом зависит от стихии, от природных условий, определяющих режим реки, характер ее течения. А течение - противоборство воды и камня. Продольный профиль реки иногда выглядит, словно гигантская лестница: ступенька - спад, ступенька - спад. Сплошные пороги и шиверы…
- А что такое "шиверы"? - перебил Игорь.
- Каменистые перекаты, - охотно пояснил Павлов. - Там, где базальтовая порода, у реки хватает сил лишь на то, чтобы прорезать в массиве камня мелкое узкое русло. И когда скальные берега и обрывы сжимают реку почти втрое, вся масса воды устремляется к узкому протоку вдоль левого или правого берега, кипит и клокочет, а над ней беспристрастно стоят береговые скалы, в чьих недоступных каменных развалах свили свои гнезда орлы, с клекотом срывающиеся с вершин и долго парящие над своими владениями. Внизу под ними идут и идут плоты, ведомые мощными катерами-буксирами. Обычно ведут двумя буксирами: передний катер тянет плот вперед так, что гудят, напрягаясь, сочленяющие плот тросы, а задний катер слегка натягивает плот, не давая сбиться ровной его полосе, иначе хвостовые пучки занесет и плот развернет поперек.
- Как много слов, - ехидно заметил Пан, - когда можно было пояснить все одной лишь фразой.
- Ну вот! - обиделся Павлов. - Сам говорил: "за разговорами время быстро летит".
Игорь смотрел на базальтовые скалы, изборожденные вертикальными трещинами, покрытые пятнами зеленоватого, желтоватого или бурого лишайника.
- Так ты же мне лекцию прочел о реке, а я спрашивал всего лишь о двух буксирах, - продолжал ехидничать Пан. - При чем здесь река?
- Река всегда при чем! - вступился за Павлова Коростылев Юрий Иванович, содержатель притона, известный под кликухой Костыль, но не из-за того, что ходил с клюкой, как баба-Яга, а, очевидно, из-за созвучия фамилии с кличкой.
Помимо своей основной профессии содержателя притона, Коростылев был еще историком с высшим образованием, большим знатоком Сибири, этнографом. Но, проворовавшись в одной из экспедиций, он был изгнан из всех научных сообществ, зато со всем почтением принят в преступном. Сдала его бывшая любовница. Женщина, если она хочет отомстить, очень изобретательна.
- Река в истории человечества всегда мыслилась как некая граница, рубеж, разделяющий важнейшие этапы жизни человека, - со знанием дела стал говорить Костыль. - Наибольшее воплощение подобные представления нашли, однако, в мифологии, где смерть осмысливалась как переправа через реку в мрачное подземное царство теней. В древности обряд захоронения всегда совершался на лодках, и не потому, что люди селились вдоль рек и больших водоемов, кстати, на лодках провожают в последний путь лишь в одном месте - в Венеции. В древности настолько серьезно относились к путешествию в подземное царство, что была даже разработана топография подземного мира, естественно, в мифологии и эпосе. Подземный мир или "тот свет", как мы говорим: "Отправился на тот свет", - располагался ниже устья большой реки. В дошаманский период думали, что вход в нижний мир осуществляется через отверстия в земле, водовороты и глубокие водоемы. Вместе с шаманами возникли и шаманские реки. По шаманской космогонии верхний мир располагается выше истоков воображаемой реки, а нижний мир соответствует нижнему течению этой реки. Но у каждой группы эвенков была своя территория, и в зависимости от этой территории и направления течения главной реки считалось, что верхний и нижний миры находятся в разных направлениях. Верхний и нижний миры соединены воображаемой рекой, которая у енисейских эвенков называлась ЭНДЕКИТ, "место полного исчезновения", от слова "энде" - "исчез полностью"…
Костыль приумолк, достав пачку "Примы" и закуривая сигарету. Игорь, на которого подействовал рассказ Коростылева, задумчиво произнес:
- И мы плывем в эндекит! В свое место полного исчезновения!
Коростылев удивленно посмотрел на Игоря.
- Однако! - отметил он. - Я как-то не задумывался над этим.
- Гони картину дальше! - предложил Пан. - Интересно врешь!
- Эндекит имеет много притоков - долбони, "ночь", принадлежащих отдельным шаманам, в обычное время на этих притоках живут духи, помощники шаманов, - продолжил Коростылев. - Притоки связаны с землей через водовороты в реке, эвенки их обходили стороной, боялись. Ниже устья каждой шаманской реки на эндекит помещался мир мертвых соответствующего рода, а души покойных сюда привозил шаман, естественно, не бесплатно. Шаманская космогония отражала древние передвижения и расселения людей по протокам больших рек. У большинства народов мифы помещают мир мертвых под землей или у края вод Мирового океана. Вавилоняне представляли Землю плоской, плавающей на поверхности Великой реки или Мирового океана. Мертвые, в их представлении, переплывали на плотах в потусторонний город Эрешкигаль через Великую реку или через "воды смерти". У древних греков реки подземного мира носят названия Стикс, Ахерон, Коцит. Стикс - старшая дочь Океана и Тефиды, божество реки. Водами священной реки Стикс клялись боги Олимпа. Эта клятва - самая страшная. Мрачные ландшафты реки Ахерон влияли на воображение греков, населяющих долину реки призраками. Именно там находились места, где оракулы общались с потусторонним миром. Близок к реке смерти и образ реки забвения - Леты, протекающей в царстве Аида. Сначала Летой называли дочь богини раздора Эриды, символа забвения. Испив воды из реки Леты, души умерших забывают свою прошлую жизнь.
- Греки, вавилонцы! - презрительно прервал Коростылева Панжев. - Ты про русских что-нибудь расскажи.
- У русских тоже есть сходный с Летой образ - Забыть-реки! - тут же выполнил просьбу Коростылев. - Вода, как и огонь, по народным верованиям, обладала мощным очистительным действием. У верующих индусов умереть на берегу реки Ганга считается величайшим благом, потому что она смывает любой грех, святая река. В России считали, что река смывает и уносит болезни, одним из способов лечения от лихорадки был такой: в двенадцать часов ночи снимали с себя пропотевшую сорочку и бросали ее плыть по течению, приговаривая: "Возьми, река, мою болезнь, пошли мне здоровья!". А в Европе существовали еще знаменитые "ордалии", во время которых суды, разбирающие обвинения - в колдовстве, раздевали и бросали связанными в воду обвиненных, если те выплывали, их сжигали на костре, выплыл - значит виновен. Бедняги в большинстве своем предпочитали тонуть, так хотя бы их признавали невиновными, имущество оставалось в семье, и хоронили их на освященном кладбище.
- "Река времен в своем стремленье уносит все дела людей", - завершил Игорь.
- Какие вы умные! - злобно откликнулся Пан. - Непонятно только, как вы оказались в таком дерьме.
- Если ты такой умный, то почему такой бедный! - засмеялся Моня-художник.
Он так и представлялся, никто не знал его настоящего имени и фамилии. Он был своеобразным художником, прекрасно рисовал кредитные билеты Центрального банка, не отличить от настоящих. Сдал его, спасая свою жизнь, один ненормальный убийца, работавший у него какое-то время сбытчиком.
- Доцент, - обрадовался поддержке Пан, - жизнь отдает из-за какого-то озера.
- Не какого-то, - прервал его Павлов. - Я родился в Баргузине…
- Да ну! - удивился Пан. - Как это ты умудрился родиться на ветру? Баргузин - это ветер.
И он неожиданно для всех запел:
Славное море - священный Байкал,
Славный корабль - омулевая бочка.
Эй, баргузин, пошевеливай вал,
Молодцу плыть недалечко.
Славное море - священный Байкал,
Славный мой парус - кафтан дыроватый…
Эй, баргузин, пошевеливай вал,
- Слышатся грома раскаты…
- Кончай выть! - оборвал его тихий Петя Весовщиков, по прозвищу Хрупкий, поплывший на пятнадцать лет за убийство по сто второй статье.
Убил он своего начальника за систематические издевательства, убийство было спонтанным, но все равно ему впаяли сто вторую статью, чтобы другим неповадно было убивать свое начальство.
Пан испуганно смолк. Отчего-то он побаивался этого тихого паренька с остановившимся взглядом.
- Насчет ветра ты прав! - согласился Павлов. - Баргузин - это ветер, налетающий с северо-востока на Баргузинские озера, на берегу одного из которых и раскинулся городок Баргузин, правда, сейчас он превратился в село. Если бы иностранному самолету пришлось совершить вынужденную посадку в Баргузине, пассажиры самолета ни за что не догадались бы, где они находятся. Тот же пейзаж, что и в швейцарском Энгадине или французской Савойе, вершины и пики самых причудливых очертаний, с шапками вечных снегов, леса по склонам и приткнувшийся к подножию гор городок, который делит на две части живописный бурливый ручей, впадающий в реку Баргузин, впадающую в Байкал… Ты хоть раз был на Байкале? - спросил он у Пана.
- Чего я там забыл? - хмуро отказался Пан. - Реки я люблю, рыбак заядлый, за тайменем ходил после первых заморозков. Знаешь, как играет таймень своим серебром на перекатах? В рыбке килограммов десять-пятнадцать. Побороться с ней, стоя на скользких камнях переката, - это надо уметь, скажу я тебе.
- А Байкал - это самый крупный водоем пресной воды в Европе и Азии и самое глубокое озеро в мире, живописнейшее горное озеро. Оно в пять раз больше Женевского, славится сорока породами ценных рыб, раз уж ты рыбак, и богатой, редкостной, нигде больше не встречающейся фауной.
- Не будьте фауной, берегите флору! - опять засмеялся Моня.
Его неунывающий одесский говор резко контрастировал с обреченными голосами окружающих. По его виду нельзя было сказать, что ему предстояло провести в заключении долгих пятнадцать лет.
- Баргузин был основан в 1648 году, - продолжил Павлов. - Когда я протирал штаны на школьной парте, мне учителя вбили в голову дату разгона Кромвелем английского парламента и окончания Тридцатилетней войны. Правда, я понимал, что между такими историческими событиями в Европе и основанием Баргузина нет никакой связи, тем более, что Баргузин был основан, как острог, первым в цепи укрепленных пунктов, созданных для взимания ясака, дани, которой облагались народы Поволжья и Сибири в Московской Руси. Вместе с тем остроги служили и местом тюремного заключения, и на языке того времени выражение "сидеть в остроге" означало сидеть в тюрьме…
Его слушал уже один Игорь, да еще изредка подключался Коростылев. Остальные заключенные отвернулись, и нее смотрели на медленно проплывающий противоположный берег реки и на спокойную полупрозрачную воду, думая каждый о своих делах, о прошлой жизни. А Игорь заставлял себя не думать о прошлом, чтобы не вспоминать Лену.
Но старик Павлов говорил больше для самого себя. Он погрузился в воспоминания, словно предчувствуя, что ему осталось совсем немного дней для разговора. Болезнь уже давно подтачивала его, но когда были лекарства и хорошая пища, еще можно было надеяться победить ее. Теперь надежда угасала с каждым километром реки. Выдержать строгий режим трудно даже здоровому человеку, а больному невозможно.
- Красота природы, чистый сухой воздух и синева прозрачного неба очаровали даже Кропоткина, известного революционера и теоретика научного анархизма, который объездил эти места еще совсем молодым армейским поручиком и назвал эти горы в своей классической монографии, посвященной географии и геологии этого района, "баргузинскими Альпами". Баргузину с его волшебными окрестностями куда больше подходит быть летним курортом, чем местом поселения политических ссыльных, - заметил он. - Курортный сезон здесь короток, не успеешь оглянуться, как нагрянет долгая суровая зима, но все же странно, что политических преступников отправляли на курорт. Франция отправляла их на Мадагаскар и Чертов остров, а Великобритания в Ботани-бей в Австралии, где климатические условия несравненно тяжелее. А в России, по понятиям прошлого века, наказание в виде ссылки в Сибирь считалось особенно жестоким. Официально эта кара была введена в 1729 году. Первыми ссыльными были приговоренные к пожизненной каторге бунтовщики. Позже к ним присоединились гулящие девки и женщины, приговоренные к смертной казни. В 1800 году за ними последовали евреи, просрочившие на три года уплату налогов. Смертность среди ссыльных была чрезвычайно высока, до Сибири доходила едва ли четвертая часть, да и в той все были совершенно сломленными. Да и как иначе? Путь из Москвы в Баргузин, а это шесть тысяч километров, ссыльные проделывали пешком. Через каждые двадцать километров этап загоняли в пересыльную тюрьму или крепость. Длился этот поход года четыре. На телеги сажали только больных. Два дня шли, третий отдыхали. Кормились из расчета десять копеек в день, в местах ночлега покупали себе еду. В политическую каторгу Баргузин превратился с 1826 года, когда Николай Первый сослал сто шестнадцать участников декабрьского восстания 1825 года. Первую партию долго держали в селе Петровский Завод Забайкальской губернии, граничащей с Баргузинским уездом. Непосредственно в Баргузин были отправлены братья Кюхельбекеры - Михаил и Вильгельм, лицейский друг Пушкина, которого он звал Кюхля. Позже Вильгельма переправили в другое место, а Михаил так и остался жить в Баргузине, не уехав и после помилования. Когда умер Николай Первый и на престол взошел Александр Второй, все декабристы были помилованы, но в живых их осталось к тому времени лишь двадцать пять человек. За тридцать лет ссылки все они так настрадались, что в большинстве своем предпочли остаться и окончить дни свои в Сибири…
Он умолк, углубившись в свои воспоминания, в которых места для остальных уже не было.
Но тут интерес к разговору проснулся у Пети Весовщикова. Хрупкий, как его сразу же окрестили в камере, обратился к Коростылеву, потому что Павлов закрыл глаза и, улыбаясь, что-то шептал неразборчиво.
- Слушай, Костыль! - спросил он. - А почему Сибирь Сибирью прозвали?