За 2 дня до этого
Все это поначалу было вполне понятно: один - информатор, другой - репортер. Один делится информацией, подразумевая при этом, что за каждый доложенный фактик ему будет заплачено. Другой впитывает информацию, платит за нее и перепродает дальше, в свою редакцию. Которая в свою очередь торгует жареными фактами "как нам стало известно из кругов близких к руководству" и накручивает на этом сотни тысяч процентов. В свою очередь купившие перепродают их своим ежедневным читателям и зрителям, наваривая на этом еще больше. Так происходит ежечасный и ежедневный круговорот в мире информации. Однако предлагать деньги Алексею за рассказы о своих трудовых буднях было как-то неудобно. Ирина даже не решалась ему намекнуть на это. А вот в кафе или ресторан он ходил охотно и уписывал роскошества столичного стола с нескрываемым удовольствием, было сразу видно, что его зарплаты и командировочных на полноценнное питание совершенно не хватает. Он в свою очередь рвался расплатиться за съеденный обед, однако Ирина вполне убедительно объясняла, что не так давно она делала серию репортажей о ресторанах, и многие их владельцы за такую рекламу обязались кормить ее по гроб жизни. На самом деле ей приходилось заказывать и проплачивать столик заранее. Это позволяло ей вести со своим информатором вполне непринужденные беседы. Наверное, он и не догадывался, что все их обеденные разговоры записывались на диктофон. Хотя она в общем-то не скрывала, что интересуется материалом небескорыстно и отстаивала право журналиста в любой момент поделиться со всем белым светом полученными сведениями. Однако рассказы Алексея о царящих в следственной группе порядках, о личностях начальников, о возникающих версиях она пока никак не предавала огласке, тем более, что следствие явно заблудилось в трех соснах. На работе она пока никак не оглашала свой интерес к следствию по делу Вано, муж ее, Володя, писатель и домосед также не особенно интересовался проблемами, возникающими у его супруги на работе, считая эту работу блажью. Или он полагал, что они до сих пор живут на гонорар с романа, написанного им три года назад? Порою перед сном перед глазами у Ирины вставал страшный оскал златозубого бандита и быстро сменялся пристальным взглядом больших, глубоко посаженных глаз убийцы-снайпера, которые она запомнила на всю жизнь - ее от этих воспоминаний передергивало, и она проваливалась в сон как в омут. Спокойный сон ей обеспечивало только общение с Алексеем. От него исходило непонятное ощущение силы и власти, быстро передававшееся другим. Однажды за соседним столиком трое блатоватых парней чересчур громко матерились на весь ресторан. "Ребята, поаккуратнее выражайтесь", - строго сказал Алексей. "Ну ты, фуфлогон! - заорал один, помоложе, - давай выйдем, и там ты меня поучи, как надо выражаться!". Алексей обернулся к нему, внимательно посмотрел на него, затем перевел взгляд на другого парня, постарше. "Все заметано, гражданин начальник, - засуетился тот что постарше, - мы щас, полминуты и уходим". Он что-то шепнул друзьям, они хлобыстнули по рюмке водки и поторопились покинуть ресторан.
- Как тебе удается так влиять на людей? - удивилась она.
- Ну, не на всех… - уклончиво ответил он. - Этот парень уже сидел, поэтому нас различает по одному взгляду.
- Вас?
- Ну, у милиционера, участкового, короче, блюстителя, свой взгляд на человека. Это нам психологи объясняли. В нем сквозит наш профессиональный интерес к человеку: оценка личности, прикидки психологического портрета, перебирание каталогов находящихся в розыске. А зеки, кстати, тоже, отсидев некоторое время, становятся неплохими психологами. Нашего брата они распознают быстро. Поэтому все эти россказни про "подсадных уток" в бандитские круги - на девяносто процентов брехня. Вычислить Шарапова для зека - раз плюнуть. Поэтому мне как-то не особенно верится в этого Ника.
- Какого еще Ника?
- Это… ну, в общем из одного романа, я давно читал, не помню кто автор.
- Не врите мне! - засмеялась Ирина. - Этот что-то касающееся следствия, не так ли?
Он смутился и махнул рукой.
- Только это страшная тайна. Словом, ходят слухи, что Вано перед смертью договорился с кем-то о поставке в Москву совершенно сумасшедшей партии наркотиков. И вроде бы даже должне был ее получать. Но информация об этом неожиданно просочилась - куда бы вы думали? В собез! Не в РУОП, не в отдел по борьбе с наркотиками, а именно в собез.
- А что это такое? Надеюсь, не райсобес?
Он фыркнул.
- Управление собственной безопасности.
- Так что они сами себя охраняют? - Все еще не могла понять Ирина.
- Собственная безопасность - это менты над ментами, - терпеливо объяснил Алексей. - Если собез занялся наркотой, значит, они подозревают, что в ней по уши погрязли сами менты. Поэтому они и запустили своего агента, Ника, который и стукнул о доставке наркоты в город. Собез, конечно, оказался перед дилеммой. С одной стороны хотелось выяснить, кто из милицейского начальства в этом деле замешан. Но с другой стороны, партия была столь огромной (чуть ли не сто кило), что решено было подключать ОМОН и брать наркоту штурмом (у самого-то собеза реальной рабсилы никакой, но власти ого-го!)…
Невероятно, но факт, в его присутствии даже ее старенькая "шестерка" переставала капризничать и лучше слушалась руля. Жила Ирина в районе ВДНХ, там же, в нескольких троллейбусных остановках, одна из гостиниц была передана в ведение МВД, и Алексей добился перевода туда из общаги, поэтому возвращаться им было по пути. Обычно Ирина подвозила его к подъезду гостиницы, но в тот вечер "шестерка" так забарахлила, что пришлось Алексею садиться за руль и он с трудом дотянул машину до дому.
Доехали они, когда уже было темно. Алексей поставил машину на стоянку, расположенную поодаль, сбоку от жилых подъездов и обернулся к Ирине.
- Я чувствую, что говорю глупость, - сказал он, - но… Я хочу сказать, что не имею права больше откровенничать с тобой.
- Почему? - искренне удивилась Ирина.
- Я бы не хотел, чтобы об этом стало известно кому-то еще. Понимаешь, если об этом Нике станет известно, то его тут же вычислят, и убьют.
- Ну, я думаю, что бандиты уже давно подозревают, что их кто-то выдал…
- Подозревать - одно, твердо знать - другое.
- Я вам твердо обещаю, пока вы сами мне того не разрешите, никому не рассказывать о ваших сведениях.
- А чем вы докажете искренность ваших слов? - допытывался Алексей.
- Чем докажу? А какие доказательства вам нужны?
- Неопровержимые и исчерпывающие, - заявил молодой человек, и протянув руку к краю сиденья, дернул на себя рычажок - и спинка сиденья откинулась.
Ирина и глазом сморгнуть не успела, как почувствовало на себе тяжесть тела парня и вкус его губ на своих губах. В первые секунды ей захотелось расхохотаться - настолько идиотской казалась, если глядеть со стороны, эта сцена. Она - с сигаретой в зубах, в вечернем платье, он - в костюме и при галстуке, пытается поцеловать ее и ойкает, обжегши нос о сигарету… Тут не особенно и побрыкаешься, ввиду того, что машина стоит у ее собственного дома. Дело осложнялось тем, что он оказался в самом выгодном положении, скинуть его с себя усилием рук было невозможным, подголовник прочно держал ее голову в положении самом удобном для поцелуя. И поцелуй этот продолжался дольше, чем можно было списать на обычный порыв дружеских чувств. В конце концов Ирина решила дотянуться левой ногой до клаксона. Для этого следовало отвести ее в сторону и поднять, что ей и удалось, однако Алексей воспринял этот жест совершенно превратно, чуть ли не как приглашение. Он оттянул низ ее трусиков - и Ирину захлестнул шквал эмоций. С одной стороны, это была не первая ее супружеская измена, перед рождением Сережки она целых два года делила постель с тогдашним завредакцией. С другой же - каждую свою измену она очень переживала и оправдывало этот разврат в ее глазах только одно - их с мужем-Володей абсолютное и взаимное равнодушие друг к другу. Они были будто членами одной трудовой бригады, в обязанности которой входило совместное воспитание ребенка, походы с ним в ясли-садики, выгул собаки, приготовление пищи, пристраивание рукописей супруга где сможется, покупка серванта, дачного домика, поездки на пикники и…
Резкий звук клаксона на мгновение отрезвил ее. Она отдернула ногу, и тогда Алексей помог ей поднять и вторую. О Господи! Ее бросило в пот. Надо же, прямо перед домом, лежать в машине, задрав обе ноги вверх и уперевшись ими в потолок, в то время как между ними пристроился этот сумасшедший в пиджаке, при галстуке и со спущенными штанами. Надо было немедленно что-то предпринять. И она приняла единственно верное в тот момент решение - задрала наверх его пиджак, сорочку и майку и обвила обеими руками его торс. И все же в нем было что-то мужланское. В тот момент, когда она уже готова была отдаться волнам оргазма, он вдруг отодвинулся и принялся надевать презерватив. Конечно, сделать это без ее напоминания было с его стороны весьма предусмотрительно, но… он мог бы быть и поделикатнее.
И вот, наконец, он разрядился, не очень быстро и не очень медленно, по времени в самый раз. На этот раз на ее толчок руками он отодвинулся и дал ей сесть (опуская ноги, она чуть не высадила стекло), помог поднять сиденье. Только оправив юбку, она почувствовала себя в своей тарелке, поправила прическу и грим и обернулась к нему.
- Послушайте, - резко сказала она. - Как все это, собственно, понимать?
- Ну, не знаю… - засмущался Алексей, - должен же был я как-то отблагодарить вас за этот прекрасный ужин.
- Ага, значит такова, получается, ваша благодарность.
- Надеюсь, что вы вполне прочувствовали как она глубока, - продолжал иронизировать он.
Она размахнулась, желая отвесить ему полноценную пощечину, но он левой рукой схватил ее за запястье, а правой притянул к себе и поцеловал. И опять она почувствовала себя в его полной власти. А он положил ее плененную руку прямо себе на трусы, и она почувствовала пальцами устало лежащую мышцу, одетую в скользкую приторно пахнущую резину. Она проверила кончик презерватива - он был полон и сух. Стянув его, она выбросила использованную резинку за окошко и уже полностью отдалась исследованию давно забытого ощущения - что происходит с женщиной, когда кончик мужского языка путешествует по ее рту. Все это было прекрасно, очень хорошо, но отчего-то ее рука вновь оказалась на мышце, которая моментально напряглась, словно распустился тюльпан, и тут уже в ее пальцах обнаружились эрогенные зоны, и она наслаждалась, потирая, поглаживая, кожицу вверх-вниз, то обнажая головку, то вновь покрывая ее плотью. И наконец, совершенно потеряв голову, кинулась ее исступленно целовать, лизать, сосать, ласкать языком, губами, и каждое ее прикосновение исторгало из груди молодого человека сладостные стоны.
Во второй раз этот процесс длился гораздо дольше чем в первый, и наконец она оторвала голову от его колен и выпрямилась, сидя с наполненным ртом и нашаривая рукой ручку дверцы, чтобы сплюнуть. Неожиданно она увидела перед собой слепящий сноп света от крупного переносного фонаря. И от неожиданности сглотнула.
Алексей тоже заметил нежданных гостей, но даже не пошевелился.
Подошедших было двое - оба с автоматами.
- Старший лейтенант Трофимов, - представился один и поднес руку к козырьку. - Что-то долгонько вы тут сидите. Документики имеются?
Вместо ответа Алексей развернул и прижал к стеклу удостоверение.
- Все ясно, товарищ лейтенант, - сказал Трофимов. - Отдыхаем, значит.
- Проводим следственные действия, - сказал Алексей в приоткрытое окно. - Веду допрос свидетеля
- Ну… желаю удачи, - усмехнулся патрульный.
- Обязательно ею воспользуюсь.
- Чем?
- Удачей.
- Все, финиш. - обреченно сказала Ирина. - Это из нашего отряда ребята.
- Из какого "вашего"?
- Охрана телебашни. Они тут все вокруг патрулируют. Мне теперь на работе показаться нельзя будет.
- Наоборот, если ты поделилась тайной с ментом, будь уверена, что он тебя не выдаст.
"А как же Ник?" - вертелось у нее на языке, но она его прикусила.
- Послушай, мне чрезвычайно неудобно тебя выгонять, но мне пора, - шепнула она.
- А как ты завтра будешь без машины?
- Муж починит. А я поеду на троллейбусе, мне здесь рядом. Но чтобы не вляпаться в историю, мне надо вначале слегка прибраться в машине - ну что тебе все объяснять?
- Нет, я понял самое главное, что домой ты не торопишься, - лучезарно улыбнулся молодой человек и, прежде чем Ирина успела как-то отреагировать, вновь дернул за рычажок на этот раз своего, водительского сиденья, и, откидываясь назад, притянул ее к себе. И все повторилось опять…
Наконец-то они распрощались. Прибирая в машине, Ирина едва не заснула, присев на секунду в кресло, настолько ее сморило. Тело ее было преисполнено истомой, а сердце пело. Волею судеб все ее прошлые мужчины были старше нее, и она привыкла к их неторопливой искушенности, рассудительности, размеренности. Поэтому оказаться в объятиях юноши, почти мальчика, энергичного, напористого, порою поспешного стало для нее настолько новым впечатлением, что женщина даже почувствовала себя в чем-то обманутой. Другие мужчины, хотя и демонстрировали ей прелести орального секса и "технику Карецца", оставались при этом невыразимо скучны и пресны. С Алексеем Ирина почувствовала себя девчонкой, впервые с однокашником пробующей что такое телесная близость. Странным было и то, что и губы ее, и все тело отчетливо помнили все поцелуи и прикосновения Алексея. Больше того, его лицо поминутно вырисовывалось перед ее мысленным взором. Прибравшись в машине, проветрив ее и опустошив пепельницы, она уже собиралась домой, но неожиданно для самой себя, присела на сиденье и вдруг расплакалась, не от боли, а от полноты чувств - кажется, впервые за столько-то лет (в последний раз это было лет в тринадцать) - она влюбилась.
Спустя три минуты, подойдя к двери подъезда и доставая ключи (было уже поздно и она не хотела, чтобы в квартире зазвонил домофон), она вдруг ощутила себя в лучах прожектора. Свет мощнейших галогеновых фар и верхних четырех прожекторов джипа буквально ослепил ее. Крепкие мужские руки схватили ее с двух сторон, и на нее надвинулась тень, расширяющаяся с каждым шагом.
- Вах, красавица, - сказал голос, при одном воспоминании о котором ее бросало в дрожь, - вот удача! Опять встретились-да! А вы не помните, что за вами ма-аленький должок.
Ирина хотела истошно закричать, но крик умер внутри нее, так и не родившись, подавленный мощной лапищей с тряпкой, пропитанной хлороформом, который моментально парализовал ее тело, и волю, и разум, и способность к сопротивлению…
* * *
- Но - что? - поинтересовался Тенгиз.
- Во-первых денег у нее нет. Ну - по жизни нет. А ее телеканал раздул шумиху вокруг ее исчезновения, да все свалил на президентскую администрацию, про которую она вроде как готовила передачу. Так что теперь менты и эф-эс-бэшники тормозят любую машину, чуть покрасивше горбатого "запора" и перетряхивают все подвалы в городе.
- Нет, ты погляди на этих дилетантов! - возмутился Тенгиз. - Вы и телку не могли вертануть так, чтобы не поставить на уши весь город. Теперь еще и мокруху на душу брать придется - она ведь не будет держать язык за зубами, так ведь?
- Говорит, что будет… - уклончиво пробормотал Гурам, но видно было, что он и сам не особенно в это верит.
- Так ты думаешь, у нее и впрямь денег нет?
- Она уверяет, что нет. Но говорит, что ее телеканал богатый и с удовольствием заплатит за нее эти вшивые сто баксов - такие суммы они имеют в день на одной рекламе.
- Так ты заломил за нее сто тысяч баксов? - изумился Тенгиз.
- Ну да. А я посчитал так: десять штук Тамазу за ремонт тачки, да еще ребятам за работу и за то, что выследили ее - по штуке, плюс столько же тем, кто ее в багажник сували и охраняли - статья-то за это крутая. Это двадцатка. Ну вот. А оставшиеся семьдесят штук мы с тобой поделим.
- А я-то тут причем? - пожал плечами Тенгиз. - На хрен я вообще вам уссался? Вы дело сделали, денежки раскидали, они ваши - я к ним не примазываюсь. Мне-то что? Мне кружку пива нальете - и за это спасибо.
- Да нет, Тенгиз, - засмущался Гурам, почуяв подвох, - мы же в тобой вроде как…
- Чего?
- Ну, вроде как одна семья…
- А раз семья - то не хрен держать меня тут за бедного родственника! - заорал Тенгиз, схватив его за плечо. - Кто тебе дал право распределять бабки? Старшие? Ты им хоть говорил, что собираешься вертануть девку? Ты посоветовался, какую сумму за ее возвращение требовать? Может, там и миллиона баксов маловато - на два потянет. Кто тебе вообще посоветовал ее похищать? Может, мне хватило бы просто ее прирезать?
- Вот! - Гурам ткнул пальцем в Валико. - Он так нам и сказал: "по ее вине вы пострадали, пусть и отдает деньги".
- Наше дело предложить - ваше дело отказать, - сквозь зубы процедил Валико.
- Нашел что и кому предлагать, - поморщился, Тенгиз, - ты этому ослу предложи за сто рублей родную бабушку зарезать, он и не поморщится. Ну, все, едем! - воскликнул он, увидев выезжающую из ворот терминала "газель".
* * *
Поначалу Тенгиз, еще обиженный на "старших" за выволочку трехнедельной давности, решил не посвящать их в детали своего проекта, и поэтому установку решил пока оборудовать на территории Тамазовского автосервиса. Валико помалкивал, предчувствуя грозу. Тамаз хоть и был полноценным членом семьи, и некогда одним из лучших ее боевиков, давно уже отошел от криминальной деятельности и предпочитал бизнес, хоть и менее прибыльный, но и более спокойный и не угрожающий длительным отдыхом на спкецкурортах республики Коми.
Так и произошло. Увидев Тенгиза, старший Сулаквелидзе выдал ему все что думал о его наполеоновских планах. В автосервисе не было ни сантиметра свободного места. Вот тут должно было начаться строительство, это уже давно расчистили под склад, тут будет подъемник, а тут - яма…
- А в этой яме закопают тебя! - заорал Тенгиз, брызжа слюной. - Если в оборудование, находящееся в этих ящиках, попадет хоть одна капля воды, я тебе отрежу яйца и велю из них приготовить шашлык!
Настроение у него было дурное, он срывал свой гнев на каждом, кто попадался ему под руку. Валико догадывался, почему. Люда уже третий день не подходила к телефону. Вообще-то раньше у Тенгиза просто не было времени позвонить, и было слишком много деловых встреч. Но с тех пор, как у него все вроде бы стало налаживаться, появилось время подумать и о личной жизни, а значит возвратились и мысли о Люде. И мысли невеселые. Она могла не подходить по тысяче самых разных причин. Могла, например, попасть под машину. Или уехать к умирающей матери. Или завести себе хахаля. Любая вновь придуманная причина была хуже предыдущей. Можно было только посочувствовать тому человеку, на котором он решит сорвать свою боль. Этот человек сидел и ждал своей участи на старом водочном складе.