* * *
Для того, чтобы "левая" водка пошла в продажу, ее надо было не только сделать. Ее следовало еще и расцветить акцизными марками, термоколпачками и голографическими этикетками. Никакая полиграфия не в состоянии была сделать фальшивые этикетки так, чтобы их невозможно было отличить от настоящих. Поэтому старый мудрый Вано решил лепить на продукцию своих подпольных заводов этикетки самые настоящие. Для этого достаточно было зарегистрировать лишь одну легальную фирму по торговле водкой и под нее заказывать вполне легальные марки и этикетки. Ну, скажем, примерно еще вдвое больший объем поставлялся из числа запланированных излишков. Однако следовало где-то перегружать левую продукцию, лепить на нее этикетки и марки, перепаковывать коробочки. Для этих целей и служил "старый водочный завод". Однако легальная фирма понемногу набрала столь хорошие обороты, что уже ей самой стала мешать подпольная торговля. И поэтому деятельность его свернули. Сейчас там скучал только старичок-сторож. С недавних пор к нему прибавилось еще двое парней, которые играли в карты в подвале, сидя за столом под одинокой болтавшейся на проводе лампочкой.
При виде вошедших Тенгиза, Гурама и Валико, они повскакали с мест.
- Молодцы, - иронически проскрипел Тенгиз, - так вы и РУОП встречать будете? Где она?
Ирину Надеждину содержали в чулане размером полтора на два метра. Она сидела на узкой койке, прикованная за запястье наручниками.
Она подняла глаза на вошедших и отшатнулась, встретившись взглядом с горящими глазами Тенгиза.
- Ты не знаешь меня? - ядовито осведомился Тенгиз. - Я сын того человека, которого ты на всю страну назвала вором и бандитом.
- Извини, - прошептала Ирина, - наверное, я была неправа. Но я думала, что об этом и так знает вся страна.
И тут же сообразила, что сморозила глупость.
- Нет, ты не женщина - ты - чудовище… - прошептал Тенгиз и потянулся в левую подмышку. Однако ни кобуры ни пистолета там не оказалось, поскольку он этого с собой не брал, а по приезде еще не успел вооружиться. Он протянул руку к Гураму и сказал:
- Дай пушку! Я ее сейчас своими руками…
- Ты ведь руководитель! - воскликнул Валико. - Зачем тебе вешать на себя мокруху? Что у тебя мало проблем без этого?
Подержав в руках пистолет, Тенгиз отдал его Гураму со словами:
- Ты ее сюда приволок, ты от нее и избавляйся.
- А почему я? - удивился тот. - Я, во-первых, ее мочить не подряжался, я хотел с нее деньги получить. На ремонт машины.
- Потому что я так сказал, - жестко бросил Тенгиз.
- Вся эта херня вышла из-за тебя! - возмущенно заорал Гурам, с ненавистью глядя на Валико. - Потому что ты хотел, чтобы твой братец на нас десять штук заработал. Вот сам ее и убивай!
- Ради Бога, хоть сейчас.
- Только не здесь и не сейчас, - вмешался Тенгиз. - Нам еще этот склад пригодится. И вообще, где кушают, там не серют. Ладно, пусть еще посидит, может, на что и сгодится нам.
Вечер 2 апреля, Каширское шоссе
Когда Валико заявился домой, Тамаза еще не было. Нелли кинулась собирать на стол и подогревать еду. Уставший как собака Валико опустился в горячую ванну и замер, блаженствуя. Огромные глаза профессора из под толстых лиз очков, пронзительный и хищный взгляд Серго, расширенные от кокаина зрачки Тенгиза, расширенные от ужаса глаза Ирины - все это закружилось перед ним калейдоскопом, и он едва не заснул в ванной.
Однако спать ему не дали. Нелли вошла в ванную и принесла ему трубку мобильника.
Искоса взглянув на нее, он взял трубку.
- Люду похитили!
Услышав эти два слова, произнесенные Тангизом, Валико сказал именно те слова, каких от него ожидали:
- Сейчас еду.
В ту же ночь в особняке на Рублевке
На этот раз семейство Марагулия собралось в полном составе. Кроме Дато присутствовали еще и двое дядей Тенгиза по матери - Зураб и Реваз, сводный брат покойного Вано - дядя Мамука, правая рука Вано - дядя Автандил, советник по финансовым делам - дядя Теймураз, главный наркодилер Вано - дядя Амиран, ну и глава бригады киллеров - почтенный Анзор Иосифович.
Все они и так были в доме по поводу приезда Тенгиза, который весьма бурно делился своими впечатлениями от поездки. Все одобряли предстоящую операцию с установкой по производство таблеток, один лишь дядя Амиран высказал осторожное опасение, а стоила ли эта установка того, чтобы подписываться за нее под миллионом долларов.
В этот момент запищали пейджеры. Сразу у трех-четырех человек. Все, немало удивившись, достали их и прочли одну и ту же таинственную фразу:
"Очень красивую девушку Люду отдали старому шушинскому верблюду".
- Шушинский - это какой? - удивился Зураб.
- Шуша - это Шуша. А кого у нас зовут "хан шушинский"?
Из-за крошечного высокогорного городка Шуша, что в Нагорном Карабахе, издавна спорили Азербайджан и Армения. Помимо того, что городок этот был прекрасным курортом и славился своим вином, он был родиной ряда величайших азербайджанских поэтов, писателей, певцов и композиторов. Поэтому прозвище "хан шушинский" намертво прилипло к Мирза-аге, едва лишь он начал хоть что-то значить в этом мире. А значил он теперь очень много.
Шушинское происхождение подразумевало свободное владение тремя основными кавказскими языками, а также аварским, лезгинским и чеченским, а значит и взаимопонимание и свободное общение с каждым из членов этих диаспор, невзирая на национальную рознь, которая проявлялась где-то очень далеко от столицы. Никто не понимал, зачем "хану шушинскому" потребовалась еще одна пассия в сераль. Однако все знали, что он с его деньгами мог позволить заказать себе в постель хоть Ладу Дэнс, хоть Бритни Спирс…
- А этот Луда… он чей дэвушка вообще, э? - спросил дядюшка Мираб. - Это Тенгизи девушка, да? А зачэм он взял нашу дэвушку?
- А затем, что он козел шушинский! - заорал Тенгиз, чуть ли не плача от ненависти и ревности.
Сочувственно посмотрев ему вслед, Дато объявил общий сбор "старших" членов семьи.
Все были настроены весьма решительно и все понимали серьезность сложившегося положения. Всем им было глубоко плевать на судьбу девушки, ее эмоции, страдания, как впрочем и на ее нравственный облик. Между собой они ее иначе, как "эта русская блядь" не называли. Однако эта тварь, это человеческое дерьмо, эта "грошовая шлюха" принадлежала Тенгизу, сыну незабвенного Вано, а значит покушение было направлено на самое святое, на подрыв системы распределения сил и влияния в группировке.
- Сегодня он своровал нашу девушку, какой бы бля… она ни была… - разорялся дядя Зураб.
- Зурик! - укоризненно посмотрел на него дядя Дато.
- Нет-э-э-э! Ты не понял! Я говорю "к примеру". Допустим, пусть она даже "такая", но она ведь - наша! Она девушка Тенгиза, а значит это - запрет для всех в мире даже глядеть на нее, не то что свою вонючую шушинскую пасть разевать.
- Все знают, что я эту девушку не любила, - сказала Рена. - Но это оказалась единственная из подружек Тенгиза, которая решила пойти на похороны его отца. Это тоже что-то значит.
- Формально он где-то прав, - проскрипел дядя Автандил, - Тенгиз же ему должен э-э-э-э… некоторую сумму.
- Если я ему должен, пусть наезжает по понятиям! - воскликнул Тенгиз. - Пускай забивает стрелку и вызывает свою братву без базара. Что мы его пацанам на базар ответить не сможем?
- То, что сделал Мирза-ага, по всем закона моря называется беспределом, - авторитетно заверил тучный Дато.
- Если сейчас ему это спустить, - сказала мама Рена, - то завтра он отберет нашу гостиницу, потом оттяпает универсам и наконец заберет ипподром!
При последнем слове все возроптали. Ипподром был любимым детищем Вано, и он в последние годы прилагал огромные усилия, чтобы как-то раскрутить его. За ипподром полегли лучшие джигиты клана Марагулия, отбивая его у тюменской братвы. Ипподром для клана Марагулия стал Сталинградом, после чего прибрать к рукам весь остальной город стало уже делом времени. Вспоминать ипподром в таких обстоятельствах было сравнимо с американским кличем "Помни Аламо!" Разумеется, дерзкого следовало немедленно окоротить, поскольку его поступок граничил не только с неуважением к дому Марагулия, но и с элементарным презрением к заветам "старших". Даже если бы Мирза-ага сегодня же вернул бы девушку с извинениями, ему было бы не избежать наказания. Но он никого и ничего возвращать не собирался.
- Вчера к нам приехал человек из Ростова, - устало сказала Рена. - Рассказал о смерти нашего дорогого Гиви. В морге у нашего мальчика нашли вот эту фотографию. Это человек, который заказал, чтобы у нас отняли грузовик. Во всяком случае, именно он должен был оплатить его доставку.
Фотография пошла по рукам. И взгляд каждого, кто держал ее в руках, изливал свою порцию ненависти и проклятий на безволосое морщинистое лицо.
* * *
Это была девушка-персик, настолько же юная, насколько и порочная. Похищение она восприняла как еще один вираж в своей богатой приключениями жизни.
- Послушай, дедок, а чего ты меня похитил, - захихикала она, едва оказавшись в "линкольне". - У тебя че на меня, запало, да? У тебя на меня эрекция, да? Слушай, я тащусь на мужиков с эрекцией. Идешь так по жизни, никого не трогаешь, примус починяешь, глядь, а у он к тебе начинает приставать, знакомиться, всякую фигню пороть, это, видите ли, потому что у него на тебя - бабах! - эрекция, это если по-научному. А грубо по-русски говоря - стоит.
- Э-да! Балаболка! - возмутился Мирза-ага. - Ты заткнешься когда-нибудь?
Он вообще-то был человеком без комплексов, но между ним и его охранниками, которые сидели рядом, одни с ним, другой - с сидящей напротив с Людой, разделенные мягким плюшевым барьерчиком - между ним и всеми его подчиненными, слугами, женами, детьми, словом, всем остальным миром существовала некая незримая грань, стена, преодолеть которую не в силах был никто. Даже перед сильными мира сего, перед тем же Дубовицким, который регулярно получал свою мзду за рынки, Мирза-ага не лебезил, но держал себя по меньшей мере на равных, как президент сопредельного, крошечного, но все-таки независимого государства.
И в этой роскошной десятиметровой машине на месте Люды перебывало предостаточно дам света и полусвета, певицы и кинозвезды, звезды эстрады и балета, актрисы и поэтессы, бизнес-вуман и просто шлюхи. Но ни одна из них не вела себя столь - нет, не нагло, наглость у многих женщин органично сочетается с красотой, - а органично и естественно, словно все в этом мире, как и этот "линкольн" было создано специально для нее и лишь для того, чтобы служить к ее удовольствию.
- Слушай, Азик, а ты будешь меня поить шампанским? - спросила она с деликатностью лисы, обнюхивающей цыпленка.
Мирза-ага сделал знак, Рустам полез во вделанный в сиденье бар и достал бутылку "Асти Мондоро".
- Фи, итальянское! Экономишь на французском, да? - оживилась девушка. - Ну-ну, пои меня своей шипучкой, может, я большего и не стою. Хотя нет, наверно, стою раз у твоих парней на меня так стоит. - Она откровенно взглянула на Чингиза, который под сверлящим взором шефа от смущения не знал куда деться. Да и у какого нормального двадцатипятилетнего парня не встало бы при виде таких крутых, столь откровенно оголенных микроюбкой бедер и таких остреньких, чуть ли не в лицо ему глядящих коленок. Мирза-ага скосил глаза на его штаны и убедился что девушка была совершенно права.
- Пересядь, - коротко бросил он и взял телефонную трубку, соединяющуюю его с шофером.
"Таункар" плавно причалил к тротуару, и молодой человек перебрался поближе к шоферу.
* * *
Заказывая себе загородный особняк, Мирза-ага потребовал, чтобы это было "круто, как дворец ширваншахов и вместе с тем модерново, как отель Редиссон". Погрузившись на время в изучение истории ширванских шахов, архитектор выдал наконец дворец в мавританском стиле, где купола были крыты металлочерепицей, на стенах, покрытых глазурованной итальянской плиткой, красовались финские стеклопакеты, а во внутреннем интерьере шведские раздвижные двери соседствовали с натяжными французскими потолками и испанской мебелью.
У Люды, когда она шествовала по этой помеси офиса с резиденций, создалось впечатление, что тут было собрано в кучу слишком уж много всего: мебель, картины, безделушки, коллекции фарфора и ковры. Словно оказался внутри комиссионки по продаже мебели и антиквариата.
Конечно производил впечатление роскошный сад, в котором прохаживались павлины и фазаны, и негры в тюрбанах и шелковых шальварах, которые у Мирзы-ага служили камердинерами. Сказав несколько слов своим охранникам, хозяин дома удалился.
Ее проводили в дальнюю часть дома, которую с основной соединяла одна-единственная стальная дверь с кодовым замком. Возле нее уныло слонялся парень, под мышкой у которого явственно читалась рукоять пистолета.
При открывании двери сработала сирена и зажглась красная лампочка. Люда вошла внутрь и неожиданно оказалась в куда более уютной обстановке. Много ковров, мягкой мебели, сквозь стеклянную крышу проникал приглушенный фильтром дневной свет. В центре обширной залы бил фонтан.
К ней подбежали двое детей: мальчик и девочка лет четырех-пяти.
- Тетя-тетя, вы к кому пришли? Вы новая папина жена? - наперебой закричали они.
- Лала! Эльмарчик! Идите сюда. - К ним тяжелой походкой подошла молодая и очень полная женщина в халате и с полотенцем в руках. - Здравствуйте, а вы к кому? - спросила она Люду.
- Ей-Богу, не знаю, - честно призналась та. - Я себе спокойно купалась в бассейне, вдруг меня окружили какие-то азики и повели в машину.
- Азики? - не поняла толстушка. - Ты имеешь в виду: Азэр и его брат?
- Я не знаю, как его зовут, этого морщинистого дядьку с лысой мордой. Но он-то и был среди них главный.
- Нушаба! - крикнула женщина из помещения, где слышался шум воды и доносились вкусные запахи. - Там кто пришел?
- Иди познакомься, - крикнула в ответ толстушка. - Нашему ослу опять вожжа под хвост попала!
Из кухни вышла дама лет тридцати, столь же полная и выглядящая лет на пятьдесят. Оценивающе взглянув на Люду, она с возмущением воскликнула:
- Надо же! Клянусь, когда мои мама с папой приедут, я им все расскажу. Посмотришь, что мой отец с этим Мирзушкой сделает! Как можно своих кехпя на женскую половину сплавлять. У нас же дети. Где ты их подцепил, там ты их и трахай, сволочь!
Она яростно заколотила обеими кулаками в стальную дверь и заорала как резанная свинья. Открывшему ей охраннику дама выдала тираду столь повышенной интенсивности, из которой, правда, Люда не поняла ни словечка, что тот только и мог что оторопело взирать то на нее, то на Люду. Неожиданно зала наполнилась женщинами. Здесь содержалось их человек пятнадцать, все как одна молодые и довольно хорошенькие, две негритянки, одна кореянка. В их веселую компанию легкую дозу дегтя добавляли две старухи, одна сгорбленная впополам, другая - бодренькая и с веником. И все они заговорили одновременно, часть из них орали на охранника, другие оживленно беседовали между собой и обсуждали Люду. Детишки запрыгали вокруг нее. Люда заметила, что охранник во все глаза смотрел на одну из молодых женщин. Та отвечала ему весьма пылким взглядом, затем чмокнула кончик указательного пальца и помахала им в сторону молодого человека. Тот зарделся как маков цвет. Тем временем, к нему присоединился мужчина лет сорока с большим пузом и в белой рубашке с засученными рукавами и почему-то в галстуке. Послушав галдение женщин в течение минуты, он в свою очередь заорал на них и захлопнул дверь.
- Нет-э, на этого идиота посмотрите! - продолжала возмущаться женщина. - Сколько можно сюда своих шалав возить!
- Ой, блин, Бенька, можно подумать, шо он тебе сюды не так привез! - закричала девушка с толстой черной косой, обмотанной вокруг головы. Акцент явно выдавал уроженку Херсонщины.
- Нет, не так! - гневно возразила та, кого она назвала Бенькой. - Я его законный жена. И я тебе не Бенка, а Бэновша-ханум, так меня и называй, если не хочешь, чтобы тебя базарным охранщикам отдали.
- Ты мне этим с утра грозишь, по-моему, ты сама только об этом и мечтаешь! Привет, давай знакомиться, меня Наталкой зовут, - сказала Люде украинка. - Так ты русская или откуда?
Наталка была одной из десяти полуофициальных наложниц Мирза-аги в дополнение к его официальным четырем женам: Нушабе, Бэновше, Зумруд и Фатиме. Нушаба и Зумруд проявили к судьбе Люды самое живое участие. Зумруд быда дочкой дипломата и до замужества была аспирантом кафедры английской литературы при университете, объездила пол-мира и жутко тосковала в этом серале, она же переводила подружкам фильмы, которые шли по спутниковому телевидению. Фатима была журналисткой и часто писала стихи и читала их вслух. Нушаба, тоже дипломированный педагог, воспитывала детей, своих и чужих. Мирза-ага, чье образование застопорилось на втором классе, любил дипломированных и ученых женщин.
- А эта ваша Бенька - исключение? - поинтересовалась Люда.
При этих словах жены и наложницы Мирза-аги расхохотались. Оказалось, что эта раздавшаяся вширь крикливая матрона до тех пор, пока не погрязла на кухне, была певицей и выпускницей консерватории по классу вокала. К сожалению она оказалась бесплодной, и поэтому заняла место старшей, но нелюбимой жены. Та, от которой у него были старшие дети умерла в прошлом году. Оказалось, что она попыталась сбежать. И ее затравили собаками. Сейчас в роли любимой выступала Нушаба, несколько лет назад принесшая двойню. В том году родила Фатима - очень хилого мальчика. В остальном же жизнь в серале была хоть и сытной, но скучной.
3 апреля, Москва, особняк на Симферопольском шоссе
Поутру, когда дворец просыпался, он наполнялся звуками кухни: стуком ножей о доску, блеянием очередного готовящегося к закланию барашка, шумом воды, когда в гараже мыли машины. Мирза-ага, проснувшись, мерял себе давление, скудно завтракал, плескался в теплой ванне и к девяти утра спускался на пульт управления, где уже вовсю кипела работа. Персонал привозили на рейсовом автобусе из пригорода столицы.
Старший менеджер подавал ему листы с отчетами по каждому рынку. Приход и расход, накладные расходы, происшествия… Если на каком-то рынке процент происшествий вдруг начинал возрастать, то в этом явно виднелись происки конкурентов, и тогда за дело бралась суровая и беспощадная служба безопасности.